Put me in the dark

      Оказывается, не всё ещё потеряно для Конора — Фил вновь садится с ним на лекции, и он вновь почти теряет связь с реальностью, как внезапная самостоятельная работа заставляет его мозг наконец заработать в нужном направлении. Юноша сосредотачивается на регрессионном методе даже сильнее, чем сосредотачивался на воспоминаниях о голосе Фила две ночи назад, когда Дом не ночевал в их комнате.       Работа несложная даже для Конора, который ни разу не анализировал полученную в этой аудитории информацию, но Фил всё же допускает одну ошибку в своём варианте. Это Конор замечает краем глаза, даже не стремясь украсть образ парня для себя, просто видит и не может не помочь.       — В пятом сначала логарифмирование. — Шёпотом говорит юноша.       — Точно? — Спрашивают у него так же тихо.       — Да, это же регрессионный анализ, не функциональный, — Конор подвигается чуть ближе, чтобы ткнуть пальцем в листик Фила и, возможно, получить немножко тепла от него, — функциональный был у тебя в четвёртом.       — О, не заметил. — Честно отвечает Фил. — Спасибо, Конор.       «Что угодно, только называй меня по имени, — улыбается юноша себе под нос, а сам молчит, боясь ляпнуть что-нибудь правдивое. — Эх, всё-таки счастье в мелочах».       Оказывается, у судьбы для Конора припасена ещё одна мелочь, потому что никто не сходит с ума от них так, как этот придурковатый 18-летний парень с филофилией. «Смешно», — думает сам себе довольный Конор, покупая чай в столовой, чтобы хоть как-то взбодриться после тяжёлой ночи. Дело не в том, что ему мешают вечеринки в собственной жизни или в соседних комнатах, да и не в том, что кто-то не даёт ему спать, но он просто не может отключиться. Каждый раз он тратит час на то, чтобы уснуть, просто потому что не может перестать думать и переживать. Мама настаивает на том, что это всё вина его одиночества, но это последний пункт для беспокойства в жизни Конора, ему есть о чём сокрушаться и без этого: нерешимость, внешность, безумный темп реальности.       Но здесь и сейчас, забирая свой чай, Конор думает слово «филофилия» и смеётся в своей голове, как будто и не было очередной бессонной ночи. Возможно, мама права, и, если бы Фил обнимал его перед сном, ему спалось бы лучше? Возможно, им обоим.       — Конор.       Юноша оборачивается, чтобы увидеть перед собой Фила, протягивающего ему плитку шоколада.       — Хотел отблагодарить тебя за помощь на контрольной.       Конор смотрит и смотрит. И смотрит, но никак не реагирует. «Ну же, сделай что-нибудь», — умоляет он себя, не шевелясь. То ли толпа народа в столовой, то ли внимательные глаза Фила, но юноша не может и пошевелиться.       — Нет. — Тупо выдаёт он.       — Нет? — Ожидаемо переспрашивает Фил, который и не подозревал, что ботаник Конор может быть умственно отсталым.       — Я… не нужно.       — Почему?       — Да я, — Конор пожимает плечами, а сам лихорадочно вспоминает элементарные английские слова, — всем на контрольных помогаю.       — Прайсу ты не помог, — Фил кивает куда-то назад, и Конор замечает группу его друзей за столом, которые следят за ними, бездарно притворяясь занятыми едой, — а он справа от тебя сидел.       — К чему ты клонишь?       «Он ведь не догадался, нет? Я всего лишь едва ли не скулю, сидя в сантиметре от него, как бы он догадался».       — К тому, что я благодарен.       Конор молчит.       — Возьми уже шоколадку, Конор. — Говорит Фил безапелляционно, пускай и смеясь, и юноша мгновенно слушается его. Почему-то именно эта модель поведения кажется правильной, когда они наедине, почему-то Фил помогает, подталкивает, поощряет, и Конор не хочет спрашивать, почему так. Хотя дело, скорее, в том, что он не может спросить.       Когда Фил уходит к своим друзьям, Конор слышит, как они улюлюкают, и он не хочет наблюдать за парнем, идя к выходу, лишний раз, но не получается, и Конор видит, что Филу совершенно не стыдно за общение с ним и эту странную сцену между ними. Они встречаются глазами в последний раз — этого Конору хватает, чтобы пролетать на крыльях… чего бы то ни было все оставшиеся пары.       Фил и представить себе не может, играя в приставку с Прайсом, чем занимается скромный отличник, который стеснялся принять его благодарность. Никто в мире не смог бы предположить, что Конор Мейсон разделил плитку на дольки, завязал себе глаза и отсидел левую ладонь, а если бы и узнал, то не смог бы предположить, для чего.       Он аккуратно — чтобы не задеть колкую этикетку — берёт дольку шоколада и медленно подносит её ко рту, не зная точно, попадёт ли он онемевшей рукой, но он попадает, и это ощущается, словно…       Фил касается шоколадом его языка и держит так, проверяя Конора на стойкость — тот терпит и не шевелится, и тогда Фил кладёт ему на язык всю дольку. Конор раскусывает её и смотрит на Фила неотрывно, наконец-то наслаждаясь им не украдкой, а напрямую и безнаказанно.       Фил улыбается ему, но эта улыбка не выглядит милой — от такой улыбки с этим прищуром карих глаз становится горячо. От всего Фила всегда становится горячо, но сейчас он обжигает юношу, и тот будет счастлив сгореть до углей ради него, если понадобится, потому что оно стоит того, как Фил заботится о нём и контролирует, заставляя почувствовать себя защищённым, важным, особенным.       — Хочу опрокинуть тебя и отодрать прямо на полу. — С этими словами и со спокойным лицом Фил кладёт Конору в рот ещё одну дольку, которую Конор забывает жевать. — Но ты слишком хорошенький для этого, детка.       Конор переводит глаза на ширинку парня и замечает выпуклость в его джинсах с предвкушением, страхом и некоторым облегчением, словно здесь, в его фантазиях, Фил мог отвернуться от него.       — Или тебе хочется быть маленькой сучкой?       Конор замирает, загипнотизированный уверенным взглядом и бесстыжими словами, а шоколад тает в его рту. Ему интересно, как ощущался бы поцелуй Фила. Он бы целовал его жёстко или вёл незаметно, а может, он дал бы ему фору, чтобы вкусить неопытность юноши?       — Конор. — Говорит парень чуть громче, чем обычно, а затем нависает над ним. — Ты хочешь быть моим?       Боже, конечно, он хочет, хочет быть кем угодно для этого высокого парня с сильными руками и этой огромной выпуклостью в паху, с его тёплыми глазами и терпким одеколоном. Конор не представляет себя — зачем? — и не знает, кивает ли он в этой фантазии или так и сидит, безмолвный, но достаточно того, что он нужен Филу — парню, который может очаровать любого. Как он вообще докатился до Конора? Он ведь уродливый и жирный гн…       — Чёрт возьми! — Конор срывает повязку и выплёвывает шоколад.       Почему каждый раз ему необходимо всё портить? Почему нельзя просто дать себе помечтать? В такие моменты Конор осознаёт глубину ненависти к себе и хочет аннигилировать.       — Чёрт возьми. — Повторяет Конор немного тише.       Он вспоминает взгляды Фила, которые радовали его, и теперь, ложно или нет, вспоминает снисхождение в них. Фил правда снисходит до него, жалкого и убогого?       — Чёрт возьми… — шепчет Конор и заходится рыданиями.       Уставший от себя, истощённый собственной печалью Конор Мейсон и представить не может, что в нескольких комнатах от него, играя в приставку и наслаждаясь жизнью, Филип Блейк вдруг думает: «Что сейчас делает тот первокурсник?»