Утопия

Первый уровень представлял из себя что-то переходное. Причём переходное во всем. Это было место для консерваторов, отказавшихся от новых технологий, ценностей и корпорации, а также место для тех, кто связал себя с «сетью», но в виду своих способностей или других особенностей вынужден прибывать здесь. Место, где прошлое и будущее сливаются воедино, в странный симбиоз, не пытающийся уничтожить друг друга, а гармонирующий и дополняющий. Место, где можно раздобыть абсолютно все, будь то легально или нелегально, по общим потокам или на чёрном рынке. Это гетто, но вместе с тем самая настоящая утопия. Улицы сверкающие неоновым светом сменяются улицами полными фонарей, а иногда и вовсе погасшими. В одних домах не видно света, там все подключены к «сети». А напротив дом, в котором горят огни, там биологический отец, биологическая мать и их биологическое дитя вместе ужинают, чтобы потом лечь спать. Сейчас я находился в четырех кварталах от моего жилища, в самом центре первого уровня. Здесь, под центральной площадью второго уровня и нулевого, находился подъемник, уходящий вверх и вниз. Можно сказать, это был своего рода портал для каждого отдельного мира. Первый уровень самый населенный и скорее напоминал жилой блок. Второй уровень уже больше под научный сектор. Нулевой же промышленный, где производилось все необходимое для автономной жизни города. Было всего пять известных мне уровней, но дальше нулевого, первого и второго я не заходил. Не заходил выше, потому что не мог. И не уходил ниже, потому что не хотел. По сути, в современной среде то, где ты живешь и определяло твой общественный статус. Даже в официальном разговоре человека в первую очередь называли не по имени или номеру, а по адресу проживания. «Под уровень», «Нулевой уровень» «Первый уровень», «Второй уровень», «Третий уровень». Сейчас же мне нужно было подняться на уровень выше. Поискав в карманах пальто, я проверил свой паспорт. Цифровой счет пополнился этим утром на тысячи кредитов. Довольно внушительная сумма, если есть с чем сравнивать. На пятьсот кредитов можно купить на черном рынке плазменное оружие прошлого поколения. На тысячу кредитов можно существовать почти месяц, прибывая в ИПЖ, не выходя в реальность. На две тысячи кредитов можно целую неделю жить в реальности ни в чем себе не отказывая. На три тысячи кредитов можно себе купить ИПЖ — не лучший, но более-менее. А пять тысяч кредитов для некоторых является капиталом всей жизни. Но что для одних потолок, для других лишь ежедневные затраты. И похоже я имел дело именно с таким человеком. Чаще всего на первый уровень приходили с нулевого, чем с какого-либо другого. Первый уровень, находясь на поверхности, посередине всех уровней, приходился неким подобием моста между «Островами». Каждый здесь мог найти убежище, свое пристанище. Каждый, кто был изгоем или желал начать сначала. А таких было немало. И те, кто не мог или у кого не получалось, зачастую исчезали, уходили, испарялись, не оставляя следа. Возможно, они оказывались там, под землей, на нулевом уровне, а может, даже под уровнем. Я вышел к центральной площади. Оставался час, чтобы сесть на подъемник и прийти к месту встречи. После недолгого осмотра, удостоверения личности и проверке моей законности, меня наконец пропустили к подъемнику. Это была железная платформа без каких-либо стенок и потолка. Просто железный пол и полоса, уходящая высоко вверх. Подойдя к самому краю платформы, я наблюдал, как медленно все внизу становится меньше и меньше. Роботы, коих было больше всего на улицах первого уровня, метались туда и сюда, по подворотням, многолюдным улицам. Сейчас роботов стало больше, чем людей. Они исполняют всю физическую и часть умственного труда человека, что позволило людям делать все, что угодно или почти все. Это ознаменовало эру цифровых технологий, которая произошла тридцать лет назад. Теперь, когда машины лишили человека тягот физического труда, ему оставалось только думать, создавать, воплощать фантазию в жизнь. Тогда и зародился мир, в которой мы сейчас живем. Можно сказать, именно роботы проложили нам путь в цифровое будущее, предопределив его. Чем выше поднималась платформа, тем меньше становились улицы, кварталы, и тем шире становилась картина, открывающаяся перед глазами. Поднявшись до середины пути, можно было разглядеть весь первый уровень. Этот уровень чем-то напоминал старые миниатюры, где дома скомпонованы так близко друг-другу, что не различить — это одно огромное здание или множество маленьких? Строения первого уровня не отличались большой высотой. Двадцать-тридцать этажей — вот их предел. Каждый квартал похож на предыдущий и отличается только вывесками, переливающимися рекламой и листовками на потресканных стенах. Оказавшись здесь впервые, потеряться ничего не стоит. Подворотни, переулки, заполненные улицы простирающиеся вдаль, до горизонта, и сотни, сотни названий, которые повторяются на этом углу и на том. Из-за этого иногда первый уровень называют «технологическими джунглями». Зелено-синими, блестящими, переливающимися, туманными технологическими джунглями. Ближе к концу подъема, я поднял глаза вверх. Потолок первого уровня был полом второго уровня. Причем потолок был сделан так, что те, кто снизу, ничего не видят, а те, кто сверху, видят все. И если первый уровень больше принадлежал ко времени близкому до цифровой эре, то второй уровень был полностью сделан под первое слово современного стиля, технологий и возможностей. Наконец, первый уровень скрылся окончательно, и подъемник остановился на центральной площади. Я вдохнул полной грудью. Воздух. Он был другим. Не благоухал, но был прохладен и свеж. Словно на вершине Альп. Так пахнет успех. Оставалось сорок минут, чтобы добраться до назначенного места. Это не составляло труда. Второй уровень не был так запутан, как первый. Если первый уровень — это огромный лабиринт, из которого почти невозможно выбраться, то второй уровень — сплетение улиц, магистралей, огромных белых строений и что самое главное, цифровых центров. Первый уровень — это огромный жилой район и развлекательный центр одновременно, тогда как второй уровень — это научные исследовательские центры, банки данных и обрабатывающие базы. Также большая часть второго уровня выделена под территорию независимой корпорации. Но сейчас это было не так важно. Я пришел на место встречи. Это был музей с броским названием «». Двери передо мной открылись и я вошел. Интересно. В подобных строениях уже не было никакой потребности. Все можно оцифровать, перенести в сеть и там выложить в общий доступ, чтобы каждый, кто хотел, мог потрогать, пощупать, посмотреть и даже побыть в том времени. Однако кто-то еще верит, что должны остаться материальные доказательства того времени. Что ж, это их право считать, что «сеть» не надежна. Музей почти всегда был пуст, и найти клиента никогда не доставляло труда. Точнее, даже не клиента, а его временного представителя. В этот раз это была женщина лет двадцати трех. Не сказать, что красивая, как не сказать, что уродливая. Не молодая и не старая. Она напоминала девушку середины двадцатого века. Осушенное, строгое лицо, тяжелый, холодный взгляд и ломкие, короткие пшеничные волосы. На ней не было какой-то особенной формы или брошюрки, которая говорила, что она та самая. Она была одета так обычно, как мог быть одет человек в наше время. Я стоял сбоку, в двадцати шагах от нее, когда она посмотрела на меня. Затем, помедлив секунду, она подошла ко мне, держа в руках бланк и ручку. — Распишитесь, — кратко сказала она, протягивая мне бланк. Помню, как в первый раз я был в замешательстве от данной процедуры. Сейчас большую часть деловых встреч проводят через «сеть», но есть и те, кто ей не доверяют и предпочитают решать вопросы лицом к… деловому представителю. В принципе, именно так и появилась независимая компания «инкогнито». Просто, понятно, привлекая минимум внимания. Суть этой компании была проста: человек приходит в главный отдел компании и просит о представителе, который будет в определенное время в определенном месте, чтобы провести встречу и договориться об условиях сделки. Он платил определенную сумму, давал описание необходимого человека, а после подписывал договор об анонимности и полной конфиденциальности, что сейчас звучало абсолютно смешно и недопустимо. Анонимность в наше время — это такая вещь, которую невозможно сохранить. Только купить. Что сейчас в принципе и происходило. Подписав договор, я в очередной раз словил себя на мысли, что ничего не знаю о моем нанимателе. Конечно, это было не так важно, но все же доставляло легкое беспокойство. После подписания договора, представитель достал из грудного кармана своего пальто слуховое устройство и протянул его мне. Отойдя на тридцать шагов, она застыла как статуя, не сводя с меня глаз. Я не сводил глаз с нее. Нажав на устройство, я услышал прозвучавшие четыре долгих гудка, а затем разрыв длинной в несколько секунд. После этого раздался тяжелый, низкий голос. В этом голосе не было акцента, который мог бы о чем-то намекнуть. К этому все и сводилось. Анонимность во всем и везде, даже в голосе. — Здравствуйте, — произнес голос. Он всегда начинал с приветствия, придерживался делового стиля, хоть иногда позволял себе пошутить или сказать что-то от себя. — Меня слышно? — Да, — сказал я, обмениваясь пристальными взглядами с представителем. — Хорошо. Отправленная вами работа принята. Кредиты будут переданы вам в течении двадцати минут с этого момента. — Я так понимаю, вы попросили о встрече не затем, чтобы со мной попрощаться? — Нет, — продолжал голос все также сухо. — Совсем нет. Я хотел бы продолжить с вами работу. Но теперь на коллективной основе. Я свел взгляд с представительницы к земле, а затем вновь посмотрел на нее. Ее взгляд чуть изменился. Она кажется что-то поняла. Коллективная основа. Одна из тех частей, которые даются мне тяжелее всего. Я могу работать в паре, более менее когда трое, но лучше всего в одиночку. Работать с кем-то, значит обмениваться информацией, предоставлять свои данные и довериться другому человеку, не говоря уже о разговорах. Как раз-таки со всем этим мне и тяжело. Я лучше сделаю работу один, испытывая все тяготы и учась чему-то новому, чем доверюсь кому-то и останусь в своем узком кругозоре. — Вы меня слышите? — Вырвал меня из размышлений голос с той стороны слухового аппарата. — Да-да, — отрывисто произнес я. — Вы согласны приступить к подобной работе? — Я… я не знаю, что ответить, — честно признался я. — Понимаю, — ответил голос с той стороны. — Но я попрошу вас хотя бы попробовать. Я не буду настаивать, если вы захотите отказаться. Вы сделали свою работу, и большего требовать, чем вы можете, я не буду. — Конечно, — неволей согласился я. Уж лучше небольшое разочарование, чем упущенная возможность. — Я попробую. — Хорошо. Я вышлю на ваш адрес точные координаты и время встречи. Буду рад новым начинаниям. Конец связи. Раздался щелчок, после чего связь оборвалась. Видно, представительница это поняла и подойдя протянула мне руку. Я положил в нее голосовое устройство и вскоре она ушла, оставив меня наедине с самим собой. Через несколько минут на мое удостоверение были перечислены остатки заработанных средств и адрес вместе со временем. Это было в «сети». После встречи я вернулся на первый уровень. Защитный купол затянуло багровой завесой. Скоро внутри города наступит искусственная ночь и загорятся огни на мостовых. Вернувшись в свое жилище, я тут же сел в свой ИПЖ, подсоединил все провода, все трубки, и последним был контакт в шею. Закрыв глаза, я сделал три глубоких вдоха. Звуки, доносящиеся снаружи, утихали. Тускнел зеленый свет, пока окончательно не погас. Я погрузился в «сеть» и первым делом зашел в общий обслуживающий сервер корпорации. Сервер для обслуживающего персонала корпорационных сетей представлял из себя абсолютно белую комнату без потолка, пола и стен. Просто белый свет, стелющийся на сколько хватает взгляда. Этот сервер был сделан так, что не имеет границ, в прямом смысле этого слова. Сделано это было для того, чтобы каждому хватило места, и простор был предоставлен с лихвой. Сегодня сервер как будто пустовал. Я насчитал всего тринадцать редакторов и программистов. Трое пришли прямо после меня. Четверо ушли. Оставшиеся пятеро о чем-то активно говорили по закрытому каналу, чтобы никто не мог узнать, о чем именно они говорят. Анонимность… об их разговоре никто не узнает, кроме обладателя этого сервера, а это вся корпорация. А значит, об их разговоре рано или поздно узнают все внутри корпорации, и возможно, будет еще вынесено за пределы. Это просто временная защита, от которой в общем-то нет никакого толку. Я посмотрел время. Она должна была прийти с минуты на минуту. Мы всегда встречались в отведенное время, в отведенный день, чтобы обговорить все происходящее и определить наши роли в предстоящим. В этот раз она пришла немного раньше. Я понял это по звуку ее каблуков. Только ее каблуки так гремят даже здесь. Эллис. Эллис была моим агентом в корпорации. Моим информатором, моим начальником и моей самой большой головной болью. Хотя я сам на это подписался, выбрав именно ее. О чем я думал, когда мой взгляд остановился на ней? Верно, я не думал. Я просто пялился на нее и не мог оторвать глаз. Этого было достаточно, чтобы она меня заметила, и щелчком пальца четко обозначила свою и мою роль. Эти каблуки. Они бьют прямо за моей спиной. Еще немного и она замахнется своей ногой и крепко врежет этим каблуком мне промеж ребер. — Ты опоздал, — первым выстрелом прозвучали ее слова. Ну вот, началось. — С моей пунктуальностью пока все нормально, — я развернулся. Вы только посмотрите на нее. Она сделала свой образ со вкусом и огоньком. Милое белое личико, словно оправа для высокомерно блестящих глаз. Словно наручники с пушком для БДСМ. — Ты так в этом уверен, Барк?! Почему я чувствую себя провинившемся мужем? А ведь до встречи с ней я даже не использовал это сравнение. Спасибо Эллис, благодаря твоему острому язычку я никогда не женюсь. Я уже познал все прелести семейной жизни. — Угу, — ответил я, предвещая что-то не хорошее. Она пронзала меня своими темными глазами. Смольные волосы чуть дрогнули за ее спиной. Так дрожит плеть, готовая бичом упасть на спину несчастного. В одно мгновение я пересчитал все возможные проколы и предположил, что меня в принципе не в чем распинать. — А как насчет Сервера i-d, 1c89? Нет, есть в чем. — У меня еще два дня, считая этот, — отнекивался я всеми силами. — Один день, — сказала она. Ее тонкие губы сложились так, что волей неволей я следил за каждым их движением. Эти губы. Интересно, какие они на ощупь? — Два дня, — настаивал я на своем, хоть это уже было бесполезно. Раз Эллис сказала один день, значит один день. — Ладно, ладно, — согласился я волей неволей. Торговаться с ней было бесполезно, к тому же сейчас мне было не до этого. «Перестройка» сейчас меня волновала больше всего. Прежде чем снова лезть на сервер i-d, 1c89, стоит понять, с чем именно имеешь дело и как с этим бороться. Возможно, это новый вирус, созданный исключительно для старых платформ. А может, он приспосабливается. Возможно, он нацелен на уничтожение программного кода за кратчайший промежуток времени. А может быть, на внедрение, чтобы потом его было уже не вывести, а только снести вместе со всей системой. Много возможного. На одном только «знакомстве» не разобраться. Эллис уже развернулась, чтобы уйти восвояси, как внезапно остановилась и с полуоборота добавила: — Кстати, в этот раз тебе придется допустить Чайку к откладке сервера. — Эллис, — я почувствовал, как в моих висках запульсировала кровь и где-то отдаленно, раздался размеренный щелчок. Он усиливался от мгновения к мгновению, отмеряя удары моего сердца. Она обернулась. Она сделала это так, словно не различила в моем голосе восстанческий позыв. Услышала. Это ее работа: наблюдать за мной, прослеживать мое состояние и состояние моих дел. — Как же иногда мне хочется тебя убить! Ты ведь знаешь, как я ненавижу с кем-то делиться своей работой! Я быстрее все сделаю один! Но ты так усердно хочешь мне помешать… Может, мне сразу отказаться от всего и послать тебя к черту?! Может, тогда ты уже оставишь меня в покое со своими гениальными идеями, как все сделать сложнее? — Позировал перед зеркалом? — спросила она так, словно ничего не произошло. Как же я ненавижу, когда она скрывает свои чувства. Словно бьюсь о стену, а оттуда ни звука. — Барк, не нужно этой глупой игры. Ты ведь отлично знаешь, что не откажешься от этой работы. — Откуда ты знаешь? — Мне и не нужно знать. Причина не важна, если хватает следствия. Барк, — тонкие пальчики потянулись к очкам. Она всегда снимала очки, когда говорила абсолютно серьёзно. Словно очки мешали ей разглядеть самые мелкие детали, которые могли бы стать дополнительной гарантией её победы. — Не мы строим правила и назначаем приказы. Мы только им следуем и исполняем, отринув чувства и предпочтения. Разве это тебе не ясно? — И то, что этот новичок должен мне мешать, тоже приказ, требующий исполнения без колебаний? — чуть ли не прокричал я. — Да, — все также спокойно отвечала Эллис, — это один из тех приказов, которые требует беспрекословного исполнения. Если же ты против или не способен им следовать, ты знаешь где выход. — Я согласен ей помогать набираться опыта. Но разве обязательно, чтобы она лезла вместе со мной в программный код? Брови Эллис чуть сдвинулись, а уголки губ опустились. Я понял, что сказал лишнего. — Барк. — Что? — Ты что-то нашёл, ведь так? Я смотрел ей прямо в глаза, но уже понимал, что это бесполезно. Работа Эллис: понимать меня и контролировать мои действия. И она справлялась с этим блестяще. — Да, — произнесла она, чуть повысив голос, — все ясно. — Я хочу сделать это работу в одиночку. Дай мне этот шанс и я больше ни о чем не попрошу. — Что там? — Не спрашивай. — Ты ведь понимаешь, что я могу заставить тебя сказать? — Тогда наш контракт будет не действителен. Эллис не стала продолжать. Волосы едва дрогнули, обнажив длинную, изящную шею. Она не признавала поражения. Поражение для нее — верная смерть. Она будет пытаться снова и снова, а если зайдет в тупик, попытается забрать вместе с собой как можно больше. Если она не могла что-то сделать, чего-то добиться или на что-то нажать, всегда выставляла ультиматумы, и с ней приходилось соглашаться. Еще ни разу мне не удавалось сказать ей окончательное и бесповоротное «нет». В ней, как и всяком человеке, были свои закономерности и жесты, которые безотказно давали ее понять. Даже не показывая своих чувств, порой жесты тела выдавали ее с головой. Нужно было только их понимать. За время проведенное с ней, я хорошо изучил ее язык жестов. И сейчас она готовила свой ультиматум. Это ясно. Всеми силами она будет делать так, чтобы ее слово было последним. Чтобы играли под ее дудку, хоть мелодия будет короткой и едва слышной. — Эллис… — Лишь пять минут, — перебила она меня, — только пять минут в коде. Ничего не изменять. Ничего не вносить. Ничего не выносить. Только посмотришь и дашь Чайке исправить системный код. Я сама за всем присмотрю. Ты меня понял? — Да, — дал я ответ не сразу. — Начинаем через десять минут. Она покинула сервер. Теперь я мог облегченно вздохнуть. Десять. Всего десять минут, чтобы отыскать все возможное о «перестройке», а затем сразу в дело. Но за предоставленное время я так ничего и не смог найти. Не потому, что не хватило времени или слишком плохо старался — никакой информации просто не было. Ни поисковых отсылок, ни заметок, ни примечаний. Только маленький абзац, обозначающий перестройку, как еще не изученную, новоиспеченную аномалию серверов «сети». Осталась минута. Я оставил бесплодные поиски. Похоже, придется все узнавать на своем личном опыте. Покинув поисковую систему, я прошел авторизацию, и сразу на сервер i-d, 1c89. Чайка и Эллис уже были там. Мой приход они заметили только спустя несколько секунд. Чайка настороженно глянула на меня, тогда как Эллис совершенно серьезно, четко обозначив свою окончательную позицию. — Похоже, все в сборе, — немного с огорчением произнес я. — А вы уверены, — взволнованным голосом спросила Чайка, приблизившись ко мне на расстоянии нескольких шагов, — что я готова к этому? Просто, я думала, что мы вместе войдем в код и вместе исправим его. Понятно, Эллис уже наговорила ей всякий бред. Главное, чтобы она не сказала самое основное. Причину, почему все вышло именно так и почему Чайке придется одной исправить весь код. Она мне не доверяет. Считает, что я могу зайти слишком далеко и натворить дел. Как в тот раз. Эллис, неужели ты поставила на мне это клеймо? — Мне кажется, так ты добьешься большего. — Вы так думаете? — Я это знаю, — я улыбнулся ей. Возможно, это должно было ее воодушевить, но на самом деле только смутило. Черт, я совершенно не умею общаться с людьми. Мы пришли к окраинам разрушенного кода. За время нашего отсутствия «кракены» расширились, а «артефакты» поглотили одинокий островок, оставив только свисающую ветку. — Пять минут, — повторила Эллис, когда я подготовился войти в код. — Затем за работу возьмется Чайка. — Понял, понял. Я закрыл глаза и погрузился в программный код. Погружался медленно, осторожно, прислушиваясь к пиканью и звону падающих стоблцов. Избегая ошибки, я уходил все глубже, пытаясь найти «перестройку». Но ничего характерного не было. Если не считать пиканье цифр, символов и команд, вокруг царила тишина. Я погрузился еще глубже, где уже не было «кракенов» и «артефактов», но и там ничего не нашел. «Не понимаю. Почему ничего нет? В прошлый раз все началось куда раньше, а сейчас ничего. Что это вообще значит»? — Очнись, — раздалось где-то из глубин программного кода. Я застыл. Мне это послышалось? Как в тот раз. Тот же голос. — Барк, — заутробным эхом пронесся голос Эллис в моей голове, — почему остановился? — Небольшая неполадка, — сорвал я. Времени на осторожность уже не было, оставалось выискивать дальше самому. Это было похоже на погоню в воде. Охота за рыбой: плыви за ней, пытайся догнать, а иначе упустишь и уже не поймаешь. Все глубже я уходил в код и все больше информации пропускал через себя, ища совпадения или странные исключения в программном коде. — Пять минут, Барк, — раздалось где-то вдалеке. — Выходи из кода. Чайка, приступай. Ничего. Перестройка исчезла, если она вообще была. Выйдя из сети, я отступил на пару шагов. Чайка вышла вперед и вошла в код. — Надеюсь ты нашел, что желал? — Ничего, — ответил я, едва сдерживая злобу. — Там нет ничего. Я ошибся. — Лучше попытаться и ошибиться, чем даже не пытаться. Я бросил на Эллис удивленный взгляд. Это попытка утешения или насмешка? Она никогда не говорила что-то подобное, и услышать такое сейчас было весьма странно. Легко можно запутаться, кто она после этого тебе и кем считает тебя по отношению к себе. — Ты никогда не была щедра на любезности. С чего так внезапно? — Редко, когда ты просишь о чем-то так отчаянно. Это достойно некоторой похвалы. — Похвала ничего не изменит. — Вот почему тебе и сложно общаться с людьми. При всяком удобном случае сделаешь мрачную ставку. Тебе надо поучиться оптимизму. Я могу тебе перекинуть программу-самоучитель. — Не нужно, — наотрез отказался я, — я занимаюсь программами, а не они мной. — Ты так загонишь сам себя. Тебе стоит поменять свои приоритеты. — Если я себя и загоню, то остается надеется, что это того будет стоить. Эллис тяжело вздохнула. Между нашими типами мировоззрения была огромная разница. Порой мы становимся похожи на брата и сестру, которые что-то не поделили. Словно собака и кошка, вцепившиеся ни за что. Но это и не удивительно. Мы росли в совершенной разной среде, дышали разным воздухом, слушали разные слова, ставили совершенно разные цели и совершенно по разному добивались результата. Наоборот, было бы ошеломительно, если бы у нас было что-то общее. — Как получается, Чайка? — спросила Эллис, решив закончить наш разговор. — Я первый раз практикуюсь с подобным. Потому прошу меня не судить слишком строго. — Ничего. По крайней мере ты хуже не сделала, — отвечала Эллис, наблюдая за тем, как ошибки перестали распространяться. Затем, Эллис посмотрела на меня и тихо произнесла: — Она старается изо всех сил. Может, ты будешь с ней помягче и позволишь ей работать вместе с собой, а не просто наблюдать? Будет отлично, если ты возьмешь ее с собой на внекорпорационную деятельность. Тогда она сможет научиться гораздо большему. — Это входит в обязательство корпорационного приказа? Эллис поджала губы. — Конечно, личная жизнь уже давно перестала быть личной, но не считаешь, что это уже слишком? — Я предлагаю варианты, которые могут максимально поднять эффективность исполнения работы за кратчайшие сроки. Это в твоих же интересах. В моих интересах никого не подпускать до моей и без того лично-неличной жизни. — Поступай как знаешь. Чайка, у тебя получается! «Кракены» и «артефакты» действительно отходили. Вместо черного, поблескивающего поля вновь появлялись зеленые луга и колыхающиеся на ветру травинки. Вновь показался островок и свисающая ветвь теперь не была одинока. — Считаете? — Да. Ты молодец! Еще немного и ошибки будут устранены. — Я так рада! — Ты ее расхвалишь. — Сейчас я здесь главная. Так что я буду хвалить ее столько, сколько захочу. — Хвалишь ты, а мне потом расхлебывать самомнение маленьких детей. — Что-то не так? — Нет, все хорошо, — ответили мы с Эллис в один голос. — Продолжай, у тебя хорошо получается, — закончила Эллис уже сама. — Раз уж у нее все отлично получается в одиночку, я лучше пойду. — Я думала, что ты останешься, чтобы проследить за окончанием откладки. — Я этим уже занимался тысячу раз. Это не трудная работенка, если не пытаться ухватиться за все и сразу. Она и сама справится. Эллис вздохнула. Ей нечего было ответить против. Она и сама понимала, что мое присутствие здесь лишь формальность, которая теперь не имела никакой силы. — Ладно. Я думаю, ты можешь быть свободен, Барк. У тебя ведь вроде появилась новая работа? — К черту личную жизнь? — Это был совершенно риторический вопрос. — Наш мир слишком сложен, чтобы быть анонимным, и слишком прост, чтобы каждый знал о каждом. — Сообщишь, когда снова понадобится моя помощь. — Или стажировка нашего маленького ассистента. — Да уж. Еще одна маленькая головная боль. Я отошел на дюжину шагов и только потом покинул сеть. Но стоило только покинуть сеть, я оказался заперт в пустоте. Какое-то время я пытался понять, что происходит, и только чуть позже вспомнил, что не прошел «суточную активность». Теперь придется проходить вчерашний и сегодняшний день. Четыре часа. Четыре часа в пустоте, тишине и одиночестве. Отличный момент, чтобы подумать, что делать дальше. Только для меня это будет длится не так уж и долго. Несколько минут здесь, несколько часов там. Я не успею досчитать до ста — и вот, снова раздается звук кардиографа. Мой мозг ноет после двойной порции «суточной активности». Черт, что на этот раз они проводили через мой мозг. Но я не успеваю развить эту мысль. Я погружаюсь в глубокий сон под тихое пиканье моего кардиографа. Удары сердца успокаивают, и чем тише становятся они, тем труднее отмахнуться от наводящего чувства сонливости. Заснул я сегодня, а проснулся уже завтра. Сегодня я не торопился погружаться в сеть. Иногда, после долгого сна, когда получается улучить свободные полчаса, я заказываю себе кружку молотого кофе, немного сигарет, и просто сажусь и думаю. Редко когда удается просто присесть и хорошо подумать. Обычно все приходится делать впопыхах. Либо бежать куда-то и что-то делать, либо полностью отдаваться чему-то, и просто не остается ни сил, ни времени, ни желания думать о чем-то еще. Но сейчас, когда от меня ничего не требуется, можно успокоиться, насладиться жизнью и в первую очередь подумать. У меня и раньше не было уж слишком много времени и возможностей, чтобы думать, а впереди вряд ли будет больше. И все из-за сети. Сеть. Иногда я думаю о сети. Много лет назад, люди фантазировали о мире цифр и команд, где каждый будет сам себе богом и творцом своего собственного рая. Мир, в который можно будет погрузить все свое сознание и уже не возвращаться. Всего за каких-то триста лет фантазия стала реальностью. Но выглядит она совсем иначе. Это не страна чудес, скорее парк аттракционов со странной примесью казино. За каждую радость приходится платить. За каждую дополнительную возможность нужно расплачиваться. Но не тяжелым физическим трудом, а мозговой активностью. Серое вещество, свободная память и способность обрабатывать информацию — вот, что сейчас по настоящему ценится. И все это отдается сети. Поэтому существует «ежедневная активность». Это равноценный обмен: за право пользоваться сетью, ее пространством и возможностями, сеть пользуется твоим умственным потенциалом. Проводит через твой мозг информацию, обрабатывает и хранит. Сейчас в своей руке я держу старый накопитель памяти. За него на черном рынке я отдал пятьсот кредитов. ПЯТЬСОТ КРЕДИТОВ! За этот бесполезный сувенир! Но в некотором смысле, это напоминание, с чего мы начали, и что есть сейчас. Раньше вся информация скапливалась на таких тонких устройствах, их еще называли «винчестерами». На одном таком устройстве могла находиться дюжина, а то и сотня серверов. С одной стороны, это хорошо: информация скапливается в одном месте, во всеобщем доступе, где каждый может найти то, что хочет и как хочет. Но, с другой стороны, было и много минусов: информация, которая содержится на подобном устройстве, постоянно находится в зоне риска — ее легко можно стереть, испортить или привнести в нее вирус. Для постоянного использования информации в подобном виде требуется огромное количество энергии и обрабатывающей информации, из-за чего порой возможны тяжелые поломки. Это был ненадежный способ хранения информации и потому, спустя почти два века, была изобретена сеть, которую мы знаем сейчас. Она не зависела от электронного носителя или целых блоков, обрабатывающих информация круглые сутки. Вся сеть была сосредоточена в человеческом мозгу. Было изобретено устройство, имплант, который вживлялся под череп и после подсоединялся к мозгу. «Вход», в некотором смысле этого слова. Это позволяло человеку погружаться в сеть из любой точки мира, ведь вся сеть была в его голове и все, что для нее требовалось, уже внутри черепа. Человеческий мозг — сверхкомпьютер, — его памяти и обрабатывающей информации хватит с лихвой, чтобы поддерживать сеть и активность в сети на долгие часы. После первых побед, «сеть» приобрела бешеную популярность, и вскоре распространилась по всему миру. Ведь ей можно было пользоваться когда угодно и где угодно, не платя, не внося и не отдавая что-либо. Идеальный мир, в котором ты царь и бог. Но после, произошло то, что поставило под угрозу само существование сети. Произошел сбой, в следствии чего миллионы людей были заперты в пространстве вне сети и без сознания. Они впали в пожизненную кому. Сеть была запрещена. Она представляла опасность для жизни людей. И на этом «сеть» бы завершило свое существование, если бы не «создатель». Никто не знает, кто он и откуда. Известно только, что он прибывает где-то в сети, как один из миллиардов ее пользователей. Именно он сделал так, чтобы сеть стала безопасна. Именно он создал «ИПЖ», позволивший «сети» вновь стать общедоступной. Более полвека сеть была общедоступной, пока не наступило время, когда общепринятые ценности не потеряли смысл, а технологии не ушли далеко вперед. Политика, расы, религия и все постоянное в реальности обесценилось. Кто-то понял, что только виртуальный мир сейчас имеет настоящую ценность, и создал первую корпорацию. А за ним последовали и другие. Так и зародился наш новый мир, под руководством корпораций. Допив и докурив, я подключился к ИПЖ и вошел в сеть. Сеть сразу перенаправила меня в необходимое мне место. Загрузка почти завершилась, как в последний миг, тихая, успокаивающая мелодия раздающаяся вокруг, внезапно превратилась в шипение, и на мгновение в глазах все потемнело, потускнело, оставив только зеленые столбцы, цифры и команды. А через мгновение, все вновь стало нормальным. Мелодия вернулась и серебристый свет загрузки все также бился из зеркал. «Мне привиделось? — спрашивал я сам себя, не сумев разобрать призрачных очертаний темного и зеленого.» Перебрав в голове все возможные варианты, начиная от разложения мозга и заканчивая поломкой ИПЖ, я решил остановиться на последнем. «Надо будет все хорошенько проверить при выходе из системы, — пообещал я сам себе.»