Как не писать идиотский сюжет и иные советы

      Повседневные сцены жизни героев могут выступать как сюжетным наполнителем, так и основой повествования, если у нас жанр повседневности. Такой жанр тоже имеет своих любителей. В плохом исполнении сцены повседневности являются просто водой, которая ничего нового не приносит в сюжет и только растягивает историю — как это, например, намерено делает Король ужасов, чтобы ему больше платили за слова [1]. В хорошем повествовании может использоваться много для чего — тут в первую очередь внятно представлять зачем и для чего такие сцены вам нужны, ибо главное отличие умелого автора от неумелого, умелый — работает структурно и знает, что и зачем он пишет. Итак, что могут описывать сцены повседневности: • Собственно, сам повседневный быт там, где он отличен от нашего. Особенно если сильно и само погружение в это может быть чрезвычайно любопытно — например, мне одному интересно, чем слуги Хаоса из Вахи занимаются в свободное от войны время? Как они используют предметы быта, если у них клешни вместо рук и растут третьи ноги из жоп? Вообще у всех фракций из Вахи повседневная жизнь обещает быть интересной, если эту тему раскрывать. Вообще всевозможные демоны, тёмные властелины, орки и т.д. хорошо сюда относятся. Один день Ивана Денисовича отдыхающего аколита Нургла или имперского штурмовика. Кстати, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына — это как раз сюда. • Однако обычно под повседневностью подразумевается нечто, близкое нам. Так вот — это тоже может быть описано интересно, если произведение имеет структуру, подано с чем-то, что может цеплять и т.д., хотя это почти всегда зависит от вкусов читателя. Я не люблю бытовые сцены, которые ничего не несут, что мог бы внятно изложить автор, спроси я его: «а зачем эта сцена тут нужна»? • Раскрытие персонажей в быту — это важно для тех произведений, где творится всякий экшен и тому подобное. Нам может быть интересно то, как живут обычной жизнью те, кто постоянно бьёт кому-то там морды. Кроме того, бытовые сцены даже без упора на перестрелки и мордобой могут очень хорошо служить раскрытию персонажа по тому, как он в обычной жизни разговаривает с соседями, как ведёт с родственниками, как выполняет рутинные работы и т.д. • Создание атмосферы — наиболее частая причина для описания повседневности в принципе, при этом характер атмосферы может быть какой угодно — это может быть умиротворяющий Шир; тягомотный унылый быт, из которого хочет вырваться очередной сын свинопаса и кухарки, чтобы начать великие свершения; чернушная жизнь опустившихся наркоманов, алкоголиков и т.д. • Подготовка к тем или иным событиям, которые повседневными не являются. Традиционно это используется в ужасах. Тут повседневные сцены могут служить описанию для мест будущих трагедий, кошмаров и страстей, а также служить способом перечислить участников. • К слову, изначальное представление героев может происходить именно под соусом повседневного быта. Так для описания их внешности, манеры общения, характерных черт поведения и т.д. проще использовать спокойную обстановку, когда само повествование никуда не торопится. Также очень удачно можно использовать контраст поведения персонажей в быту и в экстремальной ситуации. • Дать читателю больше времени провести с героями, чтобы он мог эмоционально проникнуться ими. • Колоритный наполнитель — такие сцены опять же необходимы в длинных экшен-сагах, ибо не только персонажи, но и внимание читателя должно отдыхать от одной битвы за Минас Тирита до другой. При этом они должны служить, как я говорил, не просто растягиванием резины, а именно способствовать индивидуальным целям и задачам, которые перечисляются здесь. • Двигатель сюжета — да, важные для любого сюжета события могут происходить в свободной бытовой обстановке — кто-то кому-то может душу излить, кто-то в любви признаться, кто-то яд подсыпать и так далее. • Сцены повседневности могут сочетаться с другими жанрами — они могут быть фоном для детективного расследования, любовного романа, да для чего угодно, что не требует отхода персонажа от быта и не перетягивает на себя всё повествование. В принципе, если не разливаться мыслью по древу — то это всё основное. Могут ещё предоставить пример из своего опыта — это достаточно длинный отрывок, но он призван охватить бытовую жизнь главных персонажей и их отряда, чтобы показать нагляднее, чем они занимаются в быту, кроме секса и разговоров о высоком — при этом элементами тут будет и то, и это, но только элементами, самого ухода в это нет (но я предупреждал касательно эротики, она тут есть): Синдзи, Каору и Аска вместе наслаждались ванной полтора часа, исчерпав все темы для разговоров. Они вспоминали какие-то эпизоды своей жизни, не связанные с войной, а Каору так вообще на этом поприще мог поведать многое — он помнил свои прошлые воплощения и также приводил истории из них. Подобное общение — также суть есть источник удовольствия, дорогой читатель, ну чуть не хуже всякого иного. Упоминание прошлых таймлайнов несколько раз провоцировали Аску или Синдзи на то, чтобы спросить про свою судьбу в них, и Каору на это сразу отвечал, что не намерен говорить о плохом. — Почти все жизни которые всплывают в моей голове, были далеки от счастливых, — сказал Каору, и умолчал о том, как Синдзи и Аска доводили друг друга до безумия, душили и даже лили кровь — вот какие там кипели страсти в минувших кальпах. Трагично было заклятие Колеса Сансары, наложенное злой волей Ньярлатхотепа — над их жизнями тяготело его проклятие. — Слушайте, а может этот — Нья-рла-то-теп, — чтобы не ошибиться, Аска произнесла по слогам, — просто мерзкий и ничтожный закомплексованный нытик, а? Который, чтобы самоутвердиться, используется свою божественную власть, чтобы как маленький ребёнок играть в ОБЧР, и вожделеть наши прелести — так как ему самому никто, такому гадкому и закомплексованному, давать не хочет? — И даже это я не буду отрицать, — с вдумчивой серьёзностью отвечал Каору. — Может быть для Ньярлатхотепа, этого полного морального урода, который долго не давал нам с Каору быть вместе, — думал Синдзи, — может быть для него — это какая-нибудь унылая работа на телестудии, призванная развлекать нашими страданиями тех тупых и безмозглых богов, которым он как бы служит? Но на самом деле он, Ньярлатхотеп, и его поганое творчество нафиг не сдалось, и все они — тупые извращенцы-отаку, которые никак не могут наладить личную жизнь. Синдзи перешёл на смех, и Аска с Каору его подхватили. — Может быть, Син; я уже ничему удивляться не буду, — сказала Аска, пребывая меж разогретых тел пары красавчиков. В таком состоянии ребята очень распарили свою кожу — несколько раз любители влажного тепла меняли позу, обычно Аска садилась рядом и слушала, потом опять ложилась к ребятам. Так они дали себе великий покой, пусть даже нахождение в приятной тесноте и привело к тому, что мышцам стало не очень приятно у Аски и Синдзи — Каору же оказался к этому нечувствителен. Чтобы избавить себя от дискомфорта, троица встала и начала активно друг друга намыливать, тереть спинку, выливать на волосы шампунь и растирать. Наши друзья не ограничились спинками и затылками, они полностью взялись натирать друг друга, стараясь нанести много пены и мыла. Они вытягивали ножки и давали пройтись мочалкой от бедра до щиколоток, особенно уделяли внимание подошвам, чистили меж каждым пальчиком, особенно так они старались вызвать щекотку. И вот что — когда Синдзи производил эти процедуры с Аской, можно было заметить по меньшей мере приподнятость головки его детородного органа. Также было, когда он подобным занят с Каору. Последний, в свою очередь, приподнят членом, когда намыливает Синдзи, но полностью спокоен, когда место мальчика занимает Аска. У Каору почти наполовину встало, когда Синдзи дал ему мыть свою мошонку. А потом он дал ему помыть влагалище Аски — и у Каору член спал почти до расслабленного состояния. Это вызвало хохот у Синдзи и Аски. — Твою мать, — заливалась смехом Аска, — почему гомосексуальность — это так смешно?! После этого Синдзи активно намыливал длинные волосы Аски. Она после намыливала голову Каору, а в этот момент Синдзи мыл своему мужу гениталии — бледный член альбиноса вытягивался, но особенно не бросал вызов небесам, так как движения рук Синдзи не были направленны на стимуляцию. После этого ребята омылись под душем — они друг на друга его направляли и со смехом старались устремить поток воды куда-нибудь в интимное место или в лицо. Аска, несколько раз, и, два раз в отместку, Синдзи меняли воду до ледяной — и так рьяно освежали друг друга с вредным и страдальческим смехом. Каору просто терпеливо улыбался, когда его обдавал поток ледяной воды — впрочем, возможно, будучи Ангелом, ему просто не могло быть холодно в принципе. Так они начисто залили все плитки. После таких водных игр и процедур, трио вытирались мягкими полотенцами и до суха вытирали тоже друг друга. Обернулись ими и вышли вот так к друзьям. Узнали, кончил ли кто ещё — пока нет, пока остальные ребята только бездельничали и не было у них никаких новых оргий, на которые не позвали главных зачинщиков подобного рода утех; как впрочем, отряд не производил никакой полезной деятельности — Рей рубились в игры [2]; Тодзи, Хикари, Кенске и Сакура среди коридоров и жилых апартаментов устроили прятки-салочки и постоянно везде с шумом и смехом гоняли ветер; Габриэлла и Шут обсуждали разные виды оружия; Мана учила Надю играть на музыкальных инструментах; Шон, Шикинами, Смит, Мари и Келли сидели за голограммами и рубились в карты; кого не упомянули — тех оказалось не видно тут, они чем-то занимались в других частях «Wunder». Аска, Синдзи и Каору, немного потолковав с ребятами, решили сейчас пройти и продолжить совместный отдых на кроватях. — Ах! — скинув полотенце, Синдзи прыгнул на мягкое, полностью разложенное ложе. Голый юноша свободно прокатился по нему и несколько раз начертил снежного ангела руками и ногами. Потом он чуть подвинулся, дабы уступить место друзьям. Каору предпочёл спокойно лечь к Синдзи и плотнее припасть, дабы, с одной стороны, быть с ним близко, а с другой — уступить место Аске. Аска же запрыгнула ногами на свободный кусок кровати и начала прыгать, свысока глядя на протянувшихся Каору и Синдзи и, нагло облизывая губы, приговаривать про сладость их парочки. У последнего наполовину встало, когда он заострил взгляд на мячиках грудей Аски, вздрагивавших от прыжков энергичной красавицы, а пышные волосы, после душа совсем не приглаженные, дикие и вольные, разожгли особенный пламень восторга в груди Синдзи. Он любил их обоих, потому, обняв и поцеловав Каору, припал лицом к его мягким и послушным, длинным и гладким волосам, пепельного цвета; и потом попросил также Аску сойти к ним, лечь рядом и дать ему также зарыться и в её волосы, и обхватить пальцами мячики её грудей. Так Синдзи медленно повёл дело к новому совокуплению, но без спешки или безумной страсти, просто приятно, чувственно и с размеренностью эротического массажа. Которым, к слову, решил заняться Каору — он взялся мять спину любимого мужа, как показалось Аске, достаточно умело: — Эй, Каору-кун, а мне массаж сделаешь? — потягивалась на боку Аска, ей вдруг сейчас стало очень лениво и она даже сонно зевнула. — Давай я лучше потом нанесу тебе макияж, да, Аска? — Каору, за разминанием спины любимого мужа, перевёл улыбчивый боковой взгляд на милую сердцу подругу.  — Ты умеешь делать макияж? — приподняла бровь Аска. — Да — меня научила мама. — Мисато? — Нет, моя первая, приёмная мама. — Каору смотрел прямо на затылок мужа. — Я думаю, макияж будет очень к лицу для тебя, Синдзи, всякий раз, когда ты будешь преображаться в Синдзику. — О, спасибо, Каору! Аска продолжила наблюдать за тем, как Каору разминает спину своего возлюбленного, очень с любовью, уверенно и неустанно. Энергично, Каору спустился ниже, и чем ниже он доходил, тем больше чмокалось нежных поцелуев о кожу Синдзи. Проделав это так минут восемь руками, Каору выпрямился и встал подошвами на спину предмета своей вечной любви и глубокой страсти — вокруг альбиноса теперь можно было заметить лёгкий световой эффект АТ-поля: Табрис левитировал, чтобы не досаждать возлюбленному полным весом своего тела, вместо этого массажист только частично надавливал стопами на поджарую спину Синдзи. Используя теперь подошвы ног, Каору проводил разминку самыми разными способами: разводил ноги в стороны, старался как бы слегка жамкать кожу пальцами, давил стопами на ягодицы, слегка бил пятками и просто пританцовывал на любимом. Так как Каору сильно ограничил давление своего веса с помощью АТ-поля, то Синдзи испытывал это так, как если бы Каору просто ставил на него одну ногу, попутно стоя другой на кровати и переводя вес на ту вторую. Потому наш юноша, с длинными и распущенными каштановыми волосами, спокойно себе покоился на животе, сложа руки перед собой. — Каору, хватит мне. Сделай массаж Аске. — Аске? — Каору посмотрел на девушку. — Хорошо, если тебе достаточно, Синдзи, я с удовольствием сделаю приятно Аске. Нет ничего приятнее, чем делать хорошо друзьям. На том учтивый Каору присел, удобнее расположился, немного убрал длинные рыжие волосы, чтобы открыть плечи, и стал сперва девице разминать лопатки. Каору более медленно, но зато дольше задерживался в одном месте, водил своими музыкальными руками от шеи до поясницы и ниже, прямо к ягодицам, женским и более выпуклым, чем попка у парня Синдзи — Каору тоже обхаживал пальцами эти два холмика, правда, в отличие от ягодиц его любимого, эти не удостоились попутных поцелуев и совсем немного влили крови в, свободно свисающий, детородный орган Табриса. Каору переместился назад и стал одаривать работой бёдра и голени Аски, потом дошёл до стоп: он усердно разминал пальчики Аске, гладил пятки и даже надавливал аккуратными пальцами пианиста на некие точки — только если стопы Синдзи Каору много раз успел нежно поцеловать во время массажа, то ступни Аски удостоились этой чести не более, чем её ягодицы. Синдзи сбоку взирал на всё это удовольствие с большим интересом. — О, как хорошо, что у меня есть такой учтивый друг-гей! Он всё умеет, — стала хвалить Аска. — Спасибо, если тебе действительно нравится — но я не профессиональный массажист и не профессиональный визажист, — Каору, как всегда, думал о себе совершенно скромно. — Но получается у тебя весьма недурно, — Аска и правда наслаждалась чисто осязательно. — От тебя ещё хорошо пахнет. Синдзи, наблюдая за этим массажем, как следует взялся за свой половой орган и благодаря мастурбации тот поднялся очень хорошо. Но тут малину прервали. — У нас весьма неприятные новости и это требует вашего первейшего внимания, — обратился ко всем Рэндольф Картер, как обычно, изъясняясь немного джентельменски-витиевато, а не строго по-военному. В конце концов они были на фронте — и все, немедленно кончив свои дела, серьёзно повернулись, готовясь внимать тому, о чём он заговорит с голограммы…       В принципе в данном отрывке нашли отражения практически все указанные мною причины описывать подобного рода сцены — главным образом я, кроме развития романтических линий (эротика прилагается), хотел развивать эмоциональную привязанность читателя с героями, чтобы показать, какие они все положительные персонажи — это особенно важно для меня в гримдарке, который от мастеров жанра зачастую выглядит как «столкнулось два говна, борьба была равна» — я же хочу, чтобы читатель сочувствовал моим персонажам и сопереживал, когда на них покусится очередной некропедозоофил.