Помидорки и редиски — любовь до гроба

Не то чтобы я была просто в ярости, но меня невероятно выбесило это грёбаное спокойствие на лице Третьего Хокаге, когда я, буквально, за шкирку приволокла в его кабинет бессознательное тело очередного АНБУ, которого Шисуи нашёл в засаде у кланового особняка, и кинула на пол прямо к его столу, а он вместо адекватной реакции просто вздохнул и сделал новую затяжку из своей излюбленной трубки. Вот давненько меня ничто так не выбешивало, а эта ничего не выражающая рожа вообще чуть не стала причиной нескольких десятков проклятий, что я сдержала лишь титаническим усилием воли. — Хватит посылать их в квартал без моего ведома! — заорала я, подтолкнув бессознательное тело ногой. — Всё тут прекрасно и без вас! — Саске, это мера предосторожности. — Хирузен в очередной раз затянулся и выдохнул дым мне в лицо. — Я второй раз повторять не стану: либо прислушайтесь к моим словам, либо будете каждый раз забирать охладевшие трупы. Я всё сказал. — Хватит казнить себя за смерть родителей, — вдруг сказал Хокаге мне в спину, как раз в тот момент, когда я собиралась уйти, хлопнув дверью. Резко остановившись, я очень медленно развернулась и прищурила глаза. — Я не виню себя за оплошность других, — злобно прошипела я сквозь зубы. — В особенности вас. — Не стоит пытаться скрыть от меня свою горечь, я прекрасно всё вижу. — Хватит тут мораль читать! Я по другому вопросу пришёл! — Но, — Хирузен снова затянулся. — этот вопрос вытекает из того, что затронул я. — Не вижу никакой связи. — ещё более озлобленно ответила я. — Советую тебе сходить на поминальную службу завтра. Ты ведь не забыл о ней? — совершенно спокойно поинтересовался он. Пришлось выдохнуть сквозь зубы, нехотя отвечая: — Помню. Через месяц день памяти смерти Четвёртого Хокаге и его жены, а сейчас все начинают приводить в порядок могилы погибших в тот день. Я не мог забыть с вечными напоминаниями в школе. — Кстати, как обучение? Вы с Наруто преуспели по некоторым предметам. Не расскажешь, как заставил его учиться? — Просто не нужно его ненавидеть при этом и обзывать, как это делают учителя и дети за его спиной. — хмуро отозвалась я. — Ну, точнее делали. Сейчас они уже не осмеливаются. — Я же просил тебя не устраивать драк в школе. — покачав головой, разочарованно сказал он, словно крайне уставший. — Но быть грушей для битья я тоже не собираюсь, — почесав недавно сломанный нос и коротко усмехнувшись, я сложила руки на груди, ещё и вызывающе приподняв брови. — Нельзя вечно кого-то контролировать, Хокаге-сама, так что прекратите это, ладно? Ценю вашу помощь, но мне это откровенно не по душе. Он призадумался и спустя несколько минут молчания встал со своего места, какой-то странной техникой заставил бессознательное тело исчезнуть из зала и подошёл ко мне вплотную. — Хорошо, раз ты так сильно противишься помощи, не буду навязываться. Разошлись мы на более спокойных нотах, чем встретились — Сарутоби выпроводил меня из резиденции, поспрашивал ещё немного о проживании, не нужна ли мне материальная помощь и так далее. Но сразу домой я не пошла, так как нужно было зайти к Наоми-сан, поразносить ящики с новыми продуктами. Эта работа стала для меня уже привычной, а милая женщина сильно помогала с едой — не нужно было тратить деньги, так как она разрешала мне выносить какие-то продукты бесплатно. Не хотела её использовать, но уже просто надоело ей отказывать и видеть это грустное выражение материнского лица, что искренне хотела помочь хоть мне за неимением другой альтернативы. Идя домой спустя где-то полтора часа, я зашла в книжный неподалёку и купила несколько книг. Не глядя, первые попавшиеся. Я хотела просто почитать и мне было абсолютно всё равно какие книги для этого выбрать, лишь бы только потолще, да без картинок. Девушка у прилавка, — Акеми Сораюки, так гласил бейджик — увидев меня поначалу дернулась, словно я каким-то призраком или чудищем была, но потом со вздохом спросила какие купюры я буду ей давать и как удобнее получать сдачу. Три книги стоили мне сто двадцать пять йен. Не больше, чем ежемесячно уходило на продукты и кое-какие бытовые вещи вместе взятые; где-то две трети от моей зарплаты в оружейной лавке. Но, в принципе, не так уж и много. Я ведь ещё и вещи продавала, да и знатно экономила с едой, так что деньги были и пока заканчиваться не собирались. Проблема была в другом. И именно эта проблема стала причиной того, почему я всё больше шлялась по улицам и проводила всё меньше времени дома. У этой проблемы даже имя было — Шисуи. Он стал ещё более замкнутым, грубым и жёстким по отношению ко мне за эти две недели. Я старалась вообще не попадаться ему на глаза, а если и нужно было что-то спросить, то узнавала через Наруто. В общем, единственной отдушиной для меня стала мастерская Такахаши-сана, где старый мастер учил меня всему тому, что должен знать каждый Учиха. Именно он сказал мне причину такого поведения Шисуи. Просто он узнал, что Обито убил его отца, Кагами*. Собственно, по такой эмоциональной реакции я легко свела икс с игреком и поняла, что они были очень близки, раз Шисуи так убивался. Ну, как убивался — скорее уж убивал окружающих. Чакру перестал контролировать, каждый раз из-за этого в его присутствии меня словно ледяной водой окатывало, настолько морозящей являлась его чакра. И на тренировках словно искренне меня убить хотел. Я просто начала его бояться. Любое моё слово, хоть одна единственная жалоба или что-то в этом роде и всё — глаза сощурены, из ноздрей чуть ли не пар валит, руки в кулаки сжимаются, а смотрит так, будто представляет себе как шею мне сворачивает. Поёжившись от неприятных воспоминаний, я осмотрелась и зашла в Ичираку-рамен, что так удачно оказался рядом. Теучи-сан гостеприимно выставил мне тарелку фирменного супа — мы с ним договорились, что пока рядом нет Наруто, он не будет делать свой рамен слишком жирным, а более низкокалорийным, с большим количеством овощей. Мне так нравилось больше. А ещё он просёк, что мне нравятся помидоры и стал класть их побольше, ещё и порой подавая бесплатно рис с карри или онигири с сушёной морской капустой. В общем, мои вкусы были довольно специфическими, но он как повар со стажем был лишь рад угодить, а я стала чаще навещать его просто так. В последнее время это было чуть ли не единственным местом, где меня принимали весьма радушно. — Сегодня снова один, Саске-кун? — спросил Теучи-сан, помешивая бульон в большом казане. Я покачала головой, вздыхая, отцарапывая ценники от книг. — Да. Наруто дома остался, я сегодня буду ему право объяснять. Да и в истории мира шиноби он тоже в последнее время отстал от программы, надо бы наверстать. Дадите мне его любимый двойной рамен с собой, чтобы я мог его угостить? — Конечно. Как пожелаешь. На соседний от меня стул присел новый клиент и Теучи-сану пришлось отвлечься, принимая заказ. А я открыла первую страницу книги и стала читать, заедая чтение любимым онигири и супом. Не будь дома полный кавардак с Шисуи и его депрессией, а ещё и открывшейся способностью моей крови к регенерации тканей, я бы с чистой совестью могла сказать — эта жизнь мечты. Доев и прикончив около пятидесяти страниц довольно интересной книги о путешествиях неизвестного шиноби по стране Тумана, я выпросила у Теучи пиалу некрепкого сакэ и под неодобрительный взгляд выпила её всю. Тепло, ударившее в голову, немного смыло неприятное ощущение, но всё же не полностью. Жаль, что большую дозу алкоголя, чем пару пиал, этот детский организм не выдерживал и вырубался, словно кто-то хорошенько двинул в висок. Оплатив еду и взяв коробочку с раменом для Наруто, я без какой-либо охоты двинулась домой. Я уже знала наперёд, что ждёт меня там, стоило только переступить порог — очередной пронизывающий своей холодностью взгляд Шисуи, очередной домашний урок с немного зашуганным Наруто, очередной безмолвный ужин в моей комнате, очередная книга, очередное решённое домашнее задание. За два месяца этот алгоритм чуть ли не приелся. Кстати, именно из-за этого терпкого ощущение рутины я вновь начала рисовать и вести ежедневник. Поначалу это была обычная школьная тетрадь, ничего особенного. Со временем в ней стали появляться личные записи. Затем я вырвала все исписанные формулами листки и оставила лишь те, что были обо мне и моих переживаниях — обычно я писала именно это. Спустя где-то неделю на полях появились первые простенькие рисунки вроде полосок, параллелепипедов или пирамид, ещё спустя несколько дней уже части тела, например руки, ступни, глаза, волосы, лица, ещё через неделю — люди, которых я встречала, куски пейзажей и классных комнат, где я училась. Вскоре на рисунки отводились уже по несколько страниц. Отчим мне когда-то сказал, что раз я самоучка, причём с довольно необычным стилем рисования, значит в моём роду точно кто-то из художников есть. Я тогда просто покачала головой и ничего не сказала. Но эти его слова запомнила — было приятно такое услышать. Наруто, увидев однажды как я зарисовываю на истории нашего учителя, настолько удивился, что даже перестал болтать. Тогда он попросил тетрадь — посмотреть; я была не против. Лишь иногда я вставляла редкие комментарии с уточнениями, что это за человек, а вон того я там увидела, а того из книги срисовывала. Я не сказала ему тогда, что это не единственная тетрадь, а у меня их несколько. Но просто в другой все рисунки были о нём — ребёнке, юноше, взрослом. Некоторые довольно эротического характера. И я не хотела, чтобы он это увидел. Очень не хотела. Отдельная тетрадь была уделена мною для Учих. Иногда я, на свой страх и риск, зарисовывала Шисуи, когда мы возвращались с тренировки и отдыхали в гостиной. Чаще всего позировал для меня Саске, появляясь из воздуха прямо у моего носа, смеясь и веселя, а потом с наслаждением строя рожицы. После этого он всегда комментировал получившиеся работы. Ему обычно больше нравилось, как я рисую его улыбку. Порой появлялся среди эскизов униформы и возможных узоров Мангёке Итачи, изредка Обито, Какаши, Мадара с Изуной, очень редко Фугаку, Микото. Был один единственный рисунок Сарады с взрослой Сакурой. А на последних страницах красовалось около пяти эскизов Орочимару в форме джонина и в его любимых кимоно. Саске очень понравился тот, где были изображёны два бюста — змеиный санин с Мицуки, приобнимающий того за плечи. Оба улыбались. Под тем рисунком была короткая аннотация: «Единственный удавшийся на славу эксперимент». Саске через несколько дней попросил меня вырвать эту страничку и отдать ему. На память. Я не возражала, хоть немного удивилась. Но потом нарисовала похожий рисунок заново. В школе ничего интересного не происходило. Сейчас учили всякую чушь вроде правовой системы, устроения кланов, зубрили гербы и определения разных символов, традиции и прочую хрень. Но была одна интересная фишка у всего этого — детей из знаменитых кланов с таких уроков отпускали, ведь подразумевалось, что мы всё это уже знаем. На правах наследника Учих я и Наруто с собой забирала, хотя это и было сложновато. Но тут уж играла на руку говорящая сама за себя фамилия — Узумаки-Намикадзе. Некоторым даже не приходилось тонко намекать, чей он сын и как я могу заставить учителя исполнить мою настоятельную просьбу. Прогуливая эти уроки мы с Нару обычно ходили на речку и купались, пока ещё тепло, а иногда гуляли по парку, ели рамен из пластиковых стаканчиков и болтали. Тихо так, не полушёпотом, конечно, но довольно тихо. И он начал чаще снимать свои излюбленные очки, которые вечно на глаза натягивал. В конце концов и вовсе выбросил их. Не знаю, когда именно, но выбросил. И волосы подстриг немного. Мне даже понравилось, правда, теперь было не так удобно в них ладонью зарываться и гладить, но всё же мне короткая стрижка Наруто больше нравилась, чем отросшие патлы. По его же просьбе я рассказала ему всё, что знала о Девятихвостом и о том, как умерли его родители. Сказала, что когда подрасту, попробую с помощью шарингана их иллюзорные копии создать, чтобы Наруто мог их хоть увидеть. Он тогда ещё про Итачи расспрашивал, про моё к нему отношение, о Шисуи. На этом вопрос как-то резко закрылся, ведь мы оба были все на нервах от непостоянства старшего Учихи и ни один из нас не понимал, почему он вымещает на нас злобу. И ему, и мне было как-то даже обидно. Поэтому тему быстро замяли. Приходя домой со школы я всегда ощущала какое-то отчаяние и неутешительную апатию — дом будто погружался в депрессивные настояния с головой и меня тянул следом. Краски исчезали, все дела были монотонными и будто конвейерными, но Шисуи слишком пугал и меня и Наруто, чтобы лезть с претензиями. Правда, порой я не могла удержать язык за зубами — язвила и нарывалась. В итоге каждый раз занималась физическими упражнениями в четыре раза больше и засыпала сном мертвеца, заваливаясь вечером в кровать. И сны не снились, что тоже не могло не радовать. После того слишком реалистичного воспоминания на берегу речки я всё боялась повторения подобного, но пока мозг вёл себя адекватно и не выбрасывал картинки из подсознания в самый неподходящий момент. Впрочем, наступала осень и погода в любом случае ухудшалась. Начинало холодать, воздух по утрам уже не мог прогреваться как следует, просыпаться становилось всё сложнее из-за холода комнаты. Из-за последнего пункта, кстати, мы с Наруто, не смотря на обоюдное смущение, спали вместе и грелись друг о друга. Ни о каком сексуальном подтексте не могло быть и речи, когда ноги просто начинали коченеть, а иней покрывал узорами окна. А всегда горячее тело Узумаки было мне идеальной грелкой. Я запрокинула голову и прикрыла глаза, на минуту остановившись у стены какого-то дома. Прохладный ветер теребил волосы, потоками, словно маленькими волнами, залезал под тёплый вязанный свитер и морозил кожу, заставляя руки и ноги покрываться мурашками. Выдохнув еле заметное облачко пара, я всё-таки продолжила свой путь. Но немного не туда, куда надо было. В цветочную лавку Яманака. Там я после коротких раздумий купила букет ликорисов, где-то около двадцати штук, пару-тройку алоэ и, немного поразмыслив, несколько белых лилий, и пошла на кладбище. Все эти цветы были живыми — два больших тяжёлых горшка с лилиями я еле-еле тащила. Конечно, я осознавала, что покупать ликорисы рискованно, — в чём смысл навлекать на себя смерть лишний раз — но они символизировали смерть и, насколько я помню, именно их всегда клали на могилы. Или они вырастали там сами. По приданиям, они хорошо росли на краплёной кровью земле. И именно поэтому и имели алый цвет, отпугивающий многих своей необычайной насыщенностью. Но спорить было бессмысленно, их запах был крайне приятным; так и хотелось уткнуться носом в эти длинные лепестки. Окружающие бы меня наверняка не поняли. Где-то до часов четырёх или пяти я торчала на кладбище. Могилы были, в принципе, ухоженными и я просто положила половину букета на полированный камень, а затем раскопала землю чуть левее прямо руками и осторожно засунула в образовавшуюся ямку лилии, полив водой, которую мне дали с собой специально для этого. Помолившись за упокоение душ усопших, уже собралась уходить, но внезапно проснулось любопытство — я начала обходить все могилы и читать имена. Кто-то был мне совершенно незнаком, чьё-то имя выскальзывало из памяти, некоторых я даже видела, читая мангу и наблюдая за флешбеками героев. На кое-каких могилах были выгравированы портреты. Где-то предсмертные слова, а где-то куски из завещаний. Я сильно притормозила у главного постамента. Прижав к груди ликорис, Какаши гладил ладонью камень в том месте, где, как я думала, было вырезано имя — Учиха Обито. Вздохнув, я направились к нему. Уж лучше поговорить со своим будущим учителем, чем пойти домой. Наедине с Шисуи я ощущала себя просто ничтожно. — Вижу, и тебе Сарутоби-сан мозг промыл, чтобы сюда прийти? — поинтересовалась я, коротко взглянув на Хатаке и тут же отвернувшись, смотря на текст какого-то гимна или что-то типо того, красивым почерком вырисованного чуть ниже имён. Он промолчал, но я увидела, как он повернул в мою сторону голову. Совсем немного, просто чтобы лучше меня разглядеть. Я ведь ещё и стояла справа. Не очень удобная для него позиция. — Хотел извиниться за те слова, что я месяц назад тебе сказал. — снова заговорила я после минутной тишины. — Сам понимаешь, когда в семье такое происходит просто не до приличий с окружающими. И снова молчание в ответ. — Ещё и Итачи ушёл. Нет чтобы хоть обьяснить мне всё — смотался и всё. Будто и не было его никогда. Найду — собственными руками за такую наглость придушу. Мне уже начинало надоедать это тяжёлое молчание с его стороны. Но когда я распалялась, уже ничто не мешало мне разговаривать хоть сама с собой. — А я ещё Наруто потом об этом сказал. Ишь чего, говорю, он удумал, в Акацуки подался. А Наруто тогда сказал, что, может, это способ самовыразиться. Самовыразиться, ага, конечно. Все подростки же в двенадцать лет в Акацуки идут, так я и поверил. Вечно он меня утешает по этому поводу. Да и постоянно со своим оптимизмом! Уже на зубах скрипит. Но это даже помогает, а особенно если мне какая-то поддержка нужна. Нару-чан в общем неплохой, просто… — Что тебе от меня надо, Саске? Зачем ты вообще со мной сейчас заговорил? Голос Какаши был таким же прохладным, как и погода сейчас; вопросительная интонация еле ощущалась. Этот двадцатидвухлетний парень выглядел очень уставшим от жизни. — Я же сказал уже, — заново заговорила я. — Попросить прощения. Да, собственно, случайно встретил, просто поговорить сейчас особо не с кем, вот и решил, что можно с тобой. Не против, если я тут свои цветы как-то расположу? — спросила я, наконец повернув в его сторону голову. Сам он, не успели наши взгляды встретиться, отвернулся, не сказав ни слова. Я наклонилась и аккуратно уложила алые ликорисы у монумента. — Если не секрет, зачем ты тут торчишь целыми днями? Как не приду — всегда ты здесь с цветами, стоишь вечно один, в стороне ото всех, и что-то бормочешь. Это смотрится даже страннее, чем то, что я Наруто к себе переселил. — К тебе это отношения не имеет. — глухо отозвался Какаши из-под маски. — Вообще-то имеет. Если мне память не изменяет, — а она мне обычно не изменяет — то у Обито-сана тоже фамилия Учиха, значит это и моя проблема. — Ты ещё слишком маленький чтобы понять суть. Мог бы просто уйти и оставить меня одного. — Эм, а если нет? — Тогда просто замолчи. — сощурив единственный видимый глаз, он очень явственно разозлился. Так чертовски похоже на Шисуи. Хмыкнув, я улыбнулась и запрокинула голову, ладонью поправляя упрямые локоны непослушных волос. — Мммм, умение замолчать в нужный момент, это, конечно, хорошо, но я таким умением, увы, не обладаю. — со смешком заметила я. — Так что там за проблема? Потеря лучшего друга или же неразделённая любовь? Или и то, и другое? Ух каким злобным стал его взгляд. Что-то мне подсказывало, что эта насмешка была лишней. Какаши молча положил свой цветок на постамент, развернулся и пошёл восвояси. — Я приду на это же место в следующую субботу, так что если надумаешь излить душу — приходи. Я онигири ещё с собой принесу! Этот мой оклик тоже остался без ответа. Но, в отличие от Какаши, мне стало как-то легче, словно камень с души упал. И хоть диалог не особо получился, сам факт того, что я выплеснула кому-то часть своих мыслей был маленькой отдушиной. Не вечно же Наруто на жизнь жаловаться. — Обито, ну ты и хмырь, конечно, — тихо прошептала я и достала пачку сигарет из кармана. Щелкнула пальцами, маленький огонёк зажегся на ладони — новая способность, которой меня обучил Шисуи. Через пот и кровь, но обучил. Вызывать стихию без печатей было неимоверно трудно. Зажав зажженную сигарету между зубов, делая глубокие затяжки и положив руки в карманы — так я направилась домой тем вечером.