Кошатница

      Стена напротив расцвечивалась косыми штрихами багряного, как в тот далёкий вечер... Солнце неторопливо истаивало жаром, стекало вниз, равнодушно вонзаясь телом в прямоугольные зубья Расчёсок. Табаки практически засунул нос в коробочку, изучая содержимое. — Ты хотя бы представляешь, что принесла? — Вот это — точно же твоё... Таких больше ни у кого не может быть, — на ладони у Шакала лежало небольшое пёрышко. Прозрачное, перламутровое, будто нездешний кристаллический лепесток цветка. И одновременно стрекозиное крылышко с мозаичными узорами. — Я подумала, будет плохо, если перо найдёт кто-то чужой. Мало ли, как он сможет использовать его против тебя... — Детки притащили? — Да. Первое Казанова нашёл несколько лет назад. А вот второе Сэнсэй мне недавно принёс. Не знаю, где он его откопал, — Табаки двумя пальцами подцепил и вынул из коробки второе перо. Оно было чуть побольше первого, тёмно-бордового цвета и радужно переливалось под лучами заходящего солнца. — Как думаешь, чьё оно? Глянь, они начинают светиться, если их вместе соединить. Шакал сложил вместе перышки и по стенам комнаты затанцевали разноцветные всполохи. Перья сверкали ослепительными зарницами, на их поверхности бежали замысловатые золотисто-огненные линии и спирали. Табаки повернулся к Кошатнице с кривой ухмылкой на губах. В его зрачках отражались светящиеся узоры перьев. — И что моя принцесса хочет в обмен на эти дары? — Хочу прыгнуть вместе с тобой Туда, назад. Перья упали обратно в шкатулку. Шакал с резким стуком захлопнул крышку. — Коть, ты становишься невыносимо упрямой гусыней, ну послушай... — Нет, это ты выслушай меня! Я хочу быть рядом с тобой! Хочу использовать шанс вернуть себе руки и ноги. Хочу вместе с девчонками ходить к вам в гости. Обнимать тебя крепко-крепко! Вместе с тобой открывать тайны Дома. Бежать наперегонки с Мустангом. Связать тебе самый красивый свитер! Прожить эту жизнь не обрубочным пнём на матрасе, а нормальным человеком, чёрт возьми! — Кошатница выкрикивала фразы, не в силах подавить рыдания. Табаки стал вытирать её мокрые от слёз щёки дрожащими пальцами. Кошачья мама уткнулась Шакалу в плечо и заплакала ещё громче. — Кисуль, ну перестань. На Изнанке... — Не-е-ет! Я не хочу без тебя! Ты будешь в Доме. Станешь развлекаться с другой Кошатницей или ещё с какой-нибудь девчонкой. Или даже не с девчонкой... А меня там не будет! Ты забудешь про меня! — Это ты меня забудешь, дурында! Ничегошеньки не вспомнишь и станешь совсем другой, уж поверь мне, — Табаки взялся ладонями за плечи Кошатницы, судорожно сжал их, так что костяшки его пальцев побелели. Отстранился и посмотрел той в заплаканные глаза. — Такого не может быть, Шакальчик. Любовь всегда одна, если она настоящая. Как я могу всё это забыть? Тебя забыть?! — Потому что жизнь будет уже другой, поменяются обстоятельства и ты сама изменишься, глупыш... Хорошо, не могу больше слушать, как моя киса плачет. Успокойся пожалуйста. Пусть будет, как ты хочешь. Только чур, спорим, я окажусь прав? И если так, в следующий раз я сделаю всё по-своему. И ты не будешь мне перечить. Договорились? — Кошатница уставилась на Шакала с удивлением. Она и не надеялась, что Табаки согласится, во всяком случае так быстро. Кошачья мама неуверенно кивнула. Шакал шмыгнул носом и продолжил. — И сам я не собираюсь мучиться от воспоминаний, если ты про всё забудешь. Поняла, детка? Лишь поцелуй заколдованной, спящей принцессы сможет разбудить моё раненное сердце! — он довольно захихикал и потёр лапки друг об дружку. — Вот видишь, как всё хорошо разрешилось! Все получили что хотели. А теперь, давай развлекаться, пока эти стены ещё держат нас всех.       Он повалил Кошатницу на матрас, в кучу постельного белья, подушек и одежды. Сверху натянул несколько одеял и они оказались внутри импровизированного гнезда-норы. Кошачья мама захлебнулась от нахлынувших чувств и тут же змеёй потекла, заскользила по коже своего любимого. Губами ловила тепло. Носом вбирала его дух. В логове были только их собственные запахи, ничего чужого, ничего извне. Впервые в жизни Кошатница порадовалась, что её руки и ноги сухие и невесомые. Нормальным конечностям просто не было места в их тесной норке. Там было так приятно, жарко и терпко. Табачный запах от ласкающих губы кончиков пальцев. Тот же аромат тянулся от срываемой зубами одежды. Табак на коже, языке, везде вокруг. Коричневые, сухие табачные листья сморщивались и превращались в толстые корни, оплетающие стены норы. Глубоко под землёй, в толще согревающей пряной земли, под корнем огромного дерева было их логово. Стены раздвинулись, освобождая пространство для ласк. — В курсе, что только на одной пояснице и вот этой мягенькой аппетитности есть более двадцати точек, массаж которых может творить чудеса? — Табаки забрался верхом на лежащую на животе Кошатницу и стал надавливать двумя пальцами симметричные точки внизу спины, перенося на них весь вес своего тела. — Бао-хуан... Чжи-бянь... Бай-хуань-шу... Клейкий, светло-зелёный листочек берёзы медленно разворачивался, расправлялся, поблёскивая в лучах заходящего солнца. Позвоночник Кошатницы выпрямлялся вслед за ним, просыпался от долгого сна. Эта приятная истома-боль была похожа на открытие заржавевших задвижек. Тело пело и требовало продолжения. — Шан-ляо... Острые пики мохнатых елей вырастали линией друг за дружкой. — Цы-ляо... Ветер бросил россыпью ольховые шишки на важную землю. Кошка прогнулась дугой и призывно заметала хвостом, припав задними лапами и выпятив зад. — Чжун-ляо... Ся-ляо... Сосновая хвоя, дикая мята, цветки тимьяна и иван-чая, липовые шарики-орешки. Рука Хранителя Времени размешивала травяной чай. В тёплый водоворот нежности закручивался весь Лес... Кошатница постанывала от удовольствия. — Забудь про всё на свете. Отключи свою голову. Лишь две точки отсчёта: небо и земля. И ты между ними, как ось. Яо-шу... Горячие волны прибоя лизали ступни ног. Тепло разливалось по всему телу, докатываясь до самых отдалённых мест, затихая приятным покалыванием и сладким напряжением истомившихся в бездействии мышц. — Чэн-фу... Чан-цян... Пробежаться по верхушкам деревьев, зачерпнуть воды из лесного ручья, закричать во весь голос. Кошатница металась по подстилке из высохшей травы. Ей хотелось лишь одного — наполниться до краёв, ощутить завершенность, вбирая в себя любимого. — Ну давай же... Иди... Ты моя точка отсчёта. Ты моя ось, что держит и не отпускает. А я... Я только чаша пустая. Заполни меня. Не могу больше терпеть...       Один рывок. Разрывая плёнку между гранями реальностей, разделяющих их надвое. Уже невозможно остаться по разные стороны восприятия мира. Шакал и Кошка снова одно. Один мир, один вдох и выдох, одна любовь.       В калейдоскопе картинок и образов, в нарастающем шквале обжигающих плоть толчков, на гребне сладких ароматов Кошатница слабо понимала, что происходит вокруг. Шакал вертел её тело, складывая вдвое и развёртывая наружу, выворачивая наизнанку и закручивая клубком. Сознание и физическая оболочка уже не принадлежали ей, Кошатница полностью отдалась во власть паучьих лапок Табаки, а он всё набирал обороты и ускорял ритм этого странного танца. Всё происходящее сейчас было слишком безумным и остервенелым, но от этого ещё более сладким и будоражащим разум. — Становись кошечкой, вот так... Да, детка... А я стану твоим благодетелем, великим Тарантулом.       Шакал хрипло затянул отвратительно похабные сероДомные стишки, которые Кошатница слышала ещё в далёком детстве. Фольклор, гуляющий по Дому неизвестно какое количество выпусков. В данной ситуации они звучали особенно дико. Табаки успевал наступательным движением попадать в ритм каждого слова. Кошатницу трясло и подбрасывало... ...Он всех детей закинул в серый Дом, И стал на хуе нас вертеть большом. Да паутиной накрепко связав, Издал свод блядких правил и устав... ...Потом Тарантул наш в Леса сбежал, Лесных уродцев он теперь ебал. Построил хуев домик где-то там, И стал отцом другим зверям! *       Шакал пел про папу основателя Дома, а Кошатница видела себя великой праматерью. Перед ней проносились вереницей лица всех сероДомных жителей. Кошачья мама чувствовала щемящую теплоту и любовь к каждому из них. Такое количество нежности разрывало изнутри и огненным шаром желало вырваться наружу через каждую пору разгорячённого тела. В какой-то момент сдерживать этот обжигающий смерч внутри стало невмоготу. Низ живота свело судорогой. Кошачья мама вскрикнула. Одновременно с ней застонал Шакал. Горячая волна выплеснулась, затапливая тела бессильной, сладкой истомой. Табаки стиснул Кошатницу в объятьях и, зарывшись лицом в её волосы, захлюпал носом.       Дом плакал подтекающими кранами в раковинах, старые половицы постанывали, одна из последних ночей сероДомья близилась к концу.

***

      Кошатнице снилось, как жуткие ветвистые трещины побежали по стенам Дома, стремительно расширяясь. Огромные пласты кирпичной кладки с остатками кожицы-штукатурки ухнули куда-то вниз, в тёмную бездну. Вместе с ними вниз улетели мелодии песен, шуршащие голоса теней-призраков, звон колокольчиков на шведской стенке Крысы. Стальной ковш экскаватора с мерзким хрустом врезался в окно их спальни, и тысячи мельчайших осколков стекла рассыпались в воздухе, превращаясь в полёте в слезы Русалки.       Кошатница открыла глаза. Рядом с ней на матрасе, поджав ноги под себя, сидела Русалка и жалобно всхлипывала. Покрасневшие от слёз веки вскинулись, Русалка заметила пробуждение Кошачьей мамы и грустно улыбнулась. — Ты проснулась! А я уж было подумала... Ветер трепал белые бумажные звёзды над головой. Ершистые шары оригами раскачивались на тоненьких ниточках и, сталкиваясь друг с другом, быстро кружились. Кошатница завозилась, сбрасывая с себя одеяла и котов. Затем неспешно приподнялась, облокотившись спиной о стену. — Испугалась, что я умерла? — Не совсем, но... — Сегодня у нас последняя ночь? — Да, — Русалка вновь заплакала, уткнувшись ничком в ворох тряпок Кошатницы. — Иди, сядь рядышком, солнышко, не плачь... Возьми мою кружку. Она теперь твоя. Не бог весть какой подарок, но лучше я не придумала. Русалка взяла в руки большую чёрную кружку с нарисованными сбоку кошачьими глазами. На ободке был виден скол от зубов Кошатницы, которыми та держалась за край, чтобы не уронить чашку во время питья. — Ой, ты же никому не давала из неё пить, а теперь даришь... — Да, именно. Надеюсь за долгие годы пользования в кружке скопилось много моей энергии. Тебе как раз не помешает лишнее упорство и сила духа. Как начнёшь скисать, завари в ней крепкий чай, вспомни обо мне и может полегчает... — Ты так изменилась в последнее время... Это всё те гости, да? — в голосе Русалки зазвучали озорные нотки. Кошатница улыбнулась и промолчала. — Я вчера случайно заглянула в комнату и увидела тут Табаки... — Тссс, детка! Это тайна, никому не говори, ладно? — Ладно. Просто, до этого я видела его с... Кошатница быстро наклонилась и клюнула носом, едва коснувшись губ Русалки, словно пыталась остановить её. — Не надо! Молчи. Не хочу знать с кем он там был... — Ух, чуть не забыла! У меня тоже есть для тебя маленький подарок. Русалка быстро соскочила с матраса, подбежала к своему рюкзаку и выудив из кармашка маленький свёрток, вновь подошла к Кошатнице. Чуть дрогнувшими руками она повесила Кошачьей маме на шею серебряный колокольчик на шнурке. — Вот, на память обо мне! Ого, а это что? — Русалка уставилась на висевшую на шее Кошатницы цепочку с маленькой шестерёнкой. — Неужели?! Просто невероятно! Я так рада за тебя! — она бросилась обнимать Кошачью маму. — Спасибо, родная. Дай я тебя поцелую. Вот так. Всё будет хорошо, слышишь? Не вешай нос. Подожди, вот ту чёрную майку, да, возьми... Подаришь от меня Крысе, ладно? — Тут рваная дырочка на спине, как будто от когтя зверя... Не маленького такого. Точно не от твоих котов. Может зашить? — Без разницы. Зашей, если хочется. А ещё, можешь... Вот ту фату новогоднюю, помнишь ты мне давала, завязать вокруг батареи? Ага, спасибо... — Кошатница! А как же коты без тебя? — А что им будет? Они взрослые самостоятельные мальчики. Сэнсэй с Аристократом скорее всего уйдут на Изнанку. Казанова останется гулять на два мира, если я хоть немного понимаю характеры своих деток. В комнату вошла заплаканная Рыжая. Не говоря ни слова она опустилась на колени перед Кошатницей, достала из кармана шёлковую ленту сиреневого цвета и перевязала ею волосы Кошачьей мамы. Затем обняла её и беззвучно разрыдалась. — Ну во-от, ещё одна нюни распустила! Ну-ка перестань. Что ты Рыжик! Я тебе обещаю, всё сбудется. Твой костёр невозможно не заметить... Он придёт, он так тебя любит. И ведь ты его тоже любишь, ну признайся... Признайся хотя бы самой себе. Разве можно Такого не любить? Меня и моих котиков не обманешь. Возьми вон там, на тумбочке связку сушёных трав. Когда станет очень грустно... Ну совсем невмоготу будет, ты добавляй в заварку чая по одной этой веточке. Они пахнут Домом и Лесом, всеми нами... Тут в спальню заглянула запыхавшаяся Спица: — Девчонки, там пирог почти приготовился, а я туфли не могу найти! Кошатница закивала, показывая подбородком на дверь: — Ну идите, идите же, помогайте. — А ты? Мы потом зайдём за тобой? — Нет, не надо. Я тут, как обычно... У меня будет своя собственная Ночь сказок. Наедине с моими котиками...       Когда из комнаты все ушли, Кошатница взяла в зубы карандаш. Она не спешила. У неё было сколько угодно времени в запасе. Медленно и сосредоточенно Кошачья мама вела головой по стене в изголовье своего матраса, выводя большие и корявые буквы, которые в свою очередь складывались в слова: Я ОСТАЮСЬ ЗДЕСЬ.

***

      Последняя ночь накрыла ватным одеялом серый Дом. Она оплетала судьбы жителей новыми стежками, где-то завязывая узлы ещё туже, где-то, наоборот, обрывая серебристые нити паутины. Дом слушал сказки этого Круга в последний раз, прощаясь со своими детьми. Мудрый отец каждому дарил свою особенную дорогу. Весьма щедрый выбор вариантов для любимого выводка изгоев.       Кошатница смотрела на раскачивающийся маятник. Одна в пустой тёмной башне. Серебристый стержень рассекал тягучий воздух, оставляя за собой туманную искрящуюся пелену. Кошачья мама шагнула вперёд. Шестерёнка на её шее мигнула бледно-сиреневым цветом. Маятник остановился, замер на секунду и, отклонившись в противоположную сторону, снова начал ход. ЭПИЛОГ Молоденькая дородная медсестра-паучиха уверенной походкой вошла в спальню. Её рабочий день подходил к концу. Осталось сделать прививки девочкам в двух спальнях и можно со спокойной душой бежать прочь из этих душных стен на свободу. Билет в кино не давал о себе забыть, щекоча бок острым уголком, высунувшимся из внутреннего кармана халата. Она даже не стала прогонять двух светленьких пацанят-близнецов, околачивающихся рядом с девчонками. Компания расслабленно щебетала и перебирала безделушки на тумбочке. Управиться побыстрее бы. Медсестра вынула из саквояжа шприцы, ампулы, немного покопалась в недрах сумки в поисках специальной пилочки, как вдруг её отвлёк противный дребезжащий голос мальчишки. Тот сидел в коляске на пороге спальни и выразительно смотрел на неё несоразмерно огромными глазищами. Он смачно шмыгнул носом и тут же вытер сопли рукавом рубашки, размазав их по щеке. — Извините, можно спросить? — Что тебе мальчик? Вообще-то, я сейчас занята. — Я только хотел узнать, а вот тот прыщик после прививки, он должен чесаться или нет? — шкет закатал рукав рубашки и выставил вперёд для демонстрации худющую руку. Пальцы вымазаны чем-то розовым, вся кожа от запястья до локтя изрисована разноцветными фломастерами. — Просто чешется очень сильно, я подумал, вдруг это инфекция или аллергия? — Давай потом, сейчас я закончу с девочками и посмотрю, что там у тебя, — паучиха вновь отвернулась к своему саквояжу. Но мальчишка оказался весьма настырным. Вот он уже рядом, дёргает её за рукав и нудит: — Нет, тётя, вы сейчас посмотрите. Может быть у меня аллергическая реакция началась? Может я сейчас от анафилактического шока умру! Тут же дело секунды решают. Вот, я же чувствую, у меня губы пухнут. Посмотрите, это отёк Квинке? — Мальчик, тебе сколько лет? Ты где таких медицинских терминов набрался? — А я врачом хочу стать. По вечерам медицинскую энциклопедию читаю. Ну посмотрите же сюдааа! Мне дышать тяжко! Ох, задыхаюсь... Кхе-кхе! Вы же клятву Гиппократа давали. Вас в тюрьму посадят, если я окочурюсь. Свидетели, вы все это видите? Она не хочет оказывать первую медицинскую помощь!.       Медсестра, недовольно нахмурив брови, обернулась. Мальчик смешно выпятил губы, его и без того большой рот сделался лягушачьим. Руками пацан вцепился в полы халата паучихи и стал тянуть их на себя, подтягивая коляску ещё ближе к ногам медсестры. Девочки дружно захихикали, наблюдая, как паучиха безрезультатно пытается высвободиться из цепкой хватки тоненьких лапок.       Никто кроме Вонючки не заметил, как молниеносно, одним движением руки Рекс смёл с тумбочки прививочные ампулы. А Макс положил на их место почти такие же ампулы с физ раствором. Медсестра смогла наконец освободить свой халат и злобно фыркнула: — Хватит из меня дуру делать! Нет у тебя никакой аллергии, устроил тут спектакль! Выкатывайся вон отсюда и дружков своих забери. — Фу-у, какая Вы злючка! Равнодушная, холодная, чёрствая и бессердечная женщина. Кто же Вас такую замуж-то возьмёт? Если даже бедного калеку-малютку Вам не жаль, то уж добрый старина Ральф точно... — Катись, я сказала! — девушка взвизгнула, набирая дрожащими руками прозрачную жидкость в шприц. Особенно не раздумывая, она вколола маленькой Кошатнице в плечо положенную дозу вещества. И стала вскрывать следующую ампулу. Из глаз медсестры дорожками потекли слёзы. — А Вы знаете, Вам так идёт, когда Вы плачете... Лицо становится очень проникновенным, — Макс молниеносно спрятал в карман использованные ампулы. Рекс на их место сунул пустые из-под прививок. — Вам надо с Ральфом в кино пойти, на какой-нибудь очень слезливый фильм. Может быть тогда... — Ты выметешься отсюда или мне помочь?!! — Да мы, собственно, уже уходим. Парни, за мной! В дверях Вонючка поднял обе руки, близнецы с разных сторон от коляски хлопнули по ним ладонями. Дверь за ними с грохотом закрылась.

***

Окно в пустом классе было открыто настежь. Вонючка сидел на подоконнике, подбородком упёршись в холодную решётку, и грустно смотрел вдаль. Ветер трепал взъерошенные, давно нечёсаные космы. Одна рука, просунувшись сквозь прутья, зависла в воздухе не двигаясь. Ладонь сжата в кулак. Вонючка тоскливо вздохнул и прошептал: — Ну вот, я же говорил... Всё забыла... Будто и не было ничего. Ну что ж, — он разжал пальцы и дунул на ладонь. — Стирая следы прошлого, раствориться в настоящем. Есть только здесь и сейчас. Ветер подхватил и унёс с собой два пёрышка. Они полетели вверх, кружась и кувыркаясь в потоках прогретого воздуха. Перламутровое скрылось за деревьями на северо-западной стороне окраин Расчёсок. Огненное, сверкнув напоследок золотистой искрой, исчезло, полетев в сторону восходящего жаркого солнца. PS: Если читателям интересна история следующего Круга Кошатницы, где она уже и не Кошатница вовсе, а совсем другой человек... (потому как иные жизненные обстоятельства и отсутствие памяти прошлых жизней меняют нас кардинально) ...То милости просим в мой фанфик: "Забывательный Подарок Табаки" Потому как: жизни у человека могут быть разные, а настоящая Любовь всегда одна. :)