ID работы: 6214437

ambivalence

Слэш
NC-17
В процессе
89
автор
Размер:
планируется Миди, написана 31 страница, 3 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
89 Нравится 28 Отзывы 18 В сборник Скачать

(ir)responsibility

Настройки текста
      Забота, внимание и тепло исцеляют израненное сердце, но шрамы на нем изгладить не может, увы, даже это. Шрамы никуда не исчезают. Они остаются, они накладываются один на другой, они делают слишком болезненными до прикосновений одни участки, а другие превращают в совершенно нечувствительные.       В обществе Арафинвэ может исцелиться, наверное, кто угодно. Его детская наивность, переплетающаяся с мудростью, его искренность и простота — в нем заключена сила не меньшая, чем есть в Феанаро, но она другая. Если Феанаро — огонь, агония, то Арафинвэ — звездный свет, чистый и вечный, но оттого привычный и не принимаемый как нечто необыкновенное, исключительное. Не так давно Нолофинвэ и сам воспринимал младшего брата как вполне обыкновенного эльда — да, в чем-то он лучше, казалось, чище их с Феанаро, — но только не сейчас. Сейчас он видел в нем того, кто мог бы быть равен Феанаро. Не в гении, не в талантах, но в масштабе личности, в величии фэа, несмотря на то, что они были словно два противоположных полюса. Себя же равным им Нолофинвэ не видел.       Все чаще, даже не желая того, он задумывался о словах Феанаро: и о том, что не быть ему равным первенцу Финвэ, и о том, что нет в нем ни великих талантов, ни особого шарма — все, что он имеет, чем он является, — все было создано руками Феанаро. И тогда Нолофинвэ словно переставал ощущать себя, превращаясь в стороннего наблюдателя, который бесстрастно смотрит на созданное пламенным гением изваяние — прекрасное творение, коим стал бесформенный кусок камня, попавший в руки к мастеру. Но как только точка зрения вновь смещалась, возвращаясь к исходной позиции, накатывал ужас, с которым эльда едва справлялся. И чем больше выматывался Нолофинвэ ощущением собственной ничтожности, тем упорнее стремился он опровергнуть мнение Феанаро, кое несколькими фразами тот с легкостью вколотил в его сознание, почти сделав истиной, живущей внутри него.       Руки и голова второго принца не ведали покоя. День за днем он отчаянно пытался доказать себе, что сам по себе умен и талантлив, что способен на многое и влияние брата тут совсем не при чем. Каких же титанических усилий стоило вернуть себе веру в собственную ценность, убедить себя — не других, ведь это намного проще — в своей самодостаточности. Никто и не представлял, чего стоило Нолофинвэ заново обретать себя.       Феанаро он не подпустил к себе ни на шаг после той ночи, проведенной под боком Арафинвэ. Ни слова, ни взгляда, и вечно закрытые двери в покои. И пока разум твердил одно, как погонщик хлыстом стегая «быстрее, сильнее, лучше!», что-то тихо шептало «я стану равным тебе, я сделаю все, чтобы ты принял меня, Феанаро».       Но никакая гонка не могла бы длиться вечно. И погоня Нолофинвэ прекращается по возвращении домой после визита к правителю тэлери, Ольвэ.       Нолофинвэ сидит перед зеркалом и рассеянно глядит на того, кто находится по ту сторону и так же неотрывно смотрит на него в ответ. Он тянет к холодной поверхности руку; пальцы замирают, так и не коснувшись. Когда-то он уже испытывал это чувство — чувство, будто на него оттуда глядит кто-то чужой. Этот кто-то был поразительно похож на самого Нолофинвэ, только черты лица были резче, острее, плотно сжатые губы казались твердыми и больше не горели алым, а глаза — одна усталость. Принц отшатнулся от смотрящего на него из зазеркалья лица, вскочил, сдернул с плеч расстегнутый дорожный кафтан и кинул на зеркало.       – Чтоб тебя, Феанаро...       Как он боялся все это время поддаться своему чувству к старшему брату снова, как опасался, что оно вновь сделает слабым, сломает. Но только стал ли он действительно сильнее, пока запрещал себе его?       Нолофинвэ опасливо косится на укрытое кафтаном зеркало, дергаными торопливыми движениями убирает за уши волосы, выбившиеся за время езды из ленты, хватает с кровати свиток и выходит из своих покоев.       Коридор, ведущий в приемную короля, часто становился для двух братьев местом случайных встреч. Сколько ссор, сколько оскорблений слышало это место, сколько видело оно мимолетных улыбок и касаний украдкой, храня в своих стенах тени прошлых надежд, страхов, сомнений и желаний двух старших сыновей Финвэ.       Поначалу Нолофинвэ даже не замечает Феанаро, погруженный в себя, пока не слышит сзади окрик.       – Ну и куда ты так спешишь?       Нолофинвэ вздрагивает и останавливается.       – Отца нет сейчас.       Пальцы вцепились в свиток; отчаянная попытка удержать самообладание выдала себя — в тишине пустого коридора раздался хруст смятого пергамента.       – Спасибо, что предупредил. Зайду позже, значит.       Голос же остается сух и бесстрастен, послушный своему хозяину, как натренированная собака.       Нолофинвэ слышит, как Феанаро отходит от стены и останавливается прямо напротив, за спиной, и пропускает мысль, что даже его мягкие, тихие шаги становятся слишком громкими в этом месте. Он закрывает глаза, собираясь с духом, открывает их и оборачивается, твердо намереваясь скорее уйти. Но замирает на том же месте: начинающий понемногу угасать свет Лаурелина лился меж колонн через высокие окна и высвечивал золотом бледную кожу и черные волосы Феанаро, заставлял его щуриться, чуть склонив голову вбок. Дыхание спирает; воздух замер в пережатой нежностью и восхищением груди. Прямо как когда-то давно, когда Нолофинвэ был совсем юн и не задумывался, почему же так слепо обожает брата и к чему однажды это чувство его приведет. Он смотрел, и казалось, что не видел брата целую жизнь. Целую вечность. Казалось, что он снова погружен в один из своих странных снов, что бесстыдно посылал ему Ирмо, снов, в которых можно снова стать беспечным эльфом-подростком и быть с Феанаро. И словно не было одиночества, не было раны, нанесенной возлюбленным братом, не было отчаяния и долгого, пронизанного болью и страхом процесса собирания собственной жизни по кусочкам.       – И долго еще ты от меня бегать будешь, Ноло?       Но все это было.       – У меня есть дела, Феанаро. Не ты один у нас такой занятой и трудишься на благо народа. Да, представь себе, я тоже что-то могу, – Нолофинвэ криво улыбается брату.       Начинает трясти.       – Да, представь себе, без тебя, – не замолкает он и нервно посмеивается. – Так что ты ошибся дважды, Феанаро: я не пуст и на многое способен — это твоя вторая ошибка. А первая — я озвучивал ее на празднике после собрания год назад, если помнишь: я некрасив, Феанаро. А сейчас тем более.       Голос слушается неважно, и садится к концу последней реплики. Смотреть в глаза брату стало слишком тяжело, и Нолофинвэ отводит и опускает взгляд туда, где мелко подрагивает собственная рука со сжатым в ней свитком.       – А теперь оставь меня в покое. Мне нужно закончить дела с отцом.       Уйти не дают — и предсказуемо и неожиданно. Феанаро хватает за плечи, встряхивает как мешок с костями, и Нолофинвэ рефлекторно жмурится, будто ожидая удара.       «Совсем как раньше».       – Ноло, ты ополоумел? Ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Какого черта ты несешь? Я хоть раз говорил тебе, что с тобой что-то не так?       Нолофинвэ распахивает глаза, стараясь верно уловить смысл услышанного. Феанаро перед ним сейчас злой, смущенный как юнец, смотрит затравленно и больно впивается пальцами в плечи.       – Ты же знаешь, что я...       Феанаро осекается, сжимает челюсти и шумно выдыхает, но не договаривает.       – Ты же все понимаешь. Какого ж черта тогда, Ноло?       Пальцы на плечах разжимаются, но кожа под туникой продолжает болезненно ныть.       – Что ж ты сотворил с собой, глупый...       Феанаро касается лица аккуратно, нежно, да только Нолофинвэ от этого прикосновения передергивает; он отшатывается от брата, делает неуклюжий шаг назад, и ослабевшие колени перестают держать. Коридор перед взором опрокидывается вверх ногами, будто кто-то повернул огромный калейдоскоп: плечо Феанаро и черная прядь волос, почти касающаяся своим тонким кончиком его винного цвета туники, лимонно-коричные блики света, мрамор стен, слепяще-белые отсветы на стеклах — все мелькнуло перед глазами, покосилось и погрузило как под воду в свой перевернутый калейдоскопный шар; мелькнули резные каменные плинтуса — лилии и розы — и кофейные, расцвеченные догорающим светом Лаурелина тени от них. Мгновение, растянувшееся на минуты, а может даже, на часы; мгновение внезапного оживления, возвращения незамутненного первозданного внутреннего света, словно все существо Нолофинвэ нечто с силой тряхнуло, вырыло из прошлогодних загнивших листьев, сдуло пыль, омыло водой и вернуло то, что было утрачено: дыхание не затянутой в ремни и железо грудью, зрение, осязание — жизнь в его измученное тело и истощенную фэа. Сердце захлебнулось этим всем, затрепетало, заскулило, обливаясь жаром. И нет боли, нет страха, нет унижений; нет ненависти, нет отчаяния, нет стыда. Весь этот перевернутый мир, как под воду погруженный шар, омылся светом, очистился, заискрил и закровоточил будто, вспыхивая изнутри новым рождением; мир слился с телом эльда; наружный мир, с дрожащим медовым светом и тенями роз и лилий, слился с внутренним. Нет боли, нет страха, нет унижений — есть чистота, есть искренность, есть любовь; они переполнили, они просочились наружу, выступив влагой во внутренних уголках глаз. Нет ненависти, нет отчаяния, нет стыда…       Наваждение схлынуло, время вновь пошло так же, как и всегда, и Нолофинвэ продолжил стремительно падать. Сейчас будет больно, подумалось мимолетом, и он зажмурился. Упасть не дают. Феанаро опять хватает за плечи, за руки; туника где-то треснула по шву. Но оба все равно летят на пол. Только приземление для Ноло оказалось мягче, чем он представлял, пока падал на спину, рассеянно наблюдая, как морщится нависшее над ним лицо старшего брата. Глухой удар о мраморный пол. Воздух выбивает из груди, и Ноло раскрывает рот, как выброшенная на берег рыбина — ни вдоха, ни выдоха. Феанаро полулежа на нем шипит, вжавшись лицом в плечо, задерживает дыхание и резко, шумно выдыхает. Ощущение теплых выдохов под ключицей сменяется холодком, но нелепая рассеянность Нолофинвэ никак не проходит, а воздух до сих пор отказывается поступать в легкие. Пережитое в момент падения никуда не исчезает, но как будто контрастирует с тем, что сейчас находится перед глазами, контрастирует с реальностью, в которую в итоге с грохотом свалился Нолофинвэ. Нет боли, нет страха, нет стыда, нет… Но почему же все внутри на сотни голосов кричит детской обидой и сквозит отчаянием? Феанаро с трудом вытаскивает из-под него руки, смотрит на них, перекошенный от боли, а после на самого Ноло, в глазах которого образ старшего брата начал понемногу расплываться.       – В Мандос захотел?! – сквозь зубы цедит Феанаро, приподнимаясь. – Чуть голову не расшиб!       Нолофинвэ моргает часто-часто и чувствует, как из внешних уголков глаз по вискам уже текут слезы.       – Спиной так приложился? – тихо, почти шепотом спрашивает Феанаро, и в голосе его окончательно пропадают следы недавней злости.       Нолофинвэ в ответ только жмурится и чувствует, как воздух наконец понемногу, краткими спазмами начинает проникать в легкие.       – Сейчас это пройдет, ты же знаешь. Потерпи, Ноло.       Пальцы Феанаро мягко, но как-то до непривычного неуклюже проходятся по вискам Нолофинвэ, стирают вновь выступившие слезы и успокаивающе поглаживают по лбу.       – Я... не... – между скудными вдохами пытается заговорить.       – Не плачешь, – прерывает его Феанаро, касаясь мокрыми подушечками пальцев губ. – Знаю, Ноло. Это просто реакция от удара и нехватки воздуха. Не нужно за это передо мной оправдываться.       Нолофинвэ затихает после этих слов, только маленькими глотками хватает воздух и чувствует, что в глазах щиплет уже не из-за отбитой спины и проблемы с дыханием.       Феанаро кладет ладонь на макушку.       – Все хорошо, дыши.       Голос Феанаро ровен и спокоен, в нем давно знакомое тепло и забота — тихие, не показные, — то, что Нолофинвэ почти забыл, то, от чего столько времени бежал, гонимый страхом и стыдом. Но ни разу за это время он не подумал о чувствах Феанаро, который сейчас поступился привычным. Глупо было считать, что за этот год изменился только он сам, а другие — нет.       Дышать становилось все легче.       – Ноло, знаешь...       Шаги. Привычные, знакомые до мелочей — ритм, легкость поступи — шаги их отца.       Нолофинвэ замирает вместе с братом и смотрит на него, пока тот несколько мгновений держит взгляд на закрытой двери, а после испуганно вскакивает на ноги. Шаги затихают, и двери распахиваются.       – Феанаро, – Нолофинвэ тянет руку, но тот срывается с места и бежит, будто за ним гонится стая охотничьих псов, шарахается от отца у самой двери, почти запинается и выскакивает вон.       На ужин Феанаро так и не явился, сославшись на неотложные дела, а на следующий день за завтраком был мрачен и молчалив, ел крайне мало и все прятал, как нечто постыдное, перевязанную кисть правой руки.

      – Феанаро!       Зычный женский голос раздался в кузнице вместе с резким хлопком закрывшейся двери. Тот, к кому был обращен зов рыжей нолдо, дернулся, шепотом выругался и отложил щипцы с только остывшей заготовкой в сторону.       – Феанаро, держи своего братца в узде, иначе я ему ноги переломаю!       Веснушчатое лицо молодой девы раскраснелось, на крепко сжатых кулаках побелели костяшки и вздыбились вены, а в глазах холодным серым пламенем полыхала ярость.       – Что ты на меня так смотришь? – возмущенно вскинула густые рыжие брови дева. – Ничего, сейчас донесу до тебя эту светлую весть, и ты меня тут же поддержишь в моих устремлениях на его счет!       Феанаро медленно стягивал с рук защитные рукавицы, отдаляя момент, когда придется узнать о Нолофинвэ нечто действительно неприятное — так Нерданель кричала последний раз еще будучи подростком, когда повозка сбила ее любимого кота, и она яростно требовала максимально жестокого наказания для невнимательного возницы, будучи готовой в любой момент наказать его сама. К счастью, кот выжил, отделавшись испугом и сломанной лапой. Но сейчас кот точно не при чем. А грозиться покалечить Ноло она может разве что из-за…       – Говори.       – Он таскается за моей Анайрэ! В прошлый раз я это проглотила, Мелькор с ним, они же дружат, чего это мне беситься, ведь одна компания. Но друзья себя так не ведут, Феанаро! Мы когда-нибудь дарили друг другу цветы? Да, могли бы, – повышает голос Нерданель и выставляет вперед ладонь, прося Феанаро, только открывшего рот для возражения, замолчать. – Могли бы и цветы дарить, могли бы и за руку держать друг друга и держали не раз, да, но не так! Не так, Феанаро! Я не удивлюсь, если в ближайшие же дни пройдет слух о том, что они вместе.       Молодая нолдо замолчала и осела на пол, сгребая руками копну огненных кудрей. Весь запал исчез, и на месте яростной, почти воинственной Нерданель Феанаро видел растерянную и стоящую на грани отчаяния.       – Зачем он это делает, а? Она же… Я так боюсь, что они сблизятся, и ее сердце выберет не меня. Потому что со мной она не сможет вступить в брак, со мной у нее никогда не будет детей, со мной у нее никогда не будет покоя от неодобрения Валар и эльдар. Я не смогу ей дать того благополучия, которое сможет дать полноценная семья. И она ведь понимает, что я — проигрышный вариант. Может быть, со мной только что-то не так, потому и полюбила такую же деву, как я сама. Может быть, я надавила как-то на нее — не знаю, Феанаро, — и потому она со мной. Я не знаю, Феанаро. Я ничего уже не понимаю.       – Я слепец, похоже.       Голос кронпринца глухим, кратким эхо ударился о стены кузницы.       – Ни разу не обратил на это внимания. Вот же глупец…       – Считаешь, это он назло тебе?       Феанаро поджал губы и молча кивнул.       – Феанаро, помирись ты с ним уже! Помирись, пожалуйста, иначе он всех нас погубит, – горячно затараторила дева, подскочив на ноги и схватив друга за плечи.       – Тебе ведь будет больно не меньше, чем мне.       – Я весь этот год — Мелькор его разрази! — пытался это сделать!       Дева изумленно одернула руки.       – То есть ты…       – Да, представь себе, я наступил себе на глотку и сделал столько попыток с ним поговорить, что аж тошно от себя за них!       – О, Эру! Я-то думала, ты ничего… И он так и не…       – Как в винной бочке закупорился — и иди-ка ты, Феанаро, куда подальше! – в очередной раз он перебил подругу и в качестве иллюстрации своих слов махнул рукой в сторону.       Нерданель вздохнула и с сожалением поглядела на резко затихшего и понуро привалившегося к стене нолдо. Тот в ответ лишь беспомощно развел руками.       – Может, написать ему письмо и в нем объясниться? Нолофинвэ не на пустом месте стал таким, ты же знаешь, – вновь заговорила Неданель и села у стены рядом с другом.       – С меня достаточно унижения.       – Сказал бы мне раньше, на две головы придумали бы что-нибудь.       – Писать я ему не собираюсь, – наотрез отказался Феанаро, сполз по стене вниз и уселся рядом девой. – Я столько раз пытался поговорить, даже… Нет, с меня хватит! Он ничего не слышит и не видит, похоже, кроме себя.       Феанаро покачал головой, скривив губы в горькой усмешке.       – Это чувство не сделает из меня лишенного достоинства безвольника.       – Но он тоже любит тебя и страдает сейчас.       Усмешка на несколько мгновений перетекла в улыбку — кроткую, мечтательную, но печальную.       – Любит. Иначе бы не вытворял всего этого. Но проблема в том, что хоть и перешагнул он не так давно возрастной порог, все равно остался тем же подростком. Иногда он меня удивляет своей сообразительностью, но порой превращается в такого непроходимого тупицу и слепца, что диву даешься!       – Вот поговорила с тобой и успокоилась немного, – вздохнула дева.       – Пламенная нолдо, – хохотнул Феанаро и, приобняв подругу одной рукой, уложил ее голову себе на плечо.       – Ага, – отозвалась с улыбкой та и закрыла глаза, как огромная дикая кошка затихла, позволяя себя гладить по голове. – И в ближайшее время я что-нибудь придумаю, непроходимый гордец и упрямец.

      Не было ни одного праздника в Тирионе, где бы не собирались на главной площади перед дворцом все его жители. По такому случаю неизменно выносились столы и скамьи, вся площадь украшалась скульптурами и цветами, вокруг развешивались светильники, и музыканты едва ли не спорили за возможность исполнить хотя бы одну песню. Всеобщее веселье, встречи с друзьями, приезд гостей — Нерданель ждала этого праздника, как никогда ранее, и на то у нее были особые причины.       Рядом с королевской семьей на открытой веранде в основном все те же лица: приближенные короля Финвэ, друзья Феанаро и их общие друзья с Нерданель, компания Нолофинвэ и ставшая за последние пару-тройку лет особенно внушительной толпа из ваниар и телери вокруг сияющего как самоцвет юного Арафинвэ. Дева встала поодаль и оглядела место, где вот совсем скоро должно развернуться запланированное действо. Лишь бы кто-нибудь вдруг не нарушил хрупкое переплетение ходов, выстроенных ею и перепроверенных задолго до начала празднества. Например, Феанаро, наблюдающий за Нолофинвэ с Анайрэ и пытающийся выглядеть невозмутимым, но сжимающий кубок с вином так, что того гляди зарядит им кому-нибудь в голову. С него и следует начинать.       – Да неужели ты! – восклицает кронпринц, стоит Нерданель оказаться достаточно близко, чтобы его голос был услышан.       – А ты соскучился, я смотрю! – с довольством отвечает дева и переводит взгляд на двоих нолдо из их общей компании.       – Лаириэль, как я рада, что ты вернулась из поездки к празднику!       Названная чернокудрая дева с восторженными приветствиями кинулась обнимать пришедшую подругу, и тут же обеих дев потеснил спутник Лаириэль, обхватывая их за плечи с наигранно досадливыми возгласами.       – А меня обнять как же? Неужели я тебе не друг, Нерданель? Али ты не рада меня видеть?       – Нармо, ну что ж ты несешь?! Конечно рада я тебя видеть! – с таким же шутливым возмущением ответила Нерданель и вполоборота попыталась обнять друга.       – Феанаро, один ты остался, – смеется Лаириэль, глядя на того через плечо.       – Мы уже с вами и так наобнимались. Особенно с тобой, леди «стальные объятия». Думал, задушишь на радостях.       – Феанаро! – взвизгнула дева и легко пнула так и сидящего на софе друга по лодыжке, на что тут же получила аналогичный ответ и тихий смех.       Когда с приветствиями было покончено, когда пересказаны были все последние новости из жизни друзей, Нерданель вновь пробежалась взглядом по присутствующим: Нолофинвэ все в той же компании и что-то теперь играет на флейте — отсюда не слышно, — Анайрэ уже пьяна и как всегда в таком состоянии невероятно смешлива, компания старых знакомых из Альквалондэ и коллег по ремеслу переместилась чуть ли не в конец просторной веранды, прихватив с собой несколько бутылок вина — чтоб беседа шла веселее, как они любят говорить; только двух братьев-зодчих, приятелей Феанаро, все не было на горизонте. Нерданель нервно поерзала на месте, снова искоса оглядывая веранду. Это может разрушить все, что она планировала почти месяц.       Когда она была готова уже действовать на тех условиях, которые имеются, справа замелькал знакомый силуэт в светло-сером, искусно вышитом одеянии с широким красным поясом, который и бросился Нерданель в глаза. Старший из братьев пришел. Теперь-то точно есть на кого оставить Феанаро — Лаириэль и Нармо в жизни не смогут так мастерски утянуть в разговор, а то и научный спор, как мог любой из братьев, с которыми Феанаро некогда познакомился при проектировке часовой башни.       – Ты гляди, кто тут!       Нерданель легко толкнула Феанаро в бок, обращая его внимание на вошедшего, и помахала тому рукой.       Одна часть плана полностью завершена, облегченно подумала дева, дождавшись, когда беседа между Феанаро и приятелем-зодчим затянет в себя с головой и остальных.       – Я пойду кое с кем поздороваюсь, – негромко предупредила Нерданель, коснувшись плеча друга, и неспешно удалилась.       Влиться в компанию Анайрэ и Нолофинвэ было проще некуда, ровно как и привлечь за это время внимание тех, кого она будто бы не заметила.       – Нерданель, с праздником тебя! – вместо приветствия чуть ли не хором выпалили двое захмелевших телери, подошедших сзади.       – О! И вас с праздником! Как же я вас не заметила раньше? – радостно затараторила дева, обнимая поочередно каждого.       – Принц Нолофинвэ, с вами мы уже виделись, – добродушно заулыбался эльф с мудрено переплетенными волосами, кивнул второму сыну Финвэ и продолжил выглядывать среди небольшой компании знакомые лица, пока второй, не дожидаясь представления, знакомился с каждым, кого не знал и всем без разбору желал счастья. Как и ожидалось, Анайрэ мгновенно отреагировала на волны простодушной доброты и хмельного оживления, исходившей от двух приятелей Нерданель, и ее внимание почти полностью переключилось на них.       – Нандаро, – спустя некоторое время тихо обратилась Нерданель к одному из телери. – Окажешь мне услугу? Моя Анайрэ уже совсем пьяна, мог бы ты увести ее к нашим. Я не сомневаюсь, конечно, в добродетели и ответственности Нолофинвэ, но все же я тебе доверяю, и мне так будет спокойнее за нее. Я обещала еще кое с кем встретиться на празднике.       – Конечно, дорогая, – так же тихо проговорил эльда в ответ. – Все для спокойствия твоего сердечка. Тем более в такой чудесный вечер.       И вот через считанные минуты Анайрэ уводят под предлогом знакомства, и Нерданель остается лишь утихомирить вдруг взбунтовавшегося по этому поводу Нолофинвэ.       – Не беспокойся, они мои друзья, Ноло. Я им доверяю как себе, так что подругу бы с кем попало не отпустила, – уверенным тоном выговаривает дева и похлопывает по колену едва не подскочившего вслед за Анайрэ второго принца.       – Что ж... Раз ты так говоришь, я могу быть за нее спокоен.       – Конечно, – едва не на распев отвечает Нерданель. – А ты сам не хочешь прогуляться? Думаю, ты засиделся со своими друзьями, а столь многие эльдар хотели бы с тобой побеседовать.       – Едва ли они и впрямь так жаждут бесед со мной, раз не пришли сюда.       – Нельзя знать наверняка. Да и душновато тут становится. Пойдем, прогуляемся по саду. Неужто нам не о чем поговорить вдвоем?       Нолофинвэ было открыл рот, чтобы возразить на это что-то еще, но терпение рыжей нолдо на этом иссякло: дева поднялась с софы и подала руку Нолофинвэ — тут уж отказаться он не смог бы.       – Составишь мне компанию?       – Да, конечно, – растерянно проговорил он и взял деву под руку. – Мы вас оставим ненадолго. Хотелось бы поприветствовать старых знакомых. Нехорошо забывать о них в такой праздник.       – Вероятно, ты кое-чего не понимаешь, принц Нолофинвэ, – тихо, все с той же сдержанной улыбкой говорила Нерданель, наклонившись лишь чуть ближе к уху Ноло, как только они отошли от компании празднующих друзей, – И я проясню эту ситуацию, чтобы ты не оставался в неведении. Пойдем-ка, выйдем на воздух, там и тише, и не так много ненужных сейчас ушей, ведь наша предстоящая беседа в первую очередь касается тебя. Ну, еще, конечно, Феанаро и меня, но тебя — в первую очередь.       Остановившись в небольшой беседке, окруженной густой листвой сливовых деревьев с еще зелеными плодами, Нерданель убрала руку от Нолофинвэ и села на белую скамью.       – Слушаю тебя, Нерданель, – кивнул второй принц, опустившись на скамью рядом.       – Мне кое-что известно о тебе и Феанаро, – вновь мягко улыбнулась дева и чуть наклонила голову, с прищуром глядя на собеседника. В улыбке этой не было ни капли тепла.       – Как это… О чем ты вообще? – отрывисто заговорил Ноло, не зная за какую мысль, за какое предположение хвататься, но Нерданель его осекла резким поднятием руки. Ладонь плавно опустилась обратно на скамью и длинные ровные пальцы сжали ее белый край.       – Мне известно довольно многое из того, что творится в душе Феанаро. Я знаю о его любви к тебе, знаю, насколько тяжело для него это чувство и какую борьбу он ведет сам с собой из-за него; знаю, сколько усилий он прилагает, чтобы изменить сложившееся меж вами, чтобы не причинять тебе боль и не страдать самому. И также мне известно, что его любовь к тебе взаимна.       Слушая эти речи, Нолофинвэ не смел и шевельнуться. Он так и замер на слове «любовь», слепо глядя на зацепившуюся за белую резную перекладину сливовую ветку. Многое в сознании встало на место — причины и следствия выстроились друг за другом, сплелись, обрели наконец связи, перестав пребывать в хаосе, — да только хаос теперь воцарился в душе второго принца.       – Нолофинвэ, скажи мне, ты любишь Феанаро?       В голосе Нерданель звучала все та же улыбка.       Нолофинвэ все-таки повернул к ней голову и встретился со строгим, пытливым взглядом. Он внимательно оглядел ее лицо, словно где-то да найдется подсказка, стоит ли отвечать ей на этот вопрос, не повлечет ли это за собой беды и для него самого, и для Феанаро. Но лицо было немо, не давая никаких ответов, лишь губы, недавно растянутые в иллюзии доброжелательности, приобрели выражение хищное, агрессивное будто, пусть и держали все ту же неизменную улыбку, как маскарадную маску, которая истинного лица все равно скрыть не в силах.       – Да, я люблю Феанаро, – дал наконец Нолофинвэ взвешенный и честный ответ. И в этот момент лицо Нерданель изменилось до неузнаваемости, или же это тени в свете Телпериона исказили ее лик, но взгляд стал страшен и зол, а губы, оставив недавнюю ложную улыбку, сжались, застыли, готовые, кажется, вот-вот превратиться в звериный оскал.       – А что же ты избегаешь любимого, который мечется все это время как озверевший, и вместо этого назначаешь свидание за свиданием Анайрэ? Зачем ты так старательно перетягиваешь все ее внимание на себя? Чего ты этими действиями добиваешься? Хочешь в ней вызвать чувство к тебе? Нужна ли тебе ее любовь? Скажи же!       За злостью во взоре Нерданель все четче проступала горечь. Не дождавшись ответов, она заговорила вновь.       – Я люблю Анайрэ. И это взаимно. Но сердце ее пугливо. А твои поступки только больше смуты вносят.       Дева помолчала, опустив взгляд на свои сжатые в кулаки руки, лежащие на коленях, расправила ладони и как-то небрежно потерла их о платье на бедрах.       – Ежели ты любишь Феанаро, удели это время и внимание ему, а не отнимай у меня мою любимую своими необдуманными поступками.       Нерданель вновь замолчала, вздохнула, затихла вдруг совсем, будто и не дыша, и бледные, усыпанные веснушками руки сжались в кулаки опять. Она резко развернулась всем телом к Нолофинвэ, являя на своем лице непоколебимую волю и решительность.       – Я бы ни за что не хотела причинять какую бы то ни было боль тому, кого Феанаро, мой дорогой друг Феанаро, так любит. Но если твои действия разрушат наши с Анайрэ отношения, и мое сердце и сердце Феанаро из-за твоего предательства разобьются, пеняй на себя. Я ничем не поступлюсь. Ни мнение всего Тириона, ни гнев Валар меня не страшат. Запомни это. И тогда берегись меня.       Дева еще несколько мгновений глядела на онемевшего второго принца, после резко поднялась и зашагала прочь.       Нерданель неспроста стала близкой подругой Феанаро, размышлял второй принц, ведь такая личность, как она, достойна находиться возле брата: она умна, сильна телом и духом, бесстрашна и решительна. Она стоит на одной ступени с Феанаро. А вот он сам, Ноло, стоит ниже их обоих, но насколько ниже, увидел лишь сейчас, когда дева речами своими сдернула завесу слепоты и открыла ему собственное малодушие, оттененное ее волей. И Нолофинвэ вновь стал сам себе противен в этой трусости своей, которую посмел допустить в любви. Казалось, что все то время, которое он избегал брата, пытался вернуть себе былую уверенность, пытался стать равным Феанаро, он многое незаметно растерял, столько, что стал больше походить на свою тень, чем на себя самого. С каких пор он начал думать о чужой молве, о том, чем для него обернется открытое и искреннее выражение его любви к брату? Будучи еще подростком, он скрывался ото всех, но не из страха осуждения и непонимания, а из желания сохранить их с Феанаро тайну, которая была так дорога для него. С самим же Феанаро Ноло был безоружен и совершенно раскрыт в своей любви. Так когда же он закрылся и стал лжив и труслив, отгораживаясь от брата, от его и своего чувства? На несколько мгновений память отнесла его в тот миг падения — угасающий апельсиновый свет Лаурелина, вращающийся прозрачный калейдоскопный шар окружающего мира, чувство всепоглощающей любви и совершенной свободы от внутренних оков; руки Феанаро, его ясные глаза, нежность и отчаянное бесстрашие, звеневшее в сознании разорванной цепью — одной из тех, коими связан был. Эта мимолетная вспышка так была похожа на то время, когда Нолофинвэ был юн, на то время, что предшествовало… И он вспомнил тот поворотный момент, ночь, после которой все изменилось. А ведь к этому давно шло. Но оправдать Феанаро он не мог все равно. А после — отчаянная гонка за недостижимым идеалом, за признанием, но на деле же — трусливое бегство от себя и ответственности.       Откуда-то слева донесся звук стремительно приближающихся шагов.       – Где Нерданель, Ноло?       Прозвучавший голос вывел из задумчивого оцепенения, и Нолофинвэ обернулся. Феанаро был взволнован и часто, но тихо дышал от быстрой ходьбы — было видно, как вздымается его грудь под темной туникой.       – Мне сказали, что вы вместе выходили в сад. Где она?       – Ушла, – сухо, но с заметной растерянностью отозвался Нолофинвэ и неопределенно махнул рукой, будто пытаясь куда-то указать. Феанаро нахмурился и слегка наклонил голову в бок — такой знакомый жест.       – О чем вы говорили?       – Да ни о чем особенном.       Феанаро на это озадаченно хмыкнул и, шурша свободными праздничными одеяниями, постепенно снова скрылся в полумраке сада.       Глядя в его удаляющуюся спину, Нолофинвэ решил: он должен наконец перестать жалеть себя и научиться смотреть на вещи шире, с разных сторон. В первую очередь, на их с Феанаро отношения.       – Что ты ему сказала? Он сидит там как пыльным мешком стукнутый.       Фенаро опустился рядом с подругой на скамью и достал из-под нее припрятанную бутылку фруктового вина.       – Ничего особенного, – беззаботно пожала плечами Нерданель, безучастно глядя перед собой, но напряженный лоб и крепко сжатые челюсти выдавали ее. – Только то же, что и тебе: еще раз подойдет к Анайрэ — ноги переломаю.       – О, Эру, Нерданель… – тяжело вздохнул он, только успев поднести горлышко к губам.       – Согласись, сказать подобное Анайрэ ты бы не смог. Держись подальше от моего брата, ибо я люблю его? – усмехнулась дева, видя появившиеся во взгляде напротив покорность и согласие. – Не хочешь прогуляться со мной? Здесь так шумно. Не волнуйся, – заметив обеспокоенный взгляд друга, ищущий кого-то среди празднующих, поспешила успокоить она, взяв под руку. – Ему сейчас нужно время для обдумывания моих слов. Раз уж ты говоришь, что он там сидит настолько ошарашенный. Пойдем, Феанаро. Тебе тоже нужно отвлечься от этих мыслей.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.