«Не хочу. Не хочу отпускать тебя. Не хочу сдаваться, даже глядя в твои глаза, просящие отступить и говорящие, что хватит на этом, что я достаточно сделала. Будто это было так сложно для меня. А сложно ли? Да! Сложно. И что с того? Разве мне не станет сложнее, если я вот так вот возьму и сдамся после всего, что мы прошли?».
ДжиСу изо всех сил просила о помощи свыше, но в какой-то момент поняла, что сейчас — это бессмысленно, всё зависит только от неё, и если она ничего не скажет, если ничего не сделает... — Да ты хотя бы представляешь, как я...— начинает она уж слишком громко, но в итоге голос идёт на снижение, — Как я готова сделать всё, только чтобы... — Что ты готова сделать, Ким Дженни? — вдруг слышится третий голос. Тело мгновенно пробирает животных страх. Глаза даже не могут увеличиться в размерах от удивления, нутро девушки будто сковывает, и она, в этом танце ужаса и немой паники, резко разворачивается к источнику нового звука. Самые ужасные для Ким опасения подтверждаются. Перед ней стоит ЧонГук. Его спина ровная, руки заправлены в карманы брюк, и, с кулаками налетать на ТэХёна, вроде бы, он не намерен. Но...Почему это вообще происходит? Вслед за сменой телами небеса решили сыграть над Су очередную шутку? Но вместо всего, что мог сделать в этот момент ЧонГук, всё, что чувствует ДжиСу, это...Тёплая рука на своей кисти, мягкое и податливое движение, которому она не противится и становится послушной как кукла. И силуэт ТэХёна становится все дальше, как бы она не оглядывалась. Возможно, в глубине души она даже благодарна Чону за то, что он забирает её отсюда: ей слишком больно смотреть на своего Кима и вести с ним разговор, но, с другой, почему все произошло так быстро и сумбурно? Почему Чон не закатил истерику, почему никому ничего не сломал и не вызвал наряд, полицию, хотя он и сам «полиция», хоть и без ордеров, но...Просто с чего? С чего это все? Дорожка из слез все ещё застилает глаза, но ДжиСу на удивление чувствует себя в безопасности, в прочных и надежных руках, и будто понимает, что за этим не последует никаких ножей в спину. ТэХён теряется в темноте, и, Су все ещё хоть и продолжает оборачиваться, но ей больше не хочется кричать. Вокруг будто густой туман, и слезы, что застилают глаза, не дают разглядеть больше ничего. Больше не хочется рвать волосы на голове, больше не хочется умолять его изменить решение...Ей просто хочется плакать. Плакать навзрыд и без остановки, так, чтоб спирало дыхание и воздух прекратил поступать в лёгкие. *** Спина Чона. Она уже привыкла к этому виду, в нем для неё нет абсолютно ничего нового. ДжиСу глазами просто сверлит её, иногда цепляясь за родинку на шее, слабо выступающую из под кофты. Ей она запомнилась особенно хорошо в момент, когда Чон нёс её на спине. Кажется, это было недавно, однако с того случая прошло уже достаточно времени. Даже если время и перестало быть измерителем жизни Су, этим измерителем стали события: за последнее время случилось слишком много, и, помимо этого, девушка растеряла всякую надежду встретить Дженни. Что уж о возвращении в своё тело говорить...А раньше...Раньше Су даже не верила и была убеждена в том, что рано или поздно все встанет на свои места. Мужчина наконец-то оборачивается, протягивая Су кусок токкпокки на палочке, а вслед за этим и стакан с кукурузой. Они садятся за столик, что одиноко стоит неподалёку от круглосуточного магазинчика, точнее, это Чон усаживает ДжиСу, что не подаёт почти что никаких признаков жизни, а сам садится напротив. Девушка кивает в знак благодарности за еду, в очередной раз убеждается в причине, по которой Рози называет ЧонГука незамысловатым прозвищем «кукурузка». Да, это как раз потому что он любит кукурузу и всем её с охотой покупает. Чон всматривается в лицо Дженни, которая взглядом сверлит пар, что исходит от кукурузы и лишь иногда ковыряется там ложкой, но, признать, после недолгой тишины все же берет пару ложек горячих овощей в рот и не спеша их пережевывает. На глазах ещё не застыли слезы, они свежи, будто Ким с особой охотой и скоростью пополняет их запас, периодически поплакивая себе же под нос, беззвучно, так, чтобы Чон не заметил. Но шутки остаются позади ЧонГука, ведь его сердце...Оно так сильно сжимается при одном взгляде на Дженни, что именно в такие моменты выглядит столь глупо...Но также в той же мере несчастно и беззащитного. Словно маленький котёнок, которого хочется крепко обнять и защитить от всего на свете. Почему он не убил Ким ТэХёна на месте, узнав в нем преступника? Почему он не оставил от нервов Дженни лишь мокрую лужу, узнав, что она связалась с такими людьми? Дело в том, что именно сейчас Джен, девушка, что никогда не плачет, так сильно напоминает ему... Ту самую девушку, которую он когда-то знал. Ту самую Дженни, которой она являлась всегда, но никогда этого не показывала. Называйте как хотите: вредность, грубость как врождённая патология, дух бойца или же гордость, но ЧонГук помнит ровно один момент, когда она выглядела вот так, в точности, как сейчас... [flashback] — Ты...Правда не любишь меня? — голос девушки дрожит, а по щекам от столь долгого и мучительного ожидания катятся тонкие дорожки слез, — Скажи... Дженни все понимает, но пришла к Чону лично, дабы узнать все прямо, от него, а не через третьих лиц. Если это — правда, то она должна услышать её от него, и ни от кого больше. Другим она просто не поверит. Поэтому, в глазах, как и в душе, все ещё теплится та самая надежда. Надежда, которая заставляет её продолжать стоять перед ним вот так: выглядя беззащитно, глупо и жалко. А жалость Дженни ненавидит буквально всеми фибрами своей отягощённый ненужными, мешающими чувствами души — но ничего не может с собой сделать. ЧонГук видит в Дженни ребёнка, бесконечного ребёнка. Ребенка беззащитного и отчего-то капризного, хоть жизнь раньше её и не баловала, этой девушке все равно кажется, будто все ей должны. Чон понимает, что должен это сделать, что должен сказать ей правду, какую бы боль это не причинило ей в будущем. Он обязан это сделать: как взрослый, как старший, как учитель, как близкий знакомый и, в конце концов, друг, если Дженни, конечно, все ещё его таковым считает. — Или всё же...Любишь? Он опирается о стол, и именно в этот момент так сильно хочется зарыться в волосы руками, нахмуриться и потереть переносицу, спрятаться от этого, увильнуть от ответа на вопрос, закрыться в себе, но...Он не может. Больше не может, и не хочет. Больше некуда тянуть. Он понимает, что все нужно закончить здесь и сейчас. — Нет. [конец flashback]. Она выглядит в точности, как тогда. — Ты...— отчего-то вдруг начинает Чон, первым нарушив тишину, — Любишь его? ДжиСу замирает с ложкой кукурузы, которую не донесла до рта, задержав в воздухе. Этот вопрос...«Что он хочет от меня услышать?»
Конечно. Конечно она любит ТэХёна, любит как брата, как часть семьи, но так Чону она ответить не может. Не может и не хочет, это — сокровенное, и это не касается Дженни, пусть она и втянула её в весь этот сыр-бор. Ей хочется ответить четко и уверенно, но верного ответа будто априори нет. Она, не в выдерживая, опускает ложку обратно в стаканчик с кукурузой. — Нет. Холодный ветер посвистывает где-то рядом, ничуть не разряжая тишину, но будто и не давит вовсе, как бы тяжело сейчас не было Ким и ЧонГуку вместе. Они слишком разные, чтобы понять друг друга, слишком непохожие, и история Ким ДжиСу никогда не будет понятна человеку вроде него. С Ким Дженни, возможно, этот парень так и останется разными полюсами, она — на юг, а он — на север, как в песне поётся. Так о чем им тогда говорить? Не единого совпадения. Ни телом, ни сердцем. Ни частью жизни Дженни, ни своей жизнью. Но отчего так тепло на душе, на сердце? Отчего так спокойно? Будто она может рассказать ему обо всем на свете, но старательно отнекивается. ЧонГук сам и не замечает, как выдыхает с облегчением. — Спасибо, — выдаёт девушка, — За еду, — а затем, неожиданно для них обоих, добавляет: — Я не люблю его, но он очень близкий для меня человек. Мы знакомы очень давно. Чон не знает, откуда девушка могла знать человека по-имени Ким ТэХён и как могла с ним познакомиться, он не просил её всё рассказывать, хоть и подразумевал, но почему-то сейчас, слыша все это из уст Дженни, ему не кажется, что это ложь. И, на удивление, детали, оказывается, тоже — совсем не нужны. Отчего-то облегчение от её ответа уж слишком сильно подействовало на него. — Я знаю, что это за человек, — говорит Чон. Девушка кивает, имея ввиду, что знает, о чем он говорит. — И что теперь? — задается вопросом ДжиСу. — Ты ведь помогала ему все это время? — выдаёт ЧонГук. ДжиСу коротко и явно положительно кивает. *** Йерим уверенно шагает вперёд с трясущимися руками. Останавливаясь где-то под высокими многоэтажками, она вопросительно глядит по сторонам, явно проверяя, нет ли никого, кто может услышать лишнего. Руки действительно трусит слишком предательским сильно, и, на пару с этим, девушка все время закусывает губу, пытаясь вернуть обладание над своим телом. Наконец-то, где-то вдалеке, из-за поворота показывается мужской силуэт, а его обладатель с каждой секундой становится все ближе к Ким. Наконец-то останавливаясь напротив неё, мужчина сплевывает куда-то в сторону, после чего наконец-то выдаёт: — Чего тебе? От него пахнет перегаром и некачественным одеколоном. — Я позвала тебя не просто так, — Йери нагибает голову вбок, хмурится, явно будучи настроена серьёзно, в то же время изо всех сил убеждая себя и заставляя забыть о обоснованном, неподдельном страхе, — СынХён, — коротко выдаёт она, будто напоминая самой себе настоящее имя брата. СынРи давится надменной улыбкой, отворачивая голову в бок. Своё настоящее имя он слышит только от своей младшей сестры и кредиторов, так что подобное вызывает в нем порывы лёгкого и, не очень, раздражения. Причём, на самом-то деле, оба последних пункта между собой связаны куда прочнее, чем может показаться на первый взгляд. — Как ты можешь так поступать со мной и с бабушкой? — задаёт вопрос девушка, хмуря брови. На это мужчина лишь тяжело вздыхает. Вид у него обыкновенный, как у строителя, который получает копейки за свой физический труд: грязная, потрепанная майка, тёмная, от долгого нахождения на солнце, кожа, явно пересохшие губы, слишком худой стан, грязные растрёпанные волосы и просто внешний слой пыли, будто мужчина вообще живет на улице и только по особому поводу принимает душ, лишь изредка. В заднем кармане потертых джинс своя пачка сигарет, которая иссякает с незавидной скоростью. Но он, наверное, прямо сейчас в глазах Йери больше похож на бандита, нежели на обыкновенного рабочего, от которого ничего хорошего ждать не стоит. — Врал о том, что работаешь в Пусане, обокрал несколько семей, связался с бандитами и теперь торчишь кому-то огромный долг, но, о, что самое серьёзное, так это то, что ты скинул всю ответственность на свою младшую сестру, — прямыми словами говорит Йерим, подразумевая именно себя, — Ты вообще знаешь, что такое совесть? СынХён, что будет с бабушкой, если она узнает? — Ей все равно осталось недолго, — спокойно выдал мужчина так, будто речь идёт о ком-то ему не знакомом, о ком-то другом, о ком-то, кто вообще его не касается. Но...Ведь это — его единственный член семьи, не считая Йерим. — Ты...— у Йери просто не остаётся слов для него. После такого как-то надеяться на светлое будущее или хоть какой-то толковый разговор с ним было бы...Безумием. Бессмысленно,— СынХён, просто скажи этим людям, чтобы прекратили меня преследовать. — Послушай...Просто выплати долг. У меня нет денег. — СынХён, они угрожали моей жизни! Йерим вспоминает, как её преследователи почти настигли её в больнице, и ей очень повезло, что тогда рядом оказался ЮнГи. Но Мин не сможет быть рядом всегда, это была просто счастливая случайность. Тяжёлый ком обиды давит на горло, заставляя голос Йерим подрагивать так, будто у неё уже несколько дней першит в горле: он срывается, пропускает странные звуки и выглядет крайне не устойчивым, как бы девушка не старалась не показаться брату жалкой и идущей на уступки. — Эти люди слишком опасны, — мужчина достает очередную сигарету, — Знаю. Но у меня правда ничего нет, я и так отдал все, что мог. — По каким причинам я должна отвечать за тебя? Ты свалил ответственность на школьницу, у которой все, что есть — это деньги на учебу и на какое-никакое проживание. Чем им помогут мои несколько тысяч вон? Даже если я отдам им все, что у меня есть в запасе, этого, я так понимаю, недостаточно. Да даже если бы я не была школьницей и у меня были деньги! — не выдерживает Йери, — Ты врал нам все это время, почему я должна тебя покрывать?! — в конечном итоге срывается на крик она. Атмосфера накалялась, но СынРи был спокоен, даже слишком, пока наконец-то не произнёс... — А кто сказал, что платить нужно деньгами? [flashback] В помещении полно дыма, довольно неяркое освещение, а запах алкоголя, пропитал всё вокруг, все на какой-то своей волне, но данное место — скорее обыкновенный дорогой клуб, в котором водятся далеко не школьники или же обыкновенные жители Сеула. Такие, конечно же, есть, но не в основном числе. Несколько мужчин сидят за широким столом на верхнем этаже, с которого открывается вид на весь первый, танцпол в том числе. Они что-то оживленно обсуждают, веселясь и периодически запивая сказанное алкоголем. В какой-то момент к ним пристраивается ещё несколько человек, атмосфера меняется с расслабленной на более собранную. — Эй, где валенок? — спрашивает толстый бородатый мужчина, слегка уродливо улыбаясь, явно главарь. На его толстом смуглом лице виднеется несколько шрамов, остальные же наверняка прикрывает твёрдая щетина. — Отошёл за напитками, он у нас в роли официанта, — незамедлительно следует ответ, после чего все остальные подхватывают шутку и разносят её дальше, ведомую противным смехом. Эти люди — бандиты. Серьезные пешки в мафиозном мире Сеула, да и Кореи в целом, и хоть они и не единственные, на них далеко не ограничивается весь круг опасных связок Азии. Они владеют Пусанским портом, где познакомились с так называемым «валенком», которым был мужчина, известный под именем СынРи. Изначально он действительно устроился на нефиксированный на рынке портовый склад, в Пусане, надеясь заработать немного денег для себя и своей семьи в большом припортовом городе, однако удача обманула СынРи: подумав, что поймал Бога за бороду, он согласился на выгодную со стороны сделку, из-за чего вляпался по самое не могу. Он связался с бандитами, именно с этими людьми, которые сейчас сидели за столом. Именно они управляли основной поставкой и было замешаны во множестве опасных дел. Так что проработал в порту СынРи недолго: на то «нефиксированный склад» и является «нефиксированным», ибо он — нелегальный. В таких местах платят больше, чем в официальных, подтверждающих свою позицию на документальном уровне, а бесплатный сыр, как всем оно и известно — бывает только в мышеловке. Таким образом, СынРи стал их «мальчиком на побегушках», переместился из Пусана в Сеул, и иногда подрабатывал на стройке, дабы отработать огромный долг, который образовался в ходе сделки с этими самыми бандитами. За данным столом, к слову, собрались не все они: ещё пара остались в Пусане, а другие продолжали контролировать свои точки на опорных объектах в самом Сеуле, что, впрочем, совсем неудивительно. — Вот, принёс, как вы и заказывали, — почти что в ноги кланяется СынРи, расставляя напитки и закуски из суши-стойки перед каждым, кто сидит за столом. — Хорошая работа, — кивает мужчина с некой ноткой издёвки, а после двигается, хлопая ладонью по широкому сидению кожаного дивана, — Сегодня для тебя праздник: посидишь рядом со мной, — заливается удовлетворённым смехом он. Все остальные снова смеются, не забывая при этом кидать обидные высказывания в сторону парня, что неловко присел сбоку, будто боясь, что его съедят вместе с этими роллами, да ещё и добавки попросят. В какой-то момент один из мужчин заводит беседу на тему, которая вполне себе способна привлечь внимание всех присутствующих и посеять вопросительный смысл в их глазах: — Полицейская шавка заходила на огонёк, — отрезает мужчина. — Зачем? — с непониманием спрашивает главарь. — Снова накинулся на нас по поводу Намдемуна, — цыкнул тот в ответ. — Этот паренёк уже начинает изрядно раздражать, — соглашается и другой, а ещё один добавляет, — Точно, из-за этого урода полицейские псы сосредоточены на нас как никогда. — Это действительно странно, учитывая, что я уже говорил им о том, что мы не имеет никакого отношения к этому ненормальному, — за всех делает вывод худой мужчина. — Это здорово так мешает проведению портовых дел. Все соглашаются, а СынРи в это время просто тихонько сидит с краю и внимательно слушает всё, о чем говорят бандиты. — Да бросьте, — смеётся бородач, — Как только увижу этого Намдемуна — шкуру с него сдеру заживо, убью и рук не пожалею. Все снова засмеялись, подхватывая инициативу и соглашаясь, рассказывая, как каждый из них пропустит того через мясорубку. Даже если такие разговоры, как правило, чистого рода блеф, главарь настроен как никогда серьезно. — Живого места от этого урода не оставлю, — стукнул тот кулаком, на что другие поддерживающе стукнули в ответ, а затем наконец-то закинулись очередной порцией алкоголя. Кто-то похлопал СынРи по спине, всучив ему несколько рюмок и заставив пить. Казалось бы, что все будет как обычно, и ночь станет слишком уж бурной, однако где-то вдалеке послышался странный звук. Да, на деле никакого звука, вроде бы, и не было, но эти самые галлюцинации, как правило, называются «предчувствием». Бойцовский нюхом, так сказать, а для тех, кто ещё и отлично обращается с оружием — звуком снятия с предохранителя. Однако в данном месте, вроде бы, было нечего снимать... Тонкая фигура мужчины образовалась возле большого кожаного коричневого дивана, за которым сидели бандиты. Мужчина остановился возле, глядя на напротив сидящих, пока все остальные не обернулись в его сторону. Он был очень худым, небольшим ростом, а на его голове восседал капюшон, который чудом прикрывал всё его лицо на пару с маской такого же чёрного цвета, только она отвечала за нижнюю часть лица. Он стоял молча, но все заметили его в ту же минуту. — О-о-о, Намдемун! — протянул главарь, будто обрадовавшись тому, что тот, кого они ещё только секундой ранее обсуждали, появился слишком уж быстро, — Так рад тебя видеть, псина ты вонючая, чего пришёл?! — он уже явно был пьян в стельку, неровно сидел, взгляд его был рассредоточен, а в конце почти что прокричал последнюю фразу, спрашивая убийцу, стоящего напротив, но его язык заплетался и молол что-то совсем непонятное. — Поговорим с глазу на глаз? — засмеялся тот. — Я здесь не для того, чтобы с вами говорить, — коротко ответил Намдемун, виновник всех происшествий, — Лейтенант был здесь, ведь так? — Зачем тебе мусора? Решил сам сдаться с поличным? — засмеялись мужчины, явно чувствуя себя в своей тарелке, — Надоело бегать? СынРи лишь наблюдал, молча хлопая глазами. Он точно помнит, что слышал об этом человеке, и, видеть его сейчас, вот так, в прямую, прямо перед собой, кажется таким необыкновенным, скорее даже нереальным... Намдемун продолжал стоять молча, но таким молчанием он скорее пугал, чем давал повод для новых шуток. В конце концов первым перегорело терпение у бородатого, их главаря: всё же он первым пообещал его прикончить. Подскочив с места, он размашистыми шагами пошагал к убийце, и разница между их ростом и телосложением тут же бросилась в глаза, однако главарь не дошёл до конца, не подошёл вплотную. Намдемун выглядел трезвым и спокойным, вселяя подобным спокойствием нечто странное чувство, а вот стоящий напротив, из-за слишком большого количечтва выпитого алкоголя, едва ли стоял на ногах. И так, пошатываясь и с трудом сохраняя самообладание, он протянул указательный палец, точно показывав на напротив стоящего и говоря: — Ты больше не будешь заниматься тем, чем занимался. Я тебе кишки выпущу, — после чего довольно добавил, — Этими самыми руками, — демонстрируя свои руки. Все замерли. — И даже не скажешь, где лейтенант? — ответил ему Намдемун. Мужчина лишь громко засмеялся, — Встретишься с ним в морге, когда я сдам полиции твой труп, псина. Намдемун лишь слабо качнул головой в бок, и в этот момент мир как будто погрузился в абсолютную тишину. После чего этот же мир услышал чёткое и понятное: — Ответ — неверный, — заключил Намдемун, после чего вытянул чуть ли не из-за спины автомат, а протянув его вперёд, сделал несколько четких выстрелов. Пули попали прямо в живот и сердце стоящего напротив него. Никто толком не успел ничего сделать, все произошло слишком быстро, все присутствующие сумбурно выбились из струи, разбежались в панике. Находящиеся в клубе также заметили происходящее и разбежались, кто куда: паника, крики, кровь и звуки выстрелов смешались в одну сплошную несуразную кашу, от которого наворачивало на безумную тошноту. СынРи чудом успел соскочить, залезая под соседний стол, пока этот загадочный мужчина расстреливал всех, кто прежде присутствовал за столом. Бешеный страх сковывал все тело, и единственное, что двигало ненормально трясущимися коленями, на которых он буквально полз в относительно безопасное место, — это безумно сильная жажда жить. Или, скорее, может — просто нежелание умереть..? СынРи спасся чудом. Да, это определённо можно бы было назвать именно так, но ведь он так и остался тем, кто видел Намдемуна так близко...Кто видел его так близко и навсегда запомнил тот животный страх, что переполнял его от одного факта того, что он дышит одним и тем же воздухом, что и этот мужчина. Он понял, что Намдемун — не бесстрашный, он — сумасшедший. [end of flashback] Йерим замерла, а мужчина, сам того не заметив, погрузился в пучину собственных мыслей. Сигаретный дым мягко проскользнул в его лёгкие, пока так же мягко не выскочил наружу, освобождая место для новой порции дыма. У Йерим как будто землю из под его выбили, а СынРи...Он был не здесь, — Есть люди намного опаснее этих...— наконец-то выдал он, — Радуйся, что так легко отделалась...— было сказано им напоследок, прежде чем уйти, оставить Йери наедине со своими проблемами, ведь ей ещё предстоит разбираться с оставшимися в живых бандитами, требующими долг с особой жёсткостью, в одиночку. Ведь платить, судя по всему, придётся своим телом...