Christmas Night

I don't want a lot for Christmas There's just one thing I need I don't care about the presents Underneath the Christmas tree I just want you for my own More than you could ever know Make my wish come true All I want for Christmas is... You Mariah Carey - All I Want For Christmas Is You https://www.youtube.com/watch?v=mK0z1S8SwZc

Тихо.  Виктория наблюдает, как огонек свечи в канделябре напротив кровати покачивается, поддаваясь едва ощутимым порывам ветерка, пробивающимся через старинные оконные рамы.  Альберт рядом чуть сопит, обнимая уголок одеяла.  Девушка переводит взгляд со свечи на потолок и глубоко вздыхает. Балдахин шелковыми полупрозрачными волнами переливается тенями от непостоянства свечи. Виктория опять глубоко вздыхает, не впечатленная уже привычной картиной, и откидывает мягкое одеяло. Прохладный воздух мурашками пробегает по тонкой коже, и королева, бесшумно присев на краю кровати, погружает ступни в домашние теплые туфельки. Едва уловимый шорох накинутого на хрупкие плечи теплого халата и тихий щелчок двери, закрывшейся за ускользнувшей миниатюрной фигуркой. Плотный ковер не выдает торопливо идущую по коридору королеву. Слуги были распущены ввиду праздничного дня, пустой коридор освещают только редкие свечи.  Виктория, поправив ремешок своего пышного белого халата, нащупывает в широком кармане небольшой предмет, позволяет легкой улыбке скользнуть по лицу и, не останавливаясь, уверенно идет по коридору.  Только остановившись напротив нужной двери, она чувствует, как сомнение холодной змейкой шевелится в груди, но, тряхнув головой, тихо, но уверено стучит по деревянной поверхности три раза.  Проходит пара мгновений тишины, и из комнаты раздается тихое сипловатое «да?».  Виктория аккуратно опускает холодный металл дверной ручки и ступает в темный прямоугольник комнаты.  Взгляд девушки сразу находит широкое кресло, освещенное играющим пламенем огня в камине. Подходя ближе, она едва заметно улыбается темно-изумрудным в таком свете глазам мужчины, который, в удивлении вскинув брови, начинает вставать, когда Виктория качает головой и жестом просит его не беспокоиться этими условностями. — Хорошо, что вы не спите, Лорд М, — тихо произносит Виктория и, пододвигая ближе рядом стоящий стул, усаживается напротив Мельбурна.  — …Я не ожидал вас увидеть, — по тонким губам мужчины скользит удивленная улыбка, и он дает волю своему взгляду ласково пройтись по такому знакомому личику королевы, задерживаясь на темной ямочке на нежной щеке улыбающейся девушки. — Но очень рад вашей компании.  — Мне не спалось, — чуть пожимает плечами она, складывая руки на коленях. — Надеюсь, я вас не потревожила?..  — Конечно, нет, — с легким смешком отвечает Уильям. — Думал, после такого насыщенного рождественского дня сон вас неизменно сморит.  Виктория в ответ просто пожимает плечами, не отводя взгляда от собеседника. Седые пряди уже давно опережают темные количеством, и глубокие морщины тонкими ниточками темнеют на красивом лице бывшего премьер-министра.  — …Как вам празднование?  — Отличная программа, балет и актерская труппа. Очень вкусный обед, что не маловажно, — улыбается Мельбурн. — А как вам?  — Мне больше понравился обед до официальной части с гостями. Мы очень уютно сидели, обменивались подарками, и, к счастью, не приходилось следить за каждым своим словом и взглядом, — смущенно улыбнувшись, пожимает плечами она. — Что ж, не могу с вами в этом не согласиться. Королева задерживается взглядом на мерцающих глазах и чуть опускает голову. - Я… — Виктория скользит ладонью в широкий карман халата и достает небольшую прямоугольную коробку, перевязанную шелковой лентой. — Я принесла вам подарок. Знаю, мы уже обменялись ими на ужине, но… Я хотела подарить что-то ещё, — она, хоть и пытаясь держаться уверенно, все же не может скрыть смущенной улыбки.  Мельбурн напротив широко улыбается и протягивает ладонь.  — Я не ожидал, но спасибо, — говорит он, бережно укладывая на колени коробочку и развязывая ленту. Женщина напротив не отрывает взгляда от длинных пальцев, которые уже приподнимают тонкую крышечку.  Уильям достает красивый, украшенный тончайшими золотыми нитями, альбом. — Я подумала… Мы так редко встречаемся… А я с теплом вспоминаю время проведённое вместе с вами. Я знаю, что вам тоже наше совместное времяпрепровождение доставляло удовольствие. А, несмотря на грусть при воспоминаниях, они все же дарят радость. Я вела этот альбом тогда и хочу, чтобы он был у вас. Мельбурн с мягкой улыбкой бережно переворачивает шелестящие страницы. Неуверенные штрихи пока неопытной руки превращаются в уверенные изображения убранств дворца, окружающих его пейзажей, умилительного Дэша, правителей-предшественников, срисованных со старинных портретов, Брокет-Холла, оранжерей… Уильям невольно проводит подушечкой пальца по карандашному автопортрету королевы, дата создания которого была совсем недавней.  Перевернув эту страничку, Мельбурн останавливается на последней в альбоме: его портрет в полуанфас и подпись, украшенная причудливыми завитками. «Мой дорогой Лорд М». Было видно, что рисунок выполнялся бережно, с любовью, были прорисованы даже тончайшие черты и каждый завиток густых волос. Уильям медленно поднимает взгляд на пристально на него смотрящую Викторию, которая, прикусив губу, в ожидании нервно теребит пальцами ленточку на кармане халата. — Я очень признателен, что вы решили поделиться со мной такими близкими к сердцу воспоминаниями, — улыбается он, бережно проводя ладонями по переплету альбома. — Я сам, как вы прекрасно знаете, не художник, и я не могу запечатлеть важные для меня моменты на чем-то более материальном, чем моя память, поэтому этот подарок для меня крайне ценен. Виктория на против него едва слышно облегченно выдыхает и тоже широко улыбается. — Я очень рада. Мельбурн, склонив голову, немного мнется, нахмурившись, но, что-то решив для себя, встает с кресла и направляется к лежащей подле кровати походной сумке. Через мгновение он возвращается, и Виктория замечает, что подаренный ему альбом в его руках сменился небольшим черным бархатным мешочком, который используют для хранения украшений. — Я… — Уильям едва заметно улыбается, останавливаясь напротив стула, где сидит женщина. — Я давно хотел вам это подарить, увидел во время одной из поездок во Францию несколько лет назад. Я все не знал, как вам подарить, и уместно ли это. Но… Я бы все же очень хотел, чтобы у вас было напоминание обо мне, — Мельбурн с непривычной для него робостью протягивает вставшей со стула девушке подарок. Виктория с любопытством берет легкий мешочек, и на ее ладонь выскальзывает прекрасная подвеска в форме цветка орхидеи. Россыпь крошечных драгоценных камней, окаймляющих лепестки, переливается под неровным светом камина и свеч, как и золотая тонкая цепочка. — Как прекрасно… — выдыхает она и различает на сердцевине цветка едва заметное глазу переплетение букв «У» и «В». Она, чувствуя, как сердце отбивает неровный ритм, поднимает взгляд на блестящие зеленые глаза. — Спасибо. Мельбурн едва заметно улыбается, любуясь посветлевшим личиком женщины напротив. — А не могли бы… — Виктория указывает себе на шею, и Уильям безмолвно кивает, понимая просьбу. Бережно подхватив с ладошки украшение, он заходит за спину женщины и, чуть поборовшись с крохотным замочком, вешает его на белоснежную шею. Виктория чувствует тепло за спиной, ожог от широких ладоней, мягко легших на ее прикрытые тонкой тканью халата плечи. Большие пальцы мужчины очерчивают на бледной коже контур цепочки украшения, и его действия посылают стайки мурашек по телу королевы. Она медленно оборачивается, и ее взгляд упирается в мужскую грудь и шею, открытую под расстегнутым пуговицам белоснежной рубашки. Мужчина едва слышно сглатывает, это выдает его дернувшийся кадык. Виктория переводит взгляд выше и находит им темные глаза, приложив героическую долю силы воли, чтобы не задержаться на чуть приоткрытых тонких губах. Зелени почти не видно за расширившимися зрачками, и женщина не может шевельнуться. Подушечка пальца проводит по ее щеке, скользит по скуле и спускается к краю губ. Завороженная, Виктория испытывает так много чувств, что ее сознание уже сдается в попытках хоть что-то выделить из клубка этих искрящихся эмоций. Искусно построенная на собственных заблуждениях иллюзия любви к супругу трещит, не выдерживая бури, в котором который раз оказывается сердце женщины. То, что она чувствовала столько лет назад, незамедлительно возвращается, умножаясь, напоминая о том, как себя чувствует живой, не лгущий себе человек. Мельбурн, не отнимая руки от лица Виктории, медленно наклоняется к ней. Забыв, как дышать, она чувствует мягкое прикосновение у уголка губ. Чуть отстранившись, Уильям прожигает прямым взглядом душу замершей королевы. Виктория, рвано выдохнув, делает шаг вперед и прижимается горячим лбом к предплечью мужчины, пытаясь унять дрожь в кончиках пальцев и тот жар, который лавой несется по хрупким венам. Ее обхватывают широкие ладони, и Мельбурн, приложив щеку к растрепанным темным волосам, закрывает глаза, вдыхая такой знакомый запах парфюма женщины. Виктория в его руках чуть дрожит, прерывисто дыша, чувствуя неизменную защиту и понимание, с которым всегда ассоциировался Мельбурн. Просто тем, что находился рядом, он всегда помогал успокоить те чувства, которые сам и вызывал. Не нужно слов, не нужно длинных разговоров, уже неоднократно звучавших, не нужно переосмыслений выборов, сделанных так давно. Эти чувства, рожденные в впечатлительном девичьем сердечке и в измученном мужском, обречены гореть в своих непроницаемых клетках, установленных лицемерным обществом и древними традициями. И слабостью их обладателей, поддавшихся этим условностям. Остаток ночи до рассвета они проводят друг напротив друга в свете тлеющего пламени в камине, разговаривая и любуясь друг другом, не в силах перейти ту черту, которую сами для себя определили. Виктория, приложив огромное усилие, закрывает за собой двери покоев Мельбурна и медленно идет к своим. На пути она бережно сжимает в ладони хрупкую подвеску, висящую на шее, и едва заметно улыбается. Тонкие юркие пальчики легко расправляются с замком, и Виктория, напоследок полюбовавшись подарком, опускает в бархатный мешочек и кладет его в дальнюю шкатулку с украшениями, под второе дно. Жаль, что этот дорогой сердцу подарок приходится прятать, как и свои чувства, но… Кто знает, возможно, жизнь все же даст тайным влюбленным второй шанс. *** Холодный зимний воздух пробирается под шерстяное пальто и колет щеки, облачко теплого дыхания смешивается с сигаретным дымом и растворяется в полуночной темноте. Он не видит, а чувствует, когда он появляется за спиной. Чуть повернув головой, чтобы в поле зрения попала знакомая фигура, он улыбается, убедившись в своей догадке. Тихие шаги, и высокий мужчина встает рядом, у каменных перил балкона дворца. — Что-то исключительно холодно в этом году, — раздается негромкий глубокий голос. — Не могу не согласиться, — с полуулыбкой отвечает Альфред, чувствуя плечом тепло рядом. — И завтра будет так же морозно — обрати внимание на безоблачное небо. — В верности народных поверий мы сможем убедиться завтра. А сейчас… Полюбуйся, какие звезды… — проговаривает Драммонд и оборачивается к Пэджету. Альфред поднимает взгляд на небо — и действительно, удивительная россыпь блестящих пульсирующих точек на бархате небесного полотна очаровывает. — Красиво, — он переводит взгляд на мужчину рядом. Его лицо лишь немного освещено свечами коридора и холодным светом ночного неба и луны. — … Сигару? Эдвард кивает и, взяв из тонких холодных пальцев сигару, смущенно улыбается. — Я не брал свою пороховницу. Альфред кивает и скользит в карман пиджака, даже не замечая колючего ветерка, скользнувшего под полы пальто. — Конечно, не настолько модная, как твоя, но свою функцию выполняет. Ответом служит веселый смешок Драммонда, склонившегося над огоньком. Пару мгновений тишина нарушается только легкими порывами рождественского ветерка, еле слышного дыхания и теперь уже двух облачков полупрозрачного дыма. — Как твое самочувствие? — негромко интересуется Альфред, кивая на бок Эдварда. — Уже гораздо лучше, спасибо. Сказали, что снимут повязку уже очень скоро. Как-никак почти пять месяцев прошло после этого выстрела. Альфред опускает голову, вспоминая перенесенный ужас бессмысленного нападения сумасшедшего на Драммонда и Пиля у дверей Парламента. Лихорадка, метания бредившего Эдварда. Горечь от того, что нужно было при таком разбереженном состоянии заботиться о том, чтобы никто не выявил реальных чувств Пэджета и давать возможность Флоренс заботиться о своем женихе. — Я в порядке, — это было произнесено как-то особенно, тихо и успокаивающе, и Альфред поднял взгляд на темные глаза напротив. — …Извини, что заставил волноваться. Пэджет растягивает губы в едва заметной полуулыбке, с теплотой смотря на этого мужчину. — Я тебе повторяю, что не стоит извиняться за то, в чем не было твоей вины, — в который раз проговаривает Альфред, склонив голову набок. — Я просто рад, что ты живой. Драммонд опускает голову и его улыбку выдает потемневшая ямочка на гладковыбритой щеке. — …А почему ты не с супругой? — спрашивает Альфред, переводя взгляд обратно на звездную россыпь и опираясь ладонью на каменную поверхность перил. Молодое сердце блондина привычно колет при затрагивании этой темы. Рядом раздается едва слышный вздох. — …Я не мог заснуть, — Драммонд повторяет позу спутника. — Думал, такое количество прекрасной еды и танцы на балу сморят тебя, — усмехается Пэджет. — Как видишь, не сработало, — качает головой Драммонд. — И… Я хотел подарить тебе кое-что. — Но мы же обменялись подарками на балу несколько часов назад, — приподнимает брови Альфред. — Да, но… Я не был уверен, стоит ли… И как ты к этому отнесешься. — Не думай слишком много, Драммонд, — улыбается Пэджет. — Давай, показывай, что ты припрятал, если у тебя это с собой. Драммонд кивает и лезет в нагрудный карман пиджака. Он достает чуть примятый картонный прямоугольник и, бережно расправив загнутый уголок, прикусив в волнении губу, неуверенно протягивает его Альфреду. Не отказав себе в удовольствии на мгновение коснуться длинных пальцев Драммонда, Альфред берет подарок и, повернув так, чтобы поверхность осветили свечи коридора, замирает. Пейзаж на миниатюре, нарисованной акварелью, является практически точной копией того берега пруда в Шотландии, где произошел их первый поцелуй. Сердце Альфреда сдавливает, и он проводит подушечкой пальца по гладкой поверхности изображения. Ранее заметивший черную линию на обратной стороне карточки, он разворачивает ее и оказывается прав. Строгий ровный почерк вывел простую фразу «Спасибо за лучшее воспоминание жизни» . Пэджет сглатывает и поднимает взгляд на стоящего напротив мужчину. Колючий комок образовывается в горле, и мужчина кусает губы, чтобы не дать своим чувствам волю. Он надеется, что свет слишком тусклый и Драммонд не сможет различить расплывшуюся на щеках красноту от приложенных усилий. — Я знал, что это не лучшая идея… — выдыхает Эдвард и запускает пальцы в темные волосы, взлохмачивая волнистые пряди. — Не стоило… — Спасибо, — хрипло выдавливает из себя Альфред. Прокашливается. — Я не смогу никогда забыть этот момент своей жизни, и я тоже считаю его лучшим. Альфред удивляется своей реакции на этот подарок-воспоминание, ведь он уже почти полгода каждый день как мантру повторяет основательные причины, по которым их отношения невозможны. И каждый раз глупое сердце, наплевав на доводы старающегося разума, либо замирает, либо отстукивает бешенный ритм при виде высокого мужчины, дыхание подводит, и пальцы начинают предательски дрожать. Но выбор был сделан. После вырыданного сердца, после решенных, но не предпринятых попыток сбежать, после долгих разговоров и разделенных совместных дней в уединенном доме в окраинах Лондона. Все же был сделан. Решающим фактором был диагноз, поставленный отцу Эдварда, неутешительно предсказывающий гибель Драммонда-старшего. Чтобы поддержать тающего на глазах отца, мать, младшего брата и сестер, Эдварду было необходимо иметь место в обществе, чтобы руководить и банком Драммондов, и работать и в Казначействе Ее Величества, и развивать карьеру политика в Парламенте. Для достижения этих целей, ему было необходимо влиться в круг придворных, и единственным способом было заключение выгодного брака. Альфред, как и любой беззаветно влюбленный, сам расписал этот путь Драммонду и смело пожертвовал целостность своего сердца в пользу удовольствия и спокойствия возлюбленного. Драммонд, попрекая себя за слабость, все же не мог придумать другого выхода, чтобы облегчить висящий на его плечах груз поддержки семьи. Поэтому скромная церемония бракосочетания, на которой Альфред не нашел в себе силы присутствовать, оказалась переломным моментом их жизни. Альфред смотрит на мужчину напротив и замечает, как его рука теребит через слои ткани повязку на огнестрельной ране на боку. Протянув ладонь, он мягко накрывает пальцы Драммонда, которые тотчас замирают. Большой палец светлой ладони проводит по хрупким костяшкам, и Эдвард, не удерживаясь, переплетает их пальцы. Драммонд медленно поднимает их сцепленные руки и бережно касается губами тыльной стороны ладони Альфреда. Тот резко вздыхает и, нахмурившись, опускает голову. Холодные пальцы сдаются морозу и леденеют, но и это не является для мужчин достаточной причиной для того, чтобы их разъединить. — Извини, что я жесток к тебе и к твоим чувствам, — выдавливает Драммонд. Альфред смотрит снизу вверх сквозь светлые ресницы своими яркими небесными глазами и качает головой. — Я просто рад, что ты есть в моей жизни, — медленно произносит он с грустной улыбкой. — В жизни бывает больно. Но я больше ценю все то, что я разделил с тобой, пусть это и остается воспоминанием. Драммонд болезненно улыбается в ответ и, чуть склонив голову, прижимается лбом к светлым мягким волосам. Легкие сразу наполняет аромат сладковатого парфюма вперемешку с горечью дыма сигар. Альфред выдыхает, щекоча ему шею, стараясь не поднимать взгляд на приоткрытые губы. Может, когда-нибудь они перестанут быть для него запретными. — …Если нас сейчас так кто-нибудь заметит, то нас повесят по очереди на рассвете, — наигранно весело проговаривает Пэджет, и Драммонд с легкой улыбкой отступает назад, привыкший к тому, что Альфред старается, как обычно, разрядить напряженную или болезненную ситуацию шуточкой. — Четвертуют. Альфред улыбается, надеясь, что не видно покрасневших глаз под тусклым светом, но знает, что от Драммонда не укрывается ни одна деталь, которая добавляется в жар пылающей в его сердце вины. Пальцы не хотят разъединяться, но приходится. Морозный ветер торопливо греется на теплых ладонях. — …Как насчет того, чтобы пробраться на кухню и добыть ту индейку? — с абсолютно серьезным видом предлагает Альфред. — Я был уже так сыт на обеде, что в меня не влезло. Хочу наверстать. Драммонд не сдерживает удивленного смешка и кивает, по-мальчишечьи улыбаясь, стараясь поддерживать условия их дружбы и не обращать внимание на тяжесть на сердце. — Ну так не теряем времени, мой дорогой Патрокл! — Драммонд на это усмехается и качает головой. — …Нужно было тебе «Илиаду» в оригинале дарить. — Тогда уж и переводчика заодно! Драммонд широко улыбается и идет за уже стоящим у выхода в коридор Альфреда. — После вас! — широким жестом указывает тот на дверь. *** Эрнст мерит комнату шагом уже почти полчаса. Сердце стучит как бешенное, но радость, бурлящая внутри, не дает мужчине хоть как-то унять то и дело расплывающуюся на лице улыбку. Идиот. Хорошо, когда ты герцог и можешь позволить себе приемы у лучших докторов. Лондонский оказался настоящим шарлатаном, решившим запугать и так напуганного своим состоянием здоровья Кобурга и продать ему свои паровые процедуры для облегчения дыхания втридорога. Но, к счастью, вернувшись обратно в дом отца, Эрнст решил подтвердить диагноз, и каково было его удивление, что ему сказали только о наличии уже почти прошедшей инфекции дыхательных путей! Пройденные паровые процедуры принесли свою пользу, но достаточных для подтверждения ранее поставленного ужасающего диагноза оснований не нашлось. Эрнст не слишком радовался заранее, ждал проявлений новых симптомов, ходил к разным докторам. Но спустя почти полгода и при стабильном состоянии здоровья, он понял, что имеет шанс на то, чтобы продолжить полноценную жизнь и сделать, наконец, то, о чем мечтал уже столько времени. В дверь еле слышно робко стучат. Кобург замирает на месте и, кинув взгляд на циферблат часов, показывающих полвторого ночи, кидается к двери. Первое, что он видит, ее отворив, это глубокие темные глаза, от вида которых его сердце как всегда заходится в неровном ритме. Бережно взяв ладонь Гарриет, он заводит ее в комнату и, кинув взгляд на пустой коридор, закрывает за собой дверь. Развернувшись, он подходит к мягко улыбающейся женщине и накрывает ее щеки ладонями. Он, затаив дыхание, проводит кончиками пальцев по ее скулам и губам, и женщина рвано выдыхает, когда ее губы накрывают мягким многообещающим поцелуем. *** — Так ты меня раскормишь настолько, что я не смогу пролезать даже в дверной проем! — жалуется Нэнси, тем не менее доедая кусочек специально для нее приготовленного торта. Франкателли только довольно улыбается, наслаждаясь дифирамбами его готовке от любимой женщины. — Учитывая, сколько тебе приходится бегать по дворцу, помогая королеве и слугам, тебе точно не о чем волноваться. Но если вдруг ты когда-нибудь превратишься в миленькую пышечку, я все равно в любом случае буду тебя любить, — подмигивает он, замечая, как сияют глаза и краснеют щечки еще не совсем привыкшей к проявлениям таких чувств девушки. Разделавшись с заготовками на завтрашний завтрак, он вытирает руки полотенцем и садится рядом с Нэнси. Она приподнимает брови и смущенно улыбается, когда ее ладонь накрывает мужская. Потянувшись вперед, она касается губ Франкателли, который через несколько мгновений утягивает ее в глубокий поцелуй, бережно, но крепко обхватывая ее шею. Нэнси прерывисто дышит, отстраняясь, чувствуя пульсирующий жар во всем теле, который только распаляется от голодного темного взгляда Франкателли. — Я… — хрипловато выдыхает она. — Хочу… Но… Сестра… — сознание под напором чувств не может объединить в предложение мысль, но мужчина ее понимает. — Поверь, Нэнси, — он, тяжело дыша и прижавшись лбом к ее, успокаивающе проводит кончиком носа по носику женщины. — Есть возможность стать ближе друг другу без… беременности. Нэнси кивает, улыбается и послушно встает за Франкателли. Мужчина, затушив за собой свет, приобнимает женщину и ведет ее по коридору в комнаты, бережно придерживая за талию и старательно выстраивая свой самоконтроль. Оба, будучи погруженными в свои мысли и чувства, не замечают фигур двух затаившихся, еле сдерживающих смех и перекидывающихся веселыми взглядами, мужчин, у которых уже точно не оставалось никаких преград на пути к вкусной индейке. *** Лейцен смотрит на неровно упакованный сверток и не решается к нему прикоснуться. Виктория, навестив ее до Рождества, передала ей подарки от нее, детей и кое-кого из слуг. Женщина, дождавшись Рождественской ночи, садится в одиночестве под украшенной с Викторией елкой и, протянув мерзнущие стопы к потрескивающему пламени камина, кладет на укрытые пледом колени сверток. Вздохнув, она бережно развязывает упаковочную тонкую веревку и грустно улыбается, чувствуя, как почему-то чуть жжет глаза. «Fröhliche Weihnachten, Baroness», — выведено на картонной карточке, привязанной к бутыли с вином из личного погреба королевы, доступ к которой имеет только один человек. Один человек, с которым она позволила себе вольность разделить этот напиток в один из многих прошедших ночей после Рождества, после чего это стало их традицией. Возможно… Возможно они это еще повторят. Она не обращает внимания на влажные дорожки на щеках, берет с рядом стоящего стола кубок и, распечатав бутыль, наблюдает, как темно-вишневая жидкость наполняет его. Терпкая горечь вина заставляет ее улыбнуться и представить, как в далеком Лондоне седовласый мужчина делает то же самое в небольшой комнатушке за кухней, старательно пряча свою мягкую душу за брюзжанием и показной бесчувственностью. — С Рождеством, мистер Пендж.