Другая

— Ты красивая, — первое, что услышала Фосфофиллит, когда проснулась. Вокруг нее собрались все те, кого она привела на луну. — Ты что-нибудь помнишь, милая? Эхмея говорил ласково. Гладил её по голове, совсем как учитель, а потом целовал в макушку, вызывая удивленные вздохи у лунян и недоумение у самоцветов. — Смутно, — призналась Фосфофиллит, ощупывая себя. Новую себя. Такую… мягкую и до странностей нежную, чем-то похожую на Вентрикосус. — Я предложила соединить меня с той частицей человека, а потом… — А потом ты стала другой, — сказал Эхмея. Фосфофиллит рассеянно кивнула, перед глазами всё еще плыло. — Твои кости еще давно прошли через плоть, а потом ты, взяв от себя частичку духа, в виде синтетической жемчужины, решилась объединиться с тем, что хранило человека. И теперь ты сама стала тем, кого мы можем назвать человеком. — Я, — эхом повторила Фосс, — собрание всех грехов человечества. Гордыня. Я гордилась своей смелостью. Зависть. Я завидовала тем, кто был сильнее меня. Гнев. Я понапрасну злилась на Учителя, на тех, кто хотел помочь мне. Чревоугодие. Я пожирала свет так, как его пожирают черные дыры. Уныние. Я теряла веру в себя и не стремилась к чему-то новому. Похоть. Мои повадки были почти такими же, как у животных. Жадность. Я была жадной до чужих секретов. — Но ты умеешь любить, а любовь искупает грехи. Ты любишь. Меня, — Эхмея с нежностью коснулся её лица. Она моргнула, смахивая лунную пыль с голубых ресниц и опустила голову. Сплав на руках не чувствовался. Сплав был… — …Внутри меня, — её тело безупречно. Без малейшей трещинки, без крошечного изъяна. Плотное, худое, мягкое. Ноги из раковины и агата блестят своим спиральным узором, но когда Фосс касается их желтыми руками, она понимает, что таков цвет её кожи. Дурно. Дурно от того, как сильно перехватило дыхание в фосфофиллитных лёгких. А ещё что-то стукнуло внутри. Тук-тук. Бьётся. Снова и снова. — Пойдём. Нам пора на Землю. Ты должна запустить молитвенную машину, милая. Ты должна освободить нас, пока ты ещё жива. Фосфофиллит сложно удержаться ровно. Её тело — не её вовсе. Её сердце — чужое сердце. Эхмея поддерживал её под локти, смотрел, как она делала первые шаги. Самоцветы зазвенели, подпрыгнули, хотели помочь Принцу, но Цикада спугнул их грубым мановением руки. Аппарат скользкий до безобразия. Фосс чуть не упала, но Эхмея вовремя очутился рядом. Он закрывается плотной маслянистой плёнкой. В космосе Фосс нужно быть крайне аккуратной. На Луну она больше не вернется. Самоцветы провожали её печальным взглядом. А потом их подозвали другие луняне. Нужно было решить, как их вернуть домой, если они не успеют управиться с восстановлением пыли до того, как отмолят каждого. Эхмея с ней всю дорогу. Фосфофиллит смотрела в небольшое отверстие — Земля приближалась. А вместе с ней приближались и те, кто возненавидел её всем сердцем за совершенное предательство. «А он меня, наверное, простил», — подумала она, роняя голову на плечо Эхмеи. Принц трепетно сжал её ладонь, поднес к губам и невесомо поцеловал. Фосфофиллит лежала на его плече, пока голова, наполненная жаждой сна, не перекатилась ему под ключицы. Ему очень грустно. После того, как она запустит Адаманта, они больше никогда не увидятся. И не потому что Эхмея получит долгожданную свободу. Просто Фосфофиллит угаснет зеленым огоньком свечи. От мысли, что она получит такой печальный конец человеческие эмоции в нем захлестывают, ноют, кричат. Но ничего с этим поделать он не может. Эхмея целовал её руки. Он прикрыл глаза, безболезненно сжал её пальцы и прошептал тихое «Не спи». Она держала глаза приоткрытыми, но тело не слушалось и веки наливались платиной. Глаза от яркого света и бросившейся в лицо голубизны океана заболели. Фосс кашлянула, а потом всхлипнула. Эхмея приподнял её лицо, чтобы взглянуть на неё. Полупрозрачно-золотые капельки влаги стекали по светлой коже, стирая пудру и оставляя виднеться яркий ляписный цвет. «У меня на память останется твоя голова. Но жаль, что мне не взять её с собой», — проскользнула в его голове такая мысль. Аппарат долетел. Эхмея поднялся и предложил Фосс свою руку. А затем просто подхватил её, свою Принцессу, и спрыгнул вниз, на школьную крышу. К ним уже неслась чёрный бриллиант Борт, но никто не пустил в неё стрелы. Она разрубила аппарат одним взмахом меча и теперь стремилась к ним. Но что-то заставило остановиться её. Она замерла, опускаясь вместе с ними на каменный пол. — Фосфофиллит, это… ты? — Где… где Учитель? — Фосс испуганно прижалась к Эхмее, обнимая его за шею. Она зажмурилась, видеть лицо Борт, которую она обидела, украв Алмаз, было невыносимо больно. Её голос срывался на визг: — Где же он?! — Я… отведу вас, — ошарашенно ответила Борт. Она испытала странное желание прикоснуться к Эхмее, но сжала руку в кулак и резко отвернулась. Наваждение. Иллюзия. Обман. Фосфофиллит расплакалась у него на плече. С Эхмеи капало живое золото. Борт вела их по таким знакомо-родным коридорам, одновременно в этим давая жестами другим команду не вмешиваться. Кто-то смотрел с непониманием, кто-то с желанием пренебречь приказом и разгромить. У Учителя сидела Киноварь. Она лепетала что-то о том, что собирается догнать Фосс, что это Киноварь должна была лететь на луну, а не глупышка с твёрдостью три с половиной, но её речь оборвалась на полуслове. Эхмея, всё так же держа Принцессу на руках, подошел к Адаманту и неуверенно потянул его за рукав. — Ты сказал, что ты сможешь вновь молиться, если тебя самого освободит человек, — произнёс он и попробовал поставить Фосфофиллит на ноги. Та всё еще утыкалась в его плечо и прятала лицо. По одежде Эхмеи продолжало стекать золото, смешанное с платиной. — Она — человек. И грешна, и искупившаяся любовью. Адамант, освободишь ли ты теперь нас после этого? Учитель не выглядел удивлённым. Даже когда Фосфофиллит повернулась к нему с лицом возлюбленной Профессора. Ведь он сам подрезал их, чтобы те были похожи на Неё. Он сложил руки в молитвенном жесте. — Это будет очень долгая молитва, — едва слышно сказал он. — Мы никуда не торопимся, — ответил Эхмея. А потом повернулся к Киновари и с вздохом отпустил Фосфофиллит. Теперь та должна была сидеть здесь, а к красному камню у него ещё есть разговор. — Всё-таки Фосфофиллит нашла работу для тебя, Киноварь, — устало улыбнулся он, всё кося взгляд дальше, к колоннам, среди которых виднелась фигура молящегося учителя. — И какую же? — Киноварь утерла ртуть в уголках глаз. — Ты поможешь лунянам восстановить всех раскрошенных в пыль самоцветов. Для наших машин нужна твоя ртуть.

<....>

Принц подошел к скрежетавшему каменному существу мятного цвета, упавшего с отвесной скалы. Пуповина всё еще рождала детей, и теперь Земля была полна новой Цивилизации самоцветов. Сколько лет прошло с тех пор, как Учитель начал молиться, а Фосфофиллит угасла? И сколько Адамант продолжал, пока на Земле не остался один лишь принц? — Не бойся, милая, — Эхмея положил что-то перед мятным существом и выпрямился. Теперь настал и его черед освободиться. Она заждалась его там, где место зовётся нирваной. — Ты здесь не одна. На песке под рассеявшейся бежевой дымкой, осталась лежать чья-то голова, истекающая золотом.