Облепиховое варенье

Дом Болотовых находился в живописнейшем подмосковном дачном посёлке. Вадим всегда с большой теплотой вспоминал те долгие летние вечера, пропахшие кострами и сиренью, когда они с Мироном и Тимофеем играли в различные игры на берегу большого грустного пруда, находящегося неподалёку от их дома. Потрясающее двухэтажное строение являлось олицетворением уюта и какой-то чисто осенней красоты. На веранде частенько устраивались большие чаепития. За столом собиралась вся семья. Ели бабушкин малиновый пирог и пили байховый чай с нежными нотками мяты. А осенью на веранду слетались жёлтые хрустящие листья, напоминая старинные письма. Тогда Вадим подолгу сидел в кресле-качалке на веранде и сочинял стихи. Детство, пропитанное романтизмом и чем-то неуловимо прекрасным, сделало из Вадима человека впечатлительного. Но он ни за что бы не выбросил ни одного дня из тех лет. Всё, что с ним было, — было ЕГО. И, разумеется, Болотов не предполагал, что сердце защемит страшной ностальгией, стоит им с Мироном сойти на станции и двинуться в сторону дома по узкой дорожке. Солнце кротко и рассеянно скользило между стволов деревьев, касаясь щёк. Под ногами хрустела листва, посеребрённая инеем. Когда впереди на возвышенности замелькал бело-коричневый дом, к которому вела белоснежная деревянная лестница, Вадим остановился и закрыл глаза подрагивающей ладонью. — Ты чего? — испуганно спросил Мирон, подходя к брату и сжимая его плечо. Вадим судорожно выдохнул и замотал головой. Через секунду убрал руку и проморгался. Кажется, после попытки суицида он стал слишком сентиментальным… — Идём. Всё хорошо, — шепнул он и потёр покрасневшие глаза. Спустя несколько мгновений братья поднялись на веранду. У Вадима всё внутри перевернулось, стоило деревянным половицам заскрипеть. В кресле-качалке, всё так же стоящей в углу веранды, дремал Борис Болотов. — Отец? Пап? — опустив спортивную сумку на пол, Мирон подошёл к отцу и слегка сжал его плечо. Пожилой мужчина зашевелил седыми усами, а в следующую секунду открыл глаза. Сперва он увидел Мирона, затем Вадима. Встрепенувшись, встал с кресла, из-за чего на пол рухнула книга в добротной бордовой обложке. Заключив Вадика в объятия, он счастливо улыбнулся, прижимая сына к груди: — Что ж ты так давно не приезжал? Вот мать-то обрадуется! Что бледный такой? Ты не заболел? — Привет, пап, — слегка улыбнулся Вадим, обнимая Бориса. — Дел было много. Нет, не болею, всё отлично. Сами как? — Да ничего! Хоть и есть новости! — всё ещё простодушно и радостно улыбаясь, Борис отступил от сына и не без гордости рассмотрел его со всех сторон. — За обедом всё расскажу! Мать сегодня харчо делает! Идёмте в дом! Мирон, с тихой радостью наблюдая за общением отца и брата, поднял свою сумку и вошёл в дом. Вадим и Борис прошли следом. Последний раз Болотов был здесь больше года назад. Надо же, ничего не изменилось… Всё столько же мелких вещей и предметов интерьера из дореволюционной и советской России, создающие атмосферу в стиле «ретро». Вадим невольно улыбнулся, заметив старый патефон, стоящий на подоконнике гостиной, которая вытекала из прихожей. Тёмно-синие, багровые и насыщенно-коричневые цвета придавали помещению глубокое умиротворение и уют. С кухни струились неописуемо чудесные ароматы. Стоило Вадиму ступить на её порог, как Арина Владимировна, достающая тарелки из винтажного кухонного шкафчика, ахнула и замерла. Чуть не уронив посуду, женщина поставила её на разделочный стол и бросилась к сыну. Обняв его, на миг приникла щекой к его груди. — Мне не зря сегодня приснился замечательный сон! Знала, что Вадим приедет! Сыночек, — с упоением произнесла эта невысокая, совсем некрасивая женщина, блестя тёмно-зелёными глазами. — Мать, накладывай суп! Мы все ужасно голодные, — бодро заявил Борис и тут же тихо рассмеялся. — Мальчики, руки мыть! Живо! Когда Вадим двинулся в сторону ванной, Мирон чмокнул мать в щёку и приобнял. После пошёл за братом. Через несколько мгновений они вернулись и уселись за стол, на котором уже стояла тарелка с нарезанными овощами и яркой, свежей зеленью. Арина с рвением наполняла глубокие бежевые тарелки супом харчо и расставляла на столе, не переставая счастливо улыбаться. Вадим жил в Ленинграде, достаточно далеко, по её мнению. Потому женщине было очень приятно, когда в доме собиралась вся семья. Чем больше гостей, тем лучше. Это напоминало ей о тех временах, когда в доме жили не только они с Борисом, но и маленькие сыновья. — Суп просто великолепен, — пробуя обед, проговорил Мирон. — Да, очень вкусно, — кивнул Вадим, начиная трапезу. Какое-то время все молча ели, весело переглядываясь. А потом Борис заговорил: — Как быстро время летит. Вот мне уже и семьдесят… Казалось, только вчера двадцать стукнуло. Вадим, как там дела-то, в Ленинграде? Последний раз я там был двадцать шесть лет назад. — Там туманно и зыбко, — вытерев губы салфеткой, отозвался Вадим, — здесь-то солнечно, хорошо… — Климат питерский на любителя, конечно. Я в юности жила два года в Ленинграде. Всё время ноги ныли и горло болело… — Арина произнесла это так, словно никогда ранее не говорила об этом, хотя на самом деле часто вспоминала свою петербургскую жизнь, стоило Вадиму начать рассказывать о Ленинграде. — Мирон уже похвастался успехами? — отправляя в рот ложку с харчо, поинтересовался Борис. — Нет ещё, — приложив кусок хлеба к губам, ответил Мирон и поглядел на брата. — Сейчас из меня сделают героя года, готовься… — Мироша теперь фермерством занимается. Его огурчики и помидорчики пользуются большой популярностью. Ездит по соседним городам, договаривается, продаёт… — с энтузиазмом и гордостью произнесла Арина. — Круто. Ты всё ещё живёшь на той стороне пруда? — склонив голову набок, Вадим доел суп. — Да. Неподалёку живу, куда деваться. — Хорошо удаётся заработать? — Вполне. На жизнь хватает, — Мирон рассмеялся, подмигнув брату. В гостиной раздались шаги и через мгновение на пороге появился мужчина с короткими каштановыми волосами, стоящими торчком. На худых щеках алел румянец. Все сидящей за столом замерли. С лица Бориса медленно сползла улыбка. — Тимофей? — удивлённо произнесла Арина, опуская ложку в суп.