А что если?

На третий день, после ленча, нас начинают вызывать на индивидуальные показы к распорядителям Игр. Дистрикт за дистриктом, сначала девушку, потом юношу. Как обычно, Дистрикт-12 последний. Мы торчим в столовой, не зная, куда еще податься. Те, кто уходят, обратно не возвращаются. Комната постепенно пустеет, и необходимость играть на публику отпадает. Когда вызывают Руту, мы с Катнисс остаемся одни и сидим молча, пока не приходит ее очередь. Она встает. — Помни, что Хеймитч советовал выложиться по полной, — попытался неловко я взбодрить ее. — Спасибо. Так и сделаю. Ни пуха тебе. Через пятнадцать минут вызывают меня. Когда я вошел в комнату, то понял, что ничего хорошего меня не ждет. Распорядители уже очень долго сидели тут и больше заняты выпивкой, трапезой и распеванием настольных песен, нежели наблюдением за тем что показывает трибут. «Надеюсь, что Катнисс смогла привлечь к себе их внимание», — прошла мысль в голове и прошла так же быстро, как и появилась. Мне сейчас самому надо не облажаться, чтобы увеличить мои, а соответственно и шансы Катнисс, на успех. Я направляюсь к секции стрельбы из лука. Вот они, долгожданные! Все эти дни у меня прямо руки чесались до них добраться. Луки из дерева, пластика, металла и еще из каких-то незнакомых мне материалов. Стрелы с безупречно ровным оперением. Я выбираю лук и набрасываю на плечо подходящий колчан со стрелами. Выбор мишеней невелик: обычные круглые и силуэты людей. Я иду в центр зала и выбираю первую цель — манекен для метания ножей. Еще натягивая тетиву, я понимаю: что-то не так. Тетива туже, чем та, которой я пользовался дома, а стрела жестче. Я промахиваюсь на несколько дюймов, и теперь на меня уж точно никто и не взглянет. И я пустился в панику: «Черт! Черт! Черт! Нужно быстро исправиться». Но, собрав всю волю в кулак, я начинаю отправлять стрелы одну за другой прямо в цель. Я поворачиваюсь к распорядителям, ожидая их реакции. Некоторые одобрительно кивают, но большинство увлечены жареным поросенком, только что поданным на стол. Меня охватывает ярость. От этого, возможно, зависит моя жизнь, и Катнисс тоже, если подумать, а им и дела нет. Поросенок куда важнее! Сердце колотится в груди, щеки пылают. Не думая, выхватываю стрелу и посылаю ее в сторону стола. Раздаются вскрики, и едоки шарахаются в стороны. Стрела пронзает яблоко во рту поросенка и пришпиливает его к стене. Все таращатся на меня, не веря глазам. — Спасибо за внимание, — говорю я с поклоном и, не дожидаясь разрешения, иду к выходу. По пути к выходу из комнаты бросаю лук на пол и просто выбегаю из нее как ошпаренный под удивленные взгляды безгласых. Когда вхожу в комнату, то даю эмоциям выход наружу. Что же теперь будет? Меня арестуют, а родных казнят? Что будет с мамой и Прим? Хеймич и Эффи пытаются войти в комнату, но я их просто посылаю, мне нужно время для того, чтобы прийти в себя. Они вряд ли избавятся от меня сейчас, потому что трубно будет заменить трибута за несколько дней до начала игр. Но это не значит, что они не поставят мне очень низкую оценку. Самый высокий балл в играх это двенадцать, но его никто еще не получал и заслужить почти нереально, я и не надеялся на такую оценку, но если мне дадут один-два балла, то это будет полным провалом. Впрочем, это так же еще не означает, что у меня не будет вообще шансов что-то сделать, потому что несколько лет назад один парень, которому дали три балла, победил в играх. Дело в спонсорах, которые во время игр дают деньги менторам, спонсируя трибутов. На эти деньги менторы покупают и посылают трибутам вещи первой необходимости, еду, лекарства, оружие. Через час, все таки придя в себя, я спускаюсь на ужин, где собрались уже все, включая стилистов. После того как все присели, Хеймитч спрашивает: — Скажите, как вы преуспели на показах? Надеюсь, не провалились с треском. Катнисс отвечает немедленно: — Когда я вошла, там все были заняты трапезой, пели настольные песни, им не было дела до меня. Хотя, когда я начала поднимать тяжести и бросать их туда-сюда, то некоторые повернулись ко мне и одобрительно кивали головами. У меня отлегло от сердца. Может я и облажался по полной, но она, видимо, смогла зацепить их внимание, да еще и расположить некоторых к себе. Я был так рад, что даже ненадолго забыл, как сам поставил своими идиотскими действиями крест на себе же. Но воспоминания о моем провале снова омрачили мои мысли и видимо выражение моего лица тоже, поэтому Хеймитч спрашивает с встревоженным видом: — А как у тебя все прошло, хмурый ты наш? — Я пустил стрелу в распорядителей, — отвечаю я со вздохом. — Что сделал! — от неожиданности вскрикивает Эффи. — Ну, простите меня! Когда я вошел, все было так, как сказала Катнисс. Они были заняты выпивкой и едой, и не обращали на меня внимания, даже когда я поразил все цели. Тогда у меня сорвало крышу, и я выстрелил в их сторону. Точнее в сторону жаренного поросенка, и выбил яблоко из его рта, — срываюсь я на бедную Эффи, —Теперь меня арестуют? — Вряд ли, они не захотят распространяться об инциденте, скорее всего сделают арену адом для тебя, — отвечает хмурый Хеймитч. — Ну, они и так делают арену адовой, — говорит Катнисс, успокоив нас и приподняв настроение своей своевременной шуткой. — А как они выглядели после этого? — спрашивает Хеймитч, когда мы успокаиваемся. — Ошарашенными, испуганными. Некоторые смешными. — Перед глазами у меня возникает картина. — Один мужчина сел в чашу с пуншем. Все начинают хохотать над этим, кроме Эффи, которая безуспешно пытается не смеяться — Так им и надо. Смотреть на вас — это их работа. То, что вы из Дистрикта-12, еще не причина отлынивать от обязанностей. — Она озирается, будто сказала что-то из ряда вон выходящее, - Может я слишком резка, но таково мое мнение, —добавляет она, не обращаясь ни к кому в отдельности. После обеда идем в гостиную смотреть объявление результатов. Сначала показывают фотографию трибута, через пару секунд внизу экрана — его балл. Профи, как следовало ожидать, получают от восьми до десяти. Большинство других — около пяти. Маленькую Руту неожиданно оценивают на семерку. Интересно, чем ей так удалось поразить судей? Хотя при ее крохотных размерах что угодно покажется невероятным. Дистрикт-12, разумеется, последний. Катнисс, неожиданно, получает девять баллов! Девять! Видимо тех, кто одобрил ее, было больше одного человека, и это радует, ведь ее шансы резко возросли. Все одобрительно кивают ей и говорят слова похвалы. После нее показывают мое лицо и оценку одиннадцать! Одиннадцать! — Тут какая то ошибка, — говорю я, — Как такое возможно? — Видимо им нравиться твой пыл, — отвечает Хеймитч. — Все поднимаем бокалы за Огненного Пита, — чуть ли не кричит Порция, поднимая бокал. Радости были полные штаны, за себя и особенно за Катнисс. С такими оценками нас будут спонсировать больше людей, и мои шансы отправить ее домой теперь вполне реалистичны и не выглядят как что-то за гранью возможного. Странно то, что, когда мы с ней поздравляли друг друга, у нее в глазах читалась та же радость и какая-то целеустремленность. Я поймал себя на мысли, что у нее есть свой план и что она не сдастся до начала игр. Это меня не могло не радовать. Я уже свыкся с теплыми чувствами к ней, но это, наверное, из-за безмерной благодарности ей, её доброй натуры и большого сердца, которое спасло меня и Прим, и не однажды. Когда я вернулся в свою комнату, то уснул сразу после того, как плюхнулся в кровать. В этом нет ничего удивительного, учитывая эмоциональность дня. Проснулся рано утром, потому что всегда рано вставал для охоты, это стало привычкой Я принял душ и, одевшись, спустился внизу, где и встретил Хеймитча. Когда мы закончили с обедом, он начал говорить: — Ты знаешь, что сегодня мы должны вас подготовить к завтрашним интервью? — Да, а что такое? — Просто у нас изменились планы и стратегия, — добавил он. — И как же? — в последнее время было так много указаний, что у меня в голове все перемешалось. — Катнисс попросила тренировать ее отдельно, — сказал он, выбив почву из-под моих ног. Это означало, что я провалился и не смог ее расположить к себе, что сильно усложняло мое дело на арене.