Бурбон и ошибки молодости

Грохот удаляющегося поезда все еще стоял в ушах у Гэмбла, но все звуки перебивал крик боли Стрита. Он держался за руку, а точнее за культю правой руки. А сама кисть осталась лежать на путях. Зрелище не для слабонервных, но Гэмбл расценил это как помощь свыше: иначе на этих самых путях могла лежать его голова. Он сделал шаг назад, другой, обернулся посмотреть на просвет между двумя путями, а потом снова повернулся к скорчившейся на земле фигуре. Из обрубка хлестала кровь, Джимми, как мог, пытался ее остановить, но толку от его слабых попыток не было никакого. Гэмбл прислушался, вокруг все еще гремели только поезда, никаких сирен, вертолетов и прочего. Значит, еще не спохватились. – Гребанный ты придурок, братишка, – зло выругался он под нос и в несколько больших шагов подлетел к бывшему напарнику, – ведь сдохнешь сейчас. Стрит хрипел, бледный от потери крови, покрывшийся испариной. Баюкал, прижав к груди, обрубок и, кажется, уже плохо понимал, что происходит вокруг. Брайан оттащил его от рельсов, вынул из нагрудного кармана упаковку с антисептической повязкой, перевязал рану. Выдернул свой шнур от наушника и крепко обмотал культю поверх ткани, игнорируя скулящие протесты. Лицо Стрита побелело еще больше, синеющие губы в темноте выглядели совсем черными. И не только от крови. Скажи ему кто еще пять минут назад, что он кинется помогать Джимми, Гэмбл бы не поверил. И что-то подсказывало ему: Джимми-то как раз, ни секунды не колеблясь, толкнул бы его под поезд. Но поздно менять решение. Тем более что рану он худо-бедно закрыл, и повязка потихоньку начала пропитываться кровью. – Ненавижу тебя, придурок, – толкнул он коленом в бок Стрита. Тот простонал что-то нечленораздельное, и вдруг совершенно ясным взглядом посмотрел на Брайана. – Что?! – тут же ощетинился Гэмбл. – Пять лет, – тихо произнес Стрит. Гэмбл поднялся на ноги, не отрывая от него колючего взгляда. – Пять лет вместе, – Джим говорил с трудом, еле ворочая языком, но глаза его все еще оставались ясными, – пять лет вместе, и все закончится вот так? Гэмбл сплюнул в сторону, сходил до кровавой лужи на путях и, подобрав отсеченную кисть, швырнул ее в друга. – Тебе теперь в спецназ путь закрыт. А сам я наручники надевать и делать из тебя героя не собираюсь. Хочешь со мной, пошли, а нет – мне плевать. Решай сам. Стрит смотрел, как от проезжающего мимо поезда ярче разгорается фигура Брайана. Но свет этот был далеко не спасением. Брайан был прав, без правой руки путь ему в спецназовцы был заказан, но последнее дело, его последнее дело было еще далеко от завершения. На целых три метра, что стоял от него Гэмбл. – Я поймаю тебя, – произнес Стрит, стараясь четко и громко выговаривать слова, перед глазами поплыл туман. – Я поймаю тебя, и засажу за решетку. – Так ты хочешь закончить наши, – Гэмбл запнулся, – нашу дружбу? – Ты ее закончил еще тогда, в раздевалке. – Нет. Не я. Ты. Немногим раньше, – он растер по пальцам чужую кровь. – Не хочешь идти со мной – плевать. Хочешь гоняться – на здоровье. Только результат всегда будет один. Стрит рассмеялся и тут же застонал от боли. Когда-нибудь он расскажет другу правду о том, что произошло тогда в кабинете Фуллера. Когда-нибудь, но не сейчас, не в таком жалком виде. – Беги, – Стрит с трудом сел, переживая оглушающее головокружение, – мне не составит труда тебя найти. Никто не знает тебя лучше, чем я. Гэмбл вытер руку о жилет. – Это мы еще посмотрим, – произнес он напоследок и, не оглядываясь, побежал через пути к начавшему движение товарному составу. – Посмотрим, – эхом повторил Стрит. – Посмотрим.