Put me in the dark

      Фил врывается в Конора новым поцелуем, врывается более грубым, но всё ещё сдерживаемым порывом, заставляет его раскрыть рот и поддаться всему, что Фил хочет с ним сделать, но бережливо, словно боится переусердствовать. И Конору приятно, но мало до тех пор, пока джинсы и трусы не съезжают с него в одночасье. Юноша ойкает в поцелуй и хочет прикрыться, ведь ему так удушливо стыдно за всё подряд, но Фил прижимает его к себе так сильно, что не даёт и пошевелиться, и Конору остаётся лишь задыхаться от стыда.       — Блять, ты сладкий, — шепчет Фил, прежде чем снова увлечь его в глубокий поцелуй. Конор почти успевает ему ответить, но нет, не успевает, и вся его реплика смазывается в стон.       И он краснеет ещё сильнее.       — Точно сладкий, — Фил бегло улыбается то ли юноше, то ли себе и сжимает его талию, а тот теряется в происходящем окончательно.       — Я просто покушал…       — Не на вкус, Конор, — имя звучит уже не столько до́бро, сколько раскатисто и бархатисто — сексуально, — твои взгляды, твоя реакция, твоё тело…       — Моё тело? — Перебивает в панике Конор.       — …И твои стоны.       Фил смотрит на него бесстыже — такой взгляд невозможно выдержать, но невозможно и отпустить его. Конор может только представлять, сколько птичек попалось в эти зыбучие пески цвета виски, и теперь его тоже затягивает, хотя ему всё ещё до ужаса неловко так открыто смотреть на Фила, когда он делает ему комплименты.       — Да, Конор, — парень прижимается к нему губами, даря последний целомудренный поцелуй, — ты сладкий.       Не давая опомниться, Фил кладёт ладошку Конора себе на ширинку вновь и самостоятельно зажимает в его пальцах собачку, которую тянет вниз.       — Дальше справишься?       Конор как-то смазано и лихорадочно кивает, прежде чем расстегнуть одну несчастную пуговицу, Фил же успевает расстегнуть рубашку Конора полностью, да так, что когда до того доходит собственное положение дел, он снова не успевает прикрыться — Фил дёргает его за бёдра на себя и вжимается стояком в его стояк. Конор чувствует, что пачкает смазкой так и не снятые трусы Фила, и ему стыдно, но парень над ним только стонет от удовольствия и сильнее вжимает пальцы в его бёдра. «Неужели, — оторопевше думает Конор, — он оставит на мне следы?» О, Конор очень бы этого хотел, так хотел бы увидеть засосы и, чёрт с ним, даже синяки на своём теле, так хотел бы помнить, кто их оставил, кто пометил его подобным образом.       Но Фил не спешит метить, зато снимает футболку и наконец давит на Конора своим весом, пока он не оказывается зажат между ним и поверхностью стола. Фил властный человек, это видно даже сейчас, когда он сдерживает себя, сглаживает всю резкость и грубость своей натуры. И пускай Конор псих, пускай он ёбнутый и неадекватный, но ему не терпится ощутить на себе всю его мощь.       — Есть что-нибудь?       — Что-нибудь вроде… чего?       Фил спускает штаны по его ногам до самых щиколоток, и ответа лучше юноша придумать не может.       — В тумбочке…       — Классика? — Усмехается Фил так, что Конору становится неловко на целую долю секунды, пока рука парня не обхватывает его член. Оказывается, когда кто-то другой дрочит тебе, это действительно совершенно иные ощущения, особенно когда рука этого кого-то радикально отличается от твоей.       Пальцы Конора цепляются за край стола, а на ноги уже нет управы, ведь Фил рядом — и они разъезжаются сами по себе, да и Конор больше не сбивается на мысль «этого не может быть». Ладонь Фила такая уверенная и горячая, а движения не быстрые, но основательные, мужественные — удивительно даже, как Конор не фантазировал об этом клочке рая.       Конор только успевает услышать «берёг для подходящего случая?», прежде чем холодная смазка льётся на его головку и руку Фила, и он шипит, но Фил целует его и успокаивает, к тому же, ощущения со смазкой с каждой секундой только лучше.       — Хочешь тоже попробовать?       — М? — Конор приоткрывает глаза, чтобы встретиться с глазами блестящими от возбуждения.       — Я спрашиваю, — Фил заставляет его отпустить край стола и льёт на свободную ладонь смазку, — хочешь?       Конор сглатывает. Конор кивает.       У него нет сил смотреть туда, куда Фил тянет его руку, и тем более нет сил встать, но как назло находятся силы всхлипнуть, когда его ладонь обхватывает член Фила и кольцо пальцев не сходится. Фил ничего не говорит: он, наверняка, насмотрелся на такие реакции любовников. И, кажется, с чего бы Конору ревновать, но он ревнует настолько сильно, насколько это возможно с разомлевшим сознанием. Бо́льшая часть Конора всё же моментально сосредотачивается на члене, который истекает смазкой в его, как выясняется, не шибко опытной руке, потому что он определённо толстый даже на ощупь, его венки ощущаются даже фалангами пальцев, а ещё амплитуды движения Конора недостаточно, чтобы дойти от основания до головки…       Эти ощущения почти задавливают ощущение руки Фила на его собственном члене, ощущение второй руки, мнущей его бедро, ощущение и того, как он скользит по столу чуть ближе к парню. Конор всё же занят осознанием своего счастья, наслаждением от оправдания наивных ожиданий, попытками хотя бы хныкать, а не стонать. Но кое-что он не может не заметить — проникающий в него палец.       — Мф! — Давится Конор воздухом и прогибается ещё сильнее, то ли потому что хочется уйти от проникновения, то ли потому что хочется. Тут же в него силой впихивают второй палец, и это не похоже на фантазии, но похоже на то, к чему готовился Конор.       — Не больно?       Нет, Конор мотает головой, лишь бы Фил всё так же нависал над ним. В конце концов, ему лишь неприятно, но помимо этого Фил целует его плечи и касается пальцами простаты, и со временем разряды, идущие от неё по всему телу, тушат абсолютно весь дискомфорт. Губы ходят по его шее и груди, оставляя холодящие следы, пальцы ходят в нём, а твёрдый, словно стержень, член прижимается к его голому бедру. Конору кажется, он свихнётся, но настоящий припадок у него случается, когда головка этого крепкого члена упирается в его маленькую дырочку — он выдыхает со стоном на всю комнату.       — У тебя уже было с парнями?       Фила самого трясёт от желания вставить наконец туда, где его пальцам было так жарко и так узко, настолько узко, что он решил задать этот вопрос. Конор мотает головой снова, настолько смущённо, что Фил понимает: не только с парнями — у этого мальчишки не было секса вообще. И он может спросить, засмущать ещё сильнее, потому что это делает Конора сексуальней обычного, но нет, они оба заслужили чего-то большего.       Оба понимают: будет больно. Но Конор готов на всё, лишь бы Фил оказался в нём, сделал его своим, стал его первым, а Фил понимает, что с такими наклонностями к сабмиссивности однажды Конору придётся перетерпеть это, так лучше он пройдёт через это с Филом, которому на юношу не наплевать. Вообще-то, он ему даже нравится, и Фил правда хотел официально начать их общение с обычного похода в кино, но с Конором обычно не бывает.       И Фил входит в Конора плавно, но неумолимо, когда с тонких губ срывается шипение, а по-детски доверчивый взгляд прячется за плотно сомкнутыми веками. Конору никогда не было настолько больно, он сжимает между зубами кожу парня, там, где набито тату, и с мучениями втягивает воздух через нос, стараясь не издать какой-нибудь звук, который каким-то образом отвратит Фила. Физиология есть физиология — ему просто приходится запищать, чтобы отпустить эту боль и заметить, как она постепенно переходит в дискомфорт, потому Фил не останавливается в нём ни на секунду. Большой и твёрдый, он двигается в Коноре сдержано, а его руки гладят и прижимают его покровительственно.       — Ты умница, — Фил целует его в лоб, словно сына, — ты отлично справляешься, маленький.       Конор пищит ещё раз, но больше не от боли — «маленький». Да, Фил достаточно развращён, чтобы относиться к нему как к кому-то маленькому в постели, и это что, Новый Год, Рождество, день рождения одновременно? Парень, конечно же, отличает писк боли от писка удовольствия и делает себе жирную пометку: он мой. Никто и никогда из всех любовниц и любовников Фила ещё ни разу не реагировал так на простое обращение. Никто из них никогда и не фотографировал его исподтишка, не хранил данные им вещи, не сходил с ума от его поцелуев.       — Скажи, когда почувствуешь, что тебе хорошо, — Фил ускоряется совсем немного, но вкупе с плавностью его движения ощущаются идеальными для привыкающего Конора.       Он заключает в ладони его лицо и мягко целует губы, а его член продолжает тереться о простату девственника Конора. «Больше не девственника», — вдруг понимает юноша. Странно, как одна мысль о том, что Фил забрал его девственность, заставляет его член подняться снова, а его самого — прошептать уверенное: «Я готов».       Нет, он не готов к тому, что Фил нарастит амплитуду и ему станет настолько хорошо, что он раздвинет ноги и вцепится в его плечи. Он не ожидает того, как резко и громко стоны будут покидать его рот, и того, как Фил отстранится, чтобы услышать эти стоны, чтобы их услышали все студенты, чтобы никто, чёрт возьми, даже не подходил к Конору. Фил постепенно превращается в животное рядом с ним, и мальчишке, что гнётся под ним и издаёт маленькие сладкие стоны, это нравится, он чувствует — нравится, поэтому Фил отпускает себя и дерёт Конора, словно в первый и последний раз.       Он хватает его за запястья, кусает за ключицы, сжимает полные бёдра, так охуительно ощущающиеся в его ладонях, вылизывает его рот, превращая стоны в скулёж, и Фил просто не может удержать язык за зубами уже ни в каком смысле.       — Как ты до сих пор хранил девственность?       Конор зажмуривается в новом приступе стыда, такого сладкого, от которого ему, по секрету, очень хорошо. Фила это распаляет.       — Как до сих пор никто не напал на тебя, такого маленького и беззащитного?       — Я не беззащитный… — пытается возражать юноша, пока в нём ходит здоровенный мужской член, а тяжёлые мужские руки прижимают его к столу.       — Мне понадобилось, — выговаривает Фил, ускоряясь и загнано дыша, — одно прикосновение, чтобы ты раздвинул передо мной ноги. — Его рука ложится на шею Конора и совсем немного сжимает, просто чтобы показать, кто здесь папочка. В ответ раздаётся сладкий стон. — Ты мечтал об этом и будучи подростком, я прав?       Конор захлёбывается ощущениями и не отвечает, но Филу и не нужны его ответы — только стоны и жалобное выражение лица.       Конечно, оно жалобное, ведь Фил трахает его с оттяжкой, а его рот болтает те самые грязные вещи, о которых фантазировал Конор всё это время рядом с ним.       — Ты создан для члена, Конор. — Шепчет ему Фил с каким-то особенным удовольствием и сжимает его член в своей руке.       Конор не думает «вот оно» или «наконец-то», он вообще не успевает подумать — просто кончает от одного единственного прикосновения, вскидывая бёдра и скуля. Фил наполняет его тугую дырку спермой в ту же секунду, он рычит огромным диким зверем, и всё это добивает Конора, всё, что связано с Филом, выдаивает из него крохи оргазма — он выгибается под ним в поисках последних волн удовольствия.       Наконец Фил валится на Конора, прижимая к столу, влажному от пота. Он сразу же достаёт из него член — хотя сил на то, чтобы подняться, у него нет, — и сперма вытекает из Конора, чертит дорожки на его бёдрах, вязко стекает на пол. И Конору это нравится. Но ещё больше ему нравится то, как руки Фила не отпускают его, а ещё то, как Фил не встаёт и не сбегает. Ведь так и происходит в реальной жизни?       — Ты выжал из меня все соки.       Конору хочется попросить прощения иронично, но, чёрт возьми, рот сухой от стонов, губы немы от укусов, да и всё тело болит. Кажется, любое прикосновение к нему сейчас будет сродни удару, но вот Фил поднимает руку, чтобы погладить его губы большим пальцем, и Конору опять хорошо.       — В прямом смысле. — Усмехается парень.       Конор слабо улыбается. А ещё до него вдруг доходит, что он спокойно лежит голый перед Филом, который уже поднялся и выуживает сигареты из своих джинсов. Доминику Конор запрещает курить в комнате, но Фил — это ведь Фил. «Что угодно, только не уходи».       — Пойдёшь со мной на репетицию? — Спрашивает парень, натягивая на себя бельё.       — Зачем?       Конор садится, чтобы тоже что-то поделать со своей наготой, но Фил находится быстрее и уже поднимает трусы со штанами по его ногам. И он не надевает их до конца, пока не находит салфетку и не вытирает промежность Конора с довольным выражением лица. Юноша чувствует очень странную гордость.       — Ну ты же поёшь.       — И что?..       — Я не шутил, — Фил просовывается в футболку, — когда говорил, что слушать Джо мы больше не можем.       — Я не знаю, там будут ещё люди, они меня не особо ждут…       — Конор, ты меня слушаешь вообще? — Фил берёт Конора за подбородок, чтобы тот не смел зажиматься и стесняться, когда речь идёт о его голосе. — Мы мечтаем найти вокалиста — все тебя ждут. К тому же, — добавляет парень мягче, — мы могли бы сходить в кино после репетиции. Ты хотел бы?       «Блять, да!»       — А на какой фильм?       — Какая разница — лишь бы с едой.       Конор впервые за долгое время смеётся с кем-то, кто не его мама, и по ощущениям это близко к небу, которое наконец забрали у него с плеч. Он познакомится с друзьями Фила, сходит с ним в кино, и, возможно, у них снова будет секс?       Фил расценивает счастливые глаза Конора как согласие и обнимает его настолько же нежно, насколько свирепо вбивал его в стол пять минут назад. Да, Конор счастлив всецело и бесповоротно впервые в жизни.