Часть 22
11:40 В данное время в тюремной приемной находились адвокат Павла, сам Павел и Максим Эдуардович — очень хороший знакомый Антона Волкова, который занимается судебными делами. И в настоящее время взялся за дело Павла. Поздно, но другого выхода не оставалось. — Смотрите, ничего не пугайтесь и не подавайте виду, что нервничаете, что бы там ни стали говорить и делать на суде, слышите, Павел? Нам эмоции не нужны, — заговорило заинтересованное лицо. — Мы будем с вами все время, с начала до конца. Вы будете сидеть между нами. Улыбайтесь или делайте равнодушное лицо, но только не сидите с испуганным видом. Однако не нужно быть и слишком развязным и веселым, а то они решат, что вы относитесь ко всему этому несерьезно. Понимаете, вы все время должны выглядеть приятным, симпатичным юношей и держаться как подобает джентльмену. И ни в коем случае не пугайтесь — это может очень повредить и вам и нам. Ведь вы не виноваты, значит, у вас нет никаких причин бояться, хотя вы, конечно, должны быть огорчены случившимся. Я уверен, что вы прекрасно все это осознали. — Да, я вас понимаю, — ответил серб. — Я все сделаю, как вы говорите. И потом — я ведь не был на месте убийства и даже не способствовал этому случаю, это чистая правда, чего же мне бояться? И он взглянул на Максима, на которого по чисто психологическим причинам полагался больше, чем на своего адвоката. В самом деле: сказанные им сейчас слова были точным повторением. И сейчас, поймав его взгляд, новое заинтересованное лицо придвинулось ближе и, в упор глядя на шатена своими сверлящими, но в то же время ободряющими голубыми глазами, начал: — Вы не виновны! Вы не виновны, Павел Аркадьевич, ясно? Вы теперь вполне это понимаете и должны все время верить в это и помнить об этом, потому что так оно и есть. У вас не было намерения убивать его, слышите? — сам серб считал иначе, ведь ещё не ясно: хотел, мог или же просто желал? — Вы клянетесь в этом. Вы поклялись мне и Андрею Карпову, и мы вам верим. Обстоятельства таковы, что мы не можем заставить средний состав присяжных понять это и поверить в это, если мы изложим все в точности так, как вы рассказываете. Это не пройдет, я уже вам объяснял. Ну, так что ж! Вы знаете правду, мы — тоже. Но чтобы добиться для вас справедливого приговора, нам приходится дать несколько иное, подставное объяснение, подменить им правду, которая заключается в том, что вы убили Петра Романова нечаянно: мы не можем надеяться, что присяжные поймут эту правду в чистом, неприкрашенном виде. Понимаете? — Да, наверное, — ответил серб, который всегда слушал этого человека с почтительным вниманием. В его словах была истина, но поможет ли она в рассмотрение дела. — Именно поэтому, как я часто говорил вам, мы и изобрели эту историю о некогда ложных сведениях, связанные буквально с вашими отношениями в пределах рабочего часа. Но, ввиду всех странных обстоятельств дела, присяжные никогда этому не поверят, и потому мы просто перенесем переворот, который произошел в вашей душе, на другое время, — понятно? Устроим его до того, как вы начали встречаться с Дарьей Канаевой, — её имя больно кольнуло в его груди, отчего хотелось ударить кулаком по стене. — Это не совсем верно, но ведь неверно и обвинение, будто вы убили его намеренно. Он посмотрел Павлу прямо в глаза, потом прибавил: — И этого для меня довольно. Вы не виновны. И тут, взяв Павла за ворот кофты и пристально глядя в его глаза, взгляд которых выдавал напряжение и тревогу, Максим Эдуардович добавил твердо и убежденно: — И в ту минуту, когда вы станете слабеть или нервничать или когда будете отвечать на вопросы и вам покажется, что прокурор берет верх, запомните, я хочу, чтобы вы твердо сказали себе: «Я не виновен! Не виновен! Они не имеют права меня осудить, потому что я на самом деле не виновен». А если это не поможет вам взять себя в руки, — просто посмотрите на меня. Я буду рядом. Если вы начнете волноваться, вам надо будет только посмотреть мне прямо в глаза, вот как я сейчас смотрю. И вы будете знать, что я хочу, чтобы вы взяли себя в руки и вели себя так, как я вам сейчас говорю. Я не допущу, чтобы вас посадили за то, чего вы не делали, только потому, что вам не позволяют подтвердить настоящую правду. Ну, вот и все! И он ласково похлопал шатена по спине, а серб, ощутив необычайный прилив бодрости, почувствовал в эту минуту, что, конечно, он сумеет вести себя так, как ему сказано, и именно так и сделает. Просто играй по правилам адвоката и человека, который пытается всеми силами вырвать задницу на волю, чтобы не допустить ошибок. — Час пробил, скоро заседание, — невозмутимо сказал мужчина, посмотрев на адвоката серба, который заполнял формальные доводы в бумагу, хмурясь и протестуя. — Похоже, что в зале суда будет горячо. У нас будет обширная аудитория. — И, обращаясь к Павлу, прибавил: — Вам нечего бояться или выказывать стыд перед людьми, которые там сегодня будут. Репутация Элеоноры Андреевны не пострадает, как и её бизнес. Мы с Антоном Владимировичем создали небольшое поле иллюзий для благоразумного народа. Через пять минут, они выходят. Павел старается держаться по возможности бодро и уверенно; но кругом такое множество грубых и странных лиц — бородатые мужчины, женщины в дорогих платьях, как будто пришли на бал-маскарад, а не на заседание. И все смотрят на него с таким недобрым любопытством… Молодого человека пробирает дрожь: кажется, вот-вот кто-нибудь выстрелит в него или кинется с ножом. Он идёт молча, опустив голову к полу. Однако он слышит только крики: «Идут!», «Вот он!», «А ведь по виду не скажешь, что убийца!», «А может просто притворяется?». И вот пять коричневых каменных ступеней и двери старого здания суда, а внутри другая лестница, ведущая в просторный, длинный зал с высоким потолком и стенами, выкрашенными в коричневый цвет, с высокими, узкими, закругленными вверху окнами справа и слева и в дальнем, восточном конце: в них вливаются потоки света. А в западном конце зала возвышение, и на нем темно-коричневое резное судейское кресло, и за ним портрет, а справа и слева и в глубине зала — скамьи, ряды скамей, каждый последующий ряд немного выше предыдущего, и все сплошь заполнены народом, и в проходах между ними всюду тесно стоят люди. Когда Павел вошел, все подались вперед, вытянули шеи, и в него впились десятки колючих, пытливых глаз, и по залу прошел гул. Он слышал это жужжание и шушуканье, проходя мимо скамей к свободному пространству в передней части зала: там за столом сидели Максим Эдуардович и адвокат, а позади небольшая «клетка» с решётками для него. Всем существом он ощущал вокруг бесчисленные чужие глаза и лица, и ему не хотелось на них смотреть. Он не видел знакомые лица. Его это очень сильно задело и расстроило, но, вспомнив разговор с адвокатом, понял, что так нужно. Игра. Очередная тупая игра в жизнь. Серба завели за решётку и, снимая наручники, после которых остаются синяки и кровоподтёки, закрыли дверь. Павел сел на скамью. Сейчас главное выдержать первые полчаса, потом, по его мнению и мнению Максима Эдуардовича, будет легче. Натиск сойдёт и станет легче воспринимать слова судьи, людей, которые будут в качестве свидетелей, прокурора и даже своего адвоката. С южной стороны зала отворилась дверь и вошел рослый человек изысканной внешности, свежевыбритым лицом, облаченный в широкую черную мантию; он быстро направился к большому креслу за судейским столом, пристально посмотрел на всех присутствующих, но, казалось, не увидел никого в отдельности и опустился в кресло. И тогда все в зале сели. Потом из-за столика, стоящего перед возвышением левее судейского стола, поднялся человек постарше, пониже ростом и провозгласил: — Внимание, внимание! Заседание суда открывается! Время «12:30», зал №145, рассмотрение дела по убийству Петра Романова… — дальше пошла дата рождения, место проживания и т.д. Серб, не слушая речи, опустил голову на колени, пребывая в прострации. Что делать? Как вести себя среди тех лиц, которые готовы рвать глотку? А они готовы. Недавно кричали «убийца», а сейчас разве изменится их мнение? Он быстрее с крыши спрыгнет, чем поверит в это. Павел как-то случайно поднял взгляд на зал и заметил её. Она стояла у дальней стены в северной части, не сводя своих глаз с серба, который очень сильно изменился с их последней встречи: похудел, щёки впали, а задорный огонёк исчез. Сейчас, находясь с ним в одном помещении, Дарья поняла, как сильно его не хватало всё это время, как сильно бьётся её сердце от недельных переживаний, как вспотели кончики пальцев от головокружения. Вот он здесь, рядом и такой родной, любимый, нужный. Брюнетка хотела… очень хотела преодолеть расстояние и обнять: нежно, крепко, ласково, а серб бы счастливо шептал, как любит, никогда не бросит и будет лучшим мужем. Они скучали. — Подсудимый прошу встать! — раздался профессиональный голос судьи, сидевший за своим возвышенным столом. Шатен оторвался от изучения любимой и поднялся со скамьи. — Прошу, Андрей Валентинович. Павел посмотрел на своего адвоката. Тот начал задавать ему вопросы по существу, на которые серб давал честные и отработанные ответы. Максим Эдуардович в сторонке кивал, всем видом показывая, что пока всё идёт по плану. После вопросов Карпова, вступил в разговор прокурор, у которого имелись все доводы засадить Павла за решётку. «Ещё одна пешка в игре…» — подумал шатен, хмыкая. Судебный процесс длился два часа. В конце судья удалился со своими подопечными и оставил зал в тишине под надзором полиции, следившие с самого начала за порядком и соблюдением дисциплины. Павел удрученно подумал, что это, наверное, конец. Сейчас приговор и заключение под стражу, потом чёрный лист и конец истории. Даша смотрела на любимого. Шатен нервно кусал свою нижнюю губу, находясь где-то в своих мыслях. Она понимала, что ему не просто. Перед тем как покинуть дом, Юля сказала ей одну очень важную вещь: «Любишь — вытерпишь!»; Дарья вытерпит, если это им поможет с Павлом сохранить отношения. Они столько времени бегали от друг друга, делали больно, предавали, изменяли, но всегда возвращались к началу — к первому этапу отношений. У них была история с золотой серединой: то ли «от ненависти до любви», то ли «от любви до ненависти». Они всегда выкраивали черту, середину этих непонятных отношений, которые приводили к обоюдному влечению. Не это ли та самая любовь? О ней ничего не известно. Это не про бабочки, эйфорию и химию. Здесь своя любовь с глубоким смыслом. — Всем встать! Судья прошёл на своё место и аккуратно бросил папку с прошивкой «Дело №…», призывая зал к тишине. Когда образовалась тишина, мужчина оглядел каждого кто находился в помещении и после остановился своим жгучим взглядом на сербе, который нервно теребил свои пальцы. — Суд, состоявшийся в центральном московском суде над гражданином Галановом Павлом Аркадьевичем, принял следующее решение: Первое, если господа присяжные внимательно читали, то они бы обратили внимание, что статья 105 части 1 «Покушение на убийство» квалифицируется через статью 30 части 3, отношение к нашему обвиняемому не имеет, т.к. статья «убийство» — это умышленное причинение смерти другому человеку, а у нашего обвиняемого неоконченное преступление, то есть убийства никакого не было. Второе, у нас появилась запись, на которой чётко видно, кто совершил данное деяние. Итак, подведя итоги, объявляю, что Галанов Павел Аркадьевич полностью снят с рассмотрения дела! Заседание окончено! «Либо это чудо, либо кто-то в игрушки наигрался…»Продолжение следует…