Whoever I sang for (Two) The Song of Distances

(С другим мужчиной)

Невзирая на энное количество сколько-нибудь серьёзных отношений, не могу сказать, чтобы практика побудки с помощью интимного акта была мне привычной. Университетский профессор, с которым у меня случился короткий тайный роман незадолго до моего побега на Западное побережье, закономерно не имел обыкновения задерживаться в постели со мной надолго (если дело вообще доходило до настоящей постели). А полноценные бой-френды вроде Броуди или Ноа, рядом с которыми мне доводилось просыпаться, принадлежали к тому эгоцентричному типу парней, кто ждал оказания подобной чести исключительно им самим, не особо задумываясь, что могли бы раз в столетие и ответить тем же. Зато Смайт, с его-то способностью без больших трудностей разгоняться от нуля до предела за считанные мгновения в любое время суток, буквально процветал на поприще утренних ласк, в чём я мог убедиться на блаженной заре наших отношений. Ещё до стремительно разросшихся сложностей, что привели меня к насильственному переезду в Мэнор, ставя временную точку в нашей сексуальной жизни. К великому сожалению, долго эта точка не простояла, последнее время всё активнее превращаясь в иные знаки препинания. Так стоило ли удивляться, что нынче утром первым делом я обнаружил себя совершенно дезориентированным со сна, с запутавшимися в ногах одеялами и – с искусным языком партнёра, недвусмысленно вылизывающим низ моего обнажённого живота, дразняще медленно спускаясь. Какая ирония. Пока ты ждёшь от своих мужчин внимания, они будут самозабвенно дрыхнуть у тебя под боком с похмелья, зато когда всё, чего ты просишь с утра, это покоя и, может быть, чашечку крепкого турецкого кофе, тут и моргнуть нельзя – уже пытаются обработать со всем энтузиазмом. - С’баст’н? – скомкано пробормотал я, пытаясь высчитать не до конца пробудившимся мозгом адекватный план действий. Парень даже не поднял головы, увлечённо выдохнув на мою кожу: - Да, это я, родной, шшш, – и не прекратил активности, опасно подбиравшейся ближе к моему члену, необдуманно начавшему проявлять некоторый интерес. Осознание этого простого отклика – медикаментозно вялого, это да, но неоспоримого – взбаламутило меня, стряхивая последнюю сонливость неприятной волной. Я в спешке приподнялся на локтях, пытаясь естественным движением отодвинуться всем телом к изголовью кровати, подальше от партнёра. Смайт по инерции чуть отстранился, нехотя давая мне пространство, чем я воспользовался, дабы быстрыми движениями ног высвободить и подтянуть сбившееся одеяло; лишь нежелание выглядеть испуганным ребёнком удержало меня от попытки накрыться им до самого подбородка. Когда я снова посмотрел на Смайта, на лице его играла невесёлая, скептичная улыбка. - Я просто хотел сделать тебе хорошо. Радостно начать наш день, – проговорил он, вздыхая не без досады, но попытки снова инициировать прежнюю свою деятельность не предпринял, за что я был очень благодарен, испытывая вместе с тем совершенно иррациональное чувство вины. Он опустил голову на моё бедро, замолчав, и я утешительно погладил смешно высохшие за ночь на подушке, а оттого нелепо взъерошенные волосы на его затылке. Хотя объективная часть меня понимала прекрасно, что чувство это необоснованно и обманчиво, от поганого ощущения, будто я всё испортил, невозможно было избавиться. - Может, в другой раз, – не слишком уверенно предложил я и, когда ответом мне стал лишь новый тоскливый вздох и смиренное потирание щекой, добавил. – Прости. Это вызвало реакцию. Смайт приподнялся, внимательно глядя на меня снизу вверх. - За что ты извиняешься, Ангел? Ты ничего дурного не сделал. - Нет, я понимаю, я только, – было непросто сформулировать вслух путаный комок эмоций, который и в собственных мыслях моих не звучал внятно. – Ты расстроился. - Большое дело, – отмахнулся тот, адресуя мне новую улыбку, гораздо ярче, словно говоря ‘Видишь?’, и эта бравурная показательность ставила под вопрос её искренность. – Я сам виноват – решил, что после вчерашнего мы, наконец, снова будем как… Намеренно он звучал подобным образом или нет, но мне стало ещё хуже, потому что неуёмное чувство вины напомнило мне, что к этому проклятущему ‘вчерашнему’, незнамо как давшему Смайту ложные надежды на очевидное ‘как раньше’, привела, грубо говоря, встреча с другим мужчиной за спиной моего формального партнёра. Значило ли это, что я автоматически делался более неправ, нежели человек, не слышавший слова «нет»? - Но, конечно же, было несправедливо ожидать от тебя каких-то мгновенных изменений курса, мой ангел, мне стоит оставаться терпеливым и понимающим, чтобы ты снова начал полностью доверять себя мне. Маленькими шажками, да? Я ответил многозначительным мычанием, которое не являлось согласием, но и не могло трактоваться напрямую, как отказ. Смайт усмехнулся и перебрался выше по кровати, забираясь ко мне под одеяло и перекидывая через меня руку, снова нас уложив. - Рано, – пробормотал он, зарываясь носом в волосы у меня за ухом и блаженно вдыхая. – Давай хотя бы ещё вместе поваляемся. - М’кей, – с облегчением согласился я, пытаясь устроиться как можно комфортнее с учётом Себастьяна, плотно обвившегося вокруг. - Не возражаешь сегодня уделить побольше времени maman? – уточнил он, не открывая глаз. – Я бы с великим удовольствием составил вам компанию, но мне предстоит долгий, до-о-олгий понедельник, полный тягомотных видеоконференций с филиалами и личных встреч с одинаково неинтересными людьми. И ещё Дастина, этот зануда с меня живого не слезет. Послал бы всех к чёрту, если б только мог. Хотел бы весь день провести с тобой в постели… – его дыхание на выдохе щекотало мне шею, и я неловко поёрзал, что привело к ещё более тесному объятию. – Всю жизнь. Никогда бы не отпускал, Курт. - Контрпродуктивно, – укоризненно возразил я, на что Смайт негромко, но выразительно хмыкнул: - Нахуй продуктивность. Люблю тебя, Ангел, и всё. – Он зажмурился, ластясь ближе. – Такой ведь тёплый всегда, и озаряешь всё вокруг, не раня глаз. Мой светлый лучик, самая дивная красота… - Вот к чему всё сводится, – «посетовал» я, привычно сводя всё в сравнительную безопасность юмора. – Ты со мной лишь из-за моей внешности, Смайт, признай это, поверхностный ты волокита. - А то ж, – смешливо отозвался тот. – Всё дело исключительно только в твоём непревзойдённом чувстве стиля и роскошной причёске. - Ха. Возьму и… и… обреюсь наголо. – Пригрозил я, и Себастьян послушно ужаснулся, пусть и совершенно неправдоподобно: - Трагедия. - А на бритом черепе татуировку набью, – вдохновенно продолжал я, – уродливую зубастую ящерицу с двумя дюжинами лапок, от виска до виска. - Жу-у-уть, – прокомментировал Смайт, сонно целуя меня в ближний к нему из означенных висков. - В зеркало перестану смотреть, и гардероб весь сменю на, не знаю… мешковатую одежду... несочетающихся цветов! От меня люди на улице шарахаться начнут. Поглядим, надолго ли тогда хватит твоего хвалёного обожания. - Всенепременно, Ангел, – поддакнул Себастьян ласково и тут же уснул, по-прежнему улыбаясь. Следующие двадцать минут до сигнала его будильника я провёл, глядя в потолок, бездумно поглаживая предплечье Смайта и размышляя об увиденном минувшей ночью. Поднявшись, Себастьян предложил мне «продолжить спать», как если бы это было легко, но я решил составить ему компанию во время сборов на работу и завтрака. Если существовал способ радостно начать наш день без того, чтобы принимать участие в актах сексуальной природы, то это был именно он. Смайта моё желание провести вместе время искренне восхитило, и он насвистывал жизнерадостный мотивчик, принимая душ, пока я умывался, жалуясь вполголоса на ужасы, сотворённые им намедни с моей шеей и иными местами, которые, однако, проще было скрыть под одеждой. Услышав одно из сетований, Смайт выглянул из-за стеклянной дверцы, окинул взглядом обозримые участки моей кожи, ярко помеченные им, и – начал насвистывать ещё задорнее, явно довольный. Скотина. За завтраком, воспользовавшись мирной паузой в незначительной беседе, я полюбопытствовал издалека: - Что тебе снилось нынче? - Хм? – Смайт прихлебнул кофе. – Прости, мой ангел, точно не припомню. Ты был там… ты обычно там, видишь ли… но потом, – Он на долю секунды нахмурился, помотал головой, скорее, самому себе. – Нет, уже не соображу. А что? - Просто мне самому часто снятся такие… красочные сны, – уклончиво объяснил я. – Очень сюжетные. Словами не описать. Вот и стало интересно, как насчёт тебя. - Нет, к сожалению, я их совсем не запоминаю. Но хотя бы чувствую, что они есть. – Он задумчиво отставил чашку, подвигал её отстранённо, пока ручка не стала указывать в мою сторону. – В детстве и этой малости не было. Знаешь, как это странно? Вся ночь будто ухает никуда. Минутами и часами, даже пресловутой темноты не было – вообще ничего. Я удивлённо нахмурился, пытаясь представить себе подобную несусветность, и внутренне содрогнулся; меж тем Смайт продолжил: - Знаю, звучит не слишком правдоподобно – в наше время существует тонна научных трудов, учёные знают с разной степенью точности, по какому принципу работают сны, как реагирует мозг на ту или иную фазу, как генерирует зрительные и слуховые образы в периоды быстрого движения глаз. Уилл столько раз пытался убедить меня, что мне лишь казалось, будто я не видел снов в прошлом, что на самом деле я, мол, просто не фиксировал их в памяти, но, Ангел, клянусь богом, я знаю, что видел. Точнее, НЕ видел. И сны начали посещать меня, должно быть, только лет с восьми или девяти, не раньше. Я тогда опять слёг с простудой, поднялась сильная температура. Я в раннем детстве частенько болел, быстро утомлялся, но в тот раз… Не знаю, что изменилось – сам я помню лишь смутно, да и Эмма скупа на подробности, но с той поры ночи перестали казаться ограниченными выпадениями из реальности. - Занимательно, – заметил я, искренне заинтересованный, и Смайт пожал плечами: - Недоказуемо. Ещё брусничного рулета? - О нет, спасибо, мне достаточно. А как считаешь, может ли быть возможным совместный просмотр снов? - То есть? - Чтобы один и тот же сон одновременно видели сразу несколько человек, и даже активно участвовали в нём. Свободно перемещались в ментальном пространстве, вступали и покидали пределы чьего-то подсознания. - А-а, контролируемые сновидения по принципу «Начала» [1]? - Вроде того, только без сомнасина и мудрёной техники. - Слияние одним лишь усилием воли? – Смайт вздёрнул брови, с известным скепсисом, но без издёвки, будто я предложил что-то реалистично впечатляющее на официальном питчинге; он казался умеренно увлечённым нашей фантазией. Я покивал. - Ага, или волею случая, тут уж как сложится. – Заполняя его задумчивое молчание, я развил мысль: – Скажем, возможность путешествовать во снах, как бы из головы в голову. Представь себе воображаемую комнату, которая снится объекту А по какой-то причине, и, предположим, у объекта Б получается войти в неё, инициировать социальное взаимодействие какого-то рода между ними. Теоретически, случись такое, оба объекта остались бы в здравом рассудке? Смайт глядел на меня с серьёзным лицом, по которому мелькнула какая-то тень, затем мотнул головой: - Слишком много вероятностей и допущений, сокровище, прости, но так запросто нельзя прийти к однозначному выводу. Вопрос открыт для дебатов, – он одарил меня аккуратной улыбкой. – А что, собственно, навело тебя на мысли? - Да думается иногда всякое, пока пытаюсь уснуть, только и всего, – солгал я. Не рассказывать же о том, как неожиданно легко связанны снами особенные люди. Или о моём недавно возникшем подозрении, что даже совершенно обыкновенный (в рамках наших странностей) Себастьян в моих снах не всегда является вымышленной фигурой, как тогда на поминальном балу с этой угнетающей символично-красной маской, или тенью прошлого, как образ из школьных воспоминаний моего солнечного друга. - Мм, отрадно, а то я уж начал переживать, что ты строишь очередной план побега, теперь уже совсем мифический, – рассмеялся Смайт. Я воззрился на него, мрачнея. Умеет же человек испортить относительно неплохое настроение. - Убежишь от тебя, как же. - Точно, – его улыбка стала шире, обретя поистине чеширскую безмятежность посреди безумия. – Вот что, любовь моя: если всё-таки изобретёшь способ и соберёшься попутешествовать во снах – милости прошу в мою голову. Там тебе всегда будут рады. - Спасибо, конечно, но я обойдусь, – обиженный его неуместной подколкой в адрес моего предыдущего «плана побега», будто это была наша общая лёгковесная шуточка, отказался я. – Мне тебя и в реальности хватает за глаза. - Так, с этого момента поподробнее, пожалуйста. – Смайт подался в мою сторону, оперев локоть о стол, в театральном переполохе, что лишь сильнее задело меня, отчего-то. – Если не в мои сновидения, то куда ты задумал улизнуть? Теоретически, опять же. - Теоретически, опять же, тебя это нисколько не касается. - Меня всё очень даже касается, Ангел, смирись. - Даже мои сны? – переспросил я, захлёбываясь в абсурдности его заявления. - Даже они. Что тебя удивляет, ты же сам чуть ли не каждый день ворчишь, какой я контрол-фрик! Это давно решённый факт: что бы ни происходило здесь, – он протянул руку и мягко постучал подушечками двух пальцев по моему виску, – я обязан быть причастен. Со Смайтом невозможно было нормально разговаривать, чёрт бы его побрал. Я отстранился от его руки, но когда попытался встать, он мягко удержал меня за плечо, аккуратно возвращая на сидение, и придвинул блюдце с недоеденной сдобой, свежими ягодами и фруктами ближе. Еда сейчас, впрочем, менее всего волновала меня. - Мы всё ещё теоретизируем, или мне теперь на полном серьёзе об изменениях в сновидениях докладываться? - Да. – Пространно отозвался тот, целуя меня в скулу улыбающимися губами, и поднялся из-за стола сам, как ни в чём не бывало. – Нам нужно почаще завтракать вместе: теперь даже грядущий рабочий понедельник не кажется мне такой уж смертной скукой. Наше совместное времяпрепровождение прямо заряжает меня зарядом энергии на победу! – Смайт подмигнул мне, одновременно подавая знак Хармони убрать его посуду. – Спасибо, Ангел. Пора бежать. - Погоди! Что ‘да’? – потребовал я, пока он не успел упорхнуть. – ‘Да’ теоретизируем?.. - Просто ‘да’, моя радость, доедай давай, тебе нельзя нарушать режим питания. И, если решишься подремать, постарайся держаться в пределах нашей спальни, во всех смыслах, ага? А то убредёшь в ментальное пространство какого-нибудь Кларингтона, мне неизбежно придётся отправляться прямиком за тобой, а это последняя голова, в подсознании которой я хотел бы очутиться. Пожалей меня, – весело закончил он и ушёл из столовой. Я перевёл на Хармони, единственную другую свидетельницу сцены, не верящий взгляд: - Видела этого клоуна? Девушка улыбнулась мне коротко, прежде чем заметить: «У вас двоих самый странный флирт из всех, что мне встречались», и уйти на кухни с грязной посудой. После приёма пищи, как водится, настал черёд лекарств, и ближайшая пара часов прошла будто бы мимо меня, заставив порадоваться тому, что Симона либо ещё не проснулась, либо занялась своими делами, во всяком случае, в моей компании пока не нуждалась. Я свернулся калачиком в кресле в спальне, заворожёно читая один и тот же абзац в книге, названия которой не смог бы сообщить, задай мне кто вопрос. Я даже задрёмывал под отдалённый аккомпанемент аппаратов поддержания жизнеобеспечения, но ничего толкового не увидел, и каждые пять минут вяло вскидывался, будто потревоженный чьей-то несуществующей рукой, трясущей за плечо. В какой-то момент, прямо за секунду до очередного нелепого пробуждения, мне даже показалось, что я сумел напасть на след Купера, но ощущение рассеялось вместе с полудрёмой, и вскоре я забыл о двери, которая навела меня на ассоциацию, и что именно показалось мне в ней таким уж странным и – знакомым до тянущей боли в груди. Ближе к полудню меня окончательно разбудил стук в (уже обыкновенную и реальную) дверь спальни, когда я практически вернулся в тонус. Хармони сперва будто бы начала задавать вопрос о моём самочувствии, но спохватилась на полуслове и, видимо, опасаясь быть обвинённой в излишней фамильярности, ограничилась лишь сообщением от Симоны, что ждала меня в чайной комнате. Женщина была одета в пастельно-зелёное платье на широких бретелях, элегантное в своей простоте. Она, как человек со вкусом, в свою очередь, по достоинству оценила мою домашнюю одежду, состоящую из нежно-голубого свитшота (этим летом я временами мёрз даже в самую жаркую погоду) и хлопчатобумажных штанов с широкими карманами по бокам. В этом мы однозначно понимали друг друга – очень важно уметь сочетать стиль и уют в повседневных нарядах, не принося одно в жертву другому. Мы обменялись сдержанными улыбками взаимного одобрения. - Доброе утро, мэм, – поздоровался я, опускаясь на один из свободных стульев напротив Симоны. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули после вчерашнего путешествия. - Самое доброе, мой мальчик, – шире улыбнулась та в ответ. – Хотелось бы сказать, что так и было, но боюсь, что теперь я уже не так легко справляюсь с переменой часовых поясов, как двадцать лет назад. Этой ночью в Сан-Франциско мой организм упорно пытался доказать мне, что сейчас следует быть утру, поэтому мне удалось уснуть лишь к рассвету, и вряд ли это бдение пошло мне на пользу. Посмотри на меня: в таком разбитом виде на люди не выйти – сгоришь со стыда, – Симона сокрушённо указала рукой на общую свою почти безукоризненную красоту, но я, понимая её утомление после перелёта и бессонной ночи, издал небольшой сочувственный звук всё равно. – Себастьян упоминал, что ты очень хотел провести немного времени вместе и познакомиться поближе, и я целиком поддерживаю и разделяю эту инициативу, однако, прости мою возможную квёлость, дитя: сейчас на моих внутренних часах уже девять вечера. - Если Вы по-прежнему чувствуете себя усталой, Вам не стоило подниматься только из-за меня… - О нет-нет, что ты, Ангелочек, я и сама хотела бы пообщаться с тобой! Всё-таки ты очень, очень дорог моему сыну, – заверила меня женщина. – Кроме того, мне полезно войти в здешний временной ритм, если я хочу провести ближайшие две недели сколько-нибудь удачно. - Хорошо, если Вы уверены, – кивнул я. – В любом случае, нет необходимости сразу бросаться с корабля на бал. Вы можете побыть нынче дома со мной. Расскажете мне парочку компрометирующих историй о прошлом Себастьяна, которые упоминали вчера. Предложение ещё в силе? И я покажу мой садик, если Вас интересует? - Отличная идея, Курт. Для начала, раздели с нами ужин/ланч, м? - ‘С нами’, – повторил я полувопросительно; Симона приподняла брови, отчего её внешняя схожесть со Смайтом лишь усилилась. - Я полагала, ты знаешь. Тина Ченг присоединится к нам сегодня на какое-то время. Надеюсь, это не проблема? - Вовсе нет, – сдержанно подтвердил я. Желания общаться с Тиной у меня не было никакого, но я понимал, что не в моих силах удержать её от встречи с идолом. Это было даже плюсом: во время её визитов в ближайшие недели, как мне показалось, Симона будет принимать на себя удар, и если повезёт, то Тина в мою сторону и не взглянет. - Я рада, что ты поладил с друзьями Себастьяна, – поделилась наша гостья между тем. – Они славные дети. По большей части… Уточнить, кто входил в меньшую часть, не удостоенную расположением благочестивой мадам, я не успел, увы, так как объявили появление миссис Ченг. Тина ступила в комнату, едва сдерживая энтузиазм такой яркий, что будь она возраста своей дочери, сдаётся, принеслась бы вприпрыжку и удушила бы мать Смайта в чистосердечном обожании. Будучи взрослой женщиной, к тому же, желающей произвести впечатление на само воплощение достоинства, Тина лишь сдержанно расцеловалась с Симоной и выстрелила очередью из вопросов, бросая на меня украдкой взгляды как бы говорящие «Ты видишь, Курт, ты это видишь? Я ей нравлюсь!!» Большую протяжённость нашей трапезы женщины беседовали преимущественно меж собой, лишь изредка обращаясь ко мне за уточнением или коротким мнением, и меня всё устраивало, если честно. Тина не упускала ни единого слова своей собеседницы, словно та вещала ей новые священные заповеди; Симона звала её не иначе как «дорогая девочка» и «милый друг», будто они были персонажами помпезного классического романа; я мелко цедил свой чай и созерцал, отстранённо размышляя, хватит ли мне, при всей текущей активности со Смайтом и Дьюком, в ближайшее время сил на то, чтобы связаться с Альбой и задать уточняющие вопросы. Кроме того, нужно ведь тонко подгадать время и сделать это непременно в такую ночь, когда риск преждевременного пробуждения был наиболее низок, иначе существовала удручающая вероятность, что я угрохаю уйму бесценной ментальной энергии в организацию встречи, которая оборвётся вновь в самый неподходящий момент. А я положительно устал от оборванных откровений. Мне нужна была информация максимально полная, пожалуйста и спасибо. Из задумчивости меня вывел знатный пинок по голени. - Пардон? – вскинулся я растерянно, переводя взгляд с сияющей Симоны на чинную Тину, по виду которой нельзя было и предположить, что лягалась она совсем не как леди. Или наоборот? Истинная леди, вероятно, и должна уметь пинать под столом людей таким хитрым образом, что никто со стороны бы и не заметил её причастности. - Я как раз говорила, как это невероятно мило с твоей стороны, Курт! – повторила Симона лишь последнюю фразу, нисколько не облегчив мне процесс понимания ситуации. Я немного неуверенно кивнул, пытаясь сохранить лицо и не выдать, что некультурно пропустил мимо ушей основную часть их диалога: - Спасибо. - Да что ты, тебе спасибо, Ангелочек! Уверена, Себастьян будет в полном восторге! И как отрадно, что я столь удачно распределила сроки своей поездки и потому успею застать это чудесное мероприятие. Какую тему ты выбрал? - Это… – не представляя, о чём вообще идёт речь, я глазами обратился к Тине за подсказкой, но та безжалостно отказалась выручить меня, показательно молчаливо улыбаясь, словно тоже с нетерпением ждала моего ответа, – …секрет. - У-у, интрига! – Симона рассмеялась. – Одобряю. - Как и я, – вклинилась Тина, не сводя с меня взора. – Курт у нас вообще мастер по нагнетанию напряжения. Хлебом не корми, дай только интригу создать. Не теряя доброжелательного выражения лица, я метко пнул Тину в ответ, и ничто об этом не могло сказать, кроме небольшой гримасы, едва заметно исказившей черты девушки на секунду. Я, может, тоже был истинной леди, выкуси, милый друг. В любом случае, это подействовало, и пассивно-агрессивных вербальных стрел в мою сторону больше не летело. Прощаясь, Тина даже чмокнула меня в щёку, вроде бы искренне, а я передал горячие приветы малышам и Майку, стопроцентно от чистого сердца. С Симоной мы тоже разошлись по своим делам, договорившись встретиться к обеду с новым членом приветственной делегации (на этот раз, визит уважения должен был нанести Хантер), а после наведаться-таки в сад. Утомлённый чужой комой и собственной ухабистой социализацией, я всё равно вряд ли смог бы сделать что-то плодотворное, покинуть Мэнор несанкционированно было бы проблематично, а дёргать Хантера просьбой о сопровождении, вклиниваясь в его расписание сегодня, представлялось натуральным свинством, так что я решил, не мудрствуя лукаво, отдохнуть в мезонине. Во всём огромном особняке это по-прежнему была самая приятная зона, где мне зачастую дышалось спокойнее всего. Нынче, правда, был иной случай. 13:32. Входящее от: Любимый <3 Вуууууууууууу, Ангел, я уже сгораю от нетерпения!! Я бестолково воззрился на экран, пытаясь вспомнить, упоминал ли Смайт какие-то особые планы. И ещё – как давно к его имени в адресной книге прибавилось характерное «меньше трёх», потому что я этого символа точно добавить не мог. Даже на таблетках. 13:34. Исходящее Прости, но 1) о чём конкретно речь? о_о 13:34. Исходящее И 2) разве тебе не нужно работать? Кто-то всё утро жаловался на то, каким занятым является сегодня 13:34. Исходящее И наконец, 3) какого рожна ты опять хозяйничал в моём телефоне?? 13:35. Входящее от: Любимый <3 1) Маленькая птичка принесла в клюве весть! О моей праздничной вечеринке! Которую ты организуешь! Понимаю, это должен был быть сюрприз, но от меня ничего не скроешь, ха хааааа! А-а. Что ж, это объясняло природу мероприятия, о котором столь воодушевлённо отзывалась Симона. Близился день рождения Смайта, организацию празднования которого все сложили на меня, и я даже догадывался о причинах этого вывода. Ох уж мне эти «маленькие птички» и их мелкие вендетты. 13:35. Входящее от: Любимый <3 Я в таком предвкушении! 13:35. Входящее от: Любимый <3 И 2) нет, технически, мне не нужно работать ещё целых двадцать пять минут. Я не балду тут пинаю, Ангел, ладно? у меня получасовой обеденный перерыв, всё легально! Я, конечно, босс, но мне тоже нужно иногда есть 13:35. Входящее от: Любимый <3 А 3) видишь ли, я просто подумал, что это немного оживит его, телефон, то есть. Маленькое сердечко, видишь? Символизирует твою любовь ко мне *heart-eyes* 13:36. Исходящее Эй, всё хорошо, разумеется, тебе нужно есть, я не хотел прозвучать обвинительно. Просто я только что провёл почти полтора часа в компании Тины. Остаточная ворчливость даёт о себе знать. Извини, нельзя было вываливать её на тебя 13:36. Входящее от: Любимый Ничего страшного, если тебе хочется поворчать или выговориться, я не возражаю! Оу, Тина. Вы всё никак не помиритесь? Какая жалость. Вы ведь были так дружны 13:36. Исходящее Мы с ней просто слишком разные. Нам никогда не сойтись во мнениях о действительно значимых вещах, понимаешь? Но думаю, когда-нибудь, возможно, мы и сможем стать отдалёнными приятелями и вполне цивилизованно общаться 13:37. Входящее от: Любимый …Эй! 13:37. Входящее от: Любимый ЭЙ! НЕПОРЯДОК 13:37. Входящее от: Любимый Я всёёёё вижу!! 13:37. Входящее от: Любимый Ты убрал сердечко! Бессовестный ангел! 13:37. Исходящее Убрал. Мне же не тринадцать. Да и потом, ты сам сказал, про символизм и всё такое. К чему нам обманывать себя? 13:37. Входящее от: Любимый Ерунда. Дай мне минутку 13:38. Исходящее Не вздумай 13:38. Исходящее Себастьян Смайт, я серьёзно. Не смей снова лезть в мои настройки!! 13:39. Входящее от: Любимый <3 <3 Поздно =Ъ 13:39. Исходящее !!!!!!!! 13:39. Исходящее Теперь их 2 13:40. Исходящее Ты надоел 13:40. Входящее от: Любимый, Который Надоел Ангел, это война 13:41. Исходящее Нет, это – более соответствующее суровой реальности имя в телефонной книге 13:42. Исходящее Себастьян? Что ты пытаешься сделать, у меня весь экран лагает 13:47. Исходящее ТВОЮ НАЛЕВО СЕБАСТЬЯН 13:47. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Что, ангел мой, что-то не так? 13:48. Исходящее Всё к чертям не так, я не могу сменить твоё долбаное имя в настройках, какого хера?! 13:48. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Мм, правда? Вот незадача 13:49. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Это наверное потому, что я Случайно заблокировал для тебя эту функцию. Наверное, палец соскользнул. Упси! 13:49. Исходящее @#$@$*##$!&#&@# 13:49. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Аааййй, родной, ну не сердись 13:50. Исходящее Я не сержусь. Я в чёртовом негодовании. Ты можешь хоть куда-то не лезть своими мерзкими загребущими ручонками 13:50. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Прости меня, но ты сам меня вынудил  13:50. Исходящее Конечно 13:50. Исходящее Конечно, блин 13:51. Исходящее Тебя всегда что-то //вынуждает// творить какую-то несусветную ересь 13:51. Исходящее Я честно пытаюсь здесь, Смайт, ты в курсе? Я стараюсь трезво смотреть на вещи и прикладываю усилия, чтобы отвлечься и переключиться на что-то менее негативное в нашей жизни, но всё постоянно только хуже становится: мой чёртов бой-френд не выпускает меня из дому без предварительного одобрения, проверяет мою почту, дистанционно контролирует мои девайсы. Блеск, вот просто. Блеск. Эталон здоровых отношений. Каждый день убеждаюсь 13:52. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Не хотел тебя расстраивать. Прости? 13:52. Исходящее Сними грёбаный блок с настроек? 13:54. Исходящее … 13:54. Исходящее Я так и думал. Засунь свои лживые извинения знаешь куда 13:54. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Ну Ангел 13:54. Исходящее И «ну-ангелов» туда же втисни 13:54. Исходящее Иди ешь уже, твой обед заканчивается 13:55. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Когда ты такой взвинченный? Ага, как же. Лучше давай я позвоню и поговорим. Уверен, мы сможем прийти к компромиссу 13:55. Исходящее Если в результате дурацкое имя останется дурацким, настройки заблокированными, ты извинишься, и пальцем не пошевелив, а я тебя покорно прощу, потому что других вариантов нет, это не компромисс. Иди лесом, <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> 13:55. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Курт, пожалуйста. Поговорим спокойно, окей? 13:58. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Курт, ну что за молчанка, мы же взрослые люди 13:58. Исходящее Заметно. По твоему поведению особенно 13:58. Входящее от: <3 <3 <3 Любимый Ɛ> Ɛ> Ɛ> Ох, любовь моя, как с тобой иногда сложно договориться 13:58. Исходящее А то, сплошная головная боль 13:59. Исходящее Кстати о ней. У меня болит голова, ты меня утомил, а мне через час улыбаться твоей матери. Я иду спать 13:59. Исходящее И так как тебя, судя по всему, касается, что происходит, когда я сплю, считаю нужным предупредить, что намереваюсь теперь встретиться во сне с другим мужчиной. Муахаха и всё такое. Вообрази низость моего падения – устраиваю вымышленное рандеву, и тебя с собой не зову. Грызи локти. Надеюсь, треклятые меньше-чем-3 скрасят твоё одиночество и видеоконференции. Адьё. Если бы я полноценно носил титулы «Королева Драмы» и «Король Мелочности», то поставил бы в конце смайлик воздушного поцелуя, но поскольку Смайт был последним человеком, заслуживающим подобную честь даже в ироничном контексте, я решил ограничиться официальной точкой, закрыл диалоговое окно и перевёл телефон в беззвучный режим. Пусть теперь надрывается. Определённо, было несколько не по себе – отсылать Смайта навстречу людям после этой…ссоры? – но и спускать случившееся на тормозах было нельзя, уж точно не без борьбы. Он и так считал себя местным царём и богом, становясь вконец невыносимым от всеобщего потакания. Перестань я хотя бы время от времени безуспешно пытаться молотить конечностями в этой поганой крынке, ушёл бы на дно, насовсем. Я понимал, что большие битвы, вроде присутствия на свадьбе Сент-Джеймсов или самостоятельного отъезда к брату, мне не выиграть, но такой бред, как элементарная возможность редактировать контактную информацию в собственном телефоне? Это сражение имело некоторые шансы на победу. Насилу успокоившись, я посидел немного в тишине, пока ко мне не постучался, почти виновато, Дэйв. Я догадался, в чём причина его визита, но чёрта с два сам начал бы этот разговор. Охранник прикусил губу, явно подбирая правильные слова для вступления на это минное поле, пока я молчаливо ждал, на чём он остановится. - Слушай, Хаммел, Хозяин места себе не находит, чего ты на сообщения и звонки не отвечаешь. У тебя деньги на балансе кончились или что? Я прыснул безо всякого веселья. - Точно. Как будто твой Хозяин даст моему балансу обнулиться, пока ему это невыгодно. Нет, Дэйв, – я утомлённо растёр пальцами виски, чувствуя, что мои слова Смайту о боли и усталости нисколько не преувеличены. – С деньгами всё в порядке. Этот несносный человек скоро меня доконает, и у меня нет сил разговаривать с ним сейчас. Кроме того, ему давно пора вернуться за работу. В противном случае, Гулсби может начать брать заложников. - Совсем не смешно, куколка, не переводи разговор. Как босс может работать, когда ты на него сердишься? – потерянно предположил Дэйв, глядя на свои ботинки. Ему явно было неловко обсуждать столь личные проблемы начальства. – А ты не можешь, ну не знаю, написать ему по-быстрому, что всё пучком, и тогда все смогут вернуться к своим делам, хм? - Но всё не «пучком», как ты выразился. По крайней мере, я чувствую нечто совершенно обратное этому твоему пучку. – Признался я, и несчастный посредник тяжко вздохнул. - А притвориться не сможешь? Я ответил выразительным взглядом. Следующий вздох прозвучал ещё тяжелее, и я не мог не вспомнить, что Смайт, осознанно или нет, прибег к тому же оружию утром. Бить печальным кряхтением на моё чувство вины, видимо, было универсальным приёмом местного населения. - Так я и подумал, – посетовал Дэйв, глядя на свой телефон с досадой. – Придётся сказать ему, что ты наотрез отказался. Признаться, тот факт, что Карофски не стал проявлять настойчивость или активно выгораживать Хозяина, меня несколько удивил и откровенно порадовал. - Лучше скажи ему, что я спал, и ты не решился меня будить. – Порекомендовал я. – Тогда он не станет на тебя злиться. - Ты с ним не говоришь – естественно, он станет, – хмыкнул тот, и мне нечем было оспорить это предсказание. – Ну, главное, я попытался. В присутствии реального примера возможных негативных последствий, сомнение в правильности моей обиды и упрямства начало свою предательскую работёнку, и я взволнованно прикусил крошечную заусеницу на большом пальце, чего раньше ни за что не позволил бы себе. В этом доме никаких нервов не хватало. - Может, стоит всё же ответить? – хмуро предположил я, колеблясь. Мне остро хотелось попробовать отстоять свою позицию, однако, терзал страх, что побочный ущерб превысит предположительную пользу. – Он мудак, конечно, но вдруг тебе всё-таки достанется? - Не-е-е, мордаш, – протянул Дэйв, к которому возвращался его резкий, уверенный вид. – Не отвечай. Мне, конечно, может достаться, но он всё-таки мудак. Выслушав такую рационализацию в пользу продолжения моей мини-забастовки, я не смог удержать шокированного смешка. - Серьёзно? – проговорил я почти недоверчиво, когда Дэйв тоже хохотнул. – Ты ведь даже не знаешь, что именно он на этот раз сделал. Вдруг нынче я неправ, а ты, не разобравшись, меня защищаешь? - Ну, перво-наперво, я теперь твой телохранитель – меня как раз и подрядили тебя защищать, – повёл тот массивным плечом. Я вскинул бровь: - Ты же понимаешь, что речь не об этом. - Господи боже, чего ты прицепился, глупыш, зачем пытаешься переубедить меня, когда я на твоей стороне, а? – я не нашёлся с ответом (действительно же идиотизм), и Дэйв кивнул почти улыбчиво: – Вот именно. Да и вообще, мне не нужно знать конкретно, что босс натворил. Я с ним тысячу лет знаком, ты считаешь, не представляю, на что он может быть способен? - Вот ты – понимаешь! – указал я на охранника ладонью, как если бы демонстрировал сторонним наблюдателям важный музейный экспонат, но надолго моего запала не хватило, и я сдулся. – Больше никто этого не видит, – затем добавил себе под нос: – А мне с ним ещё постель делить. - Да, та ещё везуха, – почти сочувственно прокомментировал Дэйв, услышав последнее заявление, и я не удержался от вопроса, хотя и мог смутно предугадать примерный ответ: - Вы с ним… Вас что-то подобное связывало, ну, ‘тысячу лет’ назад? - Что, постель? – уточнил тот и, сделав большие глаза, активно потряс головой. – Бог миловал. Не в смысле, что босс не привлекательный человек, напротив, однако… Ахм. - Я так и подумал, – успокоил я собеседника, который по-прежнему выглядел так, будто ждал, что я вот-вот кинусь на него с обвинениями и упрёками – не то в якобы замалчиваемой интрижке с моим партнёром, не то в отсутствии у него желания в эту интрижку вступать. – Что тогда – учились вместе? Это отчего-то тоже не звучало правдоподобно в моём восприятии, но я не мог нащупать правильный и точный наводящий вопрос, чтобы не выглядеть при этом выделывающимся своими познаниями медиумом-самоучкой, так что приходилось довольствоваться более очевидной угадайкой. - Тоже мимо. Я на два года старше, кроме того, Хозяин выпустился из Академии Выпендрёжников в Вестервилле, чью статусность мой отец в жизни не смог бы потянуть материально, даже сумей я поступить туда, ну, по мозговитости, так что я закончил обыкновенную старшую школу у нас в Гроув-Сити [2]. Нынче-то она своего рода тоже престижная, но в мои юные годы всё было значительно скромнее. Хотя, в год моего поступления, наш школьный оркестр взял большую награду на конкурсе где-то в Аризоне, или вроде того? Чем не натуральная альма-матер! Есть, чем годиться, хех. У меня, если подумать, и леттерман сохранился с эмблемой, красно-синей, с летящим псом [3]… по крайней мере, я всегда ставил на то, что это пёс, хотя кое-кто из моей футбольной команды, явно стукнутый на голову, утверждал, что это крыса… Впрочем, о чём это я? Лицо Дэйва ожидаемо пошло бледно-пунцовыми пятнами смущения, когда он поймал себя на болтовне, но несколько приободрился, заметив, что я лишь улыбаюсь ему миролюбиво, поощряя на продолжение. - Кхм, так вот. Как я и сказал, я не мог учиться с Хозяином – я учился с Лопез. - С Сантаной? – заинтересовался я, и Карофски кивнул, опускаясь на диванчик и задумчиво вертя в руках телефон. - Мм-хм, мы даже примерно год встречались, – он поморщился, – своего рода. Понимаешь? - Ты её прикрывал, – догадался я. - Мы прикрывали друг друга, – Дэйв стрельнул в меня взглядом, как если бы ожидал от меня шока и возмущений, что он не оказался по дефолту натуралом, но я только кивнул понимающе, и его поза заметно расслабилась. – У неё семейство было, э-э. Жуть какое темпераментное. Как чуть что не по ним – все об этом узнают, уж поверь, они молчать не станут. Они и Сантану такой воспитывали – громкой. И волевой. Что очень даже хорошо, просто иногда… можно ведь быть и помягче. В некоторых вопросах. - Они были гомофобами? - Не то чтобы вот прям активно были, – уклончиво пояснил Дэйв. Помолчав, добавил с сожалением: – Но не то чтобы не были. Знаешь, как иногда бывает. И рад был бы не знать, но куда деться от некоторых жизненных реалий. - Ясно. И твой отец тоже? – уточнил я ещё мягче, боясь расстроить, но Дэйв разулыбался: - Не-а. Я лет с четырнадцати боялся, что да, но как выяснилось, зря! – потом он снова посерьёзнел. – На самом деле, куда сильнее меня пугала даже не его реакция. Я больше боялся других детей. Сам был не подарок, можешь себе представить, и меня оторопь брала при мысли, как отморозки вроде меня воспримут, что я – гей. И потому я лишь свирепел и свирепел. - Оу. Порочный круг. - Порочный круг, – согласился Дэйв грустно, явно вспоминая не лучшие периоды своих школьных лет. Мы помолчали. - Стало быть, вас Сантана познакомила? Ну, со Смайтом. – Осторожно попробовал я вырвать его из плохих мыслей и вернуть в изначальное русло рассказа. - Не вполне, – вновь уклонился Дэйв от прямого ответа, и я покачал головой: всё-то у него не так просто, как кажется. – Гляди, мы после выпуска разъехались кто куда, сам я в армию пошёл, и этот опыт, мягко скажем, не прошёл бесследно; потом перебрался в Коламбус, на заработки, потом… Много где меня жизнь помотала, но я не жалуюсь. А Лопез, она девчонка толковая, всегда знала, чего хотела, и добивалась этого. Отучилась блестяще, потом помолвка её первая очень удачно сложилась, да и карьера в гору пошла, а там Брит к ней вернулась, они свадьбу сыграли, и насчёт пигалицы им босс помог, когда в Штатах с удочерением возникли трудности… Но это о другом. Сантана, несмотря на все её успехи, никогда нос не задирала и меня не забывала тоже. Мы, конечно, больше не были особенно близки на том жизненном этапе, но стабильную связь поддерживали. Поэтому, когда я… – Дэйв прервал сам себя, будто прикусил язык, и глухо продолжил явно иначе, чем изначально собирался, – Когда у меня ничего не осталась, и в тюрьму загремел… кроме неё, никому и дела до меня не было. Отец, конечно, пытался, но у него здоровье уже никуда не годилось – ни для стрессов из-за меня, ни на поездки в Калифорнию, где меня задержали. Денег у него тоже не было, чтобы помочь с защитой. Впрочем, к тому моменту мне уже и не хотелось, чтобы меня защищали в суде. Мне вообще ничего больше не хотелось. Отец не знал, конечно. Лопез единственная догадалась. Она навещала меня в месте временного заключения. Поняла, что долго я там не проживу. Я уловил, что поднялся на ноги, только когда уже пересёк комнатку и приземлился на корточки возле Дэйва, чей взгляд уплыл, а голос стал хриплым. - Дэйви, – обратился я, аккуратно накрывая своей его сжатую в кулак руку, покоящуюся на коленях. – Ты не обязан, ладно? Если тебе больно, не нужно бередить раны из-за меня. - Да что мне сделается, – безжизненно хмыкнул тот. – Я же здесь, верно? Выжил. Значит, всё это чепуха. – Я не вмешался с какой-то тривиальщиной вроде «мне жаль», но и руки своей не убрал, когда Дэйв постепенно расслабил кулак, перевернул ладонью вверх и раскрыл, чтобы сжать мои пальцы. - В общем, просто как факт: хреново пришлось, – продолжил он, не отпуская. – И я говорил ей, чтобы уходила и не оглядывалась, но эта упрямая стерва, она ведь настоящая подруга, она не сдалась. Уж не знаю, что Лопез боссу обо мне наговорила, но он посетил меня, лично. И это было очень…вовремя, потому что… Не важно. Важно то, что он что-то увидел во мне, и предложил помочь с судом, если я соглашусь работать на него после. Вообрази-ка, а? Вот что за человек! – воскликнул мужчина с непостижимой смесью фрустрации и восторга, впервые за последнюю часть своего рассказа прямо поглядев мне в глаза. – Знаешь, какое сильное это произвело впечатление? То, когда он появился, то, как он говорил и что сделал… Господи. Мы выиграли процесс, обвинения сняли. Отцу помогли. Я получил работу и преуспел. Вся моя жизнь изменилась. Не всегда к лучшему. Я ведь видел такое, Курт. Хозяин, он… вселяет чистейший ужас, иногда. Не боится предпринимать…решительные шаги, да? Не все его поступки и методы можно одобрить. Но. На этом маленьком, односложном, мучительном словечке моё сердце с концами ухнуло в пятки. - Но ты не покинешь свой пост, – подытожил я монотонно. – Даже после всех кошмаров, что он сотворил. О, Дэйв. - Он мой хозяин, – беспомощно пожал плечами тот, будто не видя иного исхода и одновременно принося извинения за свою верность. – Но честное слово, котей, это не значит, что я с ним во всём согласен, хочу, чтобы ты знал, ты должен, ДОЛЖЕН знать: это не значит, что я тебя не поддержу, как только сумею. - Что это вообще тогда значит, – выговорил я, мягко отнимая свою ладонь. Дэйв проводил её взглядом, полным великого сожаления, но возражать не посмел. Поднявшись, я сделал шаг назад, но, помешкав, задал ещё вопрос: - То, за что тебя судили. Ты ведь этого не делал, так? - Если спросишь судью, вынесшего оправдательный приговор, так. Если спросишь меня… – мужчина устало улыбнулся мне, не закончив, но не нужно было много ума, чтобы понять, к чему он клонил. Ум требовался, чтобы понять, почему моя интуиция сигнализировала о лжи в этом убеждённом самообвинении, и что, чёрт возьми, тогда случилось, раз привело Дэйва на скамью подсудимых, а Смайта – к желанию взять предположительного уголовника под крыло. - И ты мне не расскажешь, что именно произошло, – скорее, обозначил, нежели спросил я, возвращаясь к креслу в противоположной части маленького помещения. Дэйв поднялся с диванчика, отряхнул джинсы, видимо, просто чтобы занять руки и не глядеть на меня. - Определённо, нет, птенчик, это материал как минимум для третьего свидания. - Я учту, – пообещал я, и шутливый тон дался мне с трудом. – В любом случае. Спасибо, что прикрываешь меня сегодня. И что…поговорил со мной начистоту. Чётко обозначил свою позицию. Я… ценю твою честность. Охранник ещё несколько секунд выглядел так, словно что-то мучительное раздирало его изнутри, но затем взял себя в руки, стерев с лица все следы сожаления, резко кивнул мне, прощаясь, и вышел. Когда его шаги стихли, я перевёл дыхание и решил не откладывать в долгий ящик ещё одно дело. Взяв смартфон (переполненный посланиями от упорно окружённого сердечками Любимого, которые я оттого предпочёл пока проигнорировать), я набрал Тину, что ответила сразу же, словно ждала этого звонка. Разговор, как и предполагалось, получился малоприятным и никаких адекватных объяснений не дал. Но давно пора было закинуть оптимизм на верхнюю полку и перестать ждать адекватности от свиты Смайта. По крайней мере, Тина не стала долго отпираться и при небольшом нажиме перестала чопорно отрицать свою причастность: Себастьян и Симона оба получили информацию о том, что я якобы занимаюсь – лично – подготовкой особенного праздника к двадцать восьмому дню его рождения именно потому, что Тина сознательно «рассказала ему по секрету», что я это делаю, и ничего странного в своём поступке не усматривала. - Нет, стой, Курт! – воскликнула она, опережая мой порыв оборвать бесполезный, зашедший в тупик разговор, и я неохотно повременил. – Возможно, тебе будет интересно узнать. - Что ещё? - Он родился 10-го июля. Так, случайный факт. Вдруг да ты запамятовал. – Выпалила Тина и сделала гордую паузу, давая мне время на полноценное осознание собственной никчёмности на её фоне и посыпание голову пеплом, какой это я ужасный человек – забыл дату рождения собственного возлюбленного. Но ждать она могла хоть до второго Пришествия, потому что, с учётом-то многочисленных «подвигов» Смайта, звание Худший Бой-френд всё ещё числилось не за мной. - Что, нечем крыть? – издевательски спросила молодая женщина, настолько беспочвенно уверенная в собственном моральном превосходстве, что я не сдержал фырканья, отключаясь. Пока я галопом размышлял, что как ни крути, а мне нужно было либо изобрести оправданный способ переложить подготовку к мероприятию на кого-то более заинтересованного, либо взяться за навязанный проект самому, экран не успел погаснуть, как аппарат высветил оповещение нового сообщения, начинающегося с «Ты уже не спишь, я знаю. Ты говорил с Тиной, надеюсь, вы нал…». Я едва не отметил его прочитанным, не заглядывая, когда внимание моё привлекла сама надпись об адресанте. Теперь даже навязанное ранее «Любимый» радовало – своей лаконичностью. Ни сердечка в поле зрения. Неужто получилось? Я с подозрением заглянул в настройки и попытался для пробы изменить аватарку и группу контакта, внёс бездумную корректировку в графе имени, просто так. Изменения удалось сохранить без проблем, и пусть, чисто по-человечески, это не было каким-то феноменальным событием, я не мог сдержать тихого возгласа ликования… Как наказанный ребёнок, которому после недели лишения мобильных игр взрослые сняли родительский контроль и вернули отнятую в воспитательных целях привилегию. Это мысленное сравнение заметно поубавило моего энтузиазма, хотя я и пытался внушить себе, что всякая – даже самая крошечная – победа всё равно считается, и перспектива общения с Себастьяном нисколько не помогала. 14:44. Входящее от: Любимый (Смайт) Хмммм, даже не знаю, как воспринять подобное уточнение =) Это ты пытаешься подчеркнуть, что я нахожусь у тебя в фаворе, являясь предпочитаемым из двух Смайтов в нашем доме? 14:44. Входящее от: Любимый (Смайт) Или это предосторожность, чтобы не ошибиться? Сколько у тебя там «любимых», Ангел, что боишься запутаться? Смотри у меня. 14:45. Исходящее Угомонись, Отелло. Я просто проверял, могу ли менять информацию; уже удалил 14:45. Исходящее А теперь послушай. Если ты ещё раз устроишь что-то в этом роде, 14:47. Входящее от: Любимый Ангел, ау? Ты так интригующе замер на половине фразы, я горю желанием услышать, что же меня ждёт, если я вдруг опять проштрафлюсь? Надеюсь, это что-то пикантное. Я обычно предпочитаю быть по другую сторону баррикад, если ты понимаешь, о чём я, но тебе я бы с удовольствием позволил меня наказать ^^ 14:48. Исходящее Не время для шуток. Я в ступоре. Пытаюсь придумать, что реально могу предпринять в противовес тебе при повторении сегодняшней ситуации, и совершенно ничего в голову не приходит, кроме повторного бойкота. Когда я стал настолько беспомощным и бесправным? Что тебе за радость в этом? Скажи честно, к какому результату ты рассчитываешь прийти с тем, что от меня останется? 14:48. Входящее от: Любимый Ооооооооххххххх, Курт 14:48. Входящее от: Любимый Свет мой, что за мысли?? 14:49. Входящее от: Любимый Ты не бесправный! И не беспомощный! Не грусти!!!!!!!! 14:49. Входящее от: Любимый Я дам тебе все права и всю мощь, какие только имеют значение и вес в этом мире, клянусь, Ангел, я жизнь положу на то, чтобы ВСЁ было твоим 14:49. Исходящее Не уверен, что мы говорим об одних и тех же вещах. Но … спасибо за поддержку, наверное? 14:50. Входящее от: Любимый Что угодно ради моего дивного ангела ♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥♥ 14:50. Входящее от: Любимый Ладненько! Рад, что мы во всём разобрались  14:50. Исходящее Ооо, приятель, к «во всём разобрались» мы не подошли пока даже и близко, но, как ты заметил раньше: маленькими шажками. Хочется верить 14:51. Входящее от: Любимый Я был бы счастлив продолжать наш разговор до бесконечности, родной, (без иронии, правда, счастлив!), но Дастин с ассистентами вот уже минут десять безуспешно пытается привлечь моё внимание. Что-то подсказывает, он готов оставить цивилизованные методы и теперь примеряется воткнуть в меня свой остро наточенный карандаш 14:51. Исходящее Звучит неприятно. Лучше пойди Дастину навстречу и отдай долг службе. Мне всё равно уже следует привести себя в порядок перед обедом 14:51. Входящее от: Любимый Чудно! Хорошо вам с maman провести время! Не скучай там без меня ;-) 14:51. Исходящее Приложу все силы, чтобы стойко и с достоинством пережить тяготы разлуки. Тут найдётся, кому прикрыть твоё отсутствие, так что смело возвращайся к делам. Дастин вооружён и опасен, помнишь? 14:52. Входящее от: Любимый Да, да 14:52. Входящее от: Любимый Едва могу дождаться вечера, чтобы наконец к вам присоединиться, Ангел 14:52. Исходящее Ага. К сведению: выхаживать тебя с боевой раной от карандаша в мои планы не входит 14:52. Входящее от: Любимый Ну вот, а я-то уже загуглил, где можно в сжатые сроки раздобыть наряд горяченького медбрата твоего размера 14:52. Исходящее Облом. Кончай оттягивать, иди работать уже 14:52. Входящее от: Любимый Обожаю, когда ты занудствуешь *____* ОБОЖАЮ, В ПРИНЦИПЕ x x x Как ни прискорбно признавать, но соприсутствие Хантера за обедом не принесло мне ожидаемых позитивных эмоций. Бесспорно, я был рад встрече с другом, но мне не давали покоя слова Тины. Среди озвученного её длинного списка моих проступков прозвучало, что, дескать, я ‘беззастенчиво маячил у Себастьяна перед носом своей интрижкой с Хантером’. Интрижкой, естественно, существующей лишь в воспалённом воображении самой Тины, однако, это рождало опасения: что если она, по маленькоптичковому своему обыкновению, и об этом успела напеть Смайтам? Я не мог теперь перестать искать в поведении старшей женщины каких-то странностей по отношению к Хантеру. Симона вела себя образцово вежливо и даже сердечно, чем доказывала либо тот факт, что в её глазах Кларрингтон относился к числу ‘славных детей’ в окружении её сына, и никакой дезинформации касательно вымышленной измены она не получила, слава всем богам, либо что просто являлась блестящей притворщицей, ловко скрывающей неприязнь и подозрения в неверности. Сам Хантер подобных внутренних терзаний явно не испытывал: он был само обаяние, относился к матери лучшего друга без Тининого фанатизма, но, казалось, с неподдельным расположением, шутил в рамках приличий, даже ни разу не обратился ко мне фамильярно, а исключительно по имени – хотя пару раз и проговаривал его отдельно по буквам, как за ним в последнее время водилось. Но Симона была не в курсе, что такое обращение имело личную историю для нас с Хантером, а потому, вероятно, списывала на случайную причуду. Оправдываясь минимальной занятостью в ближайшую пару часов, Хантер даже вызвался составить нам компанию в саду. По ходу дела, пока Симона увлеклась расспрашиванием Брайана насчёт практических деталей облагораживания и переделки некоторых территорий, мне удалось пообщаться с Хантером один на один, пусть и не полноценно наедине. Чуть ранее, я уже исподволь заручился его помощью с вечеринкой, оправдавшись тем, что времени до 10-го почти не осталось, а дел предстояло ещё много, но при госпоже Смайт, естественно, мы не могли быть честны в обсуждении этого вопроса. Так что неудивительно, что парень вполголоса выразил своё недоумение теперь. - Что это всё-таки за загадочный план, м? И главное, почему он настолько загадочный, что я о нём только сейчас узнаю, хотя по словам мадам выходит, что ты чуть ли не с весны увлечён организацией? Я принял предложенный им локоть, и мы, как аристократы из остиновских романов, начали чинный променад по тропинке между цветущих кустарников, впрочем, благоразумно не покидая поле зрения Симоны, пары садовников и как минимум одного охранника на периферии. Вряд ли даже Эмму Вудхауз или Лиззи Беннетт [4], с учётом-то помешенных на навязанной женской нравственности времен, окружал столь бдительный надзор во время их прогулок по садам с респектабельными джентльменами. - Мадам была введена в заблуждение, – признался я. – Как и все мы. Я сам был поставлен в известность, что чуть ли не с весны увлечён организацией, только нынче за ланчем. - В смысле?? – предсказуемо изумился Хантер. - Как выяснилось, это имеет какое-то отношение к задетым чувствам Тины, которая считает себя несправедливо обиженной мной, – пожал я плечами. – Она так расстроена моим отношением в последнее время, что решила, видимо, поставить меня на место, бросив под автобус и разболтав всем, кому не лень, что я готовлю некое грандиозное празднество для Смайта. И на всё про всё у меня теперь чуть больше недели. - Серьёзно? Нет, ладно мадам, она человек сторонний, но Себастьян-то как этому поверил? Он же в курсе всех твоих действий практически непрерывно – как и когда в условиях непрестанного надзора, хотелось бы знать, ты должен был ухитриться устроить ему сюрприз? - Начистоту, я сомневаюсь, что он просто взял и поверил выдумке Тины. Я думаю, его больше вдохновила сама идея расписанного ею плана, и он рассчитывает, что за неимением альтернативы я действительно воплощу его в жизнь. Для него это личное. Я, так уж сталось, постоянно забывал о всяких «важных» датах для наших отношений. К примеру, совсем недавно, в конце июня, у меня совершенно вылетело из головы, что ему может взбрести на ум отмечать четыре месяца нашего знакомства… что за больные на всю голову романтики вообще отмечают годовщины стабильно каждый месяц? – я мотнул головой, зажмурившись на мгновение головной боли и общей фрустрации, и вернулся в колею разговора: - Сдаётся, он опасался, что я по традиции выпущу из внимания и день его рождения. А так, с подачи Тины, у меня не остаётся иного выхода, кроме как вписаться в сложившийся без моего ведома расклад. - Хитро, – даже восхитился Хантер, но тут же скривился. – И подло как-то. Себу, конечно, не впервой переворачивать стол так, чтобы все козырные карты были на его стороне, но вот Тину я совершенно не узнаю. Намеренно подложить тебе свинью… Как этот выкрутас что-либо поправит между вами? - Я задал ей тот же самый вопрос, – вздохнул я. – По её словам, между нами, может, и ничего, зато вот нам со Смайтом вечеринка может помочь. Загладит часть моей вины, видишь ли. Я ведь та-а-ак серьёзно налажал. Хантер даже остановился, уставившись на меня: - Какой ещё вины? - О, у Тины есть пронумерованный в порядке значимости список, но если вкратце, – я повернул нас в обратном направлении, дабы возобновить ходьбу, и принялся перечислять услышанные сегодня претензии старательно нейтральным тоном. – Моё поведение просто ужасно, я принёс Себастьяну кучу проблем с тех самых пор, как у меня «появилось это шило в мягком месте», и я возомнил, будто выше наших отношений. Ещё, мою голову посещают самые бредовые идеи, и я шантажировал влюблённого в меня мужчину разрывом просто ради садистского развлечения, не иначе, и неподобающе поощрял у всех на глазах постороннее внимание… – Спутник мой выругался сквозь зубы, но не помешал мне продолжить. – …Выдумал, очевидно же, небылицы, которые затем пытался скормить Джулай, а самое непростительное – я ушёл из дома на неделю, как было подчёркнуто: безо всякого повода. - После всех этих издевательств, – подвёл я итог, который Хантер слушал с вытянувшимся лицом, – я остался должен моему великодушному, чудесному, непогрешимому партнёру. И вот именно Тина, как мой преданный друг, решила вмешаться, дабы наставить на путь истинный, и сочла, что организация праздничного сюрприза – самое малое, что я могу сделать для Себастьяна, чтобы искупить свои многочисленные ошибки. Мелочь, но для начала – сгодится. И вместо негатива, я мог бы проявить немного благодарности. - За тонну необоснованных оскорблений, что вывалила на тебя? - За её креативный подход к решению проблем и за дух товарищества! – провозгласил я, практически дословно цитируя, и Хантер, наконец, не сумел сдержать возмущённой реакции. - Но это же идиотизм! Чистой воды бредятина, и я отказываюсь верить, что Тина искренне считает, что можно вести себя с тобой подобным образом. Да какая муха её укусила? Я, я поговорю с ней, Курт, окей? Улажу всё это. Мы с ней всегда были очень близки и отлично понимали друг друга, уверен, меня Тина послушает. - Спасибо за предложение, Хантер, но я сомневаюсь, что твоё вмешательство что-то поправит, – мягко оспорил я, от души сожалея, что приходится говорить хорошему человеку подобные вещи, но возможно, давно следовало открыть ему глаза. - Почему? Говорю же, мы дружим миллионы лет, если я просто помогу ей встряхнуться и взглянуть на происходящее трезво… - Милый, послушай меня, пожалуйста. Мне неприятно влезать в ваши личные взаимоотношения – я понимаю, что многолетняя дружба, объединяющая вас, наверняка, очень ценна для тебя, именно поэтому я и не поднимал эту тему столько времени. Но теперь мне кажется, что умалчивать было нерационально. Даже пагубно. В положении, в котором мы с тобой живём? незнание некоторых фактов и наивное желание полагаться на якобы надёжных людей могут сыграть злую шутку. - К чему ты клонишь? – уточнил он, когда я замолчал ненадолго, обдумывая следующие слова. - Не стану ходить вокруг да около. Мы оба знаем, как ты ко мне относишься. Или, по крайней мере, относился некоторое время назад. Так вот, Тина тоже об этом догадалась. Она пригрозила, что если ты не прекратишь… заглядываться на меня, а я не изобрету способ качественно тебя отвадить, то она обратится напрямую к Смайту. Я ещё договорить не успел, а Хантер уже замотал головой. - Нет. Нет, Курт, Тина не могла такого обещать, она же знает, как Себастьян мог бы расценить подобного рода заявление. У меня были бы крупные проблемы, и это мягко говоря; Тина не станет даже… Мы ведь семья! – На какой-то момент, мне показалось, что в своём отрицании парень отнимет у меня руку, обвинит в клевете и уйдёт, но он, напротив, лишь крепче сжал моё запястье, лежащее на его локте, будто ища поддержки и разуверения, и заговорил торопливо. – Она точно не имела этого в виду, наверняка сказала, просто чтобы припугнуть. Не всерьёз. Чтобы, будь у нас что-то на уме, мы побоялись приводить замысел в действие. Потому что заботится о нас. Правда же? Как сильно мне хотелось подтвердить его оправдание, видят боги, всё во мне буквально рвалось утешить товарища. Однако. В более долгосрочной перспективе, это могло бы стоить ему жизни, а не разбитого двуличной подругой сердца. - Хантер, – обратился я со всей возможной мягкостью, но тот перебил меня резко, хотя и без нападок: - Не надо, я тебя прошу! Ты не знаешь её, Курт, не так, как я, ладно? Не знаешь, сколько всего объединяет нас. Через что пришлось пройти в начале, как было непросто временами, и я никогда от неё не отворачивался, ни-ког-да. И с учётом того, сколько она вытерпела и моих выходок, не бросив на произвол судьбы, я убеждён, что Тина относится ко мне точно так же, поэтому не собираюсь отворачиваться от неё и сейчас. Просто… дай мне разобраться, хорошо? – настоял он с убеждённостью, которая, видимо, единственная не позволяла ему впасть в отчаяние. – Я разберусь, и тогда мы трое сможем оставить все недоразумения, начиная с угроз и заканчивая вымышленными вечеринками, позади. По идее, конечно, можно было бы продолжать доказывать свою правоту с пеной у рта, но я понимал, что любые мои аргументы могут произвести обратный эффект, лишь разжигая сопротивление, и даже привести к настоящей ссоре. Кроме того, что-то подсказывало мне, что мои слова были услышаны, пусть и не восприняты пока всерьёз, ведь нельзя взять годы привязанности и доверия и на раз-два изменить взгляд на них. А быть услышанным – уже дорогого стоит. Это означало, что Хантер обдумает то, что я рассказал ему. Примет к сведению, отнесётся к будущим своим взаимодействиям с Тиной с осторожностью, не допустит удара в спину, если хотя бы крошечная часть его неохотно допустила-таки, что я прав. О большем на данном этапе нельзя было и просить. Половину следующего «круга» на свежем воздухе мы прошли молча; я не навязывал Хантеру необходимость новых бесед (мальчику очень досталось сегодня) и углубился в созерцание парка под аккомпанемент собственных мыслей, но в итоге он прервал тишину. - Смешно, должно быть, но мне отчего-то даже в голову не пришло, что речь шла обо мне, знаешь. - М? – не понял я, и Хантер хмыкнул безо всякого задора: - Ну, когда ты сказал раньше, что Тина обвинила тебя в ‘неподобающем поощрении постороннего внимания’. У меня и мысли не промелькнуло, что это меня уличили. – На мой немой вопрос о личности, пришедшей ему на ум, он одарил меня многозначительным взглядом, выразительно проговорив одними губами: – Объект. - Что за об… – И в ту же секунду до меня дошло. – Аа, Солнце-то? Нет, что ты, о нём теперь никто, кроме тебя, не знает. И не узнает, будем надеяться. Мы, э, мы теперь совсем не видимся. Сам понимаешь причины. Он сменил место жительства, – добавил я, и предположительно, хотя бы часть моих слов не была такой уж большой ложью. Блейн действительно постоянно переезжал. - «Солнце», ха? – улыбнулся Хантер, очень сдержанно и несколько картонно, но в сравнении с мрачностью, которую спровоцировала ситуация с Тиной, даже такая улыбка была предпочтительнее. - Когда, уже взрослыми, мы только встретились, у него не было возможности представиться сразу, – поделился я шёпотом, радуясь шансу, наконец, перестать сочинять, глядя другу в глаза. – Нужно было как-то…классифицировать его для себя, что ли? Вот я и прозвал его Солнечным, раз уж он так ярко горел в моих глазах. - Как романтично, – заметил мой собеседник, прилежно продолжая улыбаться, а затем в лице его мелькнуло некоторое недоумение. – Стоп, а как понять ‘уже…’ - Неловко вмешиваться в ваши приватные беседы, молодёжь, – вклинился вдруг мелодичный голос Симоны, приближающейся к нам с полуулыбкой на устах. Хантер стрельнул в меня коротким удивлённым взглядом, явно только сейчас обратив внимание, как близко мы склонили друг к другу головы в общении, и моментально переключился на женщину, ухмыляясь: - О какой неловкости речь, мадам, Вы же своя! - Согласен, – подтвердил я вежливо, плавно расцепляя наши с другом руки и полностью разворачиваясь к новой собеседнице. – Вмешивайтесь смело, мэм. - Я лишь хотела обратить общее внимание на то, какая чудесная погодка нынче. До меня долетело упоминание солнца, так что, судя по всему, я не единственная, наслаждающаяся сегодняшним прекрасным днём. – Здесь в её словах прозвучал намёк на вопросительность, которую я не смог удовлетворить, застигнутый врасплох откровенным высказыванием гостьи об услышанной ею частице нашего разговора. Старательно сохраняя внешние спокойствие, я облизнул пересохшие губы, в голове лихорадочно прикидывая, действительно ли мадам Смайт уловила лишь обрывок фразы и приняла её за обсуждение погодных условий, или же так завуалировано она пыталась дать нам (мне) понять, что располагает информацией, которую я не рассчитывал раскрывать посторонним. Даже подозрение, что у меня может быть несанкционированный Себастьяном знакомый, не говоря уже о подоплёке наших возможных отношений, было невероятно опасно. Что, если она действительно расслышала что-то из моего тихого упоминания о Блейне? Как она распорядится этим знанием и чем это аукнется всем задействованным лицам?.. Хантер заметил мой дискомфорт, затянувшийся на несколько малоприятных секунд дольше, чем я бы предпочёл, и взял на себя инициативу: - Да, такое ясное небо и тёплый воздух только слепой не заметил бы, мадам! Нам выпало лучшее время для этой прогулки. Я заставил себя присоединиться к общему светскому смеху. Чем дольше я искал, тем больше приходил к выводу, что в разноцветных глазах Симоны не наблюдалось и намёка на угрозу. Кажется, она не глядела на меня с каким-то особенным значением. Возможно, мои нервы и паранойя взяли вверх без причины, и я попусту себя накрутил из-за пустяка. Возможно, она действительно расслышала лишь пару случайных слов, которые в её восприятии приняли самое невинное значение. Возможно. Но мне всё равно стоило бы стать ещё осторожнее в высказываниях в будущем. В нашем мире, даже шёпот далеко разносится на ветру. - Так и есть, дорогуша, – кивнула дама Хантеру и с самым естественным видом продолжила, адресуя уже и мне. – Тогда наверняка вы оба согласитесь со мной и в том, что нам следует воспользоваться этим великолепным шансом и продлить время в саду. Как вы, детки, смотрите на то, чтобы попросить подручных организовать нам небольшой вечерний пикник прямо здесь вместо того, чтобы скучно ужинать в столовой? Это предложение, с одной стороны, было встречено мной с немалым энтузиазмом, потому что всякая возможность провести время вне мэнорских стен внушала радость и некоторое облегчение. Однако, с другой стороны, я не мог не почувствовать лёгкий укол недовольства внутри. Сад, в какой-то степени, стал тут моей вотчиной. Местом, где я мог хоть на миг сосредоточиться лишь на ручном труде, в отрыве от Смайта и пугающей реальности. Местом, куда мог пробраться Блейн при удачном стечении обстоятельств. То, с какой лёгкостью Симона сумела ненавязчиво внедрить себя в эту почти заповедную территорию, отзывалось некоторой горечью, которую сложно было подавить. Однако я первый предложил ввести её в наши парки, и было бы мелочно и по-детски теперь топать ножкой и прогонять чужачку, вовсе не заслужившую пока подобной немилости. Оставалось лишь утешить эту небольшую расстроенную и настороженную часть себя тем, что хотя бы на мезонин посторонним по-прежнему ход был закрыт. Даже эта женщина с её неопровержимым шармом и природной способностью к мягкому, трудно уловимому сознательно, доминированию безо всяких усилий, даже она не могла просто так проникнуть в мою святая святых. Заручившись нашим согласием, Симона обрадовано хлопнула в ладоши, не издав при этом громкого звука, что характерно, и отправилась давать наставления слугам, обратив мне перед уходом: «А ты, Ангелочек, будь так добр, дай Себастьяну знать о наших планах, пусть мальчик присоединится к нам здесь, когда вернётся. После долгого трудового дня ему не помешает свежий воздух и разгрузка». Охрана, потолкавшись недолго на месте, отправилась за ней. - А мадам-то в своём репертуаре, – присвистнул Брайан женщине вслед с нечитаемым лицом. – Командирша, что и сказать. – Не дождавшись от нас вербальной реакции, он пожал плечами и пробормотал, легонько похлопав меня по предплечью: – Ладно, почесали языком и довольно. Доброго вечера, Курт. Я буду в мастерской, если понадоблюсь. – Затем, блондин перевёл более жёсткий и строгий взгляд на Хантера, который определённо штрафился перед работниками Мэнора чаще, чем я мог себе вообразить. – К вам не относится, сэр. Кларингтон беззлобно отозвался поднятыми вверх руками, признавая непричастность. Когда мы, наконец, остались одни, он обратил на меня расширившуюся улыбку. - Гляди-ка ты! – заметил парень, обводя открытыми ладонями пасторальное пространство вокруг. – Все твои дуэньи разошлись. Мне оказано беспредельное доверие. Либо – это тест. За нами могут наблюдать ханжи из каждого куста! – сделав большие глаза, Хантер с намеренно преувеличенной подозрительностью отодвинулся от разросшейся вширь низкорослой пихточки по соседству. Я неожиданно для самого себя хихикнул на его клоунаду. - Кажется, они сочли, что ты достаточно надёжен, чтобы быть моей дуэньей. - Я? Надёжен? – «ужаснулся» Хантер, хватаясь за сердце. – Как же это, как же это. У меня, между прочим, имидж, Кей-Ю-Ар-Ти, имидж! Я гуляка! разбиватель сердец! демон, в конце концов, искуситель! Нет и нет, ласточка, так не пойдёт. Я не могу охранять твою честь, это… это… противоречит моему донжуанскому кодексу. Давай срочно предпринимать меры, Кей-Ю! Окей, придумал, расклад таков: я буду тебя коварно соблазнять, а ты в негодовании хватайся за жемчужные бусы, возмущённо охай и зови меня мерзавцем! Пока он продолжал нести свою очаровательную чушь, я не мог удержаться, чтобы не залиться смехом. Боги, какой же Хантер всё-таки ещё мальчишка. Нелепый и милый. Уже утирая вызванные хохотом слёзы из уголков глаз, я заметил, что мой друг закончил своё представление и с тёплотой и внимательностью глядел теперь на меня. - Что? – икнув после понемногу стихнувшего приступа смеха, вопросил я, не до конца понимая новую установившуюся атмосферу. Хантер помотал головой, радужно и довольно: - Ничего. Просто здорово видеть тебя смеющимся. Счастливым и расслабленным. У тебя совершенно дивная улыбка, когда ты не контролируешь себя и не смущаешься открытого рта, не прячешься за ладонями. Не маскируешься вымученным оптимизмом. Откровенно смеёшься и светишься. - Давай не будем, – торопливо вмешался я. Не знаю, что именно должно было произнести, но явно чувствовалось, что здесь уместно какое-то предостережение или просьба. Парень отвёл взгляд ненадолго, очень уж беззаботно отмахнулся. - Да ладно, ладно, это же я так. Не принимай близко к сердцу, Кей-Ю-Ар-Ти-Ай-И. Мадам ведь как ляпнула про солнце, на тебе лица не было, вот я и решил немного тебя развеселить. Получилось же? - Получилось, – отчего-то стеснительно подтвердил я. Кларингтон с деланной важностью похлопал самого себя по макушке: - Значит, день прожит не зря. …Окей. Пошли, поищем хорошее местечко, чтобы присесть и связаться с Себом. - …Постой. – Я засеменил за другом, всё ещё под впечатлением от ситуации, имевшей место только что. – Мне послышалось, или ты назвал меня «Курти» недавно? Ну, по буквам? [5] - Никаких комментариев. Моя пиар-служба выпустит официальный пресс-релиз на эту тему с утренней печатью, не раньше, – высокомерно бросил Хантер через плечо и, верх невоспитанности, показал мне язык. Беспредельное нахальство некоторых личностей! Я всё же поравнялся с браво шагающим по парку всё дальше и дальше от главного здания парнем и выразительно пихнул его в плечо, на что получил лишь смешок и тычок в ответ – лёгонький, явно лишь для проформы. Если б только можно было просто беспечно бродить по территории с Хантером, вместо того, чтобы снова общаться со Смайтом. Я бы даже добровольно согласился, чтобы друг и дальше дразнил меня, что угодно, продли это возможность ещё немного побыть в покое и почти даже лёгкости. В идеале, было бы чудесно, присоединись к нам в этой прогулке и Солнышко, но это находилось совсем уж за гранью фантастики. В глубине парка, мы двое, сохраняя небольшую приятельскую дистанцию, устроились на широком пне старого дуба, незнамо кому помешавшего и спиленного, судя по всему, давным-давно. Хантер уже достал мобильник и вяло рыскал среди контактов ленивым движением указательного пальца, когда я уточнил, будто мог оттянуть момент: - Как считаешь, она слышала что-то или нет? - Она… – он стих, размышляя какое-то время, что следует ответить, но в итоге лишь вынужденно признал: – Хочется сказать тебе – нет, разумеется, не слышала, можно забыть обо всём. Но штука в том, что Симона ведь тоже Смайт, а с ними – чёрт их разберёт. Только время покажет. Я моргнул. Ладно. Будем знать, откуда можно ждать нападения. Пока же… - Ты ведь поможешь мне с подготовкой вечеринки-сюрприза, правда? Я даже думать не хочу, если честно, за что хвататься и как всё успеть. - Без проблем, Кей-Ю, – утвердительно отозвался Кларингтон, нажимая «вызов». – Можешь на меня рассчитывать. - Спасибо, Эйч-Ю, – пусть и несколько постновато, но искренне поблагодарил я. – Ты настоящий друг. - Хо-хо, ещё какой. У меня даже справка имеется, подтверждающая мою дружескую настоящность. – Немного рассеяно пошутил Хантер, поигрывая в руке аппаратом, который так и не разродился чем-то, кроме долгих нудных гудков. – Что-то не торопится Себастьян со мной разговоры разговаривать, да?.. А ну-ка, котиш, давай ты его сам набери. Проверим мою теорию. - Теорию? – переспросил я недоверчиво, доставая свой смартфон тоже. – Он же в офисе. Если не отвечает, наверное, очень занят. Гулсби тоже, поди, зверствует. Чего тогда ему названивать? Напишем просто сообщение, как освободится – прочитает. - Не-е-ет, звони-звони, точно тебе говорю. – Моё лицо всё ещё выражало скепсис, и Хантер фыркнул. – Ставлю тысячу долларов, что он ответит сейчас меньше чем через четыре гудка. Да что там, даже меньше двух уйдёт, мне кажется. - Но у меня… нет тысячи долларов? – неловко признал я, не спеша вызывать абонента. Мой собеседник шутливо закатил глаза: - У Себа есть, пусть раскошеливается, – а потом, перехватив смартфон из моих рук, а с ним и инициативу, сам нажал нужный зелёный значок. Быть может, это не должно было меня удивлять, но теория Хантера подтвердилась в считанные секунды, когда уже второй гудок прервался, не отзвучав и на четверть, сменившись воодушевлённым и бесконечно доброжелательным: «Ангел?» - Ты только что просрал штуку баксов, чувак, – с назойливой жизнерадостностью провозгласил Хантер, заговорщицки пихая меня под бок. На том конце провода ощутимо сменилось настроение, хотя не было обронено ни звука. - Чего тебе приспичило, Кларингтон? – отрывисто поинтересовался Смайт после ледяной паузы. – И какого чёрта у тебя делает смартфон Курта? Что слу… - Успокойся, Себастьян, я тоже здесь, – быстро вклинился я, гася недовольство. – Ты на громкой связи, вот и всё. Мы оба у телефона. На мои слова прозвучал приглушённый вздох облегчения, после чего последовало, мягко так: - Ещё раз здравствуй, родной. В это время, пользуясь тем, что собеседник не мог видеть, Хантер справа от меня сделал смешное лицо безумного влюблённого, неслышно проговаривая «ещё раз здравствуй, родной» с перебором слащаво и несуразно, а затем, сложив губы рыбкой, послал в мою сторону вереницу воздушных поцелуев. Я, прижав ко рту кулак, сдавленно прыснул. - Кончай! – беззвучно велел я, глотая смех, но что-то из нашей возни всё-таки долетело до слуха Смайта, потому что тот фыркнул со сдержанным недовольством и объявил: - Дай мне секунду, я подключу видеосвязь. - Ну вот, вечно надо всю малину обломать, – буркнул Хантер, не то опять выделываясь, не то искренне насупившись. Уже через миг мой экран озарился изображением сосредоточенного лица Себастьяна на фоне удобной спинки роскошного офисного кресла. В миниатюрном окошке нашей видеокамеры же обозначилась половина моего порозовевшего от хихиканья лица и что-то вроде левого уха Кларингтона, который, заметив это, придвинулся ближе ко мне, почти щека к щеке, чтобы тоже оказаться в кадре. - Соблюдай дистанцию, – моментально напомнил Смайт, великий страж добродетели. - Да ничего страшного! – заверил я в одно и то же время, как наш приятель возмутился: - Но тогда меня не будет видно! - Я всё равно не на тебя хочу смотреть, – пожал плечами мой бой-френд, и Хантер обиженно выругался на него, что не возымело никакого действия. – Скройся. - И чего только ради ты вредный такой, – упрекнул я Смайта, пока мой друг послушно отодвинулся, сжав челюсти. – Вот что с тобой делать? - Я тебе попозже подскажу, наедине, – невозмутимо пообещал тот и моё не артикулированное возмущение в ответ его лишь рассмешило. – Окей, окей, окей, прости мой юмор, Ангел. Однако ты позвонил… что-то стряслось? Ты чего-то хотел? - Ну, во-первых, тебе, по-видимому, надо отдать Хантеру тысячу долларов. - В самом деле? – ровно уточнил Смайт, пока что идя у меня на поводу. Я покивал: - Проспорил – плати. - Не вопрос, любовь моя. Он принимает чеки, переводы или?.. - Не-а, только чистый нал, – встрял Кларрингтон, высовываясь у меня из-за плеча. – Новые купюры, без банковских маркировок, чтобы не отследить! На какое-то время воцарилась тишина. - …ты что с ними делать собрался? – медленно полюбопытствовал Смайт, наконец, и я тоже покосился на друга, сдерживая задорную улыбку. Хантер пожал плечами, напуская безразличный и слегка даже загадочный вид. Мы помолчали ещё немного, пока Себастьян не закатил глаза, «подсказывая»: – Дистанция, Кларингтон, дистанция. - Да, да, – полусерьёзно заворчал тот, снова отсаживаясь, и корча мне характерную рожицу за кадром. Мои губы задрожали от рвущегося наружу хихиканья от его выходок, что было веско пресечено назидательным тоном Смайта: - Ангел. Глаза на меня. - А?! Я настолько оказался застигнут врасплох этой властной, неприкрытой командой, что резко отвернулся от Хантера и действительно уставился на уменьшенное лицо партнёра на экране. Оно не выражало открытого неудовольствия или ещё чего-то негативного, что подразумевал жёсткий приказ буквально несколько секунд назад; лишь терпение и ожидание. - Во-вторых? – как ни в чём не бывало, спросил Смайт, когда пауза затянулась. - Ч-что? - С «во-первых» мы разобрались. Что было «во-вторых»? - Оу… это… дело в том… – растерянно сглотнул я, всё ещё посреди внутреннего головокружения перестраиваясь после этого странного эпизода. Не мог же он, в самом деле, давать мне команду, как дрессированной собаке, в одном предложении, и тут же рассчитывать на дружеский и лёгкий тон в следующем? Что это было только что. Очередная соломинка, что должна бы переломить хребет несчастному верблюду, наверное. Вне поля зрения Смайта, Хантер положил тёплую ладонь мне между лопаток и, со значительным, умиротворяющим нажимом, погладил спину. «Держись, – говорил этот жест. – Ты в порядке. Держись». - В общем, Симона предложила воспользоваться отличной погодой нынче и перенести ужин из столовой в сад. У нас скоро будет пикник. Возвращайся. И присоединяйся. Вот. До встречи. – Размеренно и без эмоций, как робот, отрапортовал я и, во избежание перезваниваний дождавшись ответного обещания скорой встречи, отрубил видеозвонок. - Курт, – осторожно начал Хантер. Я тряхнул головой, будто пытаясь проснуться от дурного сна, закрыл глаза, слегка надавил на горящие изнутри веки подушечками пальцев. - Он же… не владеет мной по-настоящему, правда? – тихо попробовал я. Любая уверенность утекала сквозь плотно стиснутые пальцы. – Может казаться, что у меня действительно есть владелец… Хозяин, но… это ведь не так. Это ведь не так, Хантер? Он может отрезать меня от близких, он нашёл способ управлять моими средствами связи, ему, по-моему, по силам забрать меня и запереть, но всё это не будет значить, что права обладания перешли к нему на самом деле. Да? Да?.. - Конечно! Конечно, да, Курти, ну же, не плачь! – Хантер отнял мои руки от мокрого лица, беспомощно выпустил воздух через зубы на долгом выдохе, прижал меня к себе в медвежьем объятии безо всякой деликатности, только со смятением и искренним желанием помочь. – Пока ему тебя не сломать, он может делать что угодно, и это не повлияет на тебя по существу, я тебе обещаю, так и есть, Курти, верь мне. Не сдавайся, хороший мой. Ладно? Пожалуйста? Ты главное не сдавайся. И не позволяй ему мешать тебе смеяться. Как сегодня, до этого, помнишь? – парень чуть отстранился, заглядывая в мои покрасневшие глаза, и усиленно широко улыбнулся мне, и хорошему воспоминанию, и правоте своих слов. – Ты действительно смеялся, милый, и вот это был ты, весь ты, он не может ЭТОГО забрать, никогда. - Никогда? – хрипло переспросил я, и меня тут же снова вернули в кокон тепла и поддержки. - Никогда, ни за что. Ты ведь такой сильный, Курти, такой сильный. Самый сильный человечек из всех, что я встречал. Себастьян, я, да кто угодно, они же только и могут что пытаться – пытаться любить тебя, пытаться прикарманить тебя, но чтобы преуспеть в этом на деле? Да ни в жизнь! Ведь это бы значило, что тебя удалось разрушить до основания, а это никому не удастся. Я точно знаю. - От…куда?.. – всхлипнув по-детски, усомнился я, ватно утыкаясь заплаканным лицом в его плечо. После эмоциональных русских горок, которыми оказался этот день, я чувствовал себя измождённым настолько, чтобы улечься на прогретую летнюю землю и просто раствориться в солнечном свете. Вот бы мамочка могла спеть мне колыбельную, чтобы притупить зубодробительную головную боль, которую расстройство и плач только усугубили. Но, может, Хантер бы согласился мне спеть перед сном? У него, как свойственно Соловьям, тоже был такой красивый голос. - Оо, имеются свои источники, – негромко усмехнулся мой друг, принимая на себя мой утомлённый вес. – Мы, поросята, народ просвещённый, ты разве не в курсе? Умилительное прозвище, данное Шугар будто бы тысячелетия назад, вызвало во мне слабую, сонливую улыбку. Я опустошённо вздохнул, уже не вполне понимая, где нахожусь и на чём лежу (сижу?), но тёплый воздух и ощущение какой-никакой безопасности лишь способствовали отключению последней осведомлённости о реальном мире. Где-то над моим ухом раздалось в равной степени обеспокоенное, облегчённое и позабавленное «Курти, ты что, засыпаешь?» - Не-а, – чуть слышно отозвался я и заворочался, пытаясь найти максимально удобное положение, проваливаясь глубже в тяжёлую дрёму. – Устал… просто... очень… - Ладно, – согласился кто-то, великодушный, надёжный. – Можешь на меня положиться. Я тебя держу, хорошо? Отдохни немного. В данном случае, довольно долго, отдых был молчаливой и бездеятельной мистерией. Отдых был невесомостью, в которой я парил – бестелесно, бездумно, пока первой точкой отсчёта не оформилась тревога. Я попытался мысленно отмахнуться от неё, как от усика тумана, что помаленьку начал клубиться в окружающей меня пустоте. Но может ли считаться пустотою место, в котором уже что-то есть? Я, и шелковистый туман, и неотступная тревога тоже – все мы столпились там, и соседство наше обнуляло само понятие «пустота». Тогда что это было? Наполненность, должно быть. Точно. Меня окружала наполненность. Эта неказистая логика заставила меня улыбнуться, почти против воли сперва, а затем – более чётко, будто назло кому-то. Потому что, несмотря ни на что, я не лишился права улыбаться, даже из-за мелочей. Смеяться от чистого сердца. Хантер тоже просил меня продолжать, мне не померещилось? Он просил. И это была, в кои-то веки, хорошая просьба – на благо мне, а не просящего. Совсем не такая эгоистичная, ядовитая, как… глаза на меня Вскинувшись в лёгкой панике, я огляделся вокруг, прищурился с подозрением на туманные потёки вокруг. Нет. Слава всем богам, в чернильных клубах не прятался Себастьян, с которым, как оказалось, мы частенько пересекались во снах, ведь прямо сейчас он, в отличие от меня, бодрствовал. Настоящий Смайт никак не мог находиться в наполненности рядом с моим дрейфующим сознанием, желая, чтобы я смотрел лишь на него. Да и вымышленных образов или его теней из воспоминаний вроде бы не наблюдалось тоже. Горизонт был, говоря литературным языком, чист. Вездесущий туман-то никак не относился к этому языку. Но даже отсутствие Себастьяна непосредственно здесь не успокоило меня целиком. Ведь он так настаивал, чтобы я не заспал где-то, помимо нашего общего ложа. Чтобы никто, кроме него, не снился мне. Чтобы ничьи чужие, не его, объятия, не окружали меня. А я… уснул в саду, так? Прямо на славном старом пне, а точнее, на Кларингтоне, что сидел на том пне. Ох. Не самое лучше развитие событий, прямо скажем. Такое невинное и такое инкриминирующее. Оставалось надеяться, что я проснусь очень скоро, или мой товарищ окажется благоразумен настолько, чтобы разбудить меня заблаговременно до прихода слуг, Симоны и Смайта. Хантер просил положиться на него, что же, только это и оставалось сделать. - Курт? Э-э-эй, Курт, ну же? О! Меня звали. Обнимали. Берегли. Как замечательно. Хантер был очень, очень хорошим. - Очнись. Пожалуйста, ты можешь очнуться? Стоп, это не Хантер. Другой голос, другие руки, другой запах. Ощущение тепла и безопасности более… всеобъемлющее, что ли. А-а-а, всё ясно. Можно было не беспокоиться. Это же Солнышко. Он тоже меня не обидит. Можно ещё чуть-чуть подремать. - Курт! Открой глаза, маленький, ты меня пугаешь. - Я не могу, – наконец, отозвался я. Неужели Блейн не понимал, что в подобных условиях у меня нет никакой возможности пойти навстречу его просьбам. Руки, сжимающие меня за плечи почти судорожной хваткой, расслабились, но не отпустили. Это было странное чувство – плыть в невесомости среди живописных мазков тумана, и при этом ощущать, что если тебя отпустят вниз и перестанут держать, ты опадёшь на землю. Ведь откуда бы в наполненности взяться земле? - Хорошо, – уже спокойным тоном отозвался Блейн. – А почему ты не можешь? - Я нахожусь в таком месте, где это никак не осуществить, вот и всё. Меня нет материально, – пояснил я терпеливо, как маленькому. - Да что ты. – Медленно проговорил Солнышко, и мне показалось, в его голосе зазвучала лёгкая забава. Но я не мог найти причины, поэтому отмёл и любопытство. – И что же это за место такое, м? - Не знаю, – я пожал бы плечами, будь у меня таковые. – Я зову его наполненностью. Я в ней плыву. - Звучит крайне… увлекательно, – теперь в голосе Солнца точно звучал смех, тут уже нельзя было ошибиться. Я чуть нахмурился. Что же такого смешного, даже интересно. - Да не особо, – скромно ответил я. Блейн засмеялся и, кажется, покачал головой слегка, но я не мог бы поручиться, моя система ощущений была несколько спутана. - Пусть так. Но мне нужно, чтобы ты открыл свои чудесные глазки и посмотрел на меня, ага? Просыпайся, дружочек. Удивлённый таким упорством с его стороны, я действительно открыл глаза (а что ещё оставалось делать?) и испытал почти разочарование, когда первым моему взгляду предстал знакомый мэнорский парк в ясный летний день. Пронеслась мысль, что Солнышко был лишь частью дрёмы, нацеленной на то, чтобы пробудить меня до того, как в реальности могли нагрянуть неприятности. Однако дальнейшее наблюдение развеяло эту вероятность. Потому что, во-первых, я действительно пробудился в аккуратных объятиях вовсе не Хантера, а Блейна Андерсона собственной персоной, чьё симпатичное лицо, всё ещё со следами какого-то беспокойства, но преимущественно, обрадованное, нависало надо мной в непосредственной близости. Это делало необходимость сфокусироваться на чём-то, помимо самого Блейна, несколько сложным. Посопев от необъяснимой неловкости, я чуть отодвинулся, стукнувшись затылком о мощный древесный ствол за моей спиной, на который Солнышко слегка опирал нас, и это… подводило нас к «во-вторых». Я не сидел на пне, как прежде, напротив: на его месте гордо и устойчиво зеленел самый настоящий, живой, ветвистый дуб. Чудеса. - Слава всему, – пробормотал Блейн негромко, рассеяно чмокая меня в висок, прежде чем осторожно пересадить со своих колен на траву. Теперь мы сидели рядышком под деревом. – Так напугал меня, Курт, ты не представляешь. Я было решил, что ты умер. Это заявление заставило меня шире открыть глаза. - Умер? В собственном сне? - Ну, я-то думал, это мой сон. Сперва всё стандартно, а тут вдруг дуб этот. И ты под ним лежишь – белый как полотно, дыхания нет, сердцебиения тоже, дозваться тебя не могу целую вечность. Я чуть с ума не сошёл от ужаса. - Прости, – скованно извинился я. Действительно, увидь я подобную картину, поменяйся мы местами, тоже перепугался бы. – Но я в норме. И мне кажется, это всё-таки мой сон. Наверное, раз ты тоже спал, я привлёк тебя, когда поплыл, и мы пересеклись. А… почему, собственно, ты спишь так рано вечером, Солнц? - А ты почему? – переадресовал тот. - Резонно. Причин у всех хватает. Ну, хотя бы сердце теперь бьётся, – неуверенно заключил я, приложив одну ладонь к груди, а другую – к шее. Пульс действительно прослеживался. - Думаешь, это из-за твоей этой…наполненности? Из-за неё ты не дышал в текущем сне? – задумался Блейн, и я лишь пожал плечами: - Скорее всего. Я почти целиком был там, в том сне, знаешь, с тревожным туманом из-за того, что сплю с другим, а не со Смайтом. Здесь, должно быть, оставалась только оболочка. Или что-то подобное, ведь тело-то до сих пор в реальном мире, не мог же я совсем оттуда исчезнуть. – Путано заключил я. Мы с Солнцем переглянулись. Воистину, чудесатее и чудесатее. - Постой, – вдруг встрепенулся Блейн. – Что ты имеешь в виду, ‘спишь с другим’? - Ай, да не в этом смысле! – зачем-то заливаясь дурацкой краской, пихнул я его в плечо. – Куда у вас вечно мысли убредают?.. Я просто был вместе с Хантером, когда… меня Смайт очень расстроил. Ничего нового, в общем, – я прикусил губу. Изумление в тёмных глазах Солнышка сменилось осознанием. - Ты поэтому плакал? – он абстрактно кивнул в мою сторону. – У тебя глаза красные. - Даже в моём сознании? – удивился я, прижимая ладони к щекам и трогая нижние веки, будто так мог что-то понять, что Блейн остановил, решительно отнимая мои руки с негромким «Да не три ты, только больше распухнут, оставь». – Ничего себе. Но да, поэтому плакал. Не знаю, почему после того, как цикл издевательств повторяется снова и снова, я всё равно продолжаю реагировать так, будто это первый раз или, хотя бы, последний. Плачу вот, как дурак. - Не ругай себя. - А что прикажешь делать? Я ведь так распереживался, что не смог совладать с комой, тут меня и вырубило. Хантер меня утешал, чтобы я успокоился, а я вместо этого уснул. - Дьюк до сих пор в коме? – с беспокойством уточнил Блейн, и я кивнул. – А я всё гадаю, почему на тебя это такой эффект оказывает? - Не могу утверждать наверняка, но мне кажется, это потому, что с самого начала, когда на него напали, и я пытался помочь… на расстоянии? Так вот, я тогда хотел не только спасти его, в принципе, но и избавить от боли и ужасов, я это как сейчас помню. Потому что он нисколько не заслуживал того, что с ним и Юник сделали, из-за меня. Я был виноват, поэтому постарался принять всё на себя. Вышло, что и кому тоже. Вот и справляюсь, как могу. Зато, где бы его сознание ни было сейчас, он спокойно спит. Любая его боль, любой дискомфорт – мои. Так правильно. Когда я закончил объяснять, Солнышко сам уже глядел на меня мокрыми глазами, и я запаниковал: - Эй, ты чего, вдвоём теперь реветь будем? Не вздумай. Он поправится, ладно? Обязательно, я в этом уверен. Я ведь так стараюсь, и Смайт думать о нём забыл, а Дьюк – он же боец, так ведь говорят в подобных случаях – он боец, непременно выкарабкается, и станет чудесным дядей, когда у Джесси с Саншайн родится ребёночек, и все будут в полном порядке. Они должны быть. - Как же мне жаль, Курт, передать не могу, – выпалил Блейн чуть слышно, с непередаваемой бережностью сжимая мои запястья. – Добрая душа, оттого и маешься вечно. – Подняв на меня глаза, он заговорил громче, яснее. – И касательно текущего состояния Дьюка… Быстро высвободив запястья, я сам сжал его руки, перебивая: - Я знаю, что ты скажешь. «Не суди себя». «Не твоя вина», так? – Блейн обречённо кивнул, чего я ожидал, поэтому подытожил: – Так вот, по сути, это не имеет значения, чья. Если я могу помочь – я помогу. Это в детстве всякое игнорировать можно было, а теперь я знаю, что помочь обязан. Кроме того, я уже… подключился к нему, а обратному процессу не обучен, да и был бы, не стал делать! Слышишь? Решение принято, и я его не изменю. - Слышу. Будь по-твоему, – со вздохом сдался Солнышко, одаряя меня мягкой, полной сопереживания и, кажется, гордости, улыбкой, от которой лучики заплясали в прищуренных уголках его грустных глаз. - Так не переубеждай меня, ладно? – попросил я тихо. Между нами установилось, понемножку оседая, полное понимание. - Больше не буду. Я не мог не попытаться, но больше – не буду. - Просто поддержи меня, когда совсем тяжело, этого мне более чем достаточно. - Обязательно, Курт. Ты такая удивительная молодчина, я всё сделаю, чтобы поддержать. Если бы я только мог лечить… - Мм, ничего страшного, – пробормотал я, откидываясь спиной на крепкий ствол позади и слегка прикрывая глаза. Всего на минутку, и я обязательно встану… - Эй, Курт! – встревожено окликнул меня Солнце, слегка тормоша за колено, и я инстинктивно встряхнулся, пытаясь избавиться от сонливости. – Не засыпай, пожалуйста? А то снова вернёшься в эту наполненность, чем бы они ни была, и как мне… Вдруг не найдёшь дороги назад, и я не смогу тебя вернуть, останется здесь только облик, ни жизни, ни искры, ни пульса. Жутко очень. Что я стану делать тогда? - Ох, и точно, я же со Смайтом урегулировать вопрос обещал и брата тебе помочь отыскать! – воскликнул я, едва не стуча себе по лбу. – Ну что за человек, слово дал, а сам. Ты прав, мне сейчас точно нельзя никуда уплывать. - Я вовсе не из-за этого… – начал было Блейн, но какой-то неясный шум вдалеке заставил его замолчать. Мы синхронно уставились в сторону приближающихся звуков, и постепенно они становились всё разборчивее. Быстрые шаги – бег, - нескольких пар ног. Звонкий голос ребёнка, вероятнее всего, мальчика, но в таком юном возрасте бывает сложнее определить на слух. Повторное окликание. Дитя явно мчалось за кем-то вдогонку. Кем бы ни была эта личность или личности, сперва они никак не обнаруживали себя, кроме непосредственных лёгких звуков бега. Но затем – «Отстань!» – и смех. Тоже ребячий. В нём – помесь добродушного веселья и фрустрации. Потому, быть может, что маленький преследователь второго мальчика отказывался отставать. - Кто там, Курт? – шёпотом спросил Солнышко, привставая на коленях и вглядываясь в обозримые пространства парка. – Что именно это за сон? - Я… честно не имею понятия пока. Извини. Мне снится самое разное, ты удивишься, так что прежде чем делать какие-то выводы, надо сперва… - Кон! Ну подожди же меня! – раздалось уже совсем близко, и вскоре за группой ухоженных деревьев действительно показались два мальчика, один за другим. Первый – белокурый и, при ближайшем рассмотрении, сероглазый – был чуть выше и старше; он буквально парил сквозь пространство на едва касающихся земли босых ногах, тощих, но сильных. Потрёпанные рукава его простой серой рубашки были лихо закатаны, а короткие штанишки можно было бы назвать шортами, если бы не их странный покрой, который действительно подразумевал именно штаны. Что-то в его внешнем виде подсказывало, что бежал он явно во времени более раннем, чем то, в котором замерли от неожиданности мы с Блейном. Второй мальчик тоже был светловолосым, но скорее русым, нежели блондином. Его наряд, в общих чертах, напоминал одежду бегущего впереди, но разница была в деталях. Самая основная – материал, из которого та была изготовлена, выглядел новее и надёжнее, свежее в расцветке, будто знал меньше стирок. Кроме того, его рубашка, в бело-синюю тонкую полоску, не имела грубых пуговок впереди, а закреплялась сзади, за неровно съехавшим от уличной активности воротником. Несмотря на наличие более коротких ног, второй ухитрялся отставать лишь на самую малость, казалось, он вот-вот догонит и поймает другого мальчика, но тот всякий раз оказывался вне зоны досягаемости. Судя по лицу догоняющего, он готов был либо рычать от обиды, либо плакать от досады на эту несправедливость. - Да стой, тебе говорю! – выкрикнул он, но опережающий даже не замедлился, бросив за плечо: - Так и говори, хоть заговорись! - Подожди! - Нет! - Я уже устал бежать! - Сядь и отдохни! - Но тогда я тебя не догоню! - Тебя никто и не просит догонять! Ты сам сдуру вбил себе в голову! - Неправда, я не сдуру!.. Мальчики были уже совсем близко. Судя по загоревшемуся взгляду, тот, кого звали «Кон», явно имел целью именно дуб, под которым мы с Солнцем устроились по незнанию. Даже понимая, что, скорее всего, наше наличие на пути не повлияет на бегущих, мы всё же подались в разные стороны, освобождая путь. Блейн бросил мне вопросительный взгляд, но я мог лишь предложить ему продолжать наблюдать за разворачивающейся сценой. Кон, воспользовавшись преимуществами разбега, отпружинил от выдающегося нароста на коре неподалёку от меня, в прыжке дотянулся до одной из нижних веток и с прыткостью маленькой обезьянки вскарабкался наверх, исчезнув из виду, почти под крону. Мне даже захотелось похлопать такой ловкости. - Кон, нет!! Оу. Кое-кто другой явно был в значительно меньшем восторге от сноровки своего спутника, нежели я. Второй мальчик, едва успев затормозить, не врезавшись в дерево, устремил вверх потемневший от расстройства зеленовато-карий взгляд и практически проскулил своё отрицание. - Нет! – повторил он и из-за всех сил стукнул своим маленьким кулачком по стволу. – Нет, нет, нет, нет! Кон, спускайся сейчас же. - Не спущусь, Альви. Мы это уже обсуждали. - Но… - Не спорь. – Мягко, но решительно, прервал голос Кона из листвы, уже где-то со стороны Блейна. И он, и мальчик оба тут же смешно закрутили головой, пытаясь высмотреть говорящего. – Пойди домой, хорошо? Тебя станут искать, у меня будут неприятности. Иди назад. - Без тебя не пойду. - Никуда я не денусь. Вернусь позже. Уйди. - Не хочу. Не уйду! Зачем ты опять туда полез один? Ненавижу, когда ты так делаешь! Я же не умею… – плаксиво признался Альви, украдкой утирая хмурое лицо рукавом. - Вот потому и лезу. Я ведь говорил тебе – мы всегда везде вместе, и это замечательно, но иногда мне нужно побыть одному. Подумать, почистить мысли. Поэтому я хочу побыть здесь. Сам по себе. Иди домой, Альви. - Но я же могу помочь тебе, правда! – заверил тот, не спеша выполнять просьбу. – Давай будем думать вдвоём. Представь, сколько всего надумаем! Ты только спустись назад ко мне, а? С дуба послышался терпеливый, многострадальный вздох, за ним чёткое «Нет». Младший мальчик почесал шею, в отчаянии огляделся, словно природа вокруг могла дать ему ответ, как можно разрешить его печали. - Ну, хорошо. Тогда научи меня залезать на твой дуб. Я сам к тебе поднимусь. - Просто оставь меня здесь – совсем на чуть-чуть, ты даже не заметишь, как я уже вернусь. - Но я уже замечаю! Конни, мне это не нравится. Ну пожалуйста! Научи меня! Я… я… я тебе приказываю! После этого капризного выкрика, на открытом пространстве парка воцарилась такая типичная тишина, что я почти ждал услышать стрёкот сверчков. - А-оу, – тихо протянул Блейн. – Кто-то проштрафился. - Вспыльчивый слишком, – покачал я головой, хотя было искренне жалко запутавшегося в собственных эмоциях мальца, однако, потакать подобному поведению было бы губительно – как для самого ребёнка, так и для его окружения. – Если язык по жизни впереди мысли – беда. - Приказываешь, значит. – Наконец, прохладно поинтересовался Кон, судя по лёгкому скрипу, забираясь на ветку повыше. – Вот оно у нас как. Буду иметь в виду. - Нет, я же… ведь просто… – Альви всплеснул руками, испуганно заходил взад-вперёд, при этом всё же не отходя от дерева. – Не приказываю, я ничего не приказываю, Кон, Конни, прости меня. Я никогда не стану тебе приказывать. Ты же мой лучший друг! В кроне раздалось шебаршение, но больше ничего. Младший мальчик подождал ещё немного, вернулся к дубу, размахнулся ногой, но в последний момент всё-таки передумал пинать, а лишь продолжил жалостливо: - Пожалуйста, я не хотел, я правда не хотел так говорить. Мне просто очень-очень надо к тебе. А ты мне не разрешаешь. Ты там, пока я – тут. - Никак не могу разглядеть, где в этом запрятано горе, которое ты раздуваешь. Я ведь не на корабле в чужие страны навсегда уплыл, не ушёл на войну, что ж с тобой такое, Альв! Я со всем закончил, все поручения на день выполнил, ну посижу себе на дубе пару часов – большое дело! - Пару часов?! – совершенно чистосердечно ужаснулся мальчик внизу, и его товарищ на дереве, судя по глухому стуку, ударился лбом о ствол дерева. Потом второй раз и, чуть помедлив, третий. Доведение человека до битья головой о ближайшие твёрдые плоскости – тонкое искусство, которым юный Альви, по всей видимости, владел в совершенстве. - Ну хорошо. Всего час. Так лучше? Младший мальчик немного пожевал нижнюю губу, критически обдумывая контрпредложение, после чего нерешительно проныл: - Долго. Давай половину? - … Ладно, твоя взяла, давай половину. - Или всё же четверть? - Половину, Альви. – Твёрдо напомнил Кон, кажется, начав аккуратно спускаться чуть ниже. - Бедный парнишка, позволяет вить из себя верёвки, – прокомментировал в сложившуюся паузу Блейн. – А этот, – он махнул рукой на воодушевившегося Альви, который, буквально затаив дыхание, глядел вверх, будто боялся упустить падающую звезду, – хитрый жук, пользуется тем, что бедолага проявляет мягкость. - Если они действительно лучшие друзья, думаю, Кон научится с этим справляться. - Нынче ему не слишком удалось, – заметил Блейн, и я повёл плечом пространно: - Как сказать. Полчаса личной свободы – лучше, чем никакой личной свободы, уж поверь мне. Солнышко не нашёлся с ответом, и я вновь переключил внимание на детей. Кон теперь уже сидел на корточках почти на самых нижних ветках из тех, что могли выдержать вес ребёнка. В зоне видимости, но по-прежнему слишком высоко для его младшего товарища, чтобы дотянуться. Тот поджал губы, зорко обозревая друга, а затем попросил ласково: - Конни, ты спустись, пожалуйста, на секундочку. Мы только попрощаемся, и я побегу домой. Огромные блестящие глаза, открытое детское личико; сама невинность. Кон усмехнулся, найдя что-то смешным в виде его приятеля внизу, а когда заговорил, я понял, что именно. - Ага, конечно. Если я спущусь, ты же прицепишься снова, до самой зимы отлеплять буду. Знаю я тебя. Нет уж, давай отсюда прощаться. - Нече-е-естно-о-о, – заканючил Альви, топая чумазыми ножками, но Кон лишь засмеялся, качая головой на его капризы, и уселся поудобнее, свесив ноги. Не прекращая жалоб для отвода глаз, младший мальчик вдруг сделал выпад вверх, явно метясь ухватить старшего за щиколотки, дабы стянуть с ветки, но тот на удачу успел ускользнуть – только кончики маленьких пальцев мазнули по его стопе – и снова забраться повыше, не переставая добродушно посмеиваться. Как он ухитрялся находить выкрутасы мелкого баловня забавными или хотя бы терпимыми – загадка. Но с учётом их близких отношений, Кон, возможно, знал об Альви что-то такое хорошее, что реабилитировало бы его из обыкновенной малолетней вредины в умилительного, славного ребёнка. Между тем, сам мальчуган утёр набежавшие на глаза слёзы и, замахнувшись сильнее, чем прежде, ещё раз саданул по рельефному стволу. Звук вышел приглушённый и едва слышный, зато эффект удар возымел серьёзный: кожа на костяшках сбилась, набежала кровь. Я сделал движение, чтобы приблизиться и помочь, но Блейн шагнул ко мне и остановил, молча качнув головой. Воспоминания, ну да. Тут особо не поможешь. Ребёнок, будто не заметив понесённого урона, продолжал лишь сверлить злополучное дерево яростным взглядом, блестящим от влаги. - Чёртов дуб, – прошипел он сквозь зубы. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя. На этом, резко развернувшись, Альви поплёлся обратно, по-каторжному уныло и медленно. Наконец, он скрылся среди лип и осин, тяжёлый шаг его затих. Несколько минут было слышно лишь шелест листьев на лёгком ветру, да чириканье птиц. Откуда-то издали долетал городской гвалт. Затем, в роскошной дубовой кроне снова раздался тихий вздох. Блейн скривился сочувственно, чуть приваливаясь к моему плечу, чтобы удобнее было, задрав голову, приглядываться к верхушке дерева. - Жалко мальчишку. Теперь наверняка ближайшие полчаса будет чувствовать себя виноватым за оставленного в одиночестве друга. - Совершенно незаслуженная вина, – прокомментировал я задумчиво, и Солнышко, быстро переведя взор на меня, прежде чем снова уставиться наверх, повторил: - Совершенно незаслуженная. Есть, над чем поразмыслить, правда? - Вот только не надо всё сводить ко мне, пожалуйста, – я показательно вздёрнул нос, заставляя Блейна фыркнуть в смешке. – А то я от некоторых тоже захочу залезть на дерево, а оно уже занято, и вряд ли Кону понравится идея иметь соседей по ветке. Он хотел побыть один. - Его там нет, – вдруг сказал Блейн, хмуря брови и вглядываясь внимательнее, словно мог высмотреть больше не существующее. - Что? – почему-то пугаясь, переспросил я. Людям свойственно переспрашивать дурные новости, наивно уповая услышать что-то иное взамен. Но, как и всегда, в нашем случае чуда не случилось. - Его там уже нет. Кона. Не знаю, как, когда и куда он делся, но… Они оба теперь не здесь. Что-то… - …изменилось, – закончил я, выцепляя, скорее, разумом, нежели глазами, перемены вокруг. Изменилось всё. - Что это значит? - Я не знаю! Это не так работает… О! Помнишь, ты сам говорил? Вопрос! Задай правильный вопрос, чтобы я сумел узнать верный ответ! – воскликнул я, крутя головой, будто опасность могла надвигаться с любого направления, и цепляясь за рукав футболки друга. - Сколько, – начал Блейн, озираясь теперь тоже. – Курт, как считаешь, сколько времени прошло? - Годы. Несколько десятилетий. Мне кажется… два? Нет, постой, больше! Может, около трёх десятков. Я смогу сказать точнее, если захочешь, но мне надо подумать, а некогда… Солнышко, боюсь, что-то не так. Я боюсь. Мальчики… - Теперь уже не мальчики, Курт, забыл? Тридцать лет прошло. Зато хоть дуб остался прежним, – Блейн махнул в его сторону нервной рукой, другой прижимая меня за талию ближе к собственному боку. Это инстинктивное движение нисколько не смутило меня в этот момент – желание защитить в обстоятельствах тревоги и неизвестности было предсказуемо. Не думаю, что Солнце задумывался над этим – просто делал, как казалось безопаснее. Я, старательно мобилизуясь изнутри, словно готовясь давать ментальный отпор, поступал так же. Было странно ощущать в воздухе столько негатива и вязкой угрозы, даже зная, что посреди чужого воспоминания лично нам ничего дурного не сделают. По крайней мере, физически. Эмоциональные шрамы – другое дело, конечно, но суть была в том, что иные воспоминания по природе своей несли столько страха или боли, что обладали своей собственной, почти тактильно ощутимой, аурой. - Го-горелым п-пахнет, – испуганно заметил я, изо всех сил запрещая мозгу концентрироваться на мучительных флэшбеках, которые с недавних пор намертво были связаны в моей сознании с огнём. Блейн потянул носом. Шумно выдохнул, потянул ещё, для верности. - Нет, вроде чисто. Я сделал пару глубоких вдохов, дабы удостовериться. Губительный запах отказывался рассеиваться. - Честное слово, пахнет! Я не знаю, откуда, но дымом несёт. Правда! - Я тебе верю, малыш, – успокоил Блейн, обнимая мою обмершую фигуру, прижимая губы к моим волосам у виска и продолжая сканировать при этом пространство вокруг. – Я тебе верю, просто сам не чую. Давай посмотрим, что будет. Тут, видимо, как со Смайтами – время покажет. Уже с минуты на минуту. Ведь что-то приближалось. Я почти готов был решить, что, судя по признакам, речь шла о пожаре где-то на территории парка, но вместо этого в нашу сторону направлялись четыре человека. Хорошо одетый красивый мужчина вёл остальных, явно простых рабочих. Что их разношёрстной компании было здесь нужно? И если не от дыма они бежали, то могли ли нести его с собой? - Этих ребят знаешь? – Солнце автоматически понизил голос, будто опасаясь, что новоприбывшие нас услышат. Медленно он направил нас в сторону от людей, под укрытие громоздко разросшегося платана. Мы присели у ветвей, сгрудившись, и наблюдали оттуда. Группа остановилась неподалёку от дуба. Завязалось негромкое обсуждение. - Д-да, кажется. Кажется… – я замешкался, приглядываясь к лидеру. Привлекательное, бледное лицо годы изменили, не оставив следа детской мягкости, но упрямый взгляд зеленовато-карих глаз остался почти неизменен. Невзирая на то, с какой простотой мне удалось его опознать, назвать имя далось с великим трудом. – Альви. Нет, наверное, всё же… Альв. Это Альв. - Альв? – Блейн вдумчиво всмотрелся в мужчину. – Далось ему это место. Окей, а остальные? - Мы раньше их не видели, – отозвался я. – Могу попробовать сообразить имена, если хочешь. Они… простые работяги, сдаётся мне. Зачем он их привёл? Они точно не садовники. - Что-то подсказывает, что причина нам не понравится в любом случае. – Пробормотал Блейн. Мне не хотелось соглашаться с ним, но жизненный опыт требовал обратного. Дебаты и переругивание троих были прерваны громким голосом потерявшего терпение нанимателя. - Да плевать мне, как именно. Главное, делайте. Я уже договорился, так что можете начать хоть снизу, хоть сверху, хоть с боков! Спилите мне это проклятущее дерево к чёртовой матери, и чтобы ни ветки не осталось. - Спилим, понятное дело, – согласился работник, пока его товарищи кивали. – Дерево, сразу видно, хорошее. Из такого дуба можно… - Нет. Нет, нельзя. – Жёстко отсёк Альв. – Из такого дуба нельзя ничего выпиливать, сколачивать, строить. Нельзя его продавать – только уничтожить. Я хочу, чтобы его распотрошили на жалкие поленца и сожгли. Я хочу, – он медленно втянул воздух дрожащими ноздрями, будто бы утихомиривая что-то внутри, – придя сюда снова, увидеть лишь ничтожный, ни на что не годный пень. Задача ясна? Работники, естественно, дружно согласились и, пожимая плечами, принялись за работу. Первыми осторожно убраны были лишние ветки, затем рассчитано место сруба и траектория падения. Мужчины работали живо, просто, сновали то туда, то сюда с переносными лестницами и инструментами, делали перекуры, ворчали друг на друга, травили байки, кряхтели от натуги. В конце концов, плодотворные часы спустя, которые миновали для нас, сторонних, в мгновение ока, от большого царственного дуба, чья здоровая крона служила укрытием мальчишке по имени Кон, скорому на улыбки и прощение, не осталось ничего, кроме пня. В сгустившихся сумерках, пока работники дожигали где-то поблизости остатки ствола в кострище, не рассчитанном на то, чтобы кого-то согреть или что-то осветить, а лишь подчеркнуть бесполезность дуба, Альв стоял на том же месте, что и много лет назад, но не с трудно подавляемой агрессией, а отрешённым, презрительным, беспомощным безразличием на лице. По-прежнему отвлечённый паникой из-за дыма в воздухе, я не сразу понял, что губы его шевелятся, хотя звук, срываемый с них, лишь едва-едва уловим. Подавшись вперёд движимый самым неприятным, болезненным любопытством, я прислушался. - Ненавижу, Конни, – цедил он. – Ненавижу, ненавижу тебя. Я отпрянул, подсознательно пытаясь найти в темноте позади себя Блейна, но вместо моего солнца едва не столкнулся с совершенно иной персоной. [1] “Inception” (2010, реж. Кристофер Нолан) – потрясающий фильм о группе талантливых людей, обладающих технологией и умением «подключаться» к чужим сновидениям, выстраивать их структуру в целях изъятия информации. После провала одного из дел, неудавшаяся цель сам нанимает героев, дабы те провернули невозможное – внушили его конкуренту идею на уровне подсознания. Сомнасин в фильме – химический препарат, позволяющий погружаться в общие сны, влиять на происходящее в них и делающий дримшэйринг возможным. ПЭСИВ – аппарат, к которому подключаются участники. [2] Grove City – основанный в 1852 году город в округе Франклин, штат Огайо, неподалёку от Коламбуса, с населением примерно 35 тысяч человек. [3] GCHS (Grove City High School) – это реально существующее место, но, естественно, имеет мало общего с его вымышленной копией здесь. Я ориентировалась только на карту, снимки в поисковике, информацию в вики и официальный сайт учебного заведения. Победа, на которую тут ссылается Дэйв, практически реальное событие ;) Как я поняла, школьный оркестр GCHS успешно выезжал в 2008 году на национальное соревнование в Финиксе, штат Аризона, приуроченное к Кубку американских университетских спортивных команд. Эмблемой Старшей Школы Гроув-Сити на самом деле является двухцветный щит, слева синий с буквой G, слева красный с буквой C, а на переднем плане изображена собака в прыжке (по крайней мере, мне кажется, что это собака), вроде гончей. Как и всегда, касательно географических точек в этом фике: все совпадения с правдой случайны и незлонамеренны, а любые расхождения с реальными прототипами – авторский вымысел, не ставящий целью никого обидеть. [4] Эмма Вудхауз – главная героиня романа Джейн Остин «Эмма» (1815), богатая наследница, увлечённо занимающаяся устройством личной жизни окружающих её людей. Элизабет Беннетт – главная героиня «Гордость и предубеждение» (1813) того же автора, вторая из пяти дочерей знатного, но почти обнищавшего семейства. [5] Действительно, назвал. Не послышалось. K-U-R-T-I-E –> Kurtie.