***
— Итачи! Зачем?! Зачем ты их убил?! Саске безбожно надрывал свои голосовые связки, расширив от ужаса глаза, смотря на трупы своих родителей. Его аники с невозмутимым видом стоял в полуметре, слева, пустым взглядом прохаживаясь по брату. — Проверял свои силы, — просто ответил он, нисколько не смущаясь крови на своём лице. Он наклонил голову набок, а затем просто развернулся и пошёл прочь. Саске от шока поначалу даже не мог шевельнуться. Злость медленно поднималась с глубин души, заполняла естество: до сознания с черепашьей скоростью, но с такой же неизбежностью доходил тот факт, что родной брат убил столько дорогих для Саске людей. Брат! Аники! Его Итачи! Его глаза резко обожгло, и Саске на секунду зажмурился. А затем помчался за братом, сверкая в свете луны ярким шаринганом с одним томоэ. Итачи успел отойти не так далеко, но у младшего Учихи и без того ушла всего пара секунд, чтобы добежать до того места и с диким криком, идущим словно из самой души, наброситься на Итачи. А тот лишь брезгливо откинул своего отото в сторону, даже не применяя никаких техник. Саске упал на землю, перекатился и так и остался лежать на животе, не в силах подняться — столько пережитого всего за несколько минут сломили и без того хрупкую детскую психику. Губы Итачи шевелились, он говорил что-то, но Саске в упор не слышал — в его уши словно наложили ваты. Из горла вырывался лишь хрип и истеричное взвизгивание, по щекам текли слёзы. Его маленький мир рушился, рушился на глазах, настолько быстро, что не хватало сил удержаться за тонкую нить реальности. Саске попытался подняться, глаза его снова полыхнули алым, и радужка заново зажглась от активации Шарингана с одним томоэ. Глухая ярость, ненависть, чувство предательства, ущемления собственного достоинства, некая ревность — всё это смешалось в диком коктейле его безумного взгляда. Итачи на секунду замолчал, затем произнёс что-то о силе ненависти, вложил катану в ножны на спине и пристально посмотрел на брата. — Что ж, раз так… Цукиёми! Резко Саске погрузился в странный алый мир. Здесь всё было кроваво-бордового оттенка, вокруг по улице, словно в замедленной съёмке, бегали люди, но они не обращали на него внимания. Не видели. Не ощущали. Как и он не ощущал иллюзии. Ребёнок что-то кричал, звал брата, молил о пощаде, но всё было напрасно. Как бы он не закрывал глаза, картины резни клана всегда стояли перед взором. Ему казалось, агония будет длиться вечность. Внезапно всё прекратилось. Саске пошатнулся, в глазах его всё двоилось и расплывалось. Он упал на колени, упёршись трясущимися руками в каменную гальку дороги. Итачи стал плавно, неспешно подходить ближе к нему, пытаясь удержаться от лишних движений — чтобы не подбежать и не раскрыть всю подноготную. Или хотя бы успокоить. Утешить. Взять с собой… Резко одёрнув себя, он остановился всего в полуметре от брата, затем, выдавив из себя презрительный фырк, развернулся на сто восемьдесят градусов и запрыгнул на соседнюю крышу. Саске попытался хотя бы приподняться, но руки разъехались в стороны. Всего его нешуточно трясло, перед глазами чудовищно чётко стояли картины недавней резни его собственного клана. Родным братом. Это было просто неправильно. Не в силах больше шевелиться, Саске обессилено рухнул на землю, веки его стали постепенно смыкаться, тяжелея. За секунду до потери сознания, в самом центре, около зрачка полыхнул лазурный цвет, а затем глаза закрылись. На минуту стук сердца — единственный звук, что гулко разносился по всему дому — замер, наступила гробовая тишина, а затем тихие неритмичные удары вновь пронеслись по пустому помещению…***
— Всё, урок окончен. Сонно потянувшись и сладко зевнув в кулак, я начала неспешно собирать свои вещи с парты и надевать куртку. Посмотрела в окно и хмыкнула. Вечерело. Как-никак, а в России, по крайней мере в моём городе, в ноябре уже к трём на улицы опускались сумерки, что уж говорить о северных районах. Урок алгебры нисколько не способствовал поднятию настроения и уменьшению моей сонливости, приходилось лишь повиноваться. Застегнула молнию, поправила капюшон и накинула лямку школьной сумки на плечо. Отлично, теперь и домой идти можно. Отец, наверное, уже и ужин приготовить успел, а мама снова задержалась на работе. Толкнув входную дверь, вышла на улицу, и в лицо сразу ударил морозный ноябрьский ветер. Снежинки облепили волосы, приклеились к ресницам; я отплёвывалась, как могла. Руки побелели от холода, но я этого не ощущала, погрузившись в свои мысли. Впервые с момента открытия школьных дверей и объявления меня одинадцатиклассницей я ощущала себя так легко и спокойно. Мне, как интроверту, конечно же довольно затруднительно находиться в одном помещении с кучей галдящих подростков, поэтому любое более-менее тихое место мне безумно нравилось. Интересно, родители не сильно обидятся, если я сегодня задержусь подольше, пойдя не домой, а в библиотеку? Конечно, я готова поспорить на полтинник, что они сейчас опять смотрят новости по телевизору и уже как полчаса ждут меня, но соблазн посидеть в любимом темном углу читального зала с очередной книгой был непреодолим. И я хотя бы смогу нормально сделать домашнее задание. Как ни прискорбно, если не сделаю его вне дома, то не смогу уже нигде, ибо мелкая эгоцентричная зараза в лице моего младшего брата опять начнёт приставать ко мне с просьбами поиграть на приставке, чего мне очень не хотелось. Выбор был очевиден. Пройдя по длинной прямой улице до конца и упершись в перпендикулярный ей дом, практически не раздумывая, завернула вместо левой стороны направо, ловя себя на мысли об очередном «побеге» из дому. За весь месяц я просидела в родных стенах от силы двенадцать часов. Да, родители рады не будут, но что поделаешь. В конце концов, я не прогуливаю школу и в прошлом году в табеле не получила ничего ниже четвёрки, а за это, между прочим, им стоило гордиться, вместо высказываний по поводу их озабоченности моей социопатией. Резко затормозила около проезжей части; мимо пронеслись пара машин, две фуры и мотоциклист. Включился зелёный свет, толпа людей вокруг меня начала быстро переходить, осталась лишь я. Задумавшись, даже не заметила, как снова включился красный. Странно, все куда-то спешат, а мне захотелось просто постоять и насладиться видом. Поднимаю голову вверх и сразу щурюсь, так как в глаз почти попала снежинка. Нежно-пурпурное небо с переливами лилового, темно-синего и сероватого так успокаивает, а первые звёзды на небе кажутся маяками или свечками, испускающими такой далёкий и такой холодный свет. Напоминает северное сияние, будь оно только возможно в моей широте. На светофоре снова включился зелёный свет — блик отразился от соседней витрины и попал мне прямо в глаз, отчего я зажмурилась. Я лишь услышала, как с другой стороны перекрёстка, громко стуча ботинками об асфальт, кто-то побежал, а затем рёв мотора, становившийся всё громче. Резко до слуха долетел громкий окрик из-за спины — кто-то отчаянно звал меня. Повернув туда голову, увидела мужчину, что выкрикивал что-то и указывал пальцем на дорогу. Интуитивно поняв, что от меня хотели, сделала несколько шагов назад. И в ту же секунду мимо, всего в полуметре, пролетела иномарка, на всей своей нешуточной скорости заехала на обочину и с размаху врезалась в столб электроснабжения. Тот пошатнулся от силы удара, накренился и… с дождём искр вокруг себя упал на соседнее здание. Ток прошёл по столбу от самого основания, задев и машину, взмыл вверх и моментально поджег окна здания. Все прохожие, ставшие невольными свидетелями этой картины, замерли каменными изваяниями и не шевелились от ужаса. Дом загорелся, и огонь стал переноситься на соседние квартиры. Кто-то отмер и дрожащими руками набрал на телефоне пожарным, но было ясно и без экстрасенсорных способностей, что они будут ехать слишком долго и люди за это время могут погибнуть. Совесть почему-то молчала. Наверное, потому, что я сама только что могла умереть и лишь чудом спаслась. Но ведь… не спасись я, не загорелся бы дом… Истерический визг на третьем этаже многоэтажки заставил всех людей поднять головы и посмотреть на балкон, как раз выходящий на улицу с этой стороны. В полутьме помещения можно было увидеть, как какой-то парень метался из одного угла комнаты в другой, словно пытаясь что-то достать. Отойдя немного назад, я прищурилась, всеми силами стараясь увидеть, что же там происходит. Визг-то был девчачий. И отгадка пришла практически сразу, но от этого леденящие душу мурашки прошлись по моей спине. Девочка. В другой комнате сидела девочка, и её отделяли от спасения языки пламени, что только-только перекинулись со штор на ковёр. Больше сдерживать себя я не собиралась. Всё-таки у меня был пунктик по поводу отношений между братьями и сёстрами. И раз свою сестру я не сберегла, то сейчас не спасти эту девочку я не могла. Школьная сумка с гулким звуком упала на асфальт, следом за ней улетела и куртка. Хвала небесам, я сегодня надела линзы и видела достаточно хорошо, чтобы сразу заметить сплетения виноградной лозы и водосточные трубы прямо там, где находился нужный балкон. Под изумлённое оханье пожилых старушек и мамочек и возгласы остальной толпы, я бросилась туда и, не успели меня начать оттаскивать от уже вовсю полыхающего здания, парой рывков добралась до уровня первого этажа. Затем, спустя ещё пару секунд, была на втором. Тут пришлось сильно попотеть и очень осторожно взбираться дальше — в паре метров от меня лежал на чьем-то балконе столб и продолжал искрить. Третий этаж — и вот, я аккуратно, но ловко спрыгиваю на дощатую поверхность и сразу простукиваю её кроссовком. Держится. Отлично. Тогда я рванула к застекленному балкону. Он был закрыт изнутри, и я не стала возиться со взламыванием, а просто налегла на него плечом и влетела в комнату со звоном бьющегося стекла. В лицо сразу же дунуло жаром. Утерев грязь и пот со лба, поднялась на ноги и побежала в другую комнату, куда ещё можно было зайти без опаски с моей стороны. Девочка, сжавшись в маленький комок, сидела в самом углу, у кровати, и неистово ревела в рукава своего домашнего платьица. Сбоку от неё уже начинал разгораться шкаф, и с его верха посыпалось что-то наподобие пепла. Не успев затормозить, я упала на колени и своим телом закрыла девочку от опасности. Джинсы моментально порвались на коленях и около голени, а спину сильно обожгло упавшим пеплом. Девочка резко перестала плакать и посмотрела на меня во все глаза — большие, испуганные до смерти и неимоверно зелёные. — Тш-ш, я помогу тебе выбраться отсюда, — прошептала я ей на ухо, и в ту же секунду произошло целых два события: в комнату с противоположной стороны вновь вбежал тот парень, и дом резко тряхнуло, а затем пол начал расходиться по швам как раз по линии огня. Что-то ухнуло у меня в районе груди, и я, кажется, только сейчас осознала, во что вляпалась. Но отступать было поздно. Встать на ноги, перед этим ещё и ухватив девчонку, оказалось очень сложно: колени тряслись, кровоточили и ужасно ныли, а кончики волос, кажется, и вовсе подгорели от пепла. Но эти трудности казались мелочами по сравнению с тем, что предстояло сделать. — Подойди поближе и я перекину её тебе! — заорала я, пытаясь перекричать хруст бетона и шелестящий звук огня. Парень услышал и осторожно подполз на четвереньках к всё увеличивающейся трещине в полу. Я тоже подошла максимально осторожно. Кадильный дым клубами лез в рот и нос, заставляя кашлять, а глаза слезиться, но я зареклась всё бросить и просто сдаться. Чуть покачав ребёнка на руках, я более-менее определила её вес и силу, с которой нужно кинуть, чтобы не навредить. — Лови! — ещё раз воскликнула и… всё-таки кинула девочку. Парень ловко поймал её в воздухе и сразу же прижал к себе. Плечи девчонки снова задёргались — она опять начала реветь. — А ты как перейдёшь сюда? — вдруг спросил парень, и до меня только сейчас дошло: не перепрыгну же я столб огня высотой в метр. Отчаяние пустило в мозг свои корни. — Придумаю! — крикнула в ответ я, и тут дом снова тряхнуло. На этот раз сильнее и с большим ущербом: пол, будто неустойчивая льдина, проломившаяся посередине, начал обламываться и падать вниз. Ситуация становилась безвыходной. Где-то вдалеке послышались сирены пожарников. Парень, услышавший их точно так же, как и я, вмиг поднялся на ноги и умчал к балкону — звать на помощь. А я осталась одна. Ноги подкосились, и я упала на колени, чертыхнувшись. Занозы начали сильно мешать, а кровавая корка никак не застывала, из-за чего лужа бордовой жидкости уже начала расплываться под моими ногами, неприятно хлюпая. Откашливаться от дыма уже просто не было сил. В какой-то момент, который я явно упустила из-за предобморочного состояния, многоэтажку тряхнуло в третий раз, и именно этот стал для меня последним: кусок пола, на котором я сидела, треснул и отломился. По какому-то одному богу известному рефлексу я успела ухватиться рукой за край, но острые зазубрины сразу же пронзили ладонь насквозь, и боль моментально заставила меня разжать пальцы. С громким криком я упала на пол второго этажа и… сломала себе что-то наверняка крайне важное, раз в момент перестала ощущать ноги. А спустя ещё пару секунд сознание заволокло дымкой, и организм, переставший оказывать сопротивление, начал отключаться. Последней моей связной мыслью перед приближающейся смертью было радостное осознание чьей-то спасённой жизни, а затем пустота заволокла меня полностью…