***
Когда Гарри нашёл здание с нужным адресом и зашёл внутрь, он едва не заблудился. Коридоры, лестницы, опять коридоры, опять лестницы, ещё коридоры, ещё лестницы… Гарри задался вопросом, где там вообще помещались залы. Как назло на дверях не было табличек. Отчаявшись спустя полчаса поисков, он просто постучался в первую попавшуюся дверь. Ему открыл какой-то мальчишка… раздетый по пояс. Оглядев его цепким взглядом художника, Гарри спросил, ничуть не смущаясь: — Добрый день. Простите, не подскажете ли вы мне, где найти класс с занятиями по спортивной гимнастике? Мальчишка удивлённо приподнял брови и заразительно улыбнулся. Гарри не поддался. — Денёчка, сэр, — он обернулся, чтобы сказать внутрь комнаты. — Я пойду обратно, Тильда, ты со мной? Нет? Ладно. Он закрыл за собой дверь в комнату и, засунув руки в карманы спортивных брюк, уставился на Гарри. — Я вас провожу, только скажите, зачем вам? Ребёнка устроить хотите? — Нет, не ребёнка. Я художник, друг Хэмиша, он говорил, что бывал тут. — Хэмиша? Какого? К нам приходил какой-то мужик, рисовал младшую группу, но его звали как-то на «эм». Мартин, Марвин… — Мерлин, — Гарри закатил глаза. Хэмиш слишком любил свой псевдоним. — Точно! Мерлин! — парень всё время улыбался, Гарри уже было сложно сдерживать себя, чтобы не ответить тем же. — У нас потом все дети хвастались, мол, он волшебник. Ещё Гарри было сложно не пялиться на торс юноши. Он бы назвал его роскошным. Приходилось напоминать себе, что парню, может быть, нет и восемнадцати, и оправдываться исключительно эстетическим интересом деятеля изобразительного искусства. Они долго петляли по коридорам, а мальчишка всё болтал без умолку, рассказывая о том, куда ещё Гарри мог бы сходить. Удивительно, но тот соглашался. Даже прослушал имя провожатого, убедив себя, что отвлёкся вовсе не на мощные плечи и сильные ноги. Наконец, парень открыл дверь, точно такую же, как и та, в которую постучал Гарри. За дверью был просторный и светлый зал, наполненный голосами, шершавыми звуками мнущихся под весом учеников спортивных матов и шелестом тяжёлого дыхания занимающихся. Юноша повёл Гарри к мужчине, который видимо был тренером. Пока художник разговаривал с ним, парень делал растяжку на мате рядом, и Гарри не мог не коситься на него. Мысль поблагодарить Мерлина за наводку промелькнула где-то ближе к подсознанию и нырнула в глубины разума. Гарри отошёл к лавке у стены, сел и открыл свой альбом. Через час он понял, что целую страницу изрисовал набросками одного и того же мальчишки, который, похоже, заметил, что на него смотрят, и выделывался, как мог. Сдержав порыв закатить глаза, Гарри невозмутимо перевернул страницу и стал рисовать других. Через пятнадцать минут мальчишка замер в такой удачной позе, что Гарри не удержался и опять его нарисовал.***
— Ну что, друг мой? — Хэмиш хлопнул Гарри по плечу, заставив его поставить на холсте жирный красный росчерк. — Как тебе гимнасты, м? — Весьма… — Гарри отложил кисть, — эстетически приятно. — А ты сомневался, — улыбнулся Мерлин, извинившись. — Сколько ты туда уже ходишь? Неделю? — Две, — Гарри счистил часть краски и выдавил на палитру белила из тюбика. — Раз в пару дней, когда у них занятия. — Неужели, — Хэмиш оглянулся на дверной проём. — Рокси! Ты слышала? Дядюшка Гарри признал, что я был прав! В комнату заглянула девушка с удивлённым неверием на лице. — Гарри, это правда? — Прости, Роксана, но это так, — Харт посмотрел на условную племянницу своего друга. Условную, потому что так её называть было проще, чем пытаться вычислить, кто она Хэмишу на самом деле. В прошлый раз они остановились на пятой степени родства. — Вы опять спорили? — Конечно, — Хэмиш сел на табуретку, по привычке чиркая карандашом по первой попавшейся бумажке, — если мы не будем спорить, то не сможем выяснять, кому готовить, опять будем играть на это в шахматы до рассвета и в итоге пойдём в ресторан. — Почему бы вам не сделать расписание? — Это дело принципа! — Гарри не выдержал и легко рассмеялся, потому что они ответили одновременно. Он вернулся было к картине, но не успел сосредоточиться на работе, как Хэмиш за его спиной ехидно протянул: — Гарри, а ты уверен, что у тебя к гимнастам только эстетический интерес? — он держал в руках альбом для набросков, в котором как-то неприлично много места занимал один и тот же юноша. — О чём ты, Хэмиш? — Гарри изобразил оскорблённую невинность. — Разве не за тем ты меня туда и отправил? Хэмиш скептически хмыкнул и положил альбом на место. — Ну, хотя бы рисовать людей ты со своими камнями ещё не разучился. Гарри посмотрел на недотёртые остатки той случайной красной кривой и решил сделать из них луч света.***
— Хэй, мистер! Здрасте, — мальчишка заприметил Гарри, как только тот вошёл в зал. Тот приветственно кивнул ему. За три недели походов в спортивный центр Гарри изрисовал бóльшую часть альбома и узнал, что мальчишку, который и заполнил его альбом, зовут Эггси. Они даже не были знакомы, если не считать знакомством приветствия, пустую болтовню о погоде и пристальные взгляды. Гарри всё чаще приходилось напоминать себе смотреть на кого-то ещё. Не то чтобы мальчишка был так хорош (хотя, видит бог, он был хорош), просто Эггси, кажется, специально красовался, и на это не смотреть было невозможно. Гарри в задумчивости прижал кончик карандаша к нижней губе. Когда-то в детстве он грыз карандаши, но потом отучил себя от этой привычки, пусть и не полностью. Хэмиш, с которым они познакомились в художественной школе, однажды очень долго смеялся над Гарри, который попытался закусить не тот конец кисточки и минут пять отплёвывался от гуаши. Гарри облизнул губы и снова уткнул в них карандаш. В зале было довольно душно из-за большого количества учеников. От наброска его отвлёк глухой звук падения на мат и звонкий «ой». Подняв голову, Гарри увидел, что мальчишка навернулся с брусьев. Они с тренером одновременно добежали до Эггси. — Встать можешь? — тренер не разменивался на сантименты. — Я не… — мальчишка попытался подняться на ноги, но одна подвернулась, и он со стоном упал прямо Гарри в руки. Совершенно случайно. — Нет. Не могу. — Сэр, проводите его в медпункт, пожалуйста, — тренер обратился к Гарри, который прижимал его ученика к себе, помогая стоять. — Он покажет, куда идти, верно, Эггси? Парень смутился, но кивнул, с надеждой посмотрев на художника. — Конечно, — Гарри невозмутимо приобнял Эггси за обнажённую талию, перекинув его руку через свои плечи. У мальчишки покраснела даже шея. Когда они вышли из кабинета, Эггси решился спросить: — Эм, мистер. — Да? — Как вас зовут? — в конце концов, он уже три недели изворачивался, как мог, для этого мужика и из-за его чёртового карандаша упал с брусьев! Он всегда был лучшим на брусьях! В общем, Эггси имел право знать хотя бы имя. — Харт. Гарри Харт, — художник не стал уточнять в ответ. Он на Эггси даже не смотрел. Ему хватало ощущений. — Понятно, мистер Бонд, — мальчишка усмехнулся, и Гарри всё же взглянул на него недоумённо. — Что? Никогда не смотрели? — Смотрел. Надеюсь, вы помните, молодой человек, что обычно у друзей и девушек Бонда судьба весьма незавидная, — Гарри тут же отвёл взгляд, чтобы не пялиться. — А я друг или девушка? — Эггси сам был в шоке от своей наглости. Обычно его не тянуло на людей постарше. Да что уж там, обычно его не тянуло на людей своего пола, но этот художник был просто неприлично красив. Особенно когда расстёгивал верхние пуговицы рубашки из-за духоты в зале и рисовал его, Эггси, своими невероятными руками… которыми теперь обнимал. Как назло именно в тот день Эггси не надел на тренировку майку. — Вы объект спасения, — то, что Бонд обычно спасает своих девушек, Гарри решил опустить. — Куда поворачивать? — Направо, — Эггси думал, что покраснеть сильнее уже не получится, но он ошибался. Когда врач сказал, что он ухитрился потянуть связки, Эггси расстроился даже сильнее, чем ожидал. Освобождение от тренировок на неделю было обидным, но куда обиднее было сознавать, что Гарри всю неделю будет рисовать не его. Эггси понимал, что в общем-то не имеет никаких прав обижаться на это, но всё равно иррационально переживал. О причинах он задумываться не хотел. На обратном пути в зал Эггси едва ли не облапал Гарри, решив заполучить как можно больше ощущений, чтобы потом смаковать их всю неделю, отлёживаясь дома. Гарри старательно игнорировал горячие руки, раз за разом подозрительно оказывавшиеся всё ниже.***
Придя в спортивный центр на другой день, Гарри почувствовал себя до странного одиноко.***
Эггси не вынес недели дома и, несмотря ни на что, прихромал на тренировку, едва только смог более или менее уверенно прыгать на одной ноге. Гарри выходил из такси, когда увидел, что он вприпрыжку идёт к центру, опираясь на руку своей подруги. — Да успокойся, Тильда, я же не буду тренирова… О, мистер Харт, здрасте! — парень энергично помахал ему рукой, а девушка тяжело вздохнула. Что-то подсказывало Гарри, что она много времени потратила на напрасные уговоры. — Добрый день, — художник вежливо улыбнулся. — Помочь? — Да, пожалуйста, если вам не сложно! — Тильда с явным облегчением спихнула краснеющего Эггси на Гарри. Как только мальчишка оказался в его руках, какое-то неуютное чувство в груди Харта пропало. — Предупрежу тренера, что он проиграл спор. Девушка убежала, а Гарри с немым вопросом посмотрел на Эггси. Тот слегка смутился, но пояснил, тепло улыбнувшись: — Когда я получаю травмы, они делают ставки на то, насколько быстро я приду, — он весь стремился на тренировку, словно спортивный центр — его дом. — Пару раз Тильда даже подговорила меня прийти попозже, чтобы она выиграла, но это секрет, мистер Бонд. Эггси весело и хитро сощурился, и Гарри нестерпимо захотелось нарисовать его портрет. Он, похоже, напугал мальчишку, пристально вглядевшись в его лицо. — Эм, сэр?.. — Ничего, Эггси, — гимнаст даже слегка зарделся, услышав своё имя из уст Гарри, — привычка художника. На непонимающий взгляд, Харт пояснил, что так он смотрит, запоминая черты лица, чтобы нарисовать портрет. Эггси покраснел до самых ушей и предложил дойти уже до тренировочного зала. Всё занятие они сидели рядом на скамье и разговаривали. В какой-то момент Эггси неосторожно спросил, как Гарри рисует так похоже. Глаза художника тут же загорелись. Лекция об азах и приёмах рисования портретов затянулась минут на сорок, и всё это время Эггси глаз не сводил с внезапно эмоционального лица и волшебной улыбки искренне увлечённого своим делом художника. — …пропорции очень важны, понимаешь? — Эггси вынырнул из прострации и неловко прочистил горло. — Конечно, их можно нарушать, например… Большая, сильная ладонь и длинные, изящные пальцы, из-под которых выходили вроде бы простые, но прекрасные рисунки. Пара штрихов и восхищённый Эггси в который раз залился краской: на него смотрел он сам, нарисованный в утрированном стиле комиксов. — Это несложно и вполне нормально, но для того, чтобы ломать пропорции правильно, нужно их знать, — Гарри, казалось, так увлёкся, что не замечал влюблённого взгляда своего слушателя. Так Эггси думал. К концу лекции мальчишка совсем потерялся в непонятных терминах и понял, что пропал. Гарри рассказывал про разные детали портрета, иллюстрируя свои слова набросками, из которых в итоге сложилось вполне узнаваемое лицо самого Эггси, и от этого у парня в груди шевелилось что-то странное, почти болезненное. Оно толкало его на странные поступки, и сопротивляться этому чему-то совсем не хотелось. — Сэр… — Зови меня Гарри, — художник тепло улыбнулся, и Эггси осознал, насколько близко друг к другу они сидят. Пустая лавка протянулась вдоль всей стены, но они сидели, едва не соприкасаясь плечами. — Хорошо… Гарри, — это вызвало очередную волну шевеления в груди, и Эггси совсем ошалел от своей неожиданной смелости. — Ты всё ещё хочешь нарисовать мой портрет?***
Гарри поверить не мог, что пригласил этого мальчишку к себе домой. Обычно он не рисовал портреты, тем более дома, а если такое и случалось, это явно были не едва знакомые очаровательные мальчишки, а люди, на которых у Гарри имелись определённые планы. Иметь планы на Эггси было бы, конечно, весьма привлекательно. Единственное, что останавливало Гарри, — совесть. Не то чтобы он пользовался ей так уж часто, его невинные кудряшки и тёплые карие глаза обманчиво намекали на ангельский характер, но разбивать сердце такому юному парню вовсе не хотелось. Гарри не был хорош в отношениях. Гарри боялся, что отпустить мальчишку потом будет слишком трудно, и обоим в итоге будет хуже. Эггси же напрашивался на то, чтобы его не отпускали. Больше месяца Гарри ходил в спортивный центр, больше месяца он смотрел на Эггси, пока тот показывал всё, на что был способен, только для него. Больше месяца Гарри ловил на себе предостерегающие взгляды тренера и той девушки, Тильды. Они явно видели, что взгляд Эггси был слишком влюблённым, и молчаливо обещали поотрывать Гарри руки и ноги, если он что-нибудь сделает с мальчишкой. Гарри всё видел, всё замечал. Он всегда был очень наблюдателен. От него не укрылись ни красные щёки, ни горящие глаза, ни закушенные губы, ни нервные пальцы. Однажды он попросил Эггси передать ему его сумку, и после того, как их пальцы соприкоснулись, мальчишка обхватил руку, словно пытался сохранить тепло прикосновения. От всего этого в груди самого Гарри что-то мягко теплело, вызывая приливы нехарактерной для него нежности. И вот Эггси в его доме. Стеснительно топтался в гостиной, не зная, куда себя деть, пока Гарри не отвёл его в свою мастерскую и не указал на табурет перед мольбертом. Он нарочно долго возился с карандашами, позволяя мальчишке осмотреться. Тот очевидно был впечатлён. Комната была не слишком-то большой, но светлой из-за огромного окна и до странного уютной, пусть там и не было «творческого беспорядка». Нигде ни следа грязи или брызгов краски, ни разбросанных кисточек, ни листов с набросками — ничего, что можно было бы ожидать. На стеллажах в идеальном порядке были разложены какие-то папки и коробки. В углу приютились холсты, рассортированные по размеру. На стенах висели картины. Подойдя к одной, Эггси увидел подпись в нижнем углу. «Галахад». Он улыбнулся. Пожалуй, любовь к рыцарским легендам вполне соответствовала его ожиданиям. — Присаживайся, — Гарри незаметно приблизился сзади, Эггси даже почувствовал его дыхание на затылке. Он развернулся, уткнувшись в грудь Харта носом. Неожиданно твёрдую и мускулистую грудь. Он положил на неё руку, ощущая тепло через тонкий свитер. — Ты тоже тренируешься? — Эггси поднял глаза и понял, что если бы ему внезапно, ну вдруг, мало ли, гипотетически, захотелось поцеловать Гарри, то пришлось бы встать на носочки. Почему-то это казалось невероятно милым. — Я пейзажист и часто езжу на пленэры. Ты просто не знаешь, сколько весит этюдник, — Гарри отошёл назад и снова указал на табуретку. — Садись так, как тебе удобно. Можешь смотреть в окно или на одну из картин. Эггси плюхнулся на табурет и уставился в окошко. Он буквально чувствовал, как краснеет, потому что пристальный, внимательный взгляд художника, казалось, можно было схватить рукой, и, как за ниточку, притянуть к себе его владельца. Через десять минут молчания, наполненного чем-то, что проницательная Тильда наверняка назвала бы сексуальным напряжением, Эггси не вынес и решил спросить: — А мне можно говорить? — Можно, пока я не рисую твои губы, — стоило Эггси представить, как обалденные руки Гарри рисуют его губы, ему сделалось жарко. — Ясно. Гарри честно пытался рисовать мальчишку не таким смущённым, каким тот был на самом деле, но даже у него не получилось. Гарри не был уверен, что Эггси скажет на портрет, на котором он выглядел таким. Потрясающе юным, очаровательно зардевшимся, немного неловким и совершенно очевидно любимым. Блестящие глаза, нежные ресницы, чёткие скулы, мягкая полуулыбка. Гарри казалось, что каждая линия выдаёт его. Он снял лист с мольберта и прикрепил новый, оправдавшись: — Попробую сделать лучше. Эггси воспользовался моментом, чтобы размяться. Он потянулся всем телом, а Гарри загляделся на полоску светлой кожи между поясом его джинс и краем футболки. — Ты можешь встать, если хочешь, — Харт старался выглядеть спокойным, но взгляд против его воли жадно вглядывался в мальчишку, подмечая и запоминая малейшие детали. — Окей, — Эггси поднялся, снова потянувшись, и облокотился о стену за табуретом. Гарри решил рисовать его в полный рост, чтобы не концентрироваться на лице. Спустя пятнадцать минут он понял, что это не помогло. На ростовом портрете Эггси остался точно таким же прекрасным, но теперь ко всему добавились слишком старательно выписанные бёдра, плечи и руки, чуть закрытая, смущённая поза, мягкие тени. — Ну что? — Эггси не терпелось взглянуть на себя глазами Гарри. Он одновременно боялся и ужасно хотел этого. Увидев набросок, Эггси глазам своим не поверил. Неужели кто-то мог видеть его таким?.. — Это невероятно, Гарри, — он такими восхищёнными глазами смотрел на простой графический рисунок, что Гарри захотелось рисовать его ещё и ещё, только бы видеть эту улыбку. — Спасибо, — он протянул Эггси лист. — Ты можешь взять, если хочешь. — Спасибо, Гарри, — мальчишка прижал к себе рисунок, словно это было самое ценное его сокровище. Когда Эггси стоял на пороге, он сказал: — Ну, увидимся на тренировке?.. — Конечно. Вернувшись в дом, Гарри поставил портрет Эггси на мольберт и долго смотрел на него.***
На следующей тренировке Эггси шокировал всех, заявив, что он заботится о пострадавшей ноге, поэтому будет растягивать связки на лавке, а к остальным присоединится в следующий раз. И уселся рядом с Гарри. Лавка вновь была практически пуста. Тренер неодобрительно глянул на художника, но промолчал. Тильда подошла и села рядом. — Эггси, ты сам не свой, — она периодически кидала опасливые взгляды на Гарри. — Всё в порядке? — Не понимаю, чего вы все так трясётесь, — мальчишка деловито разминал ногу. — Я же, как вы говорите, «взялся за ум». Не переживай, Тильда, иди. В конце концов, я же тут не один! — В том-то и дело, Эггси, — она взволнованно улыбнулась и ушла заниматься. Они с Гарри вновь остались вдвоём. Говорить с Эггси весь урок было интересно. У них, как оказалось, много общего: любимые пьесы, книги, даже пара любимых песен совпала. В одном непопадание — кино. Гарри любил драму, а Эггси предпочитал детективы. Художник уже почти согласился сходить с мальчишкой в кино на какой-то жутко популярный детектив, как понял, что всё заходит как-то слишком далеко. — Эггси, постой, — он положил ему руку на колено. Смотреть, как мальчишка краснеет, было одно удовольствие. — Возможно тебе лучше пригласить не меня. Тильду, или твою девушку. — Тильда не любит такое кино, — Эггси усмехнулся. — Мы пытались встречаться пару лет назад, так что можешь мне верить. А девушки у меня нет и, что бы не говорила мама, не будет. Гарри понимающе охнул. Он не верил в судьбу, но складывалось такое впечатление, что всё это повеление некоего очень благосклонного к нему, обычному художнику, рока. Гарри решился. В конце-то концов, не так уж он и стар. — Что ж, — он чуть сжал лежащую на коленке Эггси ладонь, наслаждаясь произведённым эффектом, и улыбнулся, — тогда мы договоримся о времени позже. Эггси, заворожённый ямочками на его щеках, кивнул. Когда Эггси пришёл к кинотеатру на следующий вечер, Гарри захотелось рассмеяться. Мальчишка был угрюм и сердит, а за ним шла гордая и воинственная Тильда. Харт и не подозревал, насколько был прав в своих предположениях о том, что произошло ранее.***
— Эггси, так нельзя! — Тильда стояла у окна, скрестив руки на груди, от волнения у неё даже появился родной шведский акцент. Мишель, мама Эггси, поддакивала ей из-за стола. — Верно, Эггси, как ты можешь? Вы ведь даже не знакомы! — Мам, так мы познакомились, — парень тяжело вздыхал и бегал по комнате, собираясь на то, что надеялся назвать свиданием. Он не собирался рассказывать матери о портрете. — Да ты же о нём ничего не знаешь, — Тильда вопреки своим словам подала ему ремень. — Кроме, пожалуй, того, кем он работает, что он любит, имени его лучшего друга и адреса. В остальном ничего, да, — Мишель сложила голову на руки. — Тильда, иди с ним, я не могу просто так его отпустить! Эггси, вдруг он тебя обманывал и теперь заманивает в какую-нибудь секту? — Мама, я сам его пригласил! — Эггси остановился посреди комнаты. — Какая ещё секта? Так и вижу, как он кричит «Америка обречена!» и раздаёт листовки. Тильда, оставайся лучше тут, посидите вдвоём, посмотрите что-нибудь… — Я пойду с тобой и там посмотрю, — девушка решительно подошла к другу и поправила на нём бейсболку.***
— Здравствуйте, мистер Харт, — Тильда была вежлива, словно какая-нибудь принцесса. — Привет, Гарри, — хмурый Эггси всё равно счастливо улыбнулся, увидев его. — Добрый вечер, — Гарри был всё ближе к тому, чтобы уверовать в судьбу. — Эм, понимаешь, так вышло, что Тильда… — мальчишка запинался, не зная, что сказать, но Гарри сам его прервал: — Не переживай, Эггси, всё в порядке. У меня, можно сказать, для вас тоже сюрприз, — Харт подмигнул мальчишке. За дверями кинотеатра их ждала Рокси. — Рокси, это Эггси и Тильда. Эггси, Тильда, знакомьтесь, это Рокси, племянница моего лучшего друга. Так вышло, что она пошла со мной, — Гарри откровенно веселился, но не показывал этого. — Надеюсь, вы не против? Эггси даже боялся предположить, что произошло у Гарри, если он пришёл не один.***
— Серьёзно? — Хэмиш поднял брови. — Ты идёшь на свидание с мальчишкой? — Это не свидание, но можно сказать и так, — Гарри спокойно собирался. — Вы идёте в кино, будете там одни, потом, вероятно, будете гулять и разговаривать, и всё это только ты, мальчишка и искры между вами. Я бы назвал это свиданием, — Хэмиш был рад за друга, но не собирался так легко этого признавать. — Возможно, Мерлин, возможно, — Гарри надел рубашку и думал, сколько пуговиц будет допустимо не застегнуть. — Слушай, Гарри, — Рокси вошла к ним в комнату, — Я схожу с тобой? Не вместе, просто тоже хочу этот фильм посмотреть. — Хорошо, Роксана.***
— Добрый вечер, — Рокси улыбнулась. Эггси был точно таким же, как и на портрете, что она случайно нашла у Гарри дома. Она тоже была рада за Харта. — Идёмте. В зале сидели парами. Тильде не хватило совести сесть рядом с другом и его… другом. К тому же Роксана оказалась прекрасной собеседницей. На несколько рядов дальше сидели Эггси и Гарри. Харт весь фильм критиковал действия героев, находя десятки путей сделать всё гораздо логичнее и рациональнее, он даже главной загадкой сюжета был недоволен и за пять минут придумал способ убийства более эстетичный и чистый. Эггси был немного шокирован, но слушал с любопытством и смотрел всё теми же влюблёнными глазами. Все соседи отсели от них подальше. Из кинотеатра выходили тоже парами. И по парку гуляли парами. По разным аллеям. И договаривались о новой встрече.