Мне скучно жить

Порчи прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Ему сложно общаться с Димой по той причине, что он — улыбчивый солнечный португалец, а Дима — вспыльчивый немец, не терпящий приказного тона. Дима подчиняется только Мирону и его хмурому, пронизывающему взгляду, как послушный дрессированный пёс. Даже спустя шесть лет он не может отказать вкрадчивому голосу и тёплым рукам, что обнимали ночью в кофейне. — Я говорю тебе, что здесь моя часть должна быть. Это мой с Мироном трек. Ваш ёбаный Рудбой его не касается. Дима хмурится, бросает на стол пару листов с текстом, а сам садится на тот чёртов маленький диван. Складывает руки на груди, откидывает голову на спинку и прикрывает глаза. Пиздец как хочется спать после бессонной ночи за разбором текста с Фёдоровым. Это того стоило, но сейчас Диме хочется другого. Дарио обиженно хмыкает, косится сначала на бумажки, потом на Хинтера, и возвращается к аппаратуре. Он думает, что проще дождаться Мирона. Мирон сможет договориться и не дать развести грандиозный скандал. Порчи с грохотом садится на стул, думает, что лезть сейчас со своими убеждениями и какими-либо идеями бессмысленно — Дима уверенно пошлёт нахуй. Дарио понимает, что принять кого-то нового в свою семью — сложно. Особенно если это давний мироновский друг. Особенно если это Дмитрий Хинтер. Особенно если он кинул своего товарища в другой стране. Дарио знает, что всё было иначе, на самом-то деле. Когда он впервые поднял эту тему, то увидел только злобный и предупреждающий взгляд Мирона, мол, лучше молчи. Слушается и молчит, потому что знает отвратительный характер. Дарио закидывает ноги на край стола, складывает руки на животе и смотрит на Диму. Дима, кажется, успел задремать. Ему бы, думает Дарио, свалить домой и отоспаться до самого вечера, чтобы успеть как раз к вечерней встрече и не ебать самому Дарио мозги. Только Мирон не разрешит. Если Мирон сказал раз, дважды он повторять не будет. — Хинтер, или мы занимаемся делом, или я звоню Мирону и получаем пизды вдвоём. — Отъебись. Мне похуй. Дима цокает языком, поднимает голову и смотрит серьёзно. Поднимается на ноги, хватает с вешалки пальто и хлопает дверью. Дарио остается только попрощаться с тишиной, облегчённо вздохнуть и уткнуться мордой в комп до самого вечера. Общаться с Димой ему невыносимо сложно. // Мирон возвращается в пустую квартиру и когда набирает Ваню, то с сожалением понимает, что его телефон лежит в незастеленной постели под подушкой. Мирон садится одетый прямо в кресло в гостиной, откидывается назад и прикрывает глаза — спать хочется. Из открытого балкона слышно морозный ветер. В Петербурге сегодня минус десять, Мирону холодно пиздец, хочется не только спать, но и жрать. Он думает, что оладьями сегодня не извинится. Потому что нет на них сил и не перед кем. Где-то на краю сознания возникает мысль, что это обычные отмазки, потому что по правде готовить просто не хочется. Со стороны прихожей слышится звяканье ключами и недовольный неразборчивый мат «блять, ебаный Питер, опять засрал кроссы», а потом шелест пакета на кухне и звон бутылок в мусорке. Ваня вчера выжрал на одну больше, чем планировалось, и он считает, что лучше этого Мирону не знать. Фёдоров отталкивает от подлокотников руками и поднимается на ноги, идёт в кухню и, опираясь о косяк плечом, наблюдает, как Евстигнеев складывает десяток бутылок с пивом на нижнюю полку холодильника, стараясь уложить все ровно, как ебаный перфекционист. — Привет, — Мирон кашляет в кулак, складывает руки на груди и смотрит из-под хмурых бровей сонным взглядом, — ты опять бухал? Ваня даже ухом не ведёт, не оборачивается и не отзывается. Потому что обиделся. Потому что Мирон дохуя умный и самостоятельный, и это раздражает. Ваня вытаскивает из пакета пиццу сомнительного качества из магазина в соседнем доме, открывает пивас и демонстративно отпивает несколько больших глотков. У него раскалывается голова. — Допустим, бухал. Тебя это не должно касаться. — Ваня лезет в картонную коробку, достает оттуда кусок и сворачивает пополам, чтобы жрать удобнее, — Беспокойся за своего Диму. Пожимает плечами и хмыкает обиженно, отворачиваясь к окну, потому что на Мирона смотреть нет никакого желания. Ваня думает, что если их отношения закончатся по такой печальной причине, как «Дмитрий Хинтер», то будет обидно. — Бля, ты вчера съебался, но никак не я. Успокойся. Мирон прикрывает глаза и вздыхает тяжело, делает пару шагов навстречу и обнимает крепко руками. У Вани перехватывает дыхание. Он сдаётся. Обнимает Фёдорова в ответ рукой с бутылкой, пачкает жирными пальцами щёку с колючей щетиной, и утыкается своим лбом в его лоб. Хочется злиться, только нихуя не выходит. — Ты мудак, Мирка. — Приведи себя в порядок, идиот. Нам ехать вечером обратно. Мирон целует в щеку, потому что в губы нельзя, от Вани и так несёт бухлом, как от сторожа на алкогольном складе. Он сваливает в гостиную, чтобы избежать лишних вопросов. А вопросов, по сути, и не будет, потому что Ване не очень хочется знать, чем они занимались с Димой целую ночь: читали Достоевского или, блять, трахались. Ваня достает обезболивающие, жрет сразу три штуки, запивает пивом из бутылки, потому что похуй. Ваня на протяжении всего следующего дня залипает в игры — Старый неожиданно набирает и предлагает поиграть на стриме. Мирону не нравится такое безразличие, но он терпит все семь часов, и когда у Вани на мониторе светится «трансляция завершена 10 минут назад», он хмыкает громко и сваливает курить на балкон. — Мирка, может, пиццу закажем? Я ведь вчера хотел. Ваня хочет обнять сзади и поцеловать в лысую голову, только у Мирона другие планы. Он выворачивается из чужих рук, кусает изнутри щеку и щелчком скидывает окурок с балкона пятого. Ебаный лондонский быдло-интеллигент. — Не хочу. Мне уходить через час. Дима хочет репетировать, мы давно не выступали вместе. — Ты сейчас не прикалываешься? Решил меня заменить Хинтером на сцене? Ваня почти рычит, отступает на шаг от Мирона и ловит на себе недовольный хмурый взгляд. Вздыхает тяжело и думает, что он не сопливая школьница, чтобы обижаться из-за такой хуйни. Ну, подумаешь, решил променять лучшего друга. Своего мужика. Своего бэк-мс и самостоятельного монстра. Чиги пишет в директе и Ваню отпускает: девочка зовёт отмечать Новый год с её компанией, если, конечно, он не против. Рудбой даже улыбается, когда пишет ответ. Мирон наблюдает за этим, но демонстративно уходит, задевая плечом. Как маленькая девочка себя ведёт, ей богу. Ване бы схватить его за худое запястье, дёрнуть резко и к стене прижать, чтобы оттрахать для профилактики, только не хочется из-за этих выебонов показушных. — Знаешь, Мирка. Можешь идти нахуй со своим Димой и студией. Я никуда не поеду. Ваня говорит уверенно, когда послушным псом идёт обратно за Мироном в гостиную. Мирон слышит в голосе нотки сомнения, потому что Дима так же говорил много лет назад о том, что они — семья. Что навсегда. — Вань, угомонись. Вернёмся домой и закажем твою пиццу. — Это я-то, блять, угомониться должен? Мирон говорит мягко, смотрит в сторону, только бы не распалять конфликт ещё больше. Не хочется снова ссор и бесконечной ругани из нихуя. Ваня обидчиво фыркает. А Мирон пользуется этим, лезет обнимать, хочет уткнуться холодным клювом в шею, только Ваня всё ещё играет. Он мягко отстраняет от себя чужие руки, смотрит сверху безразлично-наигранно. — Нет, Мирон. Убери руки. Мы заказываем пиццу, включаем фильм фоном и никуда не идём. Согласен? Фёдоров закатывает глаза, ему хочется выругаться, но он кивком головы соглашается с предложением. Знает, что Ваня не шутит и в любой момент может послать нахуй. И Мирону этого особенно не хочется, потому что зависимы друг от друга, как диабетики от инсулина. — И снова ебёмся всю ночь? Иди в пизду, я устал и хочу спать. Мирон снова обнимает, улыбается так, что Ваня готов сам сложить всё оружие и поднять белый флаг. Тут невозможно не сдаться, когда горячие губы касаются ключицы в попытке поцеловать, а пальцы скользят под резинку домашних шорт. — Осторожнее с выражениями. Я ведь возьму и пойду. Ваня смеётся хрипло и шелестяще на ухо. Целует легко в висок, прижимает тощее тело к себе и совсем не хочет отпускать. Заказывает три коробки пиццы на вечер и врубает какую-то древнюю комедию, лишь бы комнатная мессия расслабилась и хорошо отдохнула. Мирон успевает съесть только пару кусков из рук Вани и уснуть на плече после бессонной ночи. Ваня тянет его тело в кровать, целует выпирающие тазобедренные косточки, когда стаскивает грязные джинсы, прижимает спиной к своей груди крепко. Ваня мальчик гордый и самодостаточный, но ему уже плевать на Диму. Плевать на то, что Мирон провёл с ним целую ночь. Ваня упорно старается делать вид, что не замечает, как Мирон переписывается с кем-то почти до утра. Он отворачивается ебалом к стенке и накрывает голову одеялом.