Другая

— Раньше в море жили существа. И их называли «Левиафаны», — говорит учитель, поглаживая малышку Фосфофиллит по мятного цвета волосам. — Что, она опять не может уснуть? — мимо проходит Алмаз. Учитель кивает, а затем машет рукой, чтобы Алма поскорее и сама шла спать к себе. Кристалл вздыхает и идёт дальше по своим делам. Школа затихает окончательно, оставляя бодрствующими только молодую малышку Фосфофиллит со странной мягкой структурой и учителя. — Итак, я говорил о… — О «Левиафанах», учитель, — послушно подсказывает Фосс. — Да. Я говорил о «Левиафанах». Фосс слушает рассказы учителя, внимает каждому произнесенному слову, которое запоминается каждой клеточкой, каждой инклюзией её тела. Учитель гладит по голове осторожно, боится навредить её хрупкой твёрдости. А может он так гладит, потому что боится её. Фосс особенная. Местами она неправильно-жидкая, что несвойственно драгоценным минералам, таким как она. Фосс всего десять лет, но уже каждый убедился в уникальности её строения. Учитель рассказывает, что «Левиафаны» — одна из самых красивых легенд, ему известных. Ни ангел, ни демон. Брошенный погибать в море, обремененной своей зверской сущностью, Левиафан заперт в себе, умирает от распирающего изнутри яда, поедает сам себя, как бесконечная змея. Ему ничего не остается, кроме как бесцельно существовать, искать своё призвание, быть либо святым, либо дьяволом во плоти. — Но это всего лишь старая сказка, — на периферии сна и реальности слышится голос учителя. Фосфофиллит почти спит. — Грустная, но старая бессмысленная сказка. — Такая же бессмысленная, как и Левиафан? — сонно, хрипло и чуть-чуть звеняще, спрашивает Фосс, немного приподнимая голову от подушки. — Такая же, как и он, — кивает головой учитель. В его голосе слышится нежное «спокойной ночи». Фосфофиллит сидит на берегу у Мыса Пустоты и смотрит на раскинувшееся перед ней море. Широкое и огромное. Рядом в тарелке плещется улитка, мурчит и издает странные звуки, словно всхлипы. Иногда улитка приподнимает голову и смотрит вместе с Фосс на далёкую полоску синего горизонта и тяжко вздыхает, рвется туда, к воде, где может быть обретет спокойствие и удовлетворённый сон. — Старейшина… ты знаешь, кто такие Левиафаны? Старейшина, улитка, вздрагивает, подпрыгивает, а затем пристально смотрит на Фосфофиллит. Она, не мигая, всё ещё потерялась взглядом среди бирюзовых волн, качающихся где-то там, далеко, и негромкими стелющимся шумом разбивающимся о прибрежный песок. Мир, окрашенный в миллионы красок, от синего неба, до светло-зеленой искрящейся травы, захватывает её с головой и не даёт покинуть омут беспрецедентных суждений. — А ты знаешь, кто такие люди? — раздаётся встречный вопрос. — Уж куда более полезные, более правильные, более смелые существа, чем я, — Фосфофиллит выдыхает застоявшийся воздух из грудной клетки и отрывается от сладкого чувства сытости и мления на солнце. Она поднимает тарелку и неспешно идёт к морю, приветливо облизывающему ступни. Улитка морщится в недоверчивости. — Да нет. Ты ничуть не хуже. Даже в чём-то лучше. Для человека, ты… — Я — человек? — Фосфофиллит негромко смеется и погружается в воду с головой. Берег под ногами обрывается, она, чтобы не разбиться, поджимает под себя ноги, чтобы спокойно себе утонуть. В грудь заливается вода. Ей кажется, что она ощущает явственный вкус, но как его охарактеризовать, когда не находишь правильных слов? — И кто тогда такие люди? Улитка кружится в воде, позволяет подхватить себя подводному течению и снова падает в неглубокую тарелку, из которой выглядывает. Её маленькие антенки печально опускаются. — Те, кто жили здесь до нас. Наши предки. Когда планета раскололась в шестой раз, они ушли в море и разделились на три части. Дух. Плоть. Кости. — Дух. Плоть. Кости. — эхом повторила Фосфофиллит, словно желая чётче сохранить это в своей памяти. — Ты — особый случай. В тебе есть плоть, твоя мягкость. Твои кости сделаны из особенных хрупких минералов, от чего ты легче, чем другие. И даже проявление духа… в чем-то есть. Ты медленно стареешь, меняешься. Ты внутри немного жидкая, а в голове твоей сияют звёзды. Ты ни плоть, ни кости, ни дух в единождом проявлении. Ты как человек, но все-таки не он. — старейшина смотрит на подводную пустоту перед собой, и, если бы они были чуть ближе к её дому, что она бы расплакалась. — Я — Левиафан, — Фосфофиллит внезапно подпрыгнул и легонько переступила через водоросли, бледно-розовые цветы. — Левиафанов никогда не существовало. Это вымысел. — старейшина укоризненно качает головой. — Ни ангел, ни демон. Ни плоть, ни дух, ни кости. Я такая же как он. Я — никто. Фосфофиллит прижимает к груди опустевшую тарелку и закрывает глаза. — Если я замру, то смогу ощутить, как он касается моего лица, — шепчет она. — Но когда ты их откроешь, то поймёшь, что это всего лишь я. Фосфофиллит открывает глаза и видит перед собой не улитку, а кого-то другого. Пышные вульгарные щупальца, словно обмякшие гнилые ветки растений, лицо, похожее на её, склизкий розовый цвет и что-то неуловимо печальное в ней. В Вентрикосус. — От того ли мы так похожи, что мы все потомки людей? — Фосфофиллит делает движение рукой, Вентрикосус крутится вокруг себя, а затем плывет дальше, ведя за собой трёхсотлетнюю малышку. И ничего не отвечает, молчит. Фосс не требует ответа и преданно следует за ней. — Учитель! Фосфофиллит, похоже, отправилась в море, и так не вернулась! Мы обыскали все, что могли. Прошло уже десять дней. Вероятно… её нашли Луняне в море. Возможно тот слизень был в сговоре с ним, не зря же его сюда все-таки послали! И она… попалась, — Эвклаз заканчивает свой отчет, и, не смотря на яростность интонации, в её словах нет ни тени волнения, ни расстройства. Ей всё равно. Учитель высится на мысе пустоты, уже вечереет. Скоро выйдет на дежурство Киноварь. Он безмолвен, тысячелетней скалой тяжело глядит на фиолетовое небо и прикрывает глаза. — Сворачивайте поиски, — ровный тон и спокойный приказ. Эвклаз замирает на мгновение, но лишь на долю секунды. Ведь на самом деле-то никому из них и не было дела до малышки Фосфофиллит. Неуклюжей и нелюбимой всеми. — Есть. Эвклаз уходит. Учитель остаётся на месте. Темнеет всё более стремительно. Восходят две луны, одна из которых соткана осколками земляного шара. — Наверное, — Учитель вертит в руках несколько фосфолиллитных осколков, — ты не отдалась Лунянам. Наверное… ты осталась вместе с Левиафанами. На дне морском.