У каждого есть секреты

      Я был вне себя от злости. Как он посмел его взять? Откуда у него желание копаться в закромах сознания Эдди? Почему он не смотрит на него как на больного? Он ведь прочитал… Нет, надо все прояснить, не мог же он сам его отыскать, а значит здесь он бывал раньше или ему кто-то сказал где он. Но такого быть не может, никто не знал о нем, но… Ричи постоянно говорил раньше о его дневнике, значит всё-таки знал… Подождите, это ведь он сам посоветовал ему два года назад заводить дневники, чтобы было кому выговориться, а теперь это обернулось против Эдди. Дурак-Эдди, как я мог так облажаться? Меня так долго не было или как так быстро он прочитал его? Так много вопросов и так мало ответов. Злость во мне начала набирать обороты. Злость на себя, на него, на этот чертов дневник и злость на весь мир в целом. — Ты…ты… — Тише, Эдди, успокойся и не делай резких движений, просто выслушай. — Не хочу я ничего слушать, проваливай! — Я просто… — Что «я просто», что? Я ничего не хочу слушать, блять! Думаешь, у меня нет глаз или я ослеп пока ходил в ванну? Нет! Вот же ж блядство! Я ничего не хочу слушать, понятно тебе? Ты просто ворвался в моё личное пространство и объяснений этому нет! У человека должны быть хоть какие-то секреты, которых не должен знать никто! А ты нарушил его, а теперь убирайся! — моему тону могли бы позавидовать некоторые люди, он был: яростным, презрительным, а взляд выражал глубокое разочарование. Но в этом есть и его вина, если бы он не рылся в моих вещах ничего бы не было. Мои щеки бы сейчас не пылали от злости, а он не стоял бы и не понимал, что же тут происходит и почему же я так недоволен. — Я…я не думал… — А о чем ты думал? — Я хотел узнать, что у тебя в душе твориться и почему ты так на все так реагируешь. Был бы ты хоть куклусклановцем я бы тебя любил. Повторяю еще раз таким какой ты есть, понял? Все мы странные, Эдс, возможно даже я. Хотя, нет, не возможно, а точно.       Он хоть понимаешь, что морозит? Будь это что-то незначительное как, например: «О, я думаю, что я-гей. Просто обожаю долбиться с другими мужиками», — то я бы не беспокоился так. Если это сказать моей маме, то она сдаст меня врачам, а если подойти к незнакомому человеку и это сказать с радостным лицом, то он скорее убежит от меня подальше, чем продолжит этот странный разговор. — Заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись…       Он подошел ближе. А я глядя в его раскрытые глаза не понимал, что он хочет, Ричи прикоснулся теплыми, нежными руками моих щек. Все всегда говорили, что они мягкие, такие обычно у младенцев, конечно они не знали, что за «младенцем» скрывается чертенок. Тепло исходящее от рук опаляло моё лицо. Нет, нет, ты же не знаешь, ты же всё испортишь. Мои руки легли ему на грудь пытаясь оттолкнуть, но ничего не вышло, слишком сильный. Его язык лизнул мою нижнюю губу, видит же, что я не отвечаю, но нет. Он взял мой подбородок и чуть надавил, напористость-это мне понравилось, потому что думал, что дальше будет также. Хах, нет. Ричи мягко тол­кнул­ся в мой рот, слегка раздвигая губы, проникая внутрь, как будто боялся спугнуть, а я был бы и рад если он стал жестче, ну, хоть немного… Тошно. Ванильно.       Его язык стал изучать изгибы моих десен и полон ли состав моих зубов. Конечно там все, миссис Каспбрак позаботилась о них. Романтично. Эротично. Нет. Язык опять скользнул по деснам. Наконец я ответил на его поцелуй и произошла долгожданная встреча двух наших языков. Ждал, он этого явно ждал, пока я отвечу, что я не отверну, но если это продолжится, то ему не поздоровиться. Ричарду это явно нравилось, он тяжело дышал. Как, блять, в ебучих романах. Охота блевать от этой нежности. Тозиер, стань наконец жестче.       Через некоторые время отстранился от меня, зрелище еще то, красные припухшие губы и вздымающаяся грудь. У меня наверное вид был не лучше, но я сам не знаю, что на меня нашло, может быть нежность, от который хотелось кричать, чтобы он прекратил и поэтому я его оттолкнул. Этого Тозиер точно от меня не ожидал и отступил на шаг и поднял бровь в немом вопросе, а я что. Что я мог сказать? Что всё ужасно и пора заканчивать наши только начавшиеся отношения или что? Не знаю. Бесит меня все, в особенности это слово. — Что ты творишь? — Тебе не понравилось? — Вопросом на вопрос! Да, не понравилось, я может не хотел чтобы меня целовали прямо сейчас. — Так как мы встречаемся, то я имею права поцеловать своего возлюбленного, или нет? А, Эдс? — Как ты вообще решил, что мы встречаемся? — Ты же в дневнике писал… — А может не о тебе! И ты вообще должен от меня шарахаться, если прочитал его. Что, Тозиер, впервые сказать нечего. —  Судя по твои врущим глазам, то любишь ты меня, а если будешь возражать отшлепаю по твоей попке. — я был бы рад, честно, а не эти «ооой, как мило» поцелую, которые ничего не значат — Успокоился? Иди сюда.       Он протянул руки к себе и я лег в его объятья.       День прошел быстро: мы просто ели раза два, а потом просто сидели в телефонах, либо играли по сети в разные игрушки, у которых почти нет умственной нагрузки. Отлично провел день из своей жизни. На двадцать четыре часа ближе к смерти. Мыслим позитивно. — Солнышко, пора спать. Маленькие матерящиеся принцессы уже спят под чутким руководством их мамаш. — Ричард-моя маман. — Если в мои возможности будет входить инцест, то я буду рад. Как говорится инцест-дело семейное. — Иди ты. Мне надо Стэну написать. — Ладно, но потом будешь в царстве Морфея. — Ты слишком заботливая мамочка, я бы не отдал под контроль мою попу на вечеринке озабоченных и пошел в загул там — он ничего не ответил, лишь вздохнул и уткнулся в телефон. Весело однако.

9:46 pm

Эдди (Голубчик)/Стэн (Стэнли Великий) Стэнли Великий: ну и как, голубки, у тебя дела? Го­луб­чик: у Го­луб­чик: ж Го­луб­чик:, а Го­луб­чик: с Го­луб­чик: н Го­луб­чик: о Го­луб­чик: я просто не могу Го­луб­чик: надеюсь, потому будет лучше Стэнли Великий:, а что такое? Го­луб­чик: я теперь «солнышко» Го­луб­чик: не только для тебя Стэнли Великий: вот и повод Стэнли Великий: переименовать Солнышко: да да Солнышко: спасибо Солнышко: так спокойней Солнышко: ну так вот Солнышко: он слишком нежный Солнышко: понимаешь? Солнышко: я готов его ненавидеть за это Стэнли Великий: такс такс такс Стэнли Великий: ну дай ему шанс, он кстати прочитал? Стэнли Великий: или ходит в прострации думая почему же его Эдди-спагетти его отверг Стэнли Великий: так или нет? Солнышко: да Солнышко: наверное Солнышко: без понятия Стэнли Великий: хотя бы не «не знаю» Стэнли Великий: твое любимое Солнышко: бесите вы все меня Стэнли Великий: я тоже тебя люблю Стэнли Великий: сильно-сильно Стэнли Великий: ♥ Стэнли Великий: вот так Солнышко: да, конечно Солнышко: тебе лучше Генри в постели, чем асоциальный друг, который готов вскрыться Стэнли Великий: вскрыться и я всегда рад Стэнли Великий: вскрываемся Солнышко: ладно Стэнли Великий: прохладно Солнышко: дам ему шанс Солнышко: бесишь Стэнли Великий: хохо Солнышко: мы кстати «встречаемся» Стэнли Великий: почему в скобках Стэнли Великий: или сложно все? Солнышко: да Солнышко: всё ооочень сложно       Сложно. И правда, все сложно, а что? Я не могу ничего сказать, лишь отложил телефон и улегся поудобней в его объятиях и подумать. День прошел слишком быстро, а мы даже не разобравшись, но я понял, что он слишком нежный, ванильный, агх, тошнит. Розовые сопли и ничего больше. Придет время скажу ему это, а может и сам догадается…

Запись №326 (последняя)

Как же долго я к это приходил, как же долго меня это все терзало, как же всё долго. Долгое время я ничего не понимал, я ничего не знал, я ничего не принимал. Не принимал себя, не принимал, то, что надо бы наплевать на мнения общества, но сейчас… не знаю. Опять это ненавистное слово, бесит. Все меня бесит. Я, мнения, люди, моя собственная мать, но… как-то я смог признать то, что… агх, даже написать не могу, что я за чмо такое? Почему всё так? Почему все не так как надо бы? Но, всё же у меня это получилось

Мама, я-мазохист. Помогите мне стать нормальным. Дурак, не получится…