Put me in the dark

      Фил обещал ему. Он обещал.       Чёрт, Конор так и знал, что ему нельзя доверять, когда поймал этот взгляд.       В целом, у них всё складывалось прекрасно: например, завтра они выступают в баре, и не впервые, заметил бы довольный Конор. Хотя в тот бар, где было их «впервые», Конор возвращаться отказывается — как можно было запороть все вибрато?! — в остальных барах всё пошло легче, а иногда и лучше, чем на репетициях. Стоило чьему-нибудь лицу вытянуться в удивлении, как Конор, воодушевлённый, начинал брать ноты, которые никогда в себе не чувствовал. Конору нравилось петь, нравилось быть на сцене с друзьями и Филом, нравилось знать, что один его неосторожный шаг, конечно, приведёт к падению, но в дружеские руки.       К удачам Конор привык очень быстро — почти так же, как к тому факту, что Фил — басист. Почему-то в глазах Конора все басисты были такими же тихими и незаметными, как и бас-гитара, а это с живым и порой шумным Филом не вязалось. Поначалу. Вскоре Конор заметил, что бас-гитара очень даже вяжется с его парнем: длинная, большая, сексуальная.       А вот к тому, что Фил больше не студент, Конор привыкал дольше всего. Раньше его понедельники и среды были счастливее, потому что он знал, что на лекциях Фил будет коверкать фразы профессора Конору на ухо и отвлекать его мемами. Теперь же Фил очень серьёзный молодой человек — архитектор. А по выходным он — и Конор ещё долго не отойдёт от этой информации — помогает в доме престарелых. Горячий, смешной и амбициозный парень ещё мог иметь скелет в шкафу в виде расчленённых детишек, но теперь, когда величина его сердца не поддаётся никаким измерениям, Конор просто не может представить: какие же у него тогда могут быть минусы?!       Разве что недостаток времени. Раньше Фил, влюблённый до одури в эдакую простушку Конора, не выпускал его из своей кровати, теперь он… всё ещё не хочет выпускать его из кровати, но «через час на работу», «сегодня вечерняя смена в доме» и «давайте прогоним перед выступлением».       Но почему бы и нет, думает Конор, обнимая уснувшего после работы Фила, почему бы не испробовать этот симулятор взрослой жизни. Тем более, что их разница в возрасте теперь, когда Фил — взрослый дядечка, а Конор — студент, ощущается резче, чем обычно. А это маленький фетиш обоих, неплохо помогающий в реализации некоторых кинков. Дэддикинка, например, о котором Конор ещё долго молчал бы, не приди Фил с работы в костюме и не притяни он его по-хозяйски уверенно.       С этих пор в их личной жизни всё пошло как по смазке: сначала Конор признался в дэддикинке, затем — в желании попробовать связывание, после Фил шагнул дальше и попробовал обездвиживание без верёвок, животное и не менее опасное. Иногда это были кинки и поменьше, вроде вида Фила в безрукавках, Конора — в домашних шортах. Но иногда это было достойно порноскара. В этот список и вошёл вибратор, который теперь заставлял Конора закатывать глаза прямо перед лицом профессора.       Фил ведь обещал.       Они сразу купили его с пультом управления с большим радиусом действия, но очень долго не пользовались им. Вообще-то, вибратор нужен им, чтобы занять все стороны Конора, пока он отсасывает Филу. Это немного смазывает качество минета, но как же эстетическая составляющая? Как же Конор, выпускающий его изо рта, потому что чувств слишком много и его тело, каждая клеточка, дрожит от удовольствия? Как же Конор, двигающий бёдрами как умалишённый, чтобы вибратор коснулся простаты? Люди начали забывать о том, что по-настоящему прекрасно.       Но юноша знал, что однажды тема с пультом Станиславского выстрелит — так и произошло.       Когда Фил предложил попробовать вибратор в общественных местах, Конор был готов к этому. …Нет, он не был готов, на самом деле, потому что они лежали на диване Фила, он обнимал юношу всем своим телом словно большая ложечка, шептал, как сладко он смотрится на его члене, на вибраторе, на чём угодно, что можно вставить в его маленькую дырочку, и как удушающе жарко он выглядел бы с игрушкой внутри, когда никто, кроме Фила, не знает, что с ним происходит. Тогда Конор разомлел — возможно, это было связано с тем, что к нему был прижат большой член, который отключал его мысли как по щелчку, — и согласился моментально. Вообще-то, Фил мог просто напрямую попросить, и Конор согласился бы, потому что он не знает методик, которые помогли бы ему начать отказывать Филу. Ради него он был готов на всё, как нездорóво это ни было бы.       Фил вставил в него игрушку ещё с утра, в общаге, сначала без вибрации, затем — со слабейшей из мощностей. Он просто смотрел на Конора, выжидая, когда он привыкнет, чтобы выйти в универ, а Конор стеснялся смотреть в ответ, стараясь незаметно — заметно — покачивать бёдрами. Они оба так возбудились, что Конор благородно отдрочил Филу перед выходом, но ему нельзя было кончать — потом он станет чувствительней и переносить вибрацию будет уже не по-хорошему сложно.       Они договорились, что Фил не будет включать вибратор в неуместных ситуациях, они договаривались. А теперь Конор сидит в кабинете и выгибается от вибрации внутри, пока профессор поглядывает на него с подозрением. Что он думает? Что Конор придурок? Что он специально издевается над ним? Что ему плохо?       Сентябрь только начался, солнце всё ещё жарит, в кабинетах душно, и все держат двери открытыми, чтобы редкие ветра гуляли меж партами. Фил выходит из-за дверного косяка и скрывается за дверью, выходит из-за двери и скрывается за косяком, жадно урывая лицо, позу, взгляды Конора на вибраторе. Он словно хищник, который ждёт, когда жертва устанет и спустится к нему в лапы, и это, вообще-то, нечестно, они так не договаривались, но одновременно с этим Конор ощущает сладкий сабмиссивный трепет в ожидании, когда же его схватят. И он обязательно будет отнекиваться и отпираться, а Фил заботливо, но сильно будет прижимать его к себе и натягивать на свой член.       Фил повышает мощность, а его дьявольские глаза мелькают за дверью кабинета, и Конора подкидывает так, что он громко бьётся коленями о крышку парты.       — Простите. — Выдавливает он, когда вся группа поворачивается на него, и держит марку, пока каждый, до единого, не поворачивается обратно, после чего падает головой в руки и старается не скулить. Ещё целый день мучений.       Когда они едут на репетицию и Доминик не тормозит перед лежачими полицейскими, Конору кажется, что он умрёт, потому что Фил как назло — и совсем не «как», а очень даже «назло» — повышает мощность до третьего деления, и Конора гнёт, он беззвучно стонет на заднем сидении, спрятавшись за Домом, чтобы не встречаться с ним глазами, но видя глаза Фила в зеркало заднего вида. Он почти не компилирует информацию, только прогибается в спине и трётся задницей о сидение, первое время стыдливо держит ноги вместе, но затем забывается и раздвигает их. Фил всё межуется на своём сидении, садится то повыше, то пониже — рассматривает то раздвинутые ноги Конора, то его лицо с открытым красным ртом и пьяными глазами. Конор думает, что мучается здесь только он, но у Фила встаёт уже третий раз за день, и это, блять, уже почти больно.       До гаража они доходят спокойно, потому что Фил возвращает мощность на единицу, с которой повидавший виды Конор справляется теперь как профи. Пока он ведёт себя пристойно, Фил сосредотачивается на миссис Ундерстон, на мистере Сейнтсин, на всех своих подопечных из дома престарелых, и эрекция постепенно спадает.       — Чё кислый? Хуй сос…       — Прайс! — Останавливает его Фил, а губы предательски растягиваются в тупой улыбке.       — Ты защищаешь честь Конора или вкус своего х…       — Не попробуешь — не узнаешь. — Обрывает Конор, и Дом улюлюкает, довольный: такие репетиции его любимые.       — Прайс, — говорит Фил, — прошу тебя, не узнавай.       — Братан, только потому что ты просишь.       — Я чувствую себя лишним. — Раздаётся из угла, где Джо сидит в обнимку с гитарой. Он очень тихий и серьёзный, как выяснил Конор, но не скрытный и очень добрый, а ещё, что немного удивительно, любит вечеринки. Правда, на них он просто ходит с Домом, пьёт и слушает всех. Конор боится знать, сколько секретов таится в его голове и какие они на вес.       — Ладно, — соглашается Дом — как обычно — с настроем Джо, — надо бы порепетировать, ага?       И они берутся за инструменты: Дом — за усилок, Джо — за микшеры, Прайс — за палочки, Конор — за микрофон, Фил — за пульт. Конор не ожидает этого, он не ожидает, что Фил может быть таким жестоким с ним, он начинает петь без ощущения подлянки, но Фил, чёрт его пойми как, Фил скользит ползунком до последней мощности, и Конор вскрикивает в микрофон.       — Чувак, всё норм? Ты чего? — Спрашивает Дом с этими его выразительными выпученными турецкими глазами.       Конор тяжело сглатывает и жмурится, отвернувшись, собирается с силами, прежде чем ответить, что да, всё здорово, просто что-то в спине щёлкнуло и показалось, что он умирает, мол, вот и вся его молодость. Парни хмурятся и улыбаются с лицами «какого хрена», а затем они начинают снова. И стоит музыке зазвучать неразделимым потоком, как вибратор снова начинает работать в нём так, словно Конор сел на дрель, и это было бы очень забавно, если бы не было так не очень забавно… «Блять, мозг растекается», — только и успевает подумать Конор, прежде чем начинает задушенно петь. Дом косится на него, Джо прячет взгляд, Прайс от души бахает по своим барабанам, не понимая, в чём проблема, а Фил достаёт руку из кармана, так и не отключая вибратор. И Конору приходится петь, срываясь на стоны, срываясь на писки, срываясь в своей голове. «Лишь бы они не поняли», — думает голова, а тело хочет выгнуться так, чтобы почувствовать вибратор простатой, и плевать, поймут парни или нет.       — Ты не распелся или что? — Спрашивает Дом, отыграв всю песню, а вибратор стихает. — Сегодня что-то не так.       «Что-то», понимает Конор, — это на самом деле «всё».       — С твоей температурой надо было дома оставаться. — Вдруг выдаёт Фил, и Конор не успевает на него удивлённо посмотреть только потому, что его сбивает Дом:       — Ты с температурой, Конор?       — Он заболел, вот горло и разболелось. — Продолжает рассказывать удивительные истории его парень, а юноша всё никак не поймёт, в чём смысл. — Я же тебе говорил, что мы можем отложить одну репетицию, это не страшно.       — Парень, серьёзно? — Прайс смотрит на него из-под очков. — Ты нам больной не нужен.       — Даже я считаю, что ты зря пришёл. — Признаётся Джо.       «Это что за заговор такой тупой? В чём смысл?»       — Вези своего карамельного домой, Фил. — Заключает Дом.       И только когда Фил везёт его к себе, до Конора доходит: Фил этого и добивался. Пытался поскорее закончить их игру и получить уже морковку, за которой осликом гонялся весь день.       — Как ты гнулся на сидении… — говорит Фил, одна рука на руле, другая — на бедре юноши. Пульт на панели, а вибратор — в действии. — Как у тебя глаза весь день блестят, как ты ноги сжимаешь… пиздец, Конор, я думал, я взорвусь. И ты весь день ходишь раскрытый и готовый подставиться, но никто об этом не знает — только я.       Ладонь крепко сжимает его, иногда ныряя между ног, чтобы потереть уже ноющий член или начало ложбинки. Конор старается не подставляться, старается быть сдержанным, правда, это не получается на все сто процентов, потому что Фил всё ещё возбуждает его до чёртиков и он всё ещё инстинктивно раздвигает для него ноги, как послушная собачонка. Самая счастливая и заласканная собачонка.       — Я выебу тебя прямо на полу. — Предупреждает Фил, и Конор тихонечко поскуливает, отворачиваясь к окну, чтобы спрятать это постыдное жалобное выражение лица. — Поставлю на четвереньки и засажу. Потом передохну и оттрахаю тебя на диване. Затем пицца и секс в постели. Как тебе такое расписание?       — Гораздо лучше того, что в универе. — Выталкивает из себя Конор. Фил тепло смеётся. «Где там уже этот чёртов дом…»       И всё же на Фила можно положиться — как только дверь за ними закрывается, Конор тут же летит коленками в паркет, а с его бёдер слетают джинсы и трусы. Фил полувытаскивает-полувыдёргивает вибратор, даже не отключая его, просто откидывает в сторону, расстёгивая собственный ремень. Конор боится пошевелиться, повернуться, подать голос — боится спугнуть зверя, который может накрыть его собой, подмять и подчинить. Он в опасности, у него большие проблемы, понимает он, когда головка упирается в его дырочку, но однажды почувствовав себя жертвой, он уже не может отказаться от этого.       Они оба стонут, когда Фил проталкивается внутрь по основание, натягивает его так, как мечтал весь день. Конору очень хочется оттолкнуть его, показательно, с насмешкой, подрочить себе и отомстить за все подставы, но вместо этого его колени разъезжаются, а из горла вырывается что-то несуразное, похожее на просьбу двигаться.       Фил не самоубийца — он начинает двигаться сразу же, больше ни в чём себе не отказывая, растягивает края маленькой дырочки, засаживая с остервенением. Он тянет Конора за волосы, хватает за бёдра, шлёпает его мягкие половинки, коротко дрочит и ни на чём не может остановиться. Ему нужно всё и сразу, ещё и побыстрее, и ограничивать его никто не собирается. Фил знает, что Конор разрешит ему всё, что Конор согласен на всё ради него, и, видит кто-нибудь наверху, кто бы там не сидел, эту жертвенность Фил всегда обращает в их общее счастье.       Конор принимает в рот пальцы, смазывающие его стоны до состояния невнятного мычания, пока огромный член его парня долбит его маленькую дырочку, а рот этого самого парня делает то, что умеет лучше всего — говорит, чёрт возьми.       — Ты такой красивый, такой маленький в моих руках. — Конор чувствует влажные поцелуи в спину и почему-то плавится от такой мелочи. — Чёрт, я бы не пережил, достанься ты кому-то другому.       Фил достаёт пальцы изо рта Конора — несколько расстроенного Конора — и вместо этого раздвигает его половинки — юноша хныкает, пытается убрать хотя бы одну руку с себя, пытается закрыться, но Фил лишь жёстче трахает его, и Конору приходится опираться на обе руки. Остаётся только стыдливо хныкать. Вид у Фила лучше Анд и блядской Пизы: дырочка податливо принимает его и упорно сжимается вокруг, когда член выходит из неё, не желая отпускать, она смотрится совсем маленькой, словно вот-вот порвётся, как и Конор рядом с Филом.       — Детка, куда мне кончить?       В ответ Конор скулит и только подмахивает маленькой задницей.       — Внутрь? Ты ведёшь себя как шлюшка, Конор, только маленьким сучкам нравится принимать сперму.       А сам Фил просто счастлив, уже предвкушая, как сперма будет вытекать из растраханного Конора.       — Или ты хочешь, чтобы я пометил тебя, мой маленький?       Конор болванчиком кивает и только сильнее подмахивает.       — Не хочешь, чтобы кто-нибудь ещё брал тебя? Хочешь раздвигать ноги только для меня?       Конор — ужасный молчун во время секса, но вдруг он шепчет «пожалуйста» своим милым высоким голосом, и Фила накрывает: он как животное покрывает Конора собой, хватает его, не давая пошевелиться, позволяя лишь кончать от ощущения силы и тёплой спермы внутри. Они бьются о бёдра друг друга раз, другой, а затем плавно ведут ими, собирая самые последние крошки оргазма, погружаясь в тёплую посторгазменную негу. Фил тяжёлый, но Конор ни за что не променяет это ощущение на прохладу квартиры, уж лучше он будет умертвлён любовью.       — То есть, — хитро начинает расслабленный юноша, — ты фантазируешь обо мне с другими.       — Чего? Нет, откуда ты это вооб…       — Гэнг-бэнг, я полагаю?       — Боже, Конор, — смеётся Фил, — да нет же, мне нравится мысль о том, что никто тебя не получит, никто, кроме меня.       — И что же такого в этой мысли особенного?       — То, что это делает меня особенным. Сколько бы они не смотрели на тебя, как бы они не имели тебя в своих фантазиях, никто из них не сможет и пальцем к тебе прикоснуться — ты только мой.       — Кто «они»? — Прыскает Конор, уютно раскидываясь под горячим телом. — Опять забыл выпить свои таблетки?       — Очень весело. Они — это каждый чёртов мужик, провожающий тебя взглядом в баре. Ну и пара девушек, но не думаю, что они имеют тебя в фантазиях.       — Ты видишь невидимых людей — это уже что-то паранормальное.       — Нет, паранормально — это то, что ты не видишь себя такой же горячей маленькой штучкой, как все вокруг. — По голосу Конор слышит, что Фил заводится, но не по-хорошему, а по-сейчастыуменяполучишьнормальнуюсамооценочному. И всё равно дразнит.       — Кто все…       — Конор. Ты сексуален, и через пятнадцать минут я ещё раз тебя выебу, ты меня понял?       — Я не знаю, что это мне докажет, но готов принять ваши аргументы, мистер Блейк.       — Отлично, тогда не выпускайте из себя мои нынешние аргументы — хочу, чтобы вы впитали в себя кажд…       — Боже, остановись, этот разговор стал слишком протеиновым.       В ответ его только шлёпают, и он смеётся. Ну и что, что он не идеальный, если его толстая неидеальная задница такая счастливая.