Облепиховое варенье

Бывают люди, которые влекут так сильно, что с этим ничего нельзя поделать. Остаётся только внимать им и «погибать». Болотов всегда знал, что ввиду своей душевной натуры может крепко привязаться к кому-то. Только этот «кто-то» должен быть необыкновенным. Тем, кто влечёт и толкает на погибель. Это случилось, когда Вадиму было тридцать три. Он просто потерял голову и забыл самого себя, отдавшись какому-то больному чувству. Его звали Сергеем. Он был божественно красив, циничен и обаятелен. Болотов никогда не любил циников, но в этот раз что-то пошло не так. На дворе стоял восемьдесят девятый год. Сергей имел хорошие деньги, делал бизнес и метался между семьёй и своим любовником. Иногда Герченов пропадал, оставляя Вадима гореть от ревности и терзаться. Всё закончилось спустя четыре месяца обрывистой связи. Герченов улетел в Ригу, а вернулся оттуда совершенно чужим человеком, не желающим разговаривать с Вадимом. Болотов преследовал его и в конечном счёте разговор состоялся. — Я не люблю тебя! И не любил никогда! Ну, какого чёрта ты привязался ко мне?! Видеть тебя тошно! — вспылив, заорал Сергей на всю улицу. Повисла тяжёлая тишина. Друзья и коллеги Сергея, двигающиеся к подъезду его дома, остановились и с удивлением обернулись. Но Вадим ничего не замечал. С болью глядя в любимые карие глаза, он кусал губы и старался унять острую душевную боль. Когда тот, без кого ты не видишь своего «завтра», говорит, что не любит тебя — это страшно. Сергей нервно отвернулся и пошёл прочь. Сделав несколько шагов, он обернулся и приоткрыл рот, из которого вылетело облачко пара. Вадим сглотнул и моргнул, выходя из оцепенения. Быстро закивав, он отступил назад, после чего заторможенно развернулся и пошёл прочь. Всю дорогу он наблюдал за ночным городом, мнимо сверкающим уличными фонарями. Синь смешивалась с золотистым светом, слепя. Красиво. Спустя некоторое время машина остановилась около небольшого, но ухоженного домика из белого кирпича. Расплатившись с таксистом, Болотов прошёл к воротам и остановился. Казалось, он не решается войти, но на самом деле он просто был погружён в воспоминания. Всё же Вадим прошёл в дом и устало опустился на зелёный диван, находящийся в прихожей. Всё вернулось в начальную точку. Он сидел долго, не меньше получаса. Вспоминая всю свою жизнь, мужчина понимал, что не хочет для себя никакого будущего. Всё, хватит. Это всё слишком больно и тяжело. Значит, выход только один. Он опустился в ванну с водой прямо в брюках, предварительно стянув плащ и рубашку. В руке блеснуло лезвие. Тяжело дыша от волнения, Вадим принялся водить бритвой вдоль вен на левой руке. Алая жидкость потекла в воду, делая её чересчур яркой. К горлу подкатила тошнота, дышать становилось всё тяжелее. Болотов хватал ртом воздух, будто проваливаясь куда-то. Умирать было не страшно. Разве что, немного больно. Но эта боль была физической и она искореняла более страшную и едкую — душевную.

***

— Что ты наделал?! — это было первое, что услышал Вадим, открыв глаза. Голова раскалывалась. Тошнота сдавливала изнутри все органы. Хотелось завыть. На душе царила такая чёрная тревога, смешивающаяся с отчаянием, что мужчина искренне пожалел, что остался жив. Он лежал на своей кровати. Рядом сидел его перепуганный брат Мирон. — Давай не будем об этом, — прохрипел Болотов. — Скажи «спасибо», что я учился на медика, — нервно ответил Мирон и прищурился, рассматривая повязку за запястье брата. — Всё, решено. Поедешь со мной. Тебе нужно развеяться. К тому же на юбилей деда приедут почти все. — Господи, нет, — поморщился Болотов, помотав головой. — Не хочу. — Одного я тебя не оставлю. Хватит. Оклемаешься, а через пару дней поедем. — Я забыл про юбилей, — с трудом улыбнувшись, Вадим прикрыл глаза. — Но приехать ты обязан. Дурак же ты, брат, — поправив одеяло на Вадике, Мирон встал и прошёл на кухню. — Поспи немного. Посмотрю, что у тебя есть из продуктов. Болотов почти сразу погрузился в тяжёлый сон без сновидений.