Рыжее недоразумение

      Чонгук всей душой ненавидит тот дождь, что сейчас лупит ему прямо в лицо. На улице темно, а дождь только ухудшает видимость, и Чонгук на максималках бесится. Мимо проезжает машина, забрызгав бедного велосипедиста грязной и холодной водой, и девятнадцатилетний подросток думает, что хуже быть просто не может. Нет, может. Например, то, что за городом нет фонарей. Только мокрая дорога, лес по обе стороны, и всё это освещается фонарём, прикрученным к рулю велосипеда. Мимо едет ещё машина. И ещё.       «Вот, блять, и съездил прокатился перед сном. Нет чтобы прогноз погоды посмотреть. Сидел бы сейчас дома, пил горячий кофе с зефирками в теплом пледе перед телеком в зале. Красота». — думает Чонгук и увеличивает скорость, переключая передачи. — «Так, а вот это уже не смешно. Надо бы побольше спать». — думает он, когда вдалеке под светом фонаря ему что-то мерещится.       Где-то сзади далеко едет ещё одна машина, от чего блики в глазах становятся лишь больше, и с громким «Блять!» Чонгук выворачивает руль, когда под колёса выпрыгивает выбежавшая из леса лисица. Чонгук летит в мокрую и грязную траву на обочине, а велосипед за ним валится сверху. Лисица же от страха подрывается вперёд. — Стой! — орёт лежащий на боку Чон, когда лиса вдруг попадает под колёса и чуть отлетает в обратную сторону, падая по центру дороги между двумя полосами.       Иномарка уносится прочь, так и не узнав, что, кажется, намертво задавила бедное существо. Чонгук поднимается и, забыв о велосипеде, медленно пересекает полосу. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что машин нет, парень тихо присаживается перед маленьким рыжим тельцем.       «Живая…» — облегчённо выдыхает он, когда видит, как ребра тяжело вздымаются. Чон медленно проводит ладонью по вымокшей яркой шкурке, оглаживая лисицу, и видит подбитую лапу. — «Бедняга! Ну хорошо хоть удар не на голову пришелся.»       Чонгук ещё какое-то время смотрит на зверька. В его голове идёт диалог с самим собой.       «Если оставить тут, она погибнет. Она в слишком тяжелом состоянии. Отнесу в лес, её там крупные животные перегрызут. Но не могу же я её домой забрать? Даже дворовых кошек брать домой опасно, а тут дикое животное.»       Чонгук долго смотрит на бедное животное, которое начинает по-собачьи поскуливать от боли и, выдохнув, снимает с себя кофту. Дождь тут же начинает морозить голые руки и мочить и без того промокшую футболку. Чон ёжится, но своё дело продолжает. Укрыв лисицу кофтой, он приподнимает тушку и прижимает к груди, поднимаясь на ноги. Быстрым шагом он возвращается на встречку и поднимает велосипед. Чон зябнет, да и неудобно держать руль одной рукой. Он умеет это делать, когда в другой руке, допустим, мороженое, но никак не тяжёлое тельце животного.       «Видела бы меня мама… Такой бы скандал был.» — думает парень. — «Но… мама же в Пусане… а я тут, значит всё хорошо»       И парень облегчённо выдыхает, когда видит первый фонарь. Лес быстро сменяется новостройками окраины Сеула. Очень приличный, но пока мало обжитый район. И парень, несомненно, благодарен, что в одиннадцать вечера уже никого нет. Он сворачивает к одному из домов и тормозит у первого подъезда многоэтажки. С трудом открыв дверь и затащив велосипед в подъезд, Чон кидается к лифту, ибо живёт на последнем этаже. Он заходит в кабинку, как к нему забегает вошедшая в подъезд женщина. — О, здравствуй, Чонгук-щи, — дружелюбно здоровается соседка. — Здравствуйте, миссис Ли, — отвечает парень, а про себя молится, чтоб она не спросила по поводу его кофты. — А… боюсь спросить… что там у тебя? — интересуется женщина, когда слышит тихий скулёж, и Чонгук про себя чертыхается. — Дааа… собака моя лапу поранила, на камень наступила вот, на руках домой вёз. — У тебя есть собака? — поднимает брови Ли. — Не видела ни разу. — Ну… это не совсем моя. Это… Чимина. Он в Пусан к родителям угнал и попросил меня за ней проследить. — Ааа… Чимин… Тот светловолосый? Да, хороший парень. Умный, вежливый, мне помог сумки дотащить, когда лифт сломался, — говорит, как бы сама с собой соседка. — Ладно. Спокойной ночи, — прощается она, когда двери лифта открываются. — И вам, — отвечает парень и облегчённо выдыхает, когда двери закрываются.       Лифт продолжает подниматься к шестнадцатому этажу, а Чон с любопытством отгибает край кофты и заглядывает внутрь. Лиса уже не прикрывает глаза, как до этого. Она переводит взгляд на человека и смотрит чёрными животными глазами, без какого-либо страха, скорее с интересом, любопытством и усталостью. Чонгук же думает, что очень странно то, что лиса не боится. Дикие животные не любят компанию человека, не любят его запах.       Лифт останавливается, и Чон подбегает к дверям, быстро набирая код от замка. Он быстро запирается, сдергивает мокрые кеды и летит в первую очередь в ванную комнату. Чон аккуратно опускает зверька в ванну, тут же включая душ. Стягивает кофту и начинает поливать лисицу тёплой водой, затыкая пробкой ванну. Лисица же даже не дёргается, а лишь спокойно сидит на боку, вытянув больные задние лапы. По её мордочке читается усталость, и ей, видимо, всё равно, что с ней, взгляд какой-то по-человечески серьёзный. Чонгук поливает и тут же проводит по влажной и холодной шкурке ладонью. В свете теперь можно было хорошо разглядеть этот красивый комочек: яркая огненно-рыжая, почти с красна шкура, мягкая и пушистая, длинный рыжий хвост с белой кисточкой, чёрные глубокие глаза, острый нос и прижатые к голове пушистые ушки. Чон оглаживает зверька, продолжая греть тёплой водой, и думает, что был бы сам не против так погреться. Всё же он вымок до нитки, да ещё и полдороги ехал в одной футболке. Чон подрывается и выходит из ванной. Залезая в шкаф, он выуживает два полотенца — для себя и для зверька. Он возвращается в ванную с мыслью о том, что завтра обязательно отвезёт лиса к ветеринару, открывает дверь и встаёт как вкопанный.       Всю ванную комнату переполняет густой белый пар. Чонгук в ужасе не понимает, что происходит; он в слепую шлепает мокрыми ногами по кафелю и разгоняет перед глазами пар, размахивая полотенцами. Идёт в сторону ванной и вновь в ужасе встаёт на месте, когда через пар видит ванну и… чью-то спину. Чон подходит ближе и наконец видит: в полунаполненной ванной к нему спиной сидит рыжеволосый юноша. На нём ничего нет, но… О Боже, лисьи уши и хвост. Чонгук в ступоре не может ничего и сказать, и лишь ждёт, когда туман рассеется и галлюцинации пройдут.       Пар действительно уходит… а вот юноша нет. Он поворачивается на Чонгука и мгновение смотрит изучающим взглядом, а Чонгук задыхается, когда смотрит на по-божески красивое лицо. — Тебя долго не было, хозяин. Тебе тоже надо согреться, — говорит низким бархатным голосом рыжий и тянется рукой к Чону, которого закоротило по полной.       Парень хватает остолбенелого Чонгука за ладонь, цепляясь пальцами за чужие, и тянет к себе. — Тыыы… Ты кто? — наконец хоть что-то выдаёт Чон, к парню не подходит, но руку не выдергивает. — Глупенький ты, хозяин. Не знал, что у тебя с памятью проблемы. Сам меня сюда притащил же. Давай лучше, раздевайся и залезай, а то заболеешь, а мне потом тебя лечить. — спокойно, будто так и должно быть, отвечает рыжий и продолжает тянуть его на себя, а губы растягивает в прямую полосочку на подобие улыбки.       Дёргает сильнее, и Чон перегибается через борт ванной, от неописуемости происходящего его в жар бросает, и он кажется уже откровенно с ума сходит. Пытается в наглую не таращиться, а ведь парень, как Чон ранее подметил, абсолютно нагой, не прикрытый ничем. — Да какого хера блять? Какой нахер «хозяин»? — нервы сдают, и Чонгук просто орёт и вырывается из крепкой хватки довольно большой ладони. — Да успокойся ты, глупый, — ещё более спокойно говорит хвостатый. — Давай так: ты успокаиваешься и залезаешь в теплую воду, а я попробую ответить на твои вопросы, — он уверенно смотрит в глаза Чонгука, и парню кажется, что это не такая уж и плохая идея; он замёрз до последнего волоска на затылке, а этот неизвестный уж больно убедительно в глаза смотрит, будто гипнотизирует.       Чонгук расслабляется, поражённо выдыхая, а парень победно улыбается. Чонгук стягивает с себя прилипшую к телу футболку, отшвыривая её в угол комнаты. Ёжится от холода ещё сильнее. Ему жутко неловко, он вообще не понимает, что происходит, но под упрямым взглядом снимает джинсы вместе с бельем и задом залезает в ванну, которая уже наполнилась на половину, скрывая тела по пояс. Чонгук готов сквозь землю провалиться, чувствуя упрямый взгляд в спину и чужие колени у бедра, но в тёплой воде и в правду приятно. — Ну вот. Сразу бы так, — улыбается рыжий и берет в руки лейку. Поливает по холодным широким плечам, от чего тепло мурашками разбредается по телу, Чона передергивает, и он жмурится. — Вот видишь? А ты сопротивлялся.       Льёт на голову, убирая свободной рукой челку назад. Снова поливает плечи, спину, грудь и ведёт по ним большой теплой ладонью, смывая холод. Чонгук прикрывает глаза, ему так хорошо и приятно. Он сам не замечает, как откидывается назад, упираясь спиной в чужую грудь, а голову закидывает на плечо. Начинает тянуть в сон. Рыжий же улыбается и продолжает поливать, гладя парня по голове. — Так что ты там спросить хотел? — будто мурлычет на ухо, а Чонгук тут же приходит в себя.       Открывает глаза и хочет уже оторваться от такой удобной груди и дать себе пощечину, но рука, поглаживающая макушку не даёт этого сделать, заставляя лежать в этом же положении. — Ну… У меня в ванной неизвестно откуда взялся голый парень и ведёт себя странно. — как-то уже спокойно говорит Чон, — Как я это понимать должен? — Я же говорю, ты сам меня сюда принёс. — Я принёс лисицу с подбитой задней лапой. — Ну во-первых, не лисицу, а кицунэ, — он выдавливает на ладонь яблочный шампунь, — а во-вторых: — он вытягивает вперёд длинную красивую ногу, и Чонгук видит, как та покраснела и припухла в районе щиколотки, — вот она, подбитая лапа. — Так, стоп. Кицунэ? Это же японская мифология. — А что? Если мы родом из Японии, то не можем во всем мире водиться? — лис втирает в чужую голову пену, а Чонгуку приятно так, когда подушечки пальцев приходятся по коже головы. — Так, ладно. Допустим, ты — мифическое японское существо. Ни за что бы не поверил, но эти уши и хвост не оставляют выбора. Так что ты у меня-то забыл? И разве кицунэ не приносят неудачу? — У тебя я потому, что ты сам меня сюда принёс, напоминаю в третий раз, — бархатно посмеивается. — А по поводу неудач, это как посмотреть. Если просто столкнуться с кицунэ, то это к несчастью. Но у тебя другая ситуация. — Объясни. — Ну… — он неожиданно тушуется, и даже пальцы начинают массировать медленнее. — Если… человек спасает кицунэ, он её приручает, — от чего-то очень смущенно договаривает он. — Это в каком это смысле? — выпучивает глаза Чон и разворачивается к парню лицом, но тут же жалеет об этом, потому что сталкивается лицом к лицу и теперь может разглядеть это рыжее чудо, по-другому его и не назовёшь.       Красивые шоколадные глаза, обрамлённые густыми ресницами, красивые алые губы, вытянутые в полосочку, четкие скулы, ровный аккуратный носик, украшенный милой родинкой, худая длинная шея, с молочной нежной кожей, острые ключицы… дальше Чон смотреть не рискнул, совесть не позволяет, да и вода прикрывает к счастью. Зато подмечает лёгкий румянец на щеках парня и, кажется, краснеет сам. Снова разворачивается спиной и просто ждёт ответа. Лис тянет руки и продолжает смывать пену с чужой головы. — Это лисий закон: если человек спасает кицунэ, то становится его хозяином; лис должен служить ему, пока сам не спасёт, тем самым отплатив за свою жизнь. Хвост за хвост, — тихо продолжает бархатный голос. — Ты спас меня. И теперь я с тобой, пока не выдастся возможность отдать долг. — А если мне не нужно спасение? Если не выдастся возможность тебе спасти меня? — Тогда я просто буду рядом до конца жизни, — Чонгук не знает что ответить, он ещё не до конца осознаёт, что все это происходит наяву. — Меня, кстати, Тэхён зовут. — Чонгук. — тихо выдыхает Чон, а сам пялится на свои ноги через воду, — А… разве кицунэ не все женщины? — Что за бред? — посмеивается Тэхён, втирая в чужую макушку бальзам для волос (и откуда только знает?). — Кицунэ есть и мужчины, и женщины. В легендах упоминаются в основном женщины, потому что герои легенд — мужчины, поскольку каждая лисица соответствует предпочтениям своего хозяина. Это судьба, предназначение, то что определенному человеку достается именно эта лиса. Я бы не достался другому человеку, так же как и тебе не досталась бы другая лиса.       «Лисица соответствует предпочтениям своего хозяина? — про себя ужасается Чон. — Поздравляю, Чон Чонгук, вот и выплыла твоя голубая душа наружу. Мало того, что он парень, так ещё и на вид старше. А как выглядит-то… Чонгук, ты точно извращенец!» — Фанфикшны по соулмейтам, — смеётся Чон. — Не знаю, что такое «фанфикшны», но про соулмейтов ты прав, — объясняет Тэхён, закидывая руки на плечи хозяина и прижимаясь грудью к его спине. — Тебе… — как-то тихо и грустно начинает он, — не нравится? Я могу быть… и таким, — последнюю часть фразы он заканчивает неожиданно женским голосом; руки на плечах Чонгука неожиданно тончают, приобретая женские формы, а грудь, опирающаяся на его спину, неожиданно начинает набухать. — Нет, нет, нет! — орёт Чонгук, вылупив глаза в стенку напротив, — верни обратно парня! — Тэхён в ответ лишь смеётся уже своим голосом, а его тело приобретает привычную форму. Он выключает воду. — Не пугай меня так!       Чонгук, поднимается, и пытается не разворачиваться к лису, дабы не вертеть перед ним своим достоинством и не видеть обнажённого тела. Быстро обтирается и повязывает полотенце на бедра, а второе не глядя кидает вылезающему из ванной Тэхёну. Тот сидит на краю ванной и вытирает мокрые рыжие волосы. Чонгук разворачивается к выходу из ванной, Тэхён же следует за ним с полотенцем в руках, но запинается, шипя от боли как-то по-животному. Чон разворачивается и с досадным «Чёрт, я же забыл про твою ногу!» подходит ближе. Тушуется и дико краснеет, подхватывая одной рукой лиса за бедра, последний лишь обхватывает руками сильные плечи, а Чон прижимает к себе и тащит в комнату, молясь, чтоб у него не встал. Пытается изо всех сил не обращать внимание на упирающееся ему в живот достоинство, на красивый зад, под которым протянута его рука. Второй рукой скидывает плед с растянутого дивана и опускает хвостатого на простыни. Сам же летит на кухню за аптечкой и возвращается обратно. Рыжий лежит на диване, цепляется пальцами за подушку, и поскуливает, крутя щиколоткой в воздухе. Но даже несмотря на это, выглядит он эстетически великолепно, как модель на эротической фотосессии, растянувшись на софе и прогнув спину, перекидывая большой пушистый хвост через бедро. Чонгук проклинает этот мир и материт себя за такие мысли. — Чёрт, ты можешь одеться? — выпаливает он. — Во что? У меня ничего нет.       Чонгук ставит аптечку на тумбочку и кидается к шкафу. Выуживает оттуда пару чистых боксеров и футболок. Кидает Тэхёну, а тот недоуменно смотрит на шмот. Сам натягивает боксеры под полотенце, после чего сдергивает его, а Тэхён смотрит на то, как это делается и повторяет, натягивая бельё насколько позволяет хвост. Чонгук же натягивает большую растянутую футболку и разворачивается на лиса. Тот тоже натягивает элемент одежды и тянет за ворот, который упирается под самое горло, показывая тем самым, что ему не удобно. — Клуша… — смеётся Чонгук и подходит к запутавшемуся бедолаге, — ты её задом на перед надел. — Тянет за рукава, так чтобы Тэхён мог вытащить руки, разворачивает футболку другой стороной, и помогает вернуть руки в рукава снова. Теперь ему становится намного легче от того, что это рыжее недоразумение одето. — Ложись. — говорит он спокойно, а сам тянется за аптечкой, выуживая из неё эластичный бинт, и садится напротив.       Тэхён слушается, опрокидывает голову на подушку и устало смотрит на Чона, который устраивается поудобнее. Берёт аккуратно чужую ногу, и укладывает ступню себе на плечо, после чего начинает закручивать ленту. Тэхён заворожённо смотрит, как руки его хозяина аккуратно накручивают вокруг щиколотки бинт, крепко фиксируя ушиб. — Не туго? — Чон переводит взгляд на лиса, а тот отрицательно машет головой. — Всё хорошо.       Чон закрепляет ленту и перекладывает ногу на постель, а про себя думает, куда же положить своего гостя, который, вероятнее всего, уходить не собирается ещё очень долго. Квартира хоть и большая, но однокомнатная: диван в комнате один, а на кухне диван всё время раздвигать, оттаскивая при этом стол, — не вариант. — Ты голоден? — интересуется хозяин дома, но Тэхён лишь снова мотает головой.       Чонгук поднимается и идёт на кухню, потому что в нем, от всего пережитого за день, всё же разыгрался аппетит. Он достает с полки пачку мини круассанов со сгущённым молоком, а из холодильника бутылку молока и прямо из горла начинает запивать выпечку. Тем временем в кухню следом за Чоном входит Тэхён, ну то есть как входит, вползает, хромая на левую ногу. — Да сядь ты, не мучайся.       Тэхён слушается, садится на подлокотник диванчика и укладывает на колени хвост, который уже успел высохнуть; внимательно преданным взглядом смотрит, не мигая. Чонгук думает о том, что этот невероятный парень и в правду лис, потому что ведёт себя уж больно по-животному. Даже взгляд у него преданной собачки. Ему неловко под таким напором тёмных глаз; он вынимает из пакета очередной круассан и тянет хвостатому, тот изучающе смотрит, перехватывает и вертит в длинных пальцах, после чего засовывает в рот. С аппетитом пережевывает, а глаза начинают по-детски блестеть; слизывает с кончиков пальцев потекшую сладость, радостно виляет хвостом, а Чонгук запивает молоком и невольно умиляется зрелищу. — Ещё? — Нет, я же сказал, что не голоден, хозяин, — довольно улыбается Тэхён, а Чонгука передёргивает. — Не зови меня так, мне неловко. — А как тогда? — непонимающе вскидывает брови лис. — Просто Чонгук. Пошли, надо спать ложиться.       Чонгук возвращается в комнату и думает, что видимо ему придётся пододвинуться, все же диван большой, и если Тэхён ляжет с краю, то это не страшно, все же он не совсем человек, у него животные повадки, и ничего такого в этом не будет (отговорки), а лис послушно следует за ним. Чонгук валится на диван, накрываясь одеялом, и переводит взгляд на Тэхёна, который садится на ковре перед диваном. Ноги закидывает под себя, руки аккуратно складывает на колени; сидит и внимательно смотрит на Чонгука, повиливая хвостом. — Эээ… а ты там спать собрался? — Я могу спать где угодно, я же лис. — Ну не на полу же? — Чон вскидывает брови, лёжа на боку и подпирая голову рукой. — Где бы ты хотел спать? — Ну… — тушуется Тэхён, — для кицунэ самое приятное — спать под боком хозяина, или в ногах. — В ногах? Ты же не маленький лисёнок, чтобы в ногах уместиться. — Да… всё забываю, что я в человеческом обличье.       Виснет пауза. Тэхён все так же преданно по-щенячьи смотрит на Чонгука, а тот не выдерживает упорного взгляда — громко выдыхает и валится на спину. — Ладно. Иди сюда, — выдыхает он, откидывая одеяло и приглашая к себе.       Глаза лиса тут же светятся от восторга. Он, как собачка, быстро машет хвостом и отталкивается здоровой ногой от пола, запрыгивая под одеяло. Обхватывает Чонгука руками за ребра, носом утыкается в шею, а хвост так и продолжает вилять в воздухе. Чонгук конкретно так охуевает, но утешает себя мыслями, что рыжий всего лишь зверёк, почти как домашний питомец (опять отговорки). — Тихо ты, раздавишь меня, — посмеивается он, а Тэхён ослабляет хватку, но всё так же обнимает хозяина и чуть ли не мурлычет от удовольствия.       Чонгук укладывает на его плечо руку, на которой находится голова хвостатого, и прикрывает сверху одеялом. Гасит лампу на тумбочке и прикрывает глаза, тут же чувствуя, как сильно он устал за день — глаза слипаются моментально. Морфей накрывает своим сонным покрывалом, и уже через десять минут Чон проваливается в сон, прижимая к себе горячую тушку, от которой на душе легко и спокойно.

* * *

      Просыпается Чонгук на удивление легко, понимая, что впервые за долгое время хорошо выспался. То ли хороший сон повлиял, то ли болезнь. Второй вариант в его голове возникает, когда он чувствует, как болезненно ноет тело и болит голова. Чонгук понимает, что что-то не так, когда обнаруживает на своём лбу мокрый платок. — Ты проснулся? — слышится из коридора, и Чонгук поворачивается.       В дверях, опираясь на косяк, стоит Тэхён, радостно виляя хвостом, и Чонгук про себя стонет.       Это был не сон.       Тэхён подлетает быстро, запрыгивая на кровать и переворачивая тряпку на лбу. — Я же говорил, что заболеешь. — Всё так плохо? — усмехается Чонгук.       Тэхён неожиданно поддается вперёд и, сдернув платок со лба, тыкается в него носом. — Тридцать семь и восемь. — заявляет он и возвращает платок на место. — А нормальная температура человеческого тела ниже, чем у животных. По крайней мере моя температура сейчас — тридцать шесть и шесть, и я с непривычки мерзну. Хочешь есть?       Чонгук удивляется болтливости кицунэ, но на словах про еду понимает, что с кухни идёт очень приятный запах. — Ты умеешь готовить? — Я умею всё, что нужно моему хозяину, — гордо заявляет он и, прихрамывая, уносится на кухню.       Чонгук выжидает, обводит глазами комнату, утыкаясь взглядом в распахнутый шкаф и распотрошённые в нём вещи. — Что ты сделал с моей одеждой? — Чонгук повышает голос, чтоб его было слышно, и понимает, что к температуре прибавилось ещё и больное горло. — Я искал платки. — возвращаясь в комнату отвечает Тэхён и вручает севшему в кровати Чонгуку тарелку с блинами и пиалу с джемом, на что Чонгук удивленно поднимает брови. — Всё равно не понимаю, как ты блины готовил. — Не знаю. Интуитивно, — Тэхён ведёт плечами и неожиданно забирается под одеяло, и Чонгук чувствует, как по чужому телу проходятся мурашки — Тэхёну действительно холодно в человеческом теле. — А ещё я разбил тарелку, — доносится из-под ткани.       Чонгук усмехается и тянется к блинам рукой, игнорируя то, как чужая туша под одеялом растягивается на его коленях.       И как бы странно это все не выглядело, ему это всё кажется до ужаса правильным, а блины очень вкусными. Вероятно, его ждут весёлые дни.