Утопия

Сервер i-d, 1c89 никогда не был надежным в цепи системы. Его стоило бы снести, заново переписать весь программный код, ввести новые скрипты, а потом заполнить его. Но по некоторым причинам его не сносили, а только восстанавливали, когда он давал сбой. Это напоминало латание щелей в каменной стене. С каждым разом они становились все больше и все глубже уходили вглубь системного кода. Время от времени мне приходилось возвращаться на сервер i-d, 1c89, чтобы привести работоспособность сервера в норму. Работа не сложная, но ужасно нудная, требующая всего внимания, чтобы ничего не пропустить и потом не возвращаться, не искать по второму, третьему разу незамеченную ошибку. Тем более теперь у меня появилась новая обязанность. Чайка. Она поступила месяц назад и была прикреплена ко мне. Такое часто происходило. Базовые знания и навыки можно внедрить, тогда как опыт является уже некоторым симбиозом чутья, прошлых ошибок и интуиции, которые нельзя внедрить или привить. Он накапливается, набирается, но лучше всего передается. Она уже имела приоритетный комплекс знаний, тогда как опытом никаким не обладала и дальше программного кода типа 0 не создавала. Конечно подобное не являлось необходимостью, если бы сервера и программные коды создавали машины. Тогда бы машины понимали бы машин и сами исправляли все ошибки в системе. Но их создают люди. Люди ими пользуются и только человек может исправить ошибку, сделанную когда-то создателем или привнесенную пользователем. Машины руководствуются логикой, потому что созданы по законам логики, тогда как человек нет, и ошибки, привносимые им, могут выходить за грань логики. Прошло уже семь секунд с момента загрузки в «сеть». Загрузка напоминала поездку в старом лифте, но только без щелчков, толчков и шума при подъеме и спуске. Абсолютно зеркальные стены и мы в ней. Ее образ чуть ниже меня. Темные длинные волосы огибают идеально ровную спину. Лицо миловидное, а выражение спокойное, холодное. Я еще не видел ее в реальности и не мог сказать, какая она за пределами «сети». Но это было даже не важно. Я ведь тоже совершенно не такой. Я не сероглазый брюнет с короткими волосами, узкими губами и белоснежными зубами. Не важно, кто ты есть на самом деле, если можно всю жизнь быть в грезах. — Известно, каковы причины постоянных поломок? — спросила она. В ее высоком голосе было что-то от молнии. Знаете, миг, когда тучи рождают молнию, раздается вибрирующий звук. Такой же был в ее голосе. — Устаревание программного кода, — ответил я. Она бросила взгляд в зеркало. Взгляд её сиреневых холодных глаз пробежался по мне белой вереницей и опустился. Видно она недавно в «Сети». Осталась некая неуверенность и волнение, присущие прямому контакту настоящих человеческих глаз. Здесь же, находясь в «сети», человеческие ощущения теряют свой смысл. Все равно это уже не мы. Только часть нас. Незачем стесняться образа, который существует в этом ограниченном пространстве. Этот образ не принадлежит нам, хоть создан по нашему собственному желанию. Это собственность корпорации, но эксплуатируем её мы. И здесь нет места стеснению. — Когда в последний раз ты выходила в «сеть»? — спросил я напрямую, чтобы избежать недопонимания в будущем. — Неделю назад, — сказала она, — в ограниченное пространство для создания продуктивного кода. — А для личного пользования? Она опустилась голову. На белых щеках проскочило стыдливое покраснение. Я все понял без слов. Видно для нее это была больная тема. — Родственники? — тихо произнес я, избегая слов «отец», «мать», «родители». Учитывая, что теперь большая часть общества выведена вне утробы, это становится ругательством, а начинать знакомство с оскорбления не лучший способ общения. Она медленно кивнула. Все-таки еще не все пользуются современными технологиями. Есть и те, кто боятся этого, становясь ярыми консерваторами, презираемые современным обществом, современной «сетью», современным миром. Зеркала покрылись туманной пеленой, раздался короткий писк и загрузка в «сеть» прекратилась. Зеркала блеснули еще раз и исчезли в серебристом свете. — Добро пожаловать на сервер i-d, 1c89, — раздавался ласковый женский голос по ту сторону света. — На данный момент сервер не активен. Количество активных пользователей: двое. Приятного пребывания и эксплуатации. — Голос умолк, а затем погас и свет. Мы стояли посреди зеленой, цветущей поляны. Вдали виднелись поднимающиеся холмы и спадающие равнины. Ветер гулял средь всего этого простора, спускался по равнинам и поднимался вверх, под голубой небосвод, и глох в журчании горной реки. Оглядевшись по сторонам и не найдя ничего похожего не дефект системы или ошибку, я остановил свой взгляд на Чайке. Она крутилась на месте, смотрела во все стороны и плечи качались, словно сейчас она поднимет свои тоненькие руки, чтобы обхватить весь необъятный мир. Удивительно, что она удивленна. Ведь это самое малое, на что способен юный создатель кода. Почти пустой сервер, немного разновидностей текстур и самая малость импровизации для смены атмосферы. — Это… «сеть»? — произнесла она, едва сумев выдавить из себя эти слова. — Крохотная часть того, что называют «сетью», — поправил ее я, параллельно пытаясь найти место, где мог произойти сбой. В этой части сервера было невозможно воспользоваться опознавателями, чтобы найти поломку. Слишком старое обеспечение, несовместимое с современным распознаванием кода. Все как всегда. Найти поломку, выполнить работу, вернуть сервер в функциональное состояние и покинуть «сеть». Старая выработанная схема с одной новой переменной: Чайка. — Ух ты, — заворожено прошептала она. — А другие… они такие же? — Нет, — отвечал я, вглядываясь вдаль, откуда веяло ветром. Может, дуновение ветра принесет хоть что-нибудь? Ничего. Оставалось искать самому. — Это единственный такой сервер, — сказал я, поднимаясь на небольшой холмик. — Прочие более совершенны. Лучше текстуры, лучше моделирование, лучше программное обеспечение, код, маршрутизация. — Тогда почему этот не перепишут? — Кто знает, — отвечал я, поднимаясь на небольшой холмик. — Корпорация не говорит об этом, сколько бы не спрашивали. Возможно, здесь есть что-то особенное для них. — Что-то внутри кода? — Нет, — тут же отвергнул я это, — код постоянно меняется. От начального кода ничего не осталось. Все сменялось, ломалось, редактировалось и перезапускалось. Скорее всего важно само наличие сервера, чем что-то в нем. Такое уже было. Некоторые сервера создаются вне общего пользования и недоступны даже для большинства специалистов. Это сервера предназначенные для внутрикорпорационного пользования. Некоторые на таких серверах хранят информацию, другие используют как «мост», третьи, как катализатор, который должен произойти в виду некоторых событий. Никогда не ясно, что именно происходит на таких серверах. Мало кто к ним имеет доступ, да и те под постоянным просмотром без права очистки кэша. Но этот не относится к прочим. Он другой. Его не обновляют и он находится в доступе всех корпораций. Любой бы давно уже мог изменить его, но этого не делают. — Тогда почему этот сервер не отключить? — Видно он кому-то нужен, — ответил я. — Хмм, — произнесла она. — Что-то не так? — Я обернулся. Она вызвала командную строку. Несколько строчек текста позволили увидеть историю посещений. — Поломки, поломки… — говорила она, просматривая цели пребывания и личности, бывшие на этом сервере. Список был очень долгим, из-за чего пришлось искать на несовпадения. Меж тем у меня появилось время чтобы осмотреться. Собравшись на возвышенность, я оглядел всю возможную территорию. Наконец я нашел что-то похожее на сбой. На восточной части сервера, где горизонт сплетается с небом и ветер гуляет под небесами, там прорезалось что-то черное, переливалось то синим, то зеленым, то красным — всеми спектрами цветов со скоростью едва доступной человеческому восприятию. — Вот и наш сбой, — произнес я, — идем. — Секунду. — Что-то нашла? Чайка еще с несколько мгновений осматривала историю, а затем покачала головой. Решив на этом не заострять внимания, мы стали приближаться к месту, где предположительно и произошел сбой. Это было то самое место. Чем ближе мы подходили, тем отчетливее виднелись «Артефакты» и «Кракеры». Все это были типичные ошибки для данного сервера. Артефакты появлялись, когда обеспечение уже не справлялось с поступающей информацией, оставляя её в виде чёрных, синих, зелёных, красных прорех в небе, на земле и даже в порывах ветра. Кракены происходили, когда часть кода стиралась, но модели и текстуры оставались на месте, из-за чего появлялись места, в которые можно было рухнуть и уйти за текстуры до перезагрузки. — Осторожно, — предупредил я чайку, указывая пальцем на огромный черный артефакт, поглотивший большую часть восточного сервера. Порой артефакты как будто вздрагивали, покрывались искрами и обнажали места, где код уже стерся и образовывался кракен. — Теперь нужно продвигаться осторожно, а то можно провалиться под текстуру. — А это не опасно? Вирусы и… — Наша система защиты на несколько уровней выше. Если бы не это, мы давно бы стали как это дерево. — Я указал взглядом на небольшой островок вокруг пропасти «артефактов». С каждой минутой островок все больше погружался в круговорот синего, красного и зелёного цветов, а небольшое деревце распадалось, и ветки повисали в воздухе ни на что не упираясь. — Идти за мной след в след, если не хочешь оказаться за текстурами. — сказал я, делая осторожный взгляд вперёд. Она только кивнула, ступая там, где ступил я. Так мы и шли. Порой земля твёрдо стояла подо мной, а иногда исчезала, гасла, и приходилось делать прыжок вперёд, надеясь, что это не очередной «кракен». Нам повезло. Мы дошли до берегов «артефакта» ни разу не выпав за текстуры. — Теперь я синхронизируюсь с системой. — Я опустился на одно колено и положил свою ладонь на поле «артефакта». Моя рука заискрилась, заиграла огоньками, но антивирус делал своё дело и я мог работать без особых помех. — А что мне делать? — спросила она разведя руками. — Оставайся на месте и постарайся не мешать. В ответ прозвучало недовольное ворчание, на которое последовала язвительная улыбка. Затем я закрыл глаза. Начался процесс откладки. Это чем-то походило на сон наяву, когда ты подключаешься к системе не как пользователь, а как редактор, и начинаешь чувствовать систему, как часть себя. Чувствуешь, где вирус распространился слишком глубоко, да так, что все тело сводит от боли. Где система слепа, а где уже мертва, висит грузом и занимает всю имеющуюся память. Понадобилось несколько минут, чтобы найти первую ошибку. Открыв глаза, на мгновение отключившись от откладки, я увидел, как «артефакты» начали понемногу гаснуть, а островок с деревом немного расширился. — Получается! — Радостно прокричала чайка и подпрыгнула на месте. Боже, если бы она могла, то уже сияла бы от счастья. — Рано, — сказал я, закрывая глаза. Вновь столбцы цифр, символов, обозначений проносятся перед моими глазами. Старая система кодировки легко поддается пониманию. Она не так сложна, как современные языки, и упрощена определенным количеством команд. Не более двухсот команд, которыми когда-то можно было создать целый цифровой мир. Теперь же требуется куда большее. Каждый месяц создаются новые команды для ситуаций, которые раньше обозначались «импровизация», «несовместимость» и «вне системное исполнение». Всего этого раньше не было. Работать с подобным сервером крайне просто, хоть и остался он, возможно, только один. Чем глубже я уходил в код, тем больше становилось ошибок. — Странно. — Что такое? — немного встревожено спросила Чайка. — Внутренние поломки кода. — Разве это не типично для старых серверов? Когда обеспечение устаревает, а новые обновления не поступают, сервер саморазрушается из-за своей неэффективности. — Нет, — шепотом произнес я, все глубже уходя в код, — здесь другое… Я уже видел, как «летят» старые сервера. Это напоминает очистку кэша, только здесь, вместо того, чтобы очищать старые компоненты, стирается сам код. Сначала самое ненужное, второстепенные компоненты. Затем все больше, пока сервер не перестанет существовать. Это напоминает то, как тело пожирает само себя, не способное получать достаточно питательных веществ извне: сначала жир, затем мышцы, плоть, пока не наступит смерть. Здесь же все было совершенно иначе. Код не исчезал, не саморазрушался — он видоизменялся. «Перестройка, — Стремительно пронеслось в моей голове. — Так значит это не вымысел. Действительно происходит перестройка.» Я погружался вглубь кода. Впервые я встретился с чем-то интересным и там, где меньше всего этого ожидал. Конечно, этим заинтересуется корпорация, но кто знает, что мне удастся найти, прежде чем сервер перезапустят и вновь будет выпущен в общий доступ. — Что-то не так? — спросила Чайка совсем близко со мной. На мгновение я вышел из кода, посмотрел на нее и ответил: — Нет. Все хорошо. — Просто твое лицо приняло серьезное выражение. И откладка приостановилась. Может, мне тоже подключиться? — Нет! — ответил я сразу же, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Пока что наблюдай. Если твоя помощь понадобится, я тебя попрошу. — Хмм… — протянула она. Мне показалось, или она надула губы? Ладно. Это не важно. Сейчас я должен сконцентрироваться на коде. Исправить ошибки и найти то, что может быть похоже на «перестройку». Всего одна строчка в коде ничего мне не давала. Нужно было больше. И чем глубже я погружался в код, чем больше я пропускал через себя информацию, тем отчетливее откуда-то из стороны доносился шум. В начале я его не замечал. Едва различимый, тихий треск, похожий на треск, когда поджигают спичку. Я был слишком увлечен поискам «перестройки» и не заметил, как тело стало понемногу неметь. Я очнулся только когда мой мозг пронзила острая боль. Слишком много информации обрабатывалось в моем мозгу. Я попытался замедлить поток, но не смог. Треск усиливался. Я не мог пошевелиться. Я попытался разорвать соединение, оторвать ладонь, но пальцы даже не шелохнулись. Веки сжимались все сильнее. Цифры, столбцы, команды проносились все быстрее перед глазами, трезвон стоял в ушах и бесчувственный холод застыл в теле. — Барк! — Где-то отдаленно раздался голос Чайки. Чайка. Я сконцентрировался на ее голосе, пытаясь заглушить шум вокруг, чтобы вырваться из кода. Но хватка стала лишь крепче. Я уже чувствовал, как мой мозг раскаляется до предела. Еще мгновение и он расплавится. Еще мгновение… — Очнись! — Раздался женский голос в моей голове. — Барк! В этот момент что-то меня отпустило. Я выпрыгнул из кода, как рыба из воды. Я открыл глаза. Надо мной нависла Чайка. В ее глазах читался страх смешанный с волнением. — Что произошло? — спросила она в то же мгновение, как я открыл глаза. — О чем ты? — Ты кричал. Я непонимающе моргнул. — Все хорошо. Просто перестарался. Я приподнялся. «Артефакты» отошли, а «Кракены» едва выглядывали из-за полос зелёного, красного, синего калейдоскопа. Ошибок стало меньше, но их все равно очень много и за сегодняшний день это все не исправить. Тем более мой мозг сейчас прибывал в весьма не лучшим состоянии. Ещё одна подобная перегрузка могла окончиться весьма плачевно. «Что это вообще было? — Пытался я понять по ощущениям. — Раньше подобного не было. Возможно, антивирус дал сбой. А может, кто-то подкинул что-то новое, маскирующееся под „Артефакты“ и „Кракены“. Нужно будет просмотреть обновления и когда был загружен последний пакет. Может, тогда удастся узнать, что произошло.» — На сегодня все, — произнёс я, поднимаясь на ноги. Походка была неуверенной, но двигаться я уже мог. — А как же… — С этим мы разберёмся завтра, — ответил я на её попытку возразить. — Подобное нельзя делать в спешке или на грани сил. Завтра с новыми силами доделаем работу. Я зашипел от резкой боли, пронзившей все тело. Это уже было не из-за погружения кода, а из-за мозга. Он усердно требовал отдыха и отказывался выполнять что-то требующее большой активности, в том числе поддержание существования в «сети». — Тебе нужен отдых, — произнесла она робким голосом. — Ты уже отработал «суточную активность»? — Нет, — ответил я немного озлобленно, — и давай останемся на «вы». — Извините, — Ее глаза опустились к земле. Она чувствовала себя виноватой во всем случившимся, хоть вины ее в этом совершенно не было. Наоборот. Возможно, она меня спасла. — Не волнуйся, — сказал я с полуоборота. Я смотрел на нее, пытаясь изобразить простую улыбку. — Это не делается за один день, и ты в этом не виновата. — Может, в следующий раз мне тоже подключиться к сети? Вот оно что. Она чувствует себя виноватой не за то, что случилось, а за то, что была бессильна что-то сделать. Одна из самых частых причин расстройства молодых талантов, и самая частая, по которой они сдаются. Берутся за то, к чему не готовы и пробуют снова и снова, пока не исполнят или не сдадутся. Я смотрел в ее глаза. Она так просто не сдастся. Вскоре мы вернулись к отправной точке. Она ушла первой. Это чем-то было похоже на лопание мыльного пузыря. Внешняя оболочка распадалась на тысячи частиц, а внутри пустота. Следом за ней, помедля на несколько секунд, вышел и я. Выход из «сети» проходил через несколько стадий. Сначала закрывался контакт с «сетью», но сигнал не переставал поступать. Зачастую, если сигнал перестаёт поступать с мозга, человек оказывается заперт в пустоте, где нет сознания и нет «сети». Пространство без фантазий, после реальности, до «сети». Подобные случаи происходили на ранних этапах переноса сознания в сеть, но затем становилось все легче и все меньше людей впадали в пожизненную кому. Следующим этапом, когда в глазах темнело, а кожа переставала ощущать дуновение ветерка, происходил перенос сознания из «сети» в мозг. Это напоминало поездку в метро. Иначе это трудно назвать. Шум, вой и голоса тысяч сознаний заглушающиеся и выгружающиеся из пределов корпорационной «сети». И ты также шумишь, воешь, кричишь каждой частичкой своего тела, не понимая, то ли ты механический шум издаешь, то ли цифровой, то ли человеческий. Но голоса утихают. Сознание погружается в беспамятство. Это последняя стадия. Она продолжается от пары минут до доли секунд. Начало этой стадии проходит от воя «сети» к тишине и от тишины к щелчку. Высокий, размеренно повторяющийся щелчок. С первым глубоким вдохом щелчок усиливается, ускоряется, пока человек окончательно не пробудится. Сейчас закончилась моя третья стадия выхода из сети. Обычно она проходит гладко и в каком-то даже смысле приятно. Мне нравится, когда кардиограф отмеряет удары сердца, напоминая, что я ещё жив. Нравится, когда в венах раздаётся едва ощутимая щекотка от поступающей крови. Нравится, когда все эти трубки присоединены к моим рукам, ногам, плечам, икрам, к моему торсу и шее. Все это гарантия моей жизнеспособности, когда я нахожусь в «сети», хоть это такая же гарантия, что я могу не очнуться. По этим трубкам течёт моя кровь, питательные вещества, лекарства и препараты, которые необходимы моему организму. Я лежу в «Индивидуальном Порту Жизнедеятельности». Это мой вход в «сеть» и постель. Это мое рабочее место и развлекательный центр. Это мой центр оздоровления, клиника и хирургическая одновременно. Это моя свобода, но вместе с тем моя темница. Обитель, в которой я бог и раб. И так будет всегда. Таков закон «сети». Каждый может творить, править, изучать и также разрушать, рабствовать, деградировать. Это выбор каждого. Его способностей, желаний и потребностей. «Сеть» дает все необходимое. Нужно только знать где и как взять. И в этот момент «сеть» перестает быть только частью человеческой жизни. Она подвластна определять, как будет жить человек и какими средствами обеспечивать своё существование. Это мир нашей утопии и антиутопии одновременно, где вся твоя ценность измеряется в том, сколько ты способен обработать, сколько исправить, сколько открыть, прежде чем тело иссохнет, а мозг сгорит. Жестоко? Да. И люди приняли эту жестокость, вцепились в неё, словно в спасительный билет. Я попытался приподняться. Головная боль уже почти отступила. В моём жилище не было окон. Более того, из всего, что раньше мог иметь человек до возможности погружения в «сеть», у меня остался только стол, стул, несколько свечей и, пожалуй, все. Еду я получал от ИПЖ внутривенно, а если не был подключен, то она доставлялась по заказной линии. Так можно было получить все, что угодно, начиная от туалетной бумаги и заканчивая оружием, если, конечно, ты мог это себе позволить. Подойдя к погасшему, встроенному в стену экрану, я несколько раз стукнул по нему. Загорелись алые, синие и зелёные огоньки, после чего все стало белым, а затем темно-зелёным. Пролистав короткий список последних заказов, я нажал на небольшой значок. Одна порция табака. Одна сигарета. Ознакомление с вредом, компенсация на медицинское обслуживание, покупка одной сигареты — и вот, спустя 5 секунд, я могу закурить. Закурив, я поневоле улыбнулся и усмехнулся. Еще одна затяжка. Дым поднимается под потолок, где уходит через фильтры в вентиляционную шахту. Ещё затяжка, и экран ИПЖ вспыхивает синими огоньками. Ещё одна жадная затяжка. Интересно, кому сейчас понадобилось отправлять мне сообщение? Подойдя поближе, чуть прищурив глаза, я прочитал плавающий текст: «Здравствуйте. Надеюсь, вы не забыли о нашей встрече. Проход на второй уровень уже вам оплачен. Время и место встречи остаётся прежним. Буду ждать вас.» Письмо доставлено по заблокированному каналу и как всегда, анонимно. Я смотрю на часы. Остаётся два часа до встречи. Если поторопиться, можно успеть. Последняя затяжка. Я тушу сигарету, накидываю на плечи старый плащ и сажусь в пустой лифт. Интересный клиент. Всегда анонимные встречи в определённое время, в определённом месте. Да и встреча наша вышла весьма и весьма странной. Сразу понятно, что он готовился к ней. Но зачем? Непонятно. Вряд ли я уже узнаю. Это даже не важно. Работу я свою сделаю, оставшуюся часть кредитов получу и мы разойдемся, каждый получив своё. Лифт распахнулся, и я вышел на одну из многочисленных улиц первого уровня.