***
Он мнется у входной хлипкой двери из отсыревшего за многолетнюю работу дерева и кусает губы. Хен сейчас на парах в своем институте, утром они поговорили от силы минуты три. Юнги только разбудил его и легко бросил, что завтрак на столе, а потом схватил свою сумку и убежал. На кухне его ждали горячий сладкий черный чай и криво нарезанные бутерброды. Так себе утро, особенно с учетом того, что у Чонгука ссадины на руках и лице, потому что шатался по темноте вчера неизвестно где, да и они до сих пор не поговорили нормально. Хен просто привел к себе, зашвырнул в ванную, а потом молча указал на разобранный диван. Но это намного лучше, чем было в его родном доме. Юнги ему даже комплект ключей оставил. Два железных ключа на металлическом двойном колечке лежали рядом с кружкой чая со сколом на ручке. Но открывать эту старую дверь и входить в двухкомнатную маленькую квартирку после возвращения из школы было неловко. Словно он пересекал границы чужой территории, что, по сути, так и было. Он Юнги никто. Просто мелкий сын знакомых его родителей, с которым они пару раз пересекались, когда Чонгуку было пять-шесть лет. А сейчас уже шестнадцать, и парень действительно не понимает, с чего старшему о нем заботиться. Чонгук даже не знает, как хен его нашел. Он сидел на бетонном откосе на берегу реки Хан, прямо над ним были страшные и почерневшие от сырости своды тяжелого моста, вокруг истошно кричали голодные речные птицы, дул сильный и холодный осенний ветер. Парень плакал, уткнувшись лицом в согнутые колени и сжимая испачканными в крови руками волосы на голове. Споткнулся о каменный бордюр, пока бежал сюда и рассек кожу на ладонях и, наверняка, еще и коленях. У него за спиной рюкзак с двумя комплектами сменной одежды, телефон и оставшиеся с сегодняшнего учебного дня учебники и тетрадки, которые у него не было времени выложить. Ему хотелось с этого моста сброситься, потому что в душе нещадно что-то разрывалось, а соленые слезы разъедали кожу на еще пухлых щеках. На него даже никто не обратил внимания из родных, когда он два дня назад с гордым видом спустился по лестнице с вещами наперевес и направился в прихожую, по дороге отмахнувшись от что-то спросившей у него горничной. Быстро натянул кеды, даже не завязав шнурки, и с грохотом хлопнул входной дверью, что там, кажется, треснул сине-зеленый круглый витраж. Дома у друга было неплохо, но все же долго это не могло продолжаться. Чонгук помнит сочувствующее и виноватое лицо друга, когда тот провожал его до порога. Он тогда лишь улыбнулся и сказал, что все в порядке. А уже спустя час валялся на тротуаре и с остервенением стирал собственную кровь с разбитых ладоней о ткань футболки. — Ты придурок совсем? Чонгук испуганно вскидывает голову, как загнанный в угол маленький зверек, и смотрит снизу вверх на незнакомого парня. С белыми волосами, торчащими из-под синего бини, черной парке, тонкими ногами в узких джинсах и высокими грубыми ботинками. Лицо было хмурое и ужасно недружелюбное, с бледной кожей и темными уставшими глазами. Он пальцами подтягивает штанины на коленях и присаживается перед Чонгуком на корточки, критически осматривая его заплаканное красное лицо и кровь на руках. — Ты кто такой? — зло хрипит Чонгук. Парень иронично вскидывает левую бровь. Его лицо такое непроницаемое, что невольно задаешься вопросом, умеет ли вообще этот чувак улыбаться. Он смотрит несколько секунд на Чонгука, а потом протягивает ему ладонь и представляется: — Мин Юнги. Ты не должен меня помнить, но мы уже знакомы. Когда Чонгуку было пять, то на одном вечере для друзей, который устроила его мама, пришла семья с девятилетним сыном. Он был самым старшим среди детей, поэтому всем сказали называть его «хеном» или «оппой». Самому же мальчику было гораздо интереснее сидеть в кругу взрослых, чем возиться с надоедливой малышней. Чонгук помнит, что когда он хотел попросить у родителей помочь ему с рубашкой, потому что бирка терлась о кожу, отчего она саднила и ужасно чесалась, то никто его не услышал. А хен подошел и аккуратно заправил бумажку под воротник так, чтобы она ему больше не мешалась. — Юнги-хен? — удивленно шепчет Чонгук, пожимая чужую руку. — Пойдем, мелкий. У меня нет желания отморозить себе все к чертям, в отличие от тебя. И рывком поднял его за руку на ноги. Чонгуку стыдно, до ужаса неловко и холодно. Ему хочется забрать из чужой квартиры все свои немногочисленные пожитки и свалить куда-нибудь. Знать бы еще, куда именно. Главными критериями является наличие обогревателя и хоть какого-нибудь одеяла. А у Юнги-хена старенькая двушка с нереально маленькой кухней, где даже одному человеку тесно, с гостиной, где сейчас диван разложенный и со смятым после Чонгука постельных бельем, и комната хена, откуда после одиннадцати вечера была слышна игра на синтезаторе. Там батареи железные, крашенные белой краской и проржавевшие на местах сварки, но все равно горячие. Там душ и заживляющая мазь в аптечке за зеркалом в ванной комнате. Там на кухне форточка деревянная открыта настежь, и по ногам холодным воздухом дует. А еще Чонгук вообще не может там находиться, потому что быть обязанным Юнги он не хочет. Поэтому парень вставляет ключ, поворачивает его в замке дважды и открывает скрипучую дверь. Скидывает ботинки возле тумбочки для обуви, стягивает шапку и делает пару уверенных шагов внутрь квартиры, как слышит: — Ты какого хрена не на занятиях? На Юнги большая белая футболка и домашние свободные штаны. Ноги босые, светлая челка закрывает глаза, в руке кружка с кофе, от которой идет светлый пар. Дверь в его комнату приоткрыта, оттуда слышится какой-то циклический бит одной непрекращающейся волной. У него бровь левая вопросительно изогнута, а еще едва подавляемое желание наорать, отчего такой идеальный камень на лице. Потому что и так понятно, почему мелкий не в школе. — Могу то же самое спросить у тебя. Лучшая защита — нападение, ведь так? Только вот Чонгук даже на миллиметр не приблизился к выигрышу в этом зарождающемся споре. Потому что Юнги только коротко хмыкает и отпивает кофе из кружки, громко сглатывая. Младший стоит в проходе напротив двери в гостиную, где за диваном лежат его вещи, которые нужно просто взять и унести отсюда ноги как можно скорее. Но, судя по всему, разговор еще не закончен. — У меня нет абсолютно никакого желания воспитывать сопливого подростка, — спокойно говорит хен. — Если хочешь свалить — так и скажи. Чонгук виновато опускает глаза в пол, где между паркетными истертыми дощечками щели шириной в его палец. Он же специально прогулял последние два урока, чтобы собрать вещи и уйти из квартиры Юнги, пока тот не вернется из универа, упросил старосту отмазать его перед учителями. Только пока еще не придумал, куда именно пойдет после всего. Можно было бы переночевать в метро или на вокзале, а потом поискать что-нибудь получше. Но по сравнению с улицей и его родным домом — квартира хена имеет явное преимущество. — Как ты нашел меня вчера? Уверен, ты даже имени моего не помнил. Юнги морщит нос. Неформальное обращение слегка коробит и превращает их разговор в типичную детскую разборку. Несмотря на серьезное выражение лица и тяжелый взгляд на Чонгуке форменный пиджак и школьная белая рубашка. Между ними четыре года разницы, но Мин, в принципе, не против немного повыяснять отношения, раз тому так хочется. Поэтому он лишь закатывает глаза и возвращается в свою комнату, сделав Чонгуку жест следовать за ним. Комната совсем не похожа на спальню студента. Больше на студию начинающего музыканта: односпальная железная кровать вплотную сдвинута в самый темный угол, на белом пухлом одеяле лежит выключенный синтезатор, рабочий стол с ноутбуком и небольшим черным микшером, от которого во все стороны тянутся провода, они темными змеями вьются по всему полу, узкий шкаф, верхние полки заняты университетскими учебниками и толстыми тетрадками с конспектами по лекциям, ниже стопки дисков, валяются пустые и подписанные болванки, на подоконнике батарея пустых кружек и пластиковых бутылок из-под воды, на спинке высокого компьютерного стула черный бомбер с белой надписью SUGA на спине. Чонгук удивленно стопорится на пороге, хлопая глазами. Хен вальяжно проходит внутрь, ставит пустую кружку на полку рядом с учебниками и садится на стул, поворачиваясь к компьютеру. Там открыта на весь экран звуковая дорожка играющего по кругу бита. Парень пару раз щелкает мышкой, сворачивая всю программу. Затем снова смотрит на Чонгука, устраивая острые локти на ручки кресла и сцепляя пальцы перед собой. — Так и будешь стоять? Младшему не нравится то, как он с ним разговаривает, хотя понимает, что заслужил. Да и у Юнги просто такая манера общения, по нему это видно. Чонгук приближается к кровати, под пристальным взглядом аккуратно отодвигает синтезатор ближе к стене и присаживается на самый край. В комнате окно открыто почти настежь, и он сжимается от холода, стягивая с плеча рюкзак и устраивая его у себя на коленях, как какой-то щит. Юнги замечает, как парень подрагивает, поэтому поворачивается на стуле и захлопывает деревянную створку. — Спасибо, — хрипит Чонгук. — Моя мама позвонила мне вчера вечером и сказала, что твои предки там бьются в истерике два дня, найти тебя не могут. В полицию уже думают обращаться. Попросила меня пройтись по вашему району и поискать, — тихо сказал Юнги, отъехав от стола ближе к нему и подогнув под себя ноги. — Я часа два там шатался. Потом решил на реку сходить, вдруг ты там откинуться захотел. Ну и вот — нашел тебя. Еще вопросы? Чонгук еще больше сжимается под серьезным и чересчур спокойным взглядом. Он не хочет домой, а если родители начнут искать его при помощи полиции, тот тогда проблем у него станет вдвое больше. Почему ребенок сбежал из обеспеченной и благополучной семьи, где, по рассказам окружающих, все просто идеально? У Чонгука подростковый период — самое сложное и важное время в жизни, а он ночует неизвестно где, не ел нормально уже несколько суток, его учеба оставляет желать лучшего, ему постоянно хочется либо кричать до разрыва легких, либо не разговаривать до атрофирования функции речи как таковой в его организме. В шестнадцать лет надо впервые влюбляться, попробовать свой первый в жизни алкоголь, не спать по ночам от того, что голова гудит от разных мыслей, шататься бесцельно с друзьями по улицам, раздражать взрослых своими перепадами настроения от детской непосредственности до взрослых размышлений. А не планировать ночевку в компании бомжей в подземке метрополитена и прикидывать, хватит ли денег на пару пачек быстрорастворимого рамена или нет. Парень опускает голову и прячет лицо в жесткой пыльной ткани рюкзака, который за последние дни пережил не меньше него. Юнги хмурится и, с шумом проезжаясь колесами по жестким проводам, придвигается ближе к мелкому, опасаясь, что тот совсем раскис и сейчас тут будет потоп. И не ошибается, потому что Чонгук вдруг резко вздрагивает плечами, а потом надломлено начинает быстро говорить: — Прости, что тебе пришлось возиться со мной, хен. Я сейчас соберусь и уйду. И подрывается с кровати так быстро, что даже тяжелый синтезатор подпрыгивает на матрасе. Он яростно растирает глаза до покраснения тканью школьного пиджака на рукаве, перешагивая через метры электропроводки на полу. Парень ничего не знает: ни что ему вообще теперь делать со своей жизнью в шестнадцать лет, ни как именно разгрести всю эту гору нерешенных и зависших над ним проблем. Вроде бы выход очевиден: вернуться домой, извиниться перед родителями и жить себе дальше, как это было раньше. Но Чонгук не хочет, ему правда плохо там находится не только душевно, но и физически. И когда он уже выбегает в коридор, то в спину ему врезается слова: — Придурок, я тебя выгонял что ли? Он останавливается на том же месте, где и минутами ранее. Утыкается лицом в свои ладони и глубоко дышит, сдерживая детскую и никому не нужную сейчас истерику. Слышит, как скрипит стул, легкие шаги и какой-то недовольное бурчание хена себе под нос. А потом Юнги резко выдергивает из его пальцев школьный рюкзак и забрасывает его в гостиную, где сумка приземляется с грохотом от тяжелых учебников рядом с разложенным стареньким диваном. Толкает ладонью в спину в направлении кухни, отчего Чонгук буквально заваливается в маленькую заставленную комнату. Плюхается на стул, подтягивая колени к груди, и смотрит затравленно, словно готовится к тому, что на него сейчас будут кричать. Хен замечает это выражение лица, громко цокает языком и произносит: — Думаешь, ты один такой, сбежавший в шестнадцать из дома, где тебя никто не понимал? Мелкий, да на тебе пахать надо, а ты прячешься по углам и оплакиваешь свою жизнь. Он поворачивается к кухонным полкам, достает из одной из них высокий стеклянный стакан. Поворачивает хромированный вентиль на кране и набирает холодной воды. А Чонгук вспоминает, что несколько лет назад к ним в слезах пришла мать Юнги и жаловалась на то, что ее младший сын послал их всех к чертям и уехал неизвестно куда. Ему самому тогда было лет одиннадцать, и он правда не понимал, почему старший это сделал. Чонгук жался в проходе в гостиной родного дома и смотрел, как его мама сочувствующе поглаживает свою подругу по спине и говорит о том, что Юнги не стоит ее переживаний. Больше о нем никто не вспоминал, словно его вычеркнули из их жизни. — Выпей и подбери свои сопли. Хен ставит перед ним на стол стакан с водой и кладет круглую белую таблетку. Чонгук вопросительно смотрит в ответ, на что Юнги только снова закатывает глаза и припечатывает раздраженное «Успокоительное». Парень выпивает лекарство под внимательным взглядом старшего и тихо шмыгает носом. Если раньше он не хотел ни о чем разговаривать, а просто развернуться и хлопнуть дверью, то сейчас у него внутри зудящее желание рассказать все. Потому что накипело, он морально устал от всего, и ему просто надо скинуть с себя это. — Я не знаю, что мне делать, — шепчет Чонгук. Юнги тяжело вздыхает, выдвигает второй стул и садится на него, складывая руки, а замок на столе. Он бывал в похожей ситуации. Сбежал из дома в подростковом возрасте, устав слушать вечные, выедающие весь мозг до остатка нотации от родителей, упреки по поводу его увлечений, постоянные слова о том, что все вокруг куда лучше него, а он какой-то неправильный. Может именно поэтому, как только он покинул родной дом, то сразу пошел работать, не спал сутками, пропадал в школьных аудиториях на дополнительных факультативах, хватался за любую, даже эфемерную возможность. Потому что хотел доказать, что сам всего добьется. А Чонгука всю жизнь просто игнорировали. Есть он или его нет — не имеет особого значения. У парня внутри огромная обида на весь мир, которая заглушает все остальные чувства. Ему нужен стимул, чтобы он понял, что способен прожить и без родителей, которые так никудышно о нем заботились. — А что ты вообще хочешь в жизни? — спрашивает хен. — Мечта есть? Чонгук теряется немного и поднимает свой взгляд. Ему неловко об этом говорить с Юнги, у которого в спальне маленькая музыкальная студия. Раньше, когда ему было четырнадцать-пятнадцать, и его нежелание возвращаться домой только начинало набирать обороты, то он оставался в школе подольше и торчал часами в аудитории, где занимался школьный хор. Вскоре его заметил один из преподавателей и предложил записаться к ним. — Хочу петь, — сказал Чон, а потом чуть хвастливо добавил, — Мне сказали, что у меня хороший голос. Юнги усмехается, услышав это и заметив в темных глазах напротив интерес еще когда он только пригласил младшего в свою комнату. Лучше бы Чонгуку не врать насчет своих способностей, потому что у хена есть к нему предложение. — Хороший голос, говоришь? Собирайся. Я познакомлю тебя со своими друзьями. — Зачем? — спрашивает Чонгук, смотря, как Юнги поднимается на ноги. — Певца будем из тебя делать. Меньше вопросов — больше действий.***
— Прости, что без приглашения, да еще так рано. Намджун-хен сказал, что ты в такое время обычно уже не спишь. У тебя здесь прохладно. Чонгук вытягивает вперед губы, демонстрируя на лице едва сдерживаемую эмоцию раздражения, и скрещивает руки на груди. Намджун-хен ему сказал. Предатель, Чонгук намешает ему розовую краску для волос в шампунь, чтобы неповадно было. А Сокджину рыжую, потому что тот явно с рэпером в сговоре. Нашлись помощники. К его спортивным кедам в прихожей добавились черные лакированные туфли, а на тумбочке теперь стояла чужая кожаная сумка. Та самая, которую Чонгук видел двумя днями ранее в BMW. Тэхен чувствует себя абсолютно спокойно, осматривая с неподдельным интересом черно-белые картины в коридоре. Он задерживает внимание на одной из них — это самая любимая фотография Чонгука. На ней изображена новая звукозаписывающая студия Юнги. Это был первый день, когда он смог туда попасть после того, как там сделали ремонт и установили все необходимое оборудование, и естественно, мелкий увязался за ним. Чонгук на фотке вальяжно развалился на шикарном кожаном диване, закинув руки за голову и радостно улыбаясь своему хену, который сидел в компьютерном кресле на колесиках. Он тогда получил подзатыльник за то, что положил ноги на подлокотник и полез к колонкам, но это были мелочи, потому что Шуга остальным дышать через раз разрешал в своей студии. А Чонгук там однажды токпокки на пол уронил, за что его лишь назвали криворуким и заставили выдраить все помещение. Тэхен улыбнулся, смотря на это фото, отчего Чону стало немного неловко. — Ты что-то хотел? — нетерпеливо спрашивает он. — У меня есть к тебе предложение, но, если ты не против, я сегодня не спал всю ночь, а ел последний раз вчера утром. Не разделишь со мной эту пиццу? Чонгук подозрительно прищуривается, смотря на квадратную улыбку напротив. Но потом вспоминает, что в холодильнике у него шаром покати, потому что когда хены предложили привезти ему еды, то он чуть ли не с матами выгнал их из квартиры позавчера. Надо бы извиниться, конечно. Он много им наговорил в тот день. Чонгук протягивает руку, забирая у гостя коробку с пиццей, и разворачивается на пятках. Ким молча идет за ним на кухню, продолжая любопытно осматривать все вокруг. Он ставит два стаканчика с еще горячим капучино на стол и произносит: — Пицца уже остыла, наверное. — Анвиум, микроволновка — таймер на три минуты, — говорит Чонгук, закрывая черную дверцу с щелчком. — Устанавливаю таймер на три минуты на микроволновой печи. Вы же знаете, что есть пиццу с утра — плохо для вашего здоровья? — Да-да, я сам разберусь, спасибо. Он садится за стол, поднимает глаза на Тэхена и не сдерживает улыбки. У того такой ошарашенный взгляд и чуть приоткрытый рот. Он смотрит куда-то в потолок, словно сейчас явился свидетелем разговора человека и представителя внеземной цивилизации. Чонгук не спешит ему все объяснять, взяв в руки один из бумажных стаканчиков и сняв с него пластмассовую крышку. Капучино неплохой, но обычно он пьет американо, редко — латте. А вообще его завтрак состоит из бутылки воды во время пробежки. Микроволновка издала звук, оповещающий о прекращении работы. — И все же я не рекомендую вам и вашему гостю это есть. — Анвиум, я запрещаю тебе общаться с Джин-хеном. Ты переняла у него режим мамочки? Пицца пахнет восхитительно. Классическая пепперони с двойным сыром. Чонгук давно не ел ничего такого, а уж тем более в одиночку. Тэхен все еще странно пялился на него, ожидая объяснений происходящего, но парень слишком наслаждался растерянным выражением на его лице. Младший достал из сушилки две тарелки и поставил их на стол, а потом забрался с ногами на стул и сразу стащил себе один кусок. Ким уже открыл рот, чтобы спросить, наверняка что-то глупое, судя по огромному вопросу в карих глазах, но он его опередил, с усмешкой сказав: — Этот система Умный Дом. Расслабься уже. — Ты назвал ее Анвиум? — удивляется Тэхен. — Если бы у меня была такая штука, я бы назвал ее как-нибудь по-другому. Что-то типа Карла-Сто-Пятьдесят-Один-Дробь-Один. — Мне не нравится это имя. Тэхен возмущенно смотрит в потолок, а Чонгук давится куском пиццы от смеха. — Тебе не кажется, что каждый раз, когда тебе что-то от нее нужно, говорить Карла-и-что-там-еще будет очень долго? Старший смотрит на него, словно парень не понимает каких-то очевидных вещей, и берет себе кусок горячей пиццы. Все остальное время они едят молча, запивая вредный, но чертовски вкусный фаст фуд капучино из автомата. Кофе слаще, чем он должен быть, но все равно его приятно пить. Когда в картонной коробке не остается ничего, кроме темных жирных пятен и крошек, Чонгук откидывается на спинку, сыто потягиваясь. Несмотря на то, что его немного раздражал неожиданный визит Ким Тэхена, тот его классно выручил. Не пришлось выходить из дома или звонить в службу доставки, чтобы не сдохнуть в муках от голода. — Что у тебя там за предложение ко мне? Тэхен бросает в коробку смятую белую салфетку. Он сейчас выглядит как сонный, но накормленный кот, которого надо почесать за ушком и положить на мягкую подушку. Парень несдержанно зевает, прикрыв рот ладонью, а потом встряхивает головой и поворачивается к Чонгуку. Губы растянуты в легкой улыбке и в глазах пляшут искорки, отчего почему-то становится немного не по себе. Знаете это ощущение, когда ты понимаешь, что сейчас случится что-то хреновое, но тебе обязательно нужно сохранять невозмутимый вид, словно тебя вообще на этом свете ничего не волнует? Вот и Чонгук лишь бросает на гостя едва заинтересованный взгляд, хотя внутри головы уже зарождается мысль о том, что ничем хорошим это не закончится. — Мой менеджер мне сказал, что ты договорился с ним и отдашь деньги за ремонт в течение месяца, — говорит Ким. — Я тебе предлагаю… — Что ты делал в машине? Вопрос этот, если честно, волновал его уже второй день. Раз Тэхену эту машину пригнали специально, потому что он знаменитая корейская модель, то вряд ли парень водит ее самостоятельно. У него наверняка есть специальный человек для этого, так какого черта парень делал в припаркованной и незаведенной машине посреди рабочего дня? Тэ удивленно хлопает глазами, застанный врасплох этим вопросом, а потом вдруг усмехается и выдает: — Я там спал. У меня был перерыв между съемкой и одним кастингом, и, чтобы не надоедать стаффу, я решил подождать менеджера в машине. И заснул. — Удачно ты заснул, — произносит Чонгук. — Так бы твой BMW уже переправляли через океан. С лица Тэхена сползает улыбка. Ему не хочется разговаривать об этом, потому что лично он Чонгука ни в чем не обвиняет. Ну да, взломал его тачку и хотел угнать, но у него же это не получилось, а значит Тэхену не за что его упрекать. Парень не знает всей ситуации, да и, судя по измученным лицам его друзей, у них у всех непростой период в жизни. Ему хочется помочь Чонгуку, а не копаться в нем, а уж тем более требовать с него деньги на ремонт машины, которая ему даже не нравится. — Слушай, Чонгук, — осторожно начинает он. — Я тебе вообще никто, поэтому не буду лезть к тебе в душу или еще чего. Я просто хотел предложить поработать моим ассистентом пару недель. — Ассистентом? — переспрашивает парень. — Джинен-нуна ушла в декретный отпуск, а мой менеджер не успел найти ей замену. Поработаешь моим помощником, пока не появится подходящая кандидатура. Тебе не придется возвращать мне никакие деньги, просто отработай их. Чонгуку кажется, что у него в голове что-то лопнуло. Но старший уже не обращает на него внимание, завороженный неожиданно забежавшим в комнату пушистым щенком.***
— Ты разрешаешь мне жить в твоей квартире, хотя я незнакомый для тебя человек. Почему ты это делаешь? — Закрой рот и ешь, Чонгук. — Это чисто физически невозможно. — Я тебе сейчас врежу. Намджун начинает посмеиваться, прикрыв рот ладонью, за что получает убийственный взгляд от Юнги из-под белой челки. Сокджин заботливо подкладывает младшему в тарелку еще несколько кусочков жареного мяса, хотя тот, кажется, уже сейчас лопнет. В университетской диджейской комнате, расположенной под потолком в большом актовом зале, было тепло и уютно. Много разнообразного оборудования, широкий коричневый диван под рыжим пушистым пледом, стеллажи с книгами и музыкальными пластинками, два скрипучих компьютерных стула, к стенам прицеплены фотки и распечатки нот, в углу на тумбочке примула цветет в черном горшке. Огромное окно в полстены, через которое видно сцену внизу и ряды красных сидений. Юнги и Намджуну нужен был доступ к музыкальному оборудованию, поэтому им поручили заботу о диджейском помещении взамен на неограниченный доступ ко всему, что там есть. Поэтому хены так по-хозяйски развалились в креслах на колесиках и ели свои порции мяса с острым рисом. Джин же, как самый старший, присматривал за ними. А еще по-тихому от однокурсников записывал тут каверы и выкладывал их в Интернет. — Так, значит, ты хочешь петь? — спросил Сокджин. Вид у него был такой до ужаса важный, словно он уже лет десять как сияет на корейской эстраде. Но для Чонгука эти трое были чуть ли не богами. Намджун и Юнги разрывали всех в рэп-баттлах в андерграунде и были очень популярны в узких кругах, а Джин был трейни в одном крупном музыкальном агентстве, и сейчас заканчивал третий курс в Сеульском университете искусств. Хен очень красивый — каштановые волосы хорошо уложены, открывая лоб и карие глаза, улыбка постоянная на лице, плечи шириной в Ниагарский водопад просто, одет неброско и со вкусом. Говорит много и правильно, жестикулирует, смеется и шутит. Чонгук на него чуть ли не с открытым ртом пялится. — Ну, я хотел бы попробовать, — осторожно отвечает младший. — О, мы поможем тебе, Чонгук. Не волнуйся, — улыбается Сокджин. — Шуга хоть и ворчливый, но добрый. — Шуга? Юнги закатывает глаза и одним точным броском отправляет картонную коробку из-под еды в мусорку. Он отворачивается к диджейскому пульту, нажимая на какие-то кнопки среди того огромного количества всевозможных переключателей и рубильников. У него на шее висят большие черные наушники, из которых слышится приглушенная музыка, а тонкий провод от них тянется куда-то под стол. Хен ловко перебирает пальцами, миксуя песню для выступления студентов с танцевального на предстоящем шоукейсе. Намджун крутится в разные стороны на своем кресле, следя за звуковой дорожкой на экране и качая головой под какую-то играющую у него в голове мелодию. — Получается классно, хен. Что у них там за танец вообще? — Хип-хоп. Хоби зайдет за ремиксом вечером. Отдашь ему? Чонгук аккуратно отставляет тарелку на сиденье дивана и под игривым взглядом Джин-хена встает и делает шаг к Юнги. Ему интересно, что за песню он переделывает. Хочется узнать, как вообще все то делается: работа с музыкальным оборудованием, микс разнообразных мелодий, подборка битов. Намджун замечает его горящие глаза и понимающе усмехается, уже наверняка зная, что этот донсен тут теперь будет торчать сутками вместе с ними. — Без проблем. Я все равно тут до утра, похоже, опять буду сидеть, — говорит Джун. — Ты пойдешь в пятницу? — Не знаю, надо будет мелкого куда-нибудь деть, — отвечает Юнги. И резко разворачивается на стуле, давая любопытному парню легкий подзатыльник. Тот отскакивает и обиженно чешет голову, дуя губы. Хены добродушно смеются, смотря на этих двоих. Чонгук не хочет, чтобы его куда-нибудь девали. Он хочет смотреть, как Юнги-хен работает в студии. И это все, скорее всего, написано на его умоляющем лице, поэтому Шуга качает головой в стороны и уверенно говорит: — Рано тащить тебя в андерграунд, мелкий. Если будешь паинькой, то я, может быть, подумаю. А сейчас иди в кабинку для записи. — Зачем? — Голос твой послушать, что за вопросы? Может у меня тут начинающая звезда под носом, а я еще не знаю этого? Чонгук радостно хлопает в ладоши и несется к стеклянной двери, вызвав этим улыбки у остальных.***
Он ожидал чего угодно после того, как покинет свою квартиру. Что ему ударят прикладом от пистолета по голове, приставят нож к горлу, пустят отравляющий газ в кабину лифта, оденут черный мешок на голову и отвезут за город в багажнике какой-нибудь неприметной развалюхи. Но Чонгук явно не был готов к тому, что как только они с Тэхеном выйдут из многоэтажки на подземную парковку, то тот достанет что-то из своей сумки и бросит это ему. А он поймал на чистом автомате, но когда раскрыл ладонь, то увидел ключ от автомобиля со значком BMW на черном брелке. Чонгук поднимает на Тэхена удивленный взгляд, а тот лишь усмехается, подходя к уже знакомой темной красавице со стороны пассажирского сиденья. — Права есть? — весело спрашивает он. — Да, но… Серьезно? Я хотел угнать у тебя эту тачку, а ты сейчас вот так просто даешь мне от нее ключи? Тэхен либо слишком глупый, либо дохрена странный. Потому что, ну кто так делает? Чонгук же действительно может сейчас его кинуть и уехать на этом BMW в закат. Где продаст его за сто семьдесят тысяч баксов и покроет все свои долги, чтобы не дергаться от каждого звука, который он слышит из открытого окна у себя в квартире. Тэхену за ремонт машины он должен в десятки раз меньше, поэтому совесть его особо мучать не будет. Но парень стоит на белой разметке, улыбаясь Чонгуку и засунув руки в карманы брюк. Младший думает несколько секунд, разглядывая красивое и еще немного сонное лицо, а потом сжимает ключи и произносит: — Ладно, но если нас вдруг остановит полиция, ты сам будешь им объяснять, почему у тебя за рулем сидит человек с двумя административными штрафами за угон автомобилей. — Заметано. Машину уже привели в порядок: под рулем заменили панель, где двумя днями ранее Чонгук оставил после себя неровно вырезанную ножом дыру и торчащие наружу провода. Тэхен залез на пассажирское сидение и пристегнулся, бросив свою сумку назад. Не было похоже, что ему хоть как-то страшно ехать с малознакомым парнем, который пытался угнать его тачку. Он спокойно открывает бардачок, где на зеленой папке с документами лежит его цветной зонтик и пачка с фруктовыми леденцами на палочке. Чонгук вежливо отказывается от протянутого ананасового чупа-чупса и заводит машину. Старший пожимает плечами и вводит на навигаторе нужный адрес. Непривычно ехать по дороге, когда чуть ли не каждая машина пропускает тебя вперед. Ким листает каналы на радио, не замечая ничего вокруг, а Чонгук сильно вцепился пальцами в кожаный черный руль и старается дышать ровнее. У него внутри такое ощущение, словно он сейчас угоняет эту машину, и ему вот-вот надо будет свернуть из центра в непримечательные районы города. Но вдруг Тэхен находит понравившуюся ему песню и откидывается обратно на сиденье, качая головой в такт. — Это не мой BMW, кстати, — говорит он. — Машина принадлежит модельному агентству, в котором я работаю. — И где ты работаешь? — MDI*. Чонгук поворачивает голову и проходится оценивающим взглядом по фигуре парня, сидящего на соседнем сидении. Тэхен замечает это и растягивает губы в довольной улыбке, держа в руке развернутый зеленый леденец. Хотя, чего тут еще можно ожидать, если ему автомобиль такого высокого класса выделили. А еще его лицо чуть ли не на каждом пятом рекламном баннере, которые расставлены вдоль дороги и висят на высотках. Анвиум сказала, что у него две обложки в корейском Vogue. Не то, чтобы Чонгук ее внимательно слушал, но все же. — И куда мы сейчас? — спрашивает он. — У меня фотосессия для рекламы косметики, — отвечает Тэхен, снова взявшись листать радио. — Я тебя особо дергать не буду, там будет огромный стафф, который меня подготовит. — Зачем тебе такие яркие волосы? Вопрос несколько неуместный, но ему действительно интересно. Обычно моделям оставляют естественные цвета волос: русый или каштановый. А у Тэхена из-под темного берета виднеется красная челка. Ему бесспорно идет этот цвет, очень необычно выглядит, но это удивительно, что ему разрешили подобные эксперименты с собственной внешностью. — Не знаю, я просто пошел в салон и попросил сделать что-нибудь крутое, — усмехнулся Ким. — Когда меня повернули к зеркалу, я чуть сознание не потерял. Думал, что меня тут же уволят. Накричали, конечно, но цвет оставили. Нравится? Чонгук фыркает и отворачивается. Не видит, как Тэхен улыбается, смотря на его профиль. По радио танцевальная веселая мелодия сменяется до боли знакомым треком. Suran — Wine. Машина слишком резко тормозит на красном свете светофора, отчего девушка с коляской, переходящей дорогу по желто-белой разметке, бросила недовольный взгляд на Чонгука. Это была последняя продюсерская работа хена. Он получил дэсан за этот трэк вместе с Суран-нуной. Тэхен тянется рукой к кнопке, чтобы переключить на что-нибудь другое, но Чон успевает перехватить его пальцы. — Оставь, не надо. На светофоре догорают последние пятнадцать секунд красного света. Такого же яркого, как волосы Тэхена, который вдруг двигает рукой и сжимает пальцы Чонгука в своих. Парень в ответ просто смотрит, вслушиваясь в мелодию, над которой Юнги-хен работал долгое время, чтобы довести ее до идеала. Но когда он слышит громкий сигнал от автомобиля позади них, то резко отворачивается и переключает передачу. Боже, она же звонила ему после всего случившегося. Раз десять точно. Даже пыталась поговорить с ним во время похорон, но Чонгук прошел мимо нее, словно они даже не знакомы. Хотя он присутствовал во время записи этой песни, и Суран была в восторге от милого и вежливого донсена ее продюсера. Они еще после работы втроем ели шашлык из баранины в их любимом с хеном кафе. Надо ей позвонить.***
— Ты можешь уйти, если тебе скучно. Я позвоню, когда ты мне понадобишься. Чонгук переводит взгляд с ловких и быстрых рук девушки из стаффа, которая умело высушивает феном красные волосы, на лицо Тэхена, который смотрит на него обеспокоенно. У него уже вставлены небесно-голубые линзы в глаза и его темная одежда заменена на белую хлопковую рубашку с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и на такого же цвета узкие брюки. Он сидит на ровном стуле с железными подлокотниками, болтая босыми ногами в воздухе. Вокруг суетятся еще несколько девушек и парней, бегая от вешалки с кучей одежды до длинного вытянутого вдоль стены стола, на котором горы разнообразной косметики. — Да все в порядке, я привык к такому. Ему знакома такая остановка. Когда по комнате летают маленькие сотрудницы стаффа, пытаясь привести в порядок лицо и волосы кому-нибудь. Он был за кулисами на концертах Юнги, Намджуна и Сокджина. Иногда приходилось часами ждать, пока образ для сцены будет готов. Пусть это была даже черная толстовка и рваные джинсы для рэп-композиций. Чонгук в таких ситуациях обычно сидел в углу, чтобы никому не мешать, и просто следил за чужой работой. — Я где-то видела твое лицо, — вдруг говорит девушка, откладывая фен на стол. — Это вряд ли. Чонгук отворачивает голову под пристальным взглядом Тэхена и стилиста. Раньше, когда он слышал такую фразу, то растягивал губы в гордой улыбке и довольным голосом сообщал, что поет на бэк-вокале у парочки известных исполнителей. На нескольких концертах Ким Сокджина Чон стоял у края сцены за стойкой микрофона, у RM и Agust’a D участвовал в записи трэков. Но сейчас, если его узнают, то Чонгук делает вид, что не понимает, о чем ему говорят. Девушка хмурит брови и переглядывается с Тэхеном через зеркало с лампочками по бокам, а потом просто пожимает плечами и возвращается к укладке волос. Фотосъемка длится больше трех часов. Когда Чонгуку надоедает сидеть в тихой гримерной, где стилистки уткнулись в свои телефоны, ожидая новой работы, он решает прогуляться и осмотреться вокруг. Покупает себе несладкий американо в автомате, рассматривает фотографии на стенах, на некоторых из них находя Тэхена, натыкается на несколько девчонок в похожих красных нарядах, которые при виде его мило заулыбались и порозовели щеками. Чонгук же неловко кивнул им и попытался быстрее попасть в следующее помещение. Там большая комната с металлическими балками под высоким потолком и полным отсутствием окон. Но здесь столько самых разнообразных ламп, начиная от круглых спотов над головой и заканчивая квадратными переносными лампами в руках двух ассистентов фотографа. Там одна стена и часть паркетного пола окрашены в белый цвет. Ярким пятном на том выделяется над чем-то смеющийся Тэхен с красными уложенными волосами, разговаривающий с режиссером. У него в руке круглая баночка крема, который он рекламирует. — Здравствуй, Чонгук-ши. Он резко оборачивается, словно был пойман с поличным за чем-то постыдным, и видит перед собой менеджера Тэхена. Мужчина в голубой рубашке и черных брюках со стрелкой протягивает ему руку для приветствия. Как будто они сегодня утром не виделись в отделении полиции, давая повторные показания для закрытия дела. Чонгук вообще никогда бы не хотел с ним больше встречаться, но ему стоило ожидать, что ему придется с ним пересечься, раз он теперь работает с Ким Тэхеном. — Здравствуйте, — он пожимает руку в ответ. — Ты все-таки согласился на предложение Тэхена? — Как видите. Чонгук не помнит, как зовут этого парня, вот честно. Несколько часов назад оставлял свою подпись под размашисто написанным чужим именем, но оно буквально вылетело из его головы. Менеджер, похоже, это прекрасно понял, отчего и улыбается слегка насмешливо на попытки Чона разговаривать с ним непринудженно. — Я просто хочу быть уверен, что с Тэхеном будет все в порядке, Чонгук-ши. Я больше ни в чем вас не обвиняю. Тэхен вдруг замечает Чонгука и машет ему рукой, пару раз подпрыгнув на месте, чтобы его наверняка смогли увидеть. Чон не нанимался работать его телохранителем, раз уж пошел такой разговор. Чонгук вообще не хотел никак контактировать с ним, но сейчас стоит посреди съемочного помещения и ждет, когда у Ким Тэхена закончится фотосессия. Тот взял его к себе помощником, чтобы он смог отработать две тысячи долларов за ремонт, но за эти несколько часов не поручил ему ни одного задания, кроме как подвезти его на своем BMW до работы. И, в принципе, Чонгуку не на что жаловаться. Легкая работа и больше никакого долга, но ему так отчего-то не хочется. — Не волнуйтесь, у меня есть справка о профпригодности. Менеджер смеется и дружески хлопает Чонгука по плечу, а потом направляется к Тэхену, который уже закончил сниматься и сейчас жадно осушает бутылку с водой. Быстро что-то ему говорит, отчего парень бросает взгляд на Чона, застывшего на пороге комнаты, а потом просто кивает и сдается в заботливые и ласковые руки стаффа.***
— У тебя есть еще работа сегодня? — Мне должны позвонить по поводу кастинга до вечера, а так я свободен. Хочу заехать к хену, давно с ним не виделся. Поедешь со мной? Он хореографом работает, тебе понравится. Студия тут недалеко… Чонгук даже не успел согласиться на предложение, а Тэхен уже забивает новый адрес в навигаторе. На нем снова его темно-синий берет, с лица снят макияж, а подбородок закрывает белая маска, из-за чего щеки парня кажутся более пухлыми, чем есть на самом деле, делая его похожим на обиженного котенка. А еще он все-таки чуть ли не насильно впихнул ему в руку леденец. И теперь Чонгук ел вишневый чупа-чупс, заводя ключом BMW седьмой серии. Ему неловко даже думать об этом. — Ты занимаешься танцами? — Надо фигуру поддерживать, — недовольно говорит Тэхен, разворачивая конфету. — В тренажерку ходить я не люблю, а танцы — это здорово. Ты очень спортивный. Как тебе это удается? У тебя же наверняка шикарное тело. Видимо, Тэхен сначала говорит, а только потом думает. Чонгук надеется, что по нему не особо заметно, что он смутился после его слов. К вечеру погода испортилась, и теперь шел мелкий дождь. Дворники ходили туда-сюда по лобовому стеклу автомобиля. Очертания прохожих и других машин были размытыми, пахло мокрым асфальтом. Вообще, Чонгук рассчитывал поесть где-нибудь, а потом, если Тэхену никуда больше не надо, поехать домой. Но, в принципе, он не против потусоваться с ним еще немного. Если старший перестанет задавать такие вопросы. — Я бегаю по утрам, — отвечает Чонгук. — Раньше тхэквондо занимался и в зал ходил. — Твои бедра божественные просто. Ими же человека задушить можно, — вдруг выдает Тэхен, повернувшись к нему с улыбкой. — Еще тогда, на парковке заметил. Хочу, чтобы на мне тоже джинсы так охренительно сидели. Чонгук закашлялся, вытащив изо рта леденец. Навигатор произносит женским голосом бездушное: «Поверните направо через сто метров». А ему хочется изменить направление и свернуть до ближайшей больницы. Он борется с желанием повернуть голову и посмотреть на ноги сидящего рядом Тэхена, поэтому просто открывает окно и выбрасывает туда недоеденную конфету. Было бы неплохо выпрыгнуть вслед за розовым леденцом на палочке, потому что взгляд у Тэхена какой-то странный, но Чонгук лишь чуть поводит плечами и как можно более ровным тоном произносит: — Может дело в джинсах, а не в бедрах? — Нет, у меня просто мышцы не накачанные совсем. Мне это в работе не мешает, но почему бы и нет? Может тоже начать бегать по утрам? Чонгук чуть ли не возносит глаза к нему и не благодарит высшие силы, когда навигатор сообщает ему, что они прибыли в пункт назначения. Он паркует BMW у входа в двухэтажный большой фитнес-центр и буквально вылетает наружу, где свежий воздух и дождь немного остужает. Тэхен негромко хлопает дверью и уверенным шагом идет к высокой черной двери, по-детски выставив руки над головой, скрываясь от непогоды. Чонгуку хочется забыть о том, что этот парень старше на два года, и что он должен относится к нему, как к хену. Хены так не разговаривают со своими донсенами. Да, конфетками балуют, но уж точно не замечают привлекательности чужих бедер. Чонгук смотрит вниз, на свои ноги, и решает, что надо снова записаться в зал. — Ты идешь или хочешь промокнуть совсем? Парень ставит сигнализацию на машине и забегает вслед за Тэхеном в здание. Там милая девушка на ресепшене улыбается им и разговаривает со старшим, словно они уже сто лет знакомы. Ким радостно отвечает ей, облокотившись на белую вытянутую стойку, а Чон стоит позади него и пялится на его затылок, скрытый под темным беретом. Хочется домой, где всезнающая Анвиум и нет никаких странных красноволосых парней. — Хен сейчас занят? — спрашивает Тэхен. — Он помогает студентам из САИ**, у них какой-то шоукейс скоро. Но он будет рад тебя видеть. — Отлично. Спасибо, нуна! Когда девушка за стойкой переводит свой взгляд на Чонгука, то он самым нахальным образом ей подмигивает. А когда ничего не заметивший Тэхен хватает его за запястье и тянет в сторону лестниц, то вообще расплывается в ухмылке. Нуна, ничего не понимая, вопросительно поднимает брови, но парень на нее уже не смотрит. Он сам не знает, зачем так сделал. Тэхен увлеченно щебечет о чем-то своем, перепрыгивая через одну ступеньку, но здесь громко играет быстрая музыка и слышится грохот металла из тренажерного зала, поэтому Чон его почти не слышит. Становится легче только когда Ким открывает белую дверь с какой-то золотой табличкой на ней и радостно вбегает внутрь. Огромная танцевальная студия с лакированным блестящим паркетом и зеркалами до потолка, тянущимися по двум стенам. На одной из стен красно-зеленое граффити с английскими буквами и рисунками, а в другом конце комнаты два белых дивана, заваленные чьими-то куртками и рюкзаками, там же валяется разномастная обувь. Играет знакомая, но немного измененная песня одной известной поп-группы, и пятеро парней, потные и уставшие, не в полную силу и уже, наверное, в сотый раз синхронно двигаются под нее. Тэхен уверенно направляется прямо к диванам и заваливается на один из них, закинув одну ногу на другую. На него особо внимания не обратили, словно привыкли видеть здесь время от времени, а вот на Чонгука пялились добрых тридцать секунд. А один из танцоров вообще целую минуту. Стройный парень с крашенными в черный волосами и множеством сережек в ушах. На нем синяя толстовка с эмблемой академии, в которой учится Чонгук. И до него слишком поздно доходит, потому что: — Чонгук? Боже, сто лет тебя не видел! Пак Чимин. Они записывали вместе кавер для одного проекта в их университете. Классный хен, учится на танцевальном, но поет отлично. Понимающий и не надоедливый. Когда Чонгук виделся с ним в последний раз, то Чимин приглашал его с собой пообедать в кафе, а он грубо отказал ему. Хен вечером того дня отправил ему сообщение, в котором писал, что не сердится на него и надеется, что с ним все в порядке. Чонгук ему не ответил. — Привет, хен. Что ты тут делаешь? — немного неловко говорит он. Остальные парни ему тоже знакомы, учатся вместе с Паком на танцевальном факультете. Они лишь кивают ему и, еле передвигая ноги, идут к мягким белым диваном, чуть ли не заваливаясь там друг на друга. Тэхен вдруг заботливо спрашивает, не хотят ли ребята воды, за что его чуть ли в ранг святых не записывают. Он смеется и бежит к выходу, чтобы найти кого-нибудь из персонала центра. А Чимин, после заданного ему вопроса, смотрит на собеседника как-то странно, сведя брови к переносице. — Мы готовим хореографию. Академия устраивает шоукейс через месяц. Ты разве не участвуешь? — А, нет. Что-то не хочется. — Жаль, в прошлый раз ты был очень крут, — произносит Пак. Первокурсники редко участвуют в таких мероприятиях. Предыдущий шоукейс был в октябре, и Сокджин-хен чуть ли не насильно заставил Чонгука туда записаться. Он как знающая мамочка утверждал, что если парень покажет свои таланты еще в начале своего обучения, то впоследствии ему будет намного легче. Чон не знал, как это может ему помочь, но согласился. Вымолил у Шуги доступ к оборудованию в его студии на один день и отрепетировал любимую песню Джастина Бибера. Хен даже помог ему записать игру на пианино для выступления, хотя и ворчал, что мелкий все делает неправильно. Но, в итоге, его номер вышел отличным, и многие преподаватели отзывались о нем с одобрением. — Спасибо, хен. — У тебя еще есть неделя, если вдруг ты все же захочешь записаться, — вкрадчиво произносит Чимин. А вот это вряд ли. Чонгук не уверен, что он вообще сохранит свое место в академии после всего. Прошлый его неудавшийся угон в прессе и Интернете не осветили, потому что Намджун-хену с помощью каких-то там своих крутых связей удалось все замять. Поэтому об этом происшествии в университете даже не догадываются. В этот раз может быть все иначе, потому что дело касается известной личности, хотя менеджер Тэхена обещал, что не позволит никаким слухам просочиться наружу. Но Чонгук в искренности его слов сильно сомневался. — Он пытался угнать твой BMW, а ты нанял его своим ассистентом? Тэ, ты действительно не с этой планеты. — Все в порядке, хен. Он классный на самом деле. — Решать тебе, но я все же на твоем месте… Чон Чонгук? Чонгук оборачивается и видит в дверном проеме нахмурившегося Тэхена и какого-то незнакомого парня. На нем кроссовки белые и черные спортивные штаны, сверху широкая желтая футболка с большой надписью «HOPE» на груди. Руки длинные, красивые, с проглядывающими сквозь кожу голубыми венами. Волосы каштановые скрыты под кепкой, глаза карие и у губ округлая форма. Он смотрит удивленно, чуть ли не вылизывая Чонгука взглядом с головы до ног. Но Чон лишь вопросительно приподнимает брови, потому что впервые видит этого человека. Парень оглядывается на Тэхена, который непонимающе хлопает глазами, переводя взгляд с одного на другого, а потом делает уверенный шаг вперед и протягивает Чонгуку руку: — Чон Хосок. Ты меня не помнишь, наверное, но мы уже знакомы. У Чонгука хреновое чувство дежавю. Хен все еще стоит с протянутой рукой, замеревшей тяжелым грузом в воздухе, и смотрит как-то слишком понимающе. Словно наверняка знает, что там в темной и изломанной душе Чонгука сейчас происходит. Тэхен удивленно поворачивается к нему, словно ждет объяснений. Он же его пригласил, чтобы познакомить со своим классным хеном, а они, оказывается, друг друга уже знают. Только вот Чонгук отчего-то не торопится руку в ответ пожимать, а просто пялится на парня напротив себя, проявляя неуважение. Но Хосок нисколько не обижается, а улыбается грустно и подходит, хлопая младшего по плечу. — Ты сильно вырос, Гуки. Как ты? Хосок ставил хореографию для выступления Шуги больше года назад. Под одну из песен из его первого микстейпа. Чонгук тогда ключи от квартиры забыл, и после школы позвонил хену, потому что не мог попасть домой. Юнги сказал, что почти закончил с делами, и что мелкий может приехать к нему в студию. Это был первый раз за два месяца, когда хен разрешил ему прийти туда, потому что у него кипела работа над его сольным проектом, и он не хотел, чтобы кто-нибудь ему мешал. Чонгук застал Хосок-хена, когда тот уже собирался уходить. — Познакомься, Чонгук. Это Чон Хосок, мы учились в одном университете. — Привет, Гуки! Не знал, что у тебя есть донсен, Юнги-хен, — улыбнулся парень, растрепав Чонгуку волосы на макушке. — К сожалению, — равнодушно отозвался Шуга. — Хэй! Я вообще-то рядом стою, хен! — возмутился Чонгук. Хореография получилась очень классной. Юнги даже попросил записать одно из выступлений на DVD. Но Чонгук и Хосок после того знакомства в студии больше не виделись. Младший даже не помнит, был ли он на похоронах их хена. Да, скорее всего. Раз они вместе учились и работали. И Шуга-хен много раз говорил, что идет отдохнуть куда-нибудь вместе с Хоби. Намджун часто рассказывал, что они втроем зависают в их студиях. — Не знаю, хен. В порядке, вроде. Тэхен и Чимин переглядываются между собой. Хоби незаметно для остальных сжимает его плечо и растягивает губы в улыбке. Он произносил речь на похоронах, Чонгук вспомнил. Сразу после полуживого Намджуна и заикающегося от слез Сокджина. Но к тому времени сам Чонгук уже не мог собрать себя воедино, чтобы хоть как-то реагировать на происходящее вокруг него. У него в голове была лишь мысль о том, что RM со своими недавно окрашенными в голубой волосами смотрится странно на фоне венков из белых цветов и людей в одинаковых черных костюмах. Он не помнил слова собственной речи, с которой ему нужно было скоро выходить к микрофону. Чонгук писал ее всю ночь, пытаясь излить душу на листок бумаги, чтобы хен понял, как много для него значил. Он выступал с прощальными словами последним, дрожащими руками расправляя измятые уголки на распечатанной заготовке и едва сдерживая себя от истерики. — Чимин, не покажешь Тэхену то, что мы придумали для вашего выступления? — вдруг просит Хосок. Пак смотрит сначала пристально, а потом медленно кивает и тянет Тэхена к остальным парням, отдыхающим на удобных диванах. Тот бросает на хена обиженный взгляд и позволяет себя увести, недовольно сжав губы. Чонгуку хочется пойти с ним, тоже посмотреть запись репетиции с телефона одного из танцоров, еле поместить себя рядом на небольшом диване вместе с остальными. Но продолжает стоять на месте, убрав руки в карманы джинсовки и отведя взгляд куда-то в сторону. Хосок хоть и ниже на пару сантиметров, но смотреть на него не по себе. — Я виделся с Намджуном вчера. Он сказал, что у тебя проблемы, но я не думал, что все настолько плохо, Чонгук. — Может вы с Намджуном перестанете обсуждать меня за моей спиной? — вдруг смелеет младший. — Мы не хотим, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — твердо говорит Хоби. — Перестань быть ребенком, Чонгук. Юнги-хен не для того воспитывал тебя столько лет, чтобы ты после его смерти полностью угробил себе жизнь. А вот это его задело, о’кей. Он этого хена почти не знает, они видятся второй раз, но он уже учит его жизни. Почему все вокруг пытаются указать ему на правильный путь, не понимая, что сначала надо научить ходить по этому самому пути. Пока что Чонгук только делает шаг, и сразу же спотыкается и разбивает себе в руки в кровь об асфальт, о который стираются шины угнанных им автомобилей. Но Хосок отнюдь не хочет его проучить или побыть его наставником, потому что он ему никто, честно говоря. Джин и RM имеют полное хенское право ему лекции о жизни читать, потому что он знает их больше четырех лет. — Запиши мой номер телефона, — говорит Хоби. — Я не прошу звонить мне или общаться со мной, но я правда рад тебя видеть, Чонгук. Нам всем стоит держаться вместе после такой потери. Чонгук смотрит на взрослую и добрую улыбку хена и медленно вытаскивает свой мобильник из кармана джинсовки.***
— Как делишки? Скучал по мне? Чонгуку хочется ответить, что нет, потому что они не виделись всего день, но понимает, что он этим Тэхена расстроит. — Конечно, спать не могу, все время думаю о тебе, — тянет парень, раскинув руки в стороны. — Я в порядке, ты как? — Час назад вернулся домой, устал ужасно. Но у меня сегодня есть планы на вечер, не составишь мне компанию? Тэхен улетал в Гонконг на один день на какой-то там важный показ мод, поэтому у Чонгука вчера был неофициальный выходной. Он даже посетил три пары из пяти в академии. Первые две он проспал, потому что вернулся с пробежки, сходил в душ и лег на кровать, надеясь отдохнуть пятнадцать минут, а проснулся от звонка чересчур бодрого Джин-хена, интересующегося о его работе вместе с корейской моделью. Чонгук честно пытался сохранять нить их разговора и одновременно запихивать учебники в рюкзак, натягивая на себя узкие джинсы, но в итоге споткнулся о ковер и грохнулся на пол. Анвиум прочитала ему замечательную лекцию о важности планирования своего времени. Ему до чертиков захотелось отключить ее. — Что за планы? — У меня ровно три года с дня моего дебюта в качестве модели. Я хочу отпраздновать это, — весело сообщает Тэ. Чонгук валяется на своей заправленной кровати, закинув ноги на железную прямоугольную спинку. В комнате громким эхом гремит низкий голос Тэхена, на подушке валяется раскрытый учебник высшей математики, по которой у первокурсников завтра важный тест, на тумбочке остывает недопитый кофе с молоком, а Холли тихо сопит, свернувшись на своей желтой лежанке. Парень хмурит брови, услышав последние слова. Разве они уже так близко общаются, что старший зовет его с собой отметить знаменательную дату? Чонгуку неловко с ним общаться, потому что, ну, он чуть в него пулю не выпустил. А Тэхен уже словно и забыл об этом. — Собираешься напиться? — хмыкает Чон. — Именно, мне дали пару дней выходных, так что я могу себе это позволить, — голос у него донельзя довольный. — Ты со мной или мне пить в одиночестве? Меньше недели знакомы, но если они пропустят пару стаканчиков вместе, то это явно их сблизит. Алкоголь вообще штука страшная, когда не умеешь с ним обращаться. А пить одному — это худшее, что может произойти. Чонгук как-то пытался. Это было в декабре, спустя месяц после случившегося. Он осилил только бутылку виски из всего, что нашел в их с хеном квартире, а потом всю ночь провел на коврике в ванной. Не особо приятный момент из его биографии. — А как же Чимин или Хосок? — У Чимина репетиции все время, мы договорились на выходных встретиться. А Хоби-хен в Японию на неделю улетел. — А у меня завтра контрольная по математике. Он его очень жестко обламывает, но если раньше Чонгуку было попросту слегка неловко с Тэхеном общаться, то теперь ситуация набирала совсем другие обороты. Сокджин в трубке вовсю распинается о важности посещения университетских занятий, хотя в свое время бессовестно их прогуливал из-за стажировки в музыкальной компании, в которой сейчас работает айдолом. Чонгук слушает его вполуха, прижимая плечом мобильник к уху и с удовольствием откусывая от горячего сэндвича с сыром. Он безбожно опаздывал, поэтому не успел ничего поесть, хотя, даже если бы попытался сделать себе завтрак, то у него бы все равно ничего не получилось. В его холодильнике разве что льдом можно вдоволь разжиться. — Я тебя понял, хен. Прогуливать занятия — плохо. Правильно питаться и спать по восемь часов — хорошо. — Не паясничай, Чонгук, — отзывается из трубки Джин. — Я пытаюсь заботиться о тебе. — Знаю, хен. Спасибо, — отвечает Чонгук. — Ты живешь в той же квартире? Сейчас был большой перерыв между парами, и оголодавшие студенты буквально атаковали бедных и вечно суетящихся продавщиц в столовой. Там было просто не протолкнуться — за каждым столиком минимум по пять человек, люди чуть ли не сидели друг на друге. Поэтому Чонгук решил поесть во внутреннем дворе, расположившись со своим скромным обедом на деревянной белой скамейке под дубом. На улице было сыро и зябко из-за прошедших дождей, хотя два дня назад все щеголяли в одних рубашках и свитерах, а сейчас с досадой снова натягивали на себя куртки и шапки, скрываясь от непогоды. — Да, где еще я могу жить? — удивляется Сокджин. — А что такое? — Я переночую у тебя вместе с Холли сегодня, хен? — спрашивает Чонгук, сминая пакет из-под бутерброда. — У меня какая-то проблема с отоплением в квартире. Анвиум сказала, что с котлом что-то не так и надо мастера вызывать. Я скоро льдом покроюсь. Он спал под двумя одеялами и перетащил в свою комнату большой обогреватель. Холли все время дрожал, прячась на своей постели или запрыгивая к Чонгуку на коленки. Он начинал переживать, что щенок от этого еще может заболеть. Раньше парень не замечал, что у него в квартире настолько холодно, а сейчас даже не может голой ногой пола коснуться, потому что после этого еще пять минут мурашки по телу как стадо лошадей бегают. Джин молчит уже больше минуты, словно их разъединили, и в телефоне слышится только его дыхание. — Переночевать у меня? — Да, но если тебе неудобно, то все в порядке, хен. Я могу позвонить Намджуну, но, ты же знаешь, что он вечно у себя в студии торчит. — Нет, приходи, Чонгук! Все отлично, я буду рад тебе! — громко говорит Джин. — Круто, хен, спасибо. Я позвоню ближе к вечеру. Сокджин прощается и обещает приготовить им что-нибудь на ужин. Чонгук улыбается, понимая, что хен сильно удивился его просьбе. Но Хосок прав, и ему нужно перестать замыкаться в себе и больше времени проводить с теми, кто ему дорог. Им не легче, чем ему, а он только усложняет все. Не только себе, но и хенам, которые о нем беспокоятся. Чонгук листает рекламные объявления в Интернете в поисках мастера, когда слышит, как его зовут по имени. Он поднимает голову и видит машущего ему Чимина. Тот идет к нему, забавно перепрыгивая через большие лужи на асфальте. На нем плотная темно-синяя ветровка, из-под которой виднеется воротник вязаного свитера, и серая бини, а еще ботинки высокие на шнуровке. И, кажется, прекрасное понимание, что в легкой одежде в такую погоду выходить на улицу глупо, потому что можно быстро схлопотать себе простуду. Чонгук сидит в футболке и расстегнутой джинсовке. — Привет, хен. Как дела? — Привет, Чонгуки, — он улыбается и присаживается рядом. — Все жутко болит, Хосоки-хен нас еще два часа вчера гонял после того, как вы ушли. Ты как? Как тебе работа с Тэхеном? А как ему может быть с Тэхеном? Прикольно и непривычно. Тот ему хен, вроде как, но на формальном общении и соблюдении каких-то рамок не настаивает, словно ему и так вполне комфортно. У него манера вести разговор довольно странная, жесты иногда непонятные, тараканов в голове тьма непроглядная. С ним слегка не по себе, потому что взгляд всегда прямой и любопытный, а еще они слишком быстро перешли от стадии едва знакомых до приятелей. Чонгук пока не готов употребить слово «друзья», но особо не удивится, если Тэхен его таковым уже считает. — Неплохо. Это оказалось легче, чем я ожидал. — Я вообще не понимаю, как вы познакомились? — спрашивает Чимин. — У него тут чувак какой-то несколько дней назад чуть машину не угнал, только ты никому не говори, нельзя, чтобы слухи всякие пошли. Я так за него переживал, но теперь ты за ним присматриваешь. Чонгук сначала едва заметно улыбается, потому что это «чуть не» в его речи приятно слышать. Это незаконно и негуманно, но все же некую гордость за свои навыки парень испытывает. Но после сказанного хеном «присматриваешь» Чонгук нахмурился и вопросительно на него посмотрел. — Я его помощник, а не телохранитель. — Знаю, но, если вдруг что-нибудь случится, ты будешь рядом и сможешь помочь, — улыбается Чимин, пряча руки в карманах. Сможет, потому что у Тэхена ручки-ножки тонкие, а Чонгук по три круга по своему району ежедневно наматывает. Старший сказал, что ему следует записаться в спортзал, но на самом деле с его телом и так все отлично. Просто не надо спать в своем BMW, пока вокруг ходят всякие парни со стволами за поясом. Ему бы баллончик газовый завести хотя бы. Или действительно нанять себе телохранителя, чтобы ходил несокрушимой стеной рядом и смерял злым взглядом каждого подозрительного чувака в радиусе двух метров. Чонгук не против помочь, в принципе. — Наверное, — расплывчато произносит он. — Ты ему понравился. Чонгук поворачивается к Чимину и вопросительно изгибает левую бровь. А хен как-то странно и слишком довольно улыбается, растягивая пухлые и блестящие от бальзама губы. У него щеки покраснели от холода, а в карих глазах откуда-то взявшееся любопытство. И младшему не нравится это выражение лица от слова совсем. — Кому? — Не прикидывайся дурачком, Чонгуки, — смеется Пак. — Тэхену, конечно. — В смысле понравился? Но Чимин вдруг смотрит на круглый циферблат наручных часов, выглядывающий из-под рукава ветровки, и торопливо сообщает, что у него пара по истории через десять минут. Чон шокировано хлопает глазами, смотря, как хен поднимается с крашеной скамейки, машет ему ручкой примерно так же, как сейчас это делает чонгуково самообладание, и разворачивается в сторону высокого здания университета. Младший пытается его остановить, подорвавшись следом за ним, но хен только смеется, снова перепрыгивая через серые лужи. — Боже, вы все такие занудные, — жалуется Тэхен в трубку. — Ладно, я тогда в бар пойду. Чонгук сразу представляет Тэ за высокой черной стойкой с бокалом алкоголя, а вокруг танцующую и неуравновешенную толпу людей. А вот это уже хреново, потому что ему нельзя ходить в такие места одному, он же публичный человек. Его тут же начнут облеплять со всех сторон всякие сомнительные личности. И трогать наверняка будут. Ему становится неприятно от этой мысли. — Нет, не пойдешь, — говорит Чонгук. — Ты приедешь ко мне домой. У него же отопление снова работает. Это тоже не мешало бы отметить. — Как быстро ты поменял свое решение, — весело произносит Тэ. — Что ты предпочитаешь пить? — Да мне все равно, то же самое, что и ты. Чонгук встает с кровати, осматриваясь вокруг. Надо бы вещи разбросанные убрать в шкаф и по-быстрому сбегать за едой в ближайший супермаркет. Потому что, пить-то они будут, но парень сегодня еще не ужинал, да и Тэхен тоже. Идея плюнуть на все и просто заказать пиццу кажется очень привлекательной, но Анвиум потом ему доступ к микроволновке закроет. Ей все же надо перестать связываться с Сокджином. — Я пью шампанское. — У меня есть виски. Старший смеется в трубку и обещает, что заедет в магазин, а потом сразу к нему. Чонгук не успевает сказать, что тоже собирался за продуктами, как в комнате повисают гудки сброшенного звонка. Ладно, эта задача решена, но прибраться все-таки стоит. Холли внимательно смотрит за тем, как парень быстро подхватывает свои вещи и запихивает их в широкий шкаф-купе, не особо стараясь. — Он вам сразу понравился, — вдруг говорит Анвиум. — Мне понравился его BMW, — парирует Чонгук, сражаясь с не закрывающимся ящиком комода. — А сейчас вам тоже нравится его BMW? Или он сам? Нет, эту штуку все-таки надо выключить.