Christmas Night

"I think we'll never change And our hearts will always separate. Forget about you I'll forget about you. The things we never say Are better often left alone. <...> And if it's set in motion I'll watch it all pass by. And leave the rest unspoken" Hurts-Unspoken https://www.youtube.com/watch?v=xjaaRNr3aPU

***Вам стало интересно. Я пообещала. Так что - та-дам!*** Раннее утро.  Сознание Альберта медленно выплывает из тумана сновидений. Искрящийся балдахин - первое, что попадает в поле его зрения, и мужчина, сладко зевнув, потягивается, едва улыбаясь спокойствию на душе. Тёплое мягкое одеяло откидывается в сторону, полусонный взгляд падает на спящую с улыбкой на лице супругу.  Тихий скрип - и Альберт уже напротив окна, кутается в тяжёлый тёплый халат, любуясь сверканием белоснежного снега под ясным солнцем.  Мягкие шаги направляются к двери, и Кобург-младший выходит в пустующий коридор. Любимое утро: после Рождества весь дворец будто все ещё замер в состоянии волшебства, сказки. В эти дни слуги тоже распускаются, кроме стражи, чтобы не оставлять замок незащищенным. Поэтому нет даже привычных перешептываний снующих людей. Принц, сам того не замечая, направляется в сторону таких ему привычных резных высоких дверей, скрывающих за собой материальное воплощение человеческой мысли.  Библиотека встречает привычным запахом старинных книг, однако Альберт сразу чувствует чье-то присутствие. Пройдя внутрь зала, к высокому окну, он замечает у его широкого письменного стола спиной к вошедшему очень знакомую фигуру, при виде которой у мужчины почему-то внутри проносится волна радости.  - Сэр Роберт? - произносит принц, чувствуя, как на лице расплывается невольная улыбка. - Вы все же приехали?  - Сэр, - быстро обернувшись, кивает бывший премьер-министр, протягивая руку, - я, к сожалению, опоздал на праздничный рождественский вечер из-за неполадок с каретой. Прибыл только примерно час назад. К счастью, стража меня все же любезно впустила.  - Я рад, что у вас все же получилось к нам присоединиться, - с широкой улыбкой проговорил Альберт, крепко пожимая сухую ладонь. - Мне вас не хватало, - вырывается фраза, от которой от смущения теплеют щеки.  - Что ж… Очень рад это слышать, - с легким удивлением отвечает Пиль, вокруг сияющих глаз которого собрались глубокие морщинки. – Уверен, вас все же кто-то занял вместо меня беседой… Предположу, что вечер прошел отлично?  - Да, и прием, и последующий музыкальный вечер были выше похвал. Был ваш любимый исполнитель… Жаль, что вы не смогли насладится вашей любимой композицией под аккомпанемент оркестра.  - Очень ценю, что вы помните мои предпочтения, сэр, - мягко улыбается Пиля, глядя на молодое, с едва заметным отпечатком от складки подушки на щеке лицо в обрамлении взлохмаченных темных завитков.  - Я надеялся, что вы присоединитесь хотя бы на следующее утро, поэтому попросил его задержаться и повторить выступление за обедом, - чуть склонив голову, проговаривает Альберт и невольно любуется тем, как светлеет лицо и разглаживаются серьезные черты мужчины напротив. - Я все думал, что…  Кобург не договаривает, когда его взгляд падает за плечо бывшего премьер-министра. Тот, проследив за направлением его взгляда, широко довольно улыбается и делает шаг в сторону, открывая молодому мужчине полный обзор.  - Это… - выдыхает Альберт, медленно подходя к столу, с неверием смотря на ранее не виданный предмет.  Пиль пододвигает ближе канделябр, который пускает неровную тень на сияющую гладкими металлическими боками крупную модель локомотива. Принц благоговейно проводит кончиками пальцев по идеально выполненным колесам, осям, клапанам, обводит золотую табличку с названием “Planet” - первым паровозом, на котором проехали они вместе с сэром Робертом.  - Она прекрасна… - выдыхает, не смея отвести взгляда, Альберт.  - Она еще кое-чем удивит, - интригующе произносит Роберт и, произведя пару коротких манипуляций, нажимает на скрытый рычажок под дверцей модели. Внезапно из труб и клапанов с негромким шипением вырывается белый пар, так похожий на настоящий, и внутри модели что-то начинает гудеть. Оси, закрепленные на колесах, начинают ритмично двигаться, подражая реальному прототипу. Не ожидав этого, Альберт отшатывается и не сдерживает удивленный возглас.  - Невероятно! - принц, совершенно позабыв о любых правилах поведения монарха, приседает на корточки у края стола, вцепившись в нее пальцами, и с нескрываем восхищением и любопытством осматривает удивительную вещь.  - Есть еще кое-что… - проговаривает Пиль и щелкает еще одним крошечным рычажком.  Тотчас раздается громкий звук - абсолютно идентичный реальному сигнал паровоза. Роберту приходится придержать Альберта за плечо, потому что тот, не ожидая этого, опять отшатывается, угрожая потерять равновесие и оказаться на полу. Пиль, ощущая под ладонью теплоту молодости и мягкость шерстяного халата, чувствует, как двигаются плечи мужчины от сотрясающего его удивленного тихого смеха. Довольная тонкая улыбка появляется на испещренном морщинками лице, а внутри почему-то становится очень тепло от такого искреннего детского проявления радости Альберта.  - Но… Как она работает? - тяга к познанию неизведанного, конечно, просыпается в принце, и Пиль, готовый к такому вопросу, протягивает ранее подготовленную папку, уже лежащую на столе.  - Тут все схемы и расчеты, необходимые для объяснения работы этой модели. Знал, что вас заинтересуют детали, - отвечает мужчина вставшему мужчине, который, не в силах сдержаться, быстро просматривает исписанные бумаги.  - Это невероятно… - качает головой Кобург.  - …С Рождеством, - тихо произносит Пиль, и Альберт вскидывает голову. - То есть… Вы дарите ее мне? Я думал, вы просто решили мне продемонстрировать эту действующую модель…  - Она ваша. С Рождеством, - повторяет Пиль и прячет за спиной руки, крепко сжимая их в замок. Все чаще возникающее желание (…уже вылившееся в настораживающую потребность) убрать прячущие ясные голубые глаза вьющиеся темные прядки и ощутить на себе прямой взгляд умных цепких глаз нервирует и выливается в совершенно ненужные попытки осознать мотивы и причины своего поведения. - Я… - Альберт качает головой, чувствуя, как по какой-то причине привычно теплеют скулы – наверно, опять предательски тонкая кожа не скрывает резкого прилива крови к щекам. Эту причину Кобург и не хочет выяснять. Единственная тайна, которую его исследовательский дух не решается пока изучить, интуитивно понимая, что некоторые явления стоит оставить как есть. – Я не знаю, как выразить свою благодарность… Это… - он, все еще широко улыбаясь, протягивает руку и крепко сжимает теплую руку бывшего премьер-министра. Казалось бы, ничем не примечательное лицо, но Альберт, с того самого момента, как Пиль пожал ему руку после первой речи в Парламенте и поддержал его кандидатуру как преемника трона, чувствовал, как в нем росло какое-то чувство, не поддающееся никаким известным ему категориям. Медленно, верно, оно требовало того, чтобы сэр Роберт одобрял его, одаривал похвалой, кивал ему, мягко улыбался той улыбкой, которая рисовала вокруг его с теплотой смотрящих глаз причудливые линии морщинок. И принцу самому хотелось поддерживать его, помогать и... заботиться? Альберт всегда любил учиться, узнавать новое. Всегда стремился к неизведанному, оно его завораживало. Он не видел смысла в пустых лицемерных эмоциях и бесполезных разговорах. При всем его видимом отсутствии этих эмоций, он все же ими обладал. Альберт был благодарен Виктории. Благодарен за то, что она его полюбила, посмотрела вглубь его выстроенных в детстве стен и нашла, за что к нему проникнуться чувствами. Но все же он знал, что Королева на полностью его. Ее сильный характер, собственный взгляд на правление и жизнь, ее привязанность к лорду Мельбурну и Лейцен и некоторая категоричность ее действий – Альберт не мог сказать, что смирился со своим положением. Он полюбил Викторию, она пробудила в нем чувства, но, сам обладая не самым мягким характером, он и не предполагал, что ему настолько неприятно будет быть всегда вторым. Да, конечно, Виктория хвалила его, поддерживала, но этими моментами она будто старалась возместить уступкой в решениях менее важных вопросов те, предложения Альберта в которых она отвергла. Женщина старалась красиво завуалировать эту схему, чтобы расстраивать супруга, но это было все равно Кобургу неприятно. Несмотря на все приложенные с обеих сторон усилия, в их отношениях все же до сих пор чувствовалось напряжение. А Роберт Пиль – он разговаривал с ним наравне, разделяя его интересы, также был заинтересован в прогрессе. Что было наиболее приятно – с ним не нужно притворяться. Они оба прямолинейны. Альберт не был наивным юнцом, понимая, что причины хорошо к нему относится у Пиля могли быть корыстные, однако со временем он убедился, что интерес к совместному времяпрепровождению у них все же взаимный и искренний. Даже после своей отставки Пиль не терял Кобурга из виду и присылал интересные новые материалы. Каждую, даже абсолютно незначительную корреспонденцию Альберт откладывал в специальный ящик в своем рабочем столе. Почему? Он старался не задаваться этим вопросом. Его восхищение к Пилю как к фигуре отца давно переросло в теплую дружбу к равному по интересам человеку, однако неконтролируемые малозаметные реакции на присутствие старшего мужчины иногда пугали Кобурга, поэтому они тщательно игнорировались. И принц понятия не имел, с какой стати он сравнивал в своем сознании отношения с Викторией с отношениями с Пилем... - Спасибо, - выдыхает Альберт, замечает, что задерживает рукопожатие дольше положенного приличиями времени (было незаметно, кстати, чтобы Пиль возражал), и неловко высвобождает пальцы из надежной ладони. – Я вам тоже… - он разворачивается на каблуках и торопливо обходит свой письменный стол. Немного прогремев, выдвигая верхний ящик, он достает увесистую книгу, перевязанную темной лентой. Альберт делает шаг к Роберту, наблюдающим за ним, едва приподняв брови. - …Это не настолько уникальный подарок, как ваш, конечно, но я бы хотел вам подарить книгу, я привез ее из Германии, она об истории взаимодействия Германии с другими странами, очень занимательные исторические очерки. Некоторые абзацы я перевел сам, потому что там использован старинный диалект, но, полагаю, остальной немецкий текст вполне понятен. - Если я чего-то не пойму, надеюсь, вы окажете мне содействие, - мягко улыбается Пиль, стягивая с фолианта ленту и раскрывая его на случайной странице. Старинная печать тонких строк пересекается с аккуратно выведенными пометками, сделанными от руки, кое-где вложены прямоугольники бумаги – видимо, Кобург посчитал, что на странице самой книги его объяснение не поместится. – О! Так этой книге уже более пятидесяти лет! – взгляд Пиля мгновенно становится искренне заинтересованным. – Это же реликвия немецкой библиотеки! Альберт, сцепив за спиной пальцы в замок, широко улыбается, встречая взгляд сияющих глаз. – Она ваша. - О! – перед Пилем страницы, шелестя, падают на одну сторону, обнажая твердый форзац. «Сэру Роберту Пилю от Альберта» - выведено знакомым прямым ровным почерком. Под надписью стоит дата. Кончиком пальца старший мужчина бережно обводит чернильные буквы. Кобург поддался желанию увековечить напоминание о себе в жизни Пиля хотя бы таким образом и сейчас думает, приличен ли его поступок. Посветлевшее лицо напротив все же служит наглядным положительным ответом его внутренним сомнениям. - Спасибо, сэр. Это поистине ценный подарок, - проговаривает Роберт и, чуть пожав плечами, протягивает не занятую книгой ладонь. Уже в третий раз за утро пожимая руку Пилю, Альберт все же не решается прислушаться к своим внутренним ощущениям и лишь запоминающим взглядом скользит по таким знакомым чертам лица, которые будто разгладились, посветлев от принятого подарка. В комнате повисает тишина. Паровоз работает на столе, пуская тонкие струйки пара и негромко громыхая колесами и осями, имитируя реальный прототип, но мужчины молчат, по-прежнему связанные жестом взаимного уважения. По лицу Роберта пробегает какая-то тень, и Альберт чувствует, как по его костяшкам проносится призрак прикосновения кончика пальца мужчины напротив. Сердце почему-то начинает барабанить где-то у горла, и в Кобурге поселяется явное чувство, что что-то сейчас произойдет. Пиль мгновение терзает потрескавшуюся нижнюю губу зубами, и как только на его лице появляется решительность и рот приоткрывается в желании что-то произнести, весь дворец будто содрогается (или это просто острая реакция напряженных нервов?) от громкого звука – от небольшого колокола, установленного этажом ниже, необходимого для сбора слуг. Сейчас он почти что оглушителен в отсутствии перекрывающего его шума разговоров, который всегда смягчал сейчас рокочущий звук, отражающийся от стен. Роберт резко сжимает губы, и странное наваждение спадает. Сухая ладонь напоследок обнимает тонкие пальцы молодой руки, и выпускает их. Пиль, немного растерянно улыбнувшись, берет подаренный ему фолиант обеими руками. Альберт, нахмурившись, замечает, как едва заметно подрагивают пальцы стоящего напротив мужчины, беспокойно поглаживающего узорную обложку книги. Кобург прокашливается, разряжая обстановку и привлекая к себе внимание Пиля. Тот поднимает нечитаемый взгляд и приподнимает брови. - Через некоторое время состоится завтрак, и я бы хотел пригласить вас на нем поприсутствовать. - С удовольствием, - улыбается в ответ Пиль. - И позвольте проводить вас к вашим покоям, слуги уже должны были подготовить их к вашему приезду. Роберт кивает и, бережно прижимая к груди подаренный ему фолиант, направляется к двери, замечая, как Альберт, подойдя к столу, аккуратно выключает модель паровоза, немного повозившись, и напоследок огладив его медный бок. Пиль ждет его у распахнутой двери и, пропуская молодого мужчину вперед, ее за собой прикрывает. …Возможно, не все вопросы должны быть заданы и не все слова должны быть произнесены. Кто знает, стоит ли оно того и к каким последствиям приведут полученные ответы?