ID работы: 6223374

Помидорки и редиски — любовь до гроба

Джен
NC-17
В процессе
345
автор
Размер:
планируется Макси, написано 360 страниц, 28 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
345 Нравится 346 Отзывы 165 В сборник Скачать

Часть 17

Настройки текста
Квартал Учиха вот уже три месяца пребывал в осаде и ни один из нас пока не имел ни малейшего представления, как долго ещё это будет продолжаться. Вот честно, на пятой неделе мы уже начали делать ставки, неловко и с пост-иронией обсуждали произошедшее, Шисуи часто шутил, пытаясь подбодрить меня и Наруто, и в какой-то момент сделал ставку, что ещё три месяца минимум продлится эта катавасия. Во всяком случае, пока он выигрывал. И хоть я и считала, что АНБУ уже наверняка надоело следить за, буквально, ничем, делать было нечего. На самом деле, после той стычки мы всё время тихо отсиживались внутри барьера, не кипишуя, и лишь пару раз выходя на переговоры с шиноби. Да и то, эти переговоры были спровоцированы именно со стороны АНБУ, что, в принципе, не удивительно. Вот только идти на них особого желания не было — мы все устали и хотели передышки, а лично мне нужно было как-то справляться с последствиями «плодотворного» и очень близкого общения с природной чакрой. Та на «подарки» не скупилась и каждую ночь посылала яркие кошмары, будто специально начиная с чего-то незначительного, а под конец добивая смертями близких, не давая при этом вырваться из сна. Шисуи как-то сказал, что во время некоторых кошмаров я бормочу что-то на неизвестном ему языке и тихо поинтересовался, не насылает ли чакра воспоминания о моей прошлой жизни. Слишком проницательно. Я практически не скрывала своего отстойного состояния, но всё же не думала, что это так заметно. И не думала, что он подслушивает. Признаться, мне приходилось туго. Очень. Я никогда раньше не страдала настолько длительной принудительной бессонницей, когда я сама себя заставлялась не спать, только бы не видеть кошмаров. Сон и явь сливались воедино и я ощущала себя как в Кошмаре на улице Вязов. Только всё было реальнее, чем в фильме, и в разы страшнее. Единственным, что отвлекало меня от невероятно реалистичных снов, была рутина по дому и приготовления к зиме, а также то, что Шисуи на скорую руку придумывал, как бы отвлечь меня и Нару от всего того дерьма, происходящего вокруг. Сам Наруто очень долгое время откровенно избегал меня и боялся подходить. Первые две недели я общалась только с Шисуи, пока он делал перевязку или менял раствор в капельнице. Я особо не могла шевелится и первое время даже вставать, поэтому даже такое, с виду пустое, общение было отдушиной. Когда пошла третья неделя, Наруто впервые пришёл сам, посмотрел на меня секунд десять, но стоило мне открыть рот — тут же бодренько убежал на кухню. Я стоически держала себя в руках, но раз за разом просыпалась по ночам от повторяющегося кошмара — до ужаса испуганное лицо Наруто и то как я медленно наступаю на него со зловещим видом, не в состоянии контролировать своё тело. Это повторялось каждую ночь на протяжении всего месяца, и никакое снотворное, каким бы сильным оно ни было, не могло помешать навязчивым снам пробираться в подсознание. И да, всё же, как бы я не отпиралась, но этот метод ментального воздействия вышел чрезвычайно эффективным. Вскоре я превратилась чуть ли не в живой овощ, не осознающий себя в реальности из-за хронического недосыпа. Я банально боялась засыпать, видя перед глазами слишком яркие картинки. А также слыша мелодичный смех, разносящийся эхом в голове. Персональная шизофрения, о да, это именно то о чём я мечтала все эти годы. Шисуи заметил изменения во мне практически сразу, но, увы, сказал, что не в силах как-то помочь — он и так вышвырнул сущность природной чакры из моего тела, а за последствия он с самого начала не был уверен. Я не могла винить его в этом: всё же, кошмары — это отчасти ещё и самовнушение и чувство вины, а пока я сама не избавлюсь от этих чувств, никто не сможет мне помочь. Вообще. Поэтому, к концу ноября я научилась не спать. Буквально. Раз в неделю или полторы я вкалывала себе особо сильную дозу снотворного и вырубалась часов на пять, а затем снова бодрствовала. Шисуи был категорически против подобного надругательства над организмом, но не мог предложить другой альтернативы, всё ещё находясь в состоянии поиска решения проблемы. В начале ноября Наруто смотрел на меня с искренней жалостью и даже забыл о своём страхе, пытаясь как-то помочь, ведь понимал меня, имея схожую проблему с Курамой, но пока что ему удалось возобновлением нормального общения только приубавить степень откровенности кошмаров, а к середине ноября он постоянно засыпал рядом со мной, как-то раз проговорившись, что тогда я практически не дёргаюсь во сне и меня легче успокоить. Сначала я отчасти обиделась. Потом поняла, что обижаться на правду, плюс сказанную о естественной реакции организма — глупо. Потом стало приятно за его заботу. По настоящему приятно. Я помнила как сильно он боялся меня в первые дни после моего пробуждения, как постепенно привыкал, как пытался вытеснить страх и заменить его пониманием, как в конце концов смог это сделать. Его поддержка была нужна как никогда. Всё пережитое очень сильно ударило по психике и я была действительно рада, что Шисуи с Наруто не отвернулись от меня, хоть и имели возможность, а продолжили вытаскивать меня из той ямы, в которую я закинула себя в эгоистичном собственническом желании стать защитой для всего и вся. И я была полностью согласна со словами Шисуи — это самый настоящий подростковый максимализм в худшем из своих проявлений. В общем, дом погрузился в довольно депрессивные мысли и витал невесомый туман безнадёги, навеваемый мной. Обычно такая живая и полная энергии, я словно потухала на глазах, становясь бледной тенью собственного «я», и теперь уже не я вытаскивала Наруто с Шисуи из болота самокопания, а они меня. Стоило только мне немного выздороветь, а организму окрепнуть, и я стала браться за буквально любую работу по дому, которая вообще была, только бы не приближаться к кровати. Я не хотела и слова слышать о сне и каждый раз дергалась, когда кто-то без предупреждения дотрагивался до меня, хотя раньше прикосновения любила. Сейчас же я до дрожи боялась всего неопознанного и неожиданного. Поскольку АНБУ никак не могли пробраться внутрь, — Шисуи ежедневно реструктурировал двойной наружный барьер по-очереди так, что никто не мог его проломить — то мы спокойно выходили на улицу, но зачастую старались этого не делать. Только сугубо по делу. Например, когда Шисуи чинил раскрошенное на мелкие щепки крыльцо, латая крышу из принесённых мной досок со старого сарая на окраине. Также мы изредка всматривались в барьер, видя шиноби за ним, следящих за нами в ответ. Каждый раз, когда я видела кого-то из АНБУ, я показывав им факи и с горделиво поднятой головой удалялась внутрь, не дожидаясь ответной реакции. Когда выпал первый снег, мы с Наруто вышли во двор и ловили языкам снежинки, а потом собрали небольшие снежки и швырялись ими в кусты, где прятались АНБУ, со злорадством слыша как они тихо ругаются и отряхиваются от снега. Потом мы втроём сидели на диване в гостиной и пили заваренный какао с зефиром, облокотившись на Шисуи, сидевшего по центру, и неспешно рассказывающего нам о событиях прошлого, которые он успел застать вживую, и показывая нужные фотографии в подаренном альбоме. Той ночью, когда Наруто заснул со мной на том же диване, я впервые за неполный месяц не увидела кошмара. Просто бездонная чернота, куда я падала всю ночь, и больше ничего. На утро я готова была просто расцеловать сконфуженного Наруто за предоставленные целых семь часов почти здорового сна, которые за последнее время стали непозволительной роскошью. Хотя, увы, на следующую ночь кошмары вновь повторились, а я так надеялась на лучшее. Как раз в это время дело в свои руки взял Шисуи. Видя, как медленно но верно я свожу себя в могилу, как тихо и без лишнего шума гнию в этой каше изнутри, он, наверное, физически не смог остаться в стороне. Или просто хотел отплатить мне тот должок за спасение жизни. Я всё ещё плохо понимала его мотивы. Но одно могла сказать точно — учиховская упёртость ни в коем случае не позволит ему сойти с выбранного пути, если он действительно поставил себе какую-то цель. Например, оказалось, что он чертовски любил учить чему-либо. Я вообще сперва посчитала это безумством. А потом... поверила. Просто тут нужно было присматриваться и смотреть вглубь, не искать ответа на вопрос на поверхности, а до этого у меня просто не было времени копаться в чьей-то психологии. Не сказать, что сейчас личностных проблем поубавилось настолько, что я свободно уделяю этому время, но теперь цель проследить за внутренним миром Шисуи плавно всплыла на поверхность и стала приоритетной. Не приоритетнее решения проблемы с кошмарами и чакрой, но я старалась не думать об этом лишний раз — начинало покалывать в висках. До зимы я не особо замечала любовь Шисуи к обучению, но когда наступили первые заморозки и впервые повалил снег, это проявилось во всей красе. Он откопал бог знает где три пары коньков и заявил, что когда замёрзнет река мы пойдём кататься. На закономерный вопрос, а как, собственно, он с улыбкой заверил, что научит. И не обманул. Речка не была сильно глубокой и замёрзла быстро, даже слишком, почти за три-четыре дня. В первых числах декабря я впервые в своей жизни стала на лёд и упала на второй секунде. Наруто держался на три секунды дольше — просто он махал руками пока падал. Шисуи, отсмеявшись, вздохнул и начал с основ; усердно учил нас стоять, держаться на льду, потом держал за руки, медленно скользя по гладкой поверхности реки, и ветер трепал наши волосы. Затем он дал нам с Нару передышку и похвастал своими навыками: намотал несколько крутых виражей, восьмёрок и зигзагообразных фигур, сделал пару прыжков и ласточек, а под конец круто завернул у самого причала, подняв сноп из снега в воздух. Смотрелось эффектно. Но пока нам бы хоть самим на ногах удержаться. Однако, оказалось, Шисуи как всегда не делал что-то просто так. Через несколько недель усердных занятий по фигурному катанию он впервые вручил нам в руки сюрикены и кунаи и сказал, что теперь нам нужно научится оборонятся на неустойчивой поверхности льда. Это было одновременно и самое веселое, и самое странное, и самое опасное, что я творила в своей жизни. Веселье преобладало. Наруто вскоре смог повторить трюк с ласточкой, а у меня, после долгой отработки, начали получаться резкие повороты и остановка. Очень долгое время мы, однако, не понимали, как вообще можно попадать по мишеням, стоя на коньках, или даже находясь в движении. У Шисуи это получалось настолько естественно, что как-то не задумываешься, а каков на самом деле уровень сложности подобных навыков? Коньки были не единственным способом отвлечения от проблем, что придумал старший Учиха. Конечно, он много твердил о том, что это помогает выровнять осанку, улучшить координацию, избавиться от возможных зачатков плоскостопия и о прочей медицинской чепухе, но при этом... При этом после каждой тренировки на замёрзшей речке приносил груды книг и давал страницы, которые мы с Наруто должны были изучить и вызубрить главное, а потом пересказать ему. Определенно, он был учителем от бога. Да... Не в плохом смысле этого слова сказано, конечно. Он действительно хорошо объяснял и умел превратить что-то невероятно сложное в пустяк, запоминающийся на раз два. Просто... он обожал давать тонны макулатуры для чтения и порой мозг просто зависал и просил перезагрузить систему, а несколько раз мне вообще казалось, что сейчас башка «отключит питание» и со звуками включаемой Винды активируется вновь. Те книги, что он нам давал, были невероятно интересными, по крайней мере для меня, и наверняка намного более высокого уровня чем школьная программа. После одной изнуряющей тренировки, — когда Шисуи показывал фокусы с кунаями — я достала особо интересную — про особенности использования техник Земли — и впервые всерьёз задумалась над тем, чтобы реально освоить эту стихию. Когда-то, слишком давно чтобы я осознавала это время не как чуть ли прошлый век, я радужно и красочно описывала фантазией разнокалиберные техники, что я смогла бы использовать, но, поинтересовавшись лишний раз у Шисуи и прочитав теорию из книги, эта идея как-то резко перестала казаться мне такой уж хорошей. Хотя бы в том плане, что тогда я потеряю ещё процентов двадцать контроля, — липового, корявого, на соплях, но всё же контроля — над природной чакрой, что и так получила слишком много доступа к моему сознанию. Это было бы очень, очень опасно, и Шисуи в красках описал мне последствия — что-то, схожее с прошлой бойней, только в этот раз более приближённое к настоящей мясорубке. Что-то, что в своё время будет творить на поле боя Мадара, умерщвляя человек по двадцать за один только удар. Определенно, я не хотела подобного исхода — мне хватало и того, что каждый раз, когда я проходила слишком близко от барьера, я слышала тихие перешёптывания АНБУ и их презрительный тон, почти всегда повторявший слово «чудовище». «Чудовище». Теперь меня постоянно воспринимают именно так. И пока мы не придумаем как переубедить в этом общественность, осаду не снимут. Возможно, даже никогда. Это был один из худших вариантов по нашим подсчётам. Продуктов, в принципе, хватало ещё где-то на полгода безвылазного сидения взаперти, а если экономить — то и на год. Проблема стояла в другом. Порвалось очень много одежды, которую пришлось пустить на тряпки, а другая слишком быстро вымазывалась во время тренировок и обычной домашней работы, а заменять её было банально нечем. У меня не было ни сил, ни особого желания вязать её из шерсти, хоть тёплая одежда была как никогда нужна — зима выдалась холодной и морозной. Приходилось топить с особой силой, зашторивать окна, заколачивать все щели и даже поднимать постоянную температуру с помощью собственных огненных техник. Дома из-за этого приходилось ходить в одних трусах или штанах, но зато хоть как-то решался вопрос с одеждой. Со временем, из-за неудобного расположения комнат в доме, — в нашей с Наруто комнате почему-то было холоднее, чем в остальных комнатах на этаже, и особенно сильно сквозило от несущей стены — мы с Наруто плавно и довольно постепенно переехали в комнату Шисуи. Это проявлялось незаметно и Шисуи сам понял это, когда мы уже начали засыпать всё втроём на его кровати и в обнимку. Он немного повозмущался, — явно для виду, — побубнел, а затем сам перенёс все оставшиеся вещи к себе и вопрос решился. Спать втроём, во всяком случае, было чертовски классно и уютно, а греться естественным теплом чужих тел — незабываемо холодной зимней ночью. Плюс, кошмары стало словно чем-то блокировать. Не полностью, но теперь я могла почти всегда вырваться из самых откровенных снов. А учитывая, что по-настоящему, не притворяясь, я спала раз в четыре-пять дней, то это стало просто облегчением. Хоть каким-то. Благодаря невольной помощи моей новоприобретенной семьи я впервые позволила себя пробовать засыпать чуть чаще, и впервые заискрила надежда на то, что всё ещё может прийти в норму. Чтобы и дальше как можно больше отвлекать меня от кошмаров, Шисуи давал мне немного рутинную, но действенную работу — письмо. Всё это началось, когда он решил записать воспоминания тех АНБУ, чью память он «записал» с помощью способности своих глаз — Кусинады. Он просто писал все эти воспоминания из своей памяти в свитки вручную, а на мой любопытный вопрос, — зачем, если он и без того все помнит? — он невесомо дал щелбан и ответил, что он-то, может, и помнит, а вот как другим-то об этом поведать? И как нормально систематизировать? Вот таким вот образом я решила помочь ему с этой очень трудоёмкой работой, переписывая обрывочные воспоминания в цельные куски, разделяя их между собой и потом, когда был полностью готов «один человек», так сказать, систематизировала всё по порядку, затем сравнивая с другими воспоминаниями и, невольно, со своими собственными. Несколько раз попались весьма любопытные сведения. Например, о закрытых заседаниях АНБУ из Корня с Данзо, правда, мы не успели переписать большую половину воспоминаний — печать, поставленная расчетливым Данзо, практически буквально сожгла слишком откровенный и опасный в чужих руках кусок памяти АНБУ и в результате мы не получили ничего особо ценного. Наруто всячески помогал при нашей деятельности: с его детским умом он быстрее замечал связь между самыми бредовыми на первый взгляд вещами, был более практичным, когда заходило дело о позывных или скрытых данных, где детская логика, развитая за несколько месяцев постоянной школьной нагрузкой, справлялась на ура, и где он в разы лучше и быстрее связывал воедино те или иные зашифрованные события. Конечно, я не только работала не покладая рук, — всё-таки это было довольно опасно для только начавшего восстановление организма и сильная нагрузка, по словам Шисуи, не была желательна — но и просто наслаждалась тишиной и видимым спокойствием. Видимым, потому что все прекрасно понимали, как моя выходка с чакрой поставила на уши всю Коноху, и что там вообще может творится. Я могла только догадываться, как после всего этого ко мне и Наруто будут относится и в школе, и на улице, и в скоплениях людей, но уж точно не позитивно. Шисуи сказал, что, убирая трупы с внутренней стороны барьера, он увидел много знакомых лиц, но сказал, что по большей части у этих шиноби не было родных и близких, и мне не нужно мучать себя угрызениями совести — некому было ненавидеть меня за их смерть. Разве что только мне самой. Саму себя ненавидеть так просто не перестанешь. Я искренне боялась, что нечаянно убила кого-то из знакомых, например Ямато-сана, Какаши, ещё такого молодого Сая, кого-то из Яманака или Абураме. Но, перепроверив всё потом, оказалось, что среди них не было ни единого знакомого мне лица. Разве что те четверо, которые стучались в дверь. Их было как-то вообще не жалко. Я вспоминала о том, что именно из-за них «проснулась» моя регенерация, и как-то резко хотелось воскресить их, а затем убить ещё раз. И ещё. И ещё раз, этак, двадцать, чтобы осознали всю ту боль, которую теперь испытываю каждый раз я, когда мне что-то ломают или режут. Где-то в середине, может уже под конец, декабря мы всё-таки решили, что осада осадой, а Новый Год встречать надо. Шисуи целых полдня где-то шлялся, что-то искал, а затем пришёл, весь в царапинах, но зато со здоровенной, метров семь в длинну, ёлкой, и с довольной улыбкой сообщил, что специально полез в Лес Смерти, где были лучшие ёлки, и срубил её там. Когда мы с Наруто увидели этого лесного монстра с огромными зелёными пушистыми ветвями, мы не могли закрыть рты минут десять, тупо пялились на ель и невольно осознавали, что придётся экстренно сделать побольше новогодних игрушек. Намного больше. Очень намного. Пришлось очень оперативно собирать доски, что остались после ремонта веранды и которые я собрала с недавно развалившегося из-за старости сарая на краю квартала, для того чтобы Шисуи соорудил из них специальную подставку для ёлки, на которой та бы могла стоять и не падать. Потом, когда зелёный монстр был водружён на свой пьедестал, мы, чеша макушки, пытались придумать как дотянуться хотя бы до трёхметровой высоты. Решили решать проблемы по мере их поступления. В любом случае, лично мне грела душу мысль, что АНБУ невероятно охуели, увидев происходящее внутри квартала. Сначала я и Наруто просто наряжали нижние слои ветвей, надев самые толстые перчатки, какие только нашли в кладовой — колючки оказались невероятно острыми. Затем, когда все украшения были развешаны, а пушистая зелень укрылась слоем шариков и мишуры, мы погадали на «камень, ножницы, бумага», кто к кому залезет на плечи и будет украшать более высоко расположенные ветки. Выиграла я и под бухтение Наруто залезла к нему на спину. Это нужно было видеть — со стороны мы выглядели как бесформенная шатающаяся горка из тел, с которых кое-где свисали рукава курток и кончики шарфов, торчала мишура, а по снегу волочилась гирлянда и откатившиеся в сторону шарики. Как раз когда я, еле держась ногами за Наруто, заканчивала с последней веткой, вдруг услышала тихий недовольный голос в своей голове, явно принадлежавший чакре. Та непонимающе и довольно раздраженно бормотала по поводу дебильности праздников в целом и Нового Года в частности. Коротко ухмыльнувшись, я секундно пожалела её — многомиллионная сущность явно пожалеет о том, что влезла в моё тело, когда я буду опохмеляться первого января. А я отчего-то была уверена, что мы с ней разделяем ощущения на двоих. Конечно, вскоре после окончания работы с нижними ветвями стал ребром вопрос, что делать дальше, ведь ни один из нас летать, увы, не умел, а оставить всё как есть было бы надругательством над ёлкой. Тогда-то Шисуи и предложил использовать смекалку. Он создал частичный покров Сусанно, материализовал более-менее качественную поверхность на импровизированных костяных ладонях и мы залезли туда с заранее приготовленными игрушками, начав методично украшать ими ёлку. Работа пошла в разы быстрее и не прошло и трёх часов, как мы, все трое уставшие и свалившиеся в сугроб отдыхать, гордо взирали на яркую от разноцветных шариков, всю в мишуре, бумажных гирляндах, игрушках, картонных поделках и различных оригами, ёлку, на вершине которой Наруто прикрепил светящуюся от чакры Шисуи звезду. В тот день и два последующих мы все дружно решили не делать абсолютно ничего и просто отдыхать, потому что мышцы болели просто невыносимо и на следующий день мы даже пошевелится нормально не могли — я и Наруто потому что постоянно ходили, наклонялись, поднимали тяжести и носились туда-сюда, а Шисуи потому что сначала убегал от АНБУ, потом принёс здоровенную ёлку, опять же таки убегая от АНБУ, а затем ещё и непрерывно держал активированным Сусанно, лишь три раза прервавшись для короткой передышки. Мы честно бездельничали, дрыхли на теперь уже общей кровати, а в перерывах между ничегонеделанием сонно торчали на кухне, доедая остатки несъеденного до этого. Когда на календаре замаячило тридцать первое, я наконец-то дала себе мысленную пощёчину, такой же мысленный подсрачник, и попёрла на кухню — готовить жрачку, чтобы нормально отпраздновать. Где-то к одиннадцати утра я окончательно проснулась, влив в себя кружек этак пять крепкого кофе, и начала мутить новогодний ужин из остатков съестного. Озадаченная, сонная рожа Шисуи при виде оливье стоила всех тех нервов, которые я потратила на поиск горошка в нашей кладовой. При виде винегрета и подобия холодца и Учихи вообще чуть глаза на лоб не полезли. Наруто же с увлечённым видом тыкал в прозрачное желе на тарелке пальцем и сконфуженно улыбался, когда желатин шевелился в ответ. Тогда то Шисуи и написал мне список того, что обычно готовят на Новый Год в клане Учиха, пока я не сворганила чего-то похлеще. Как я узнала из его короткого рассказа на эту тему, оказывается, здесь была очень распространена традиция готовить осечи риори* — группу блюд, что всегда делают на Новый Год, и это была некая традиция. Сюда входили Гобо кобутомаки, — корень лопуха, завернутый в какой-то особый тип водорослей и завязанный длинными высушенными полосками тыквы, что имели короткое вычурное название, которое я не смогла запомнить, и сваренный в бульоне из сушеных сардин — Ренкон но Ницуке, — корень лотоса, нарезанный в форме хризантемы, высушенный и сваренный в сладком соевом соусе — Кикука кабу, — целый маленький турнепс или репа, нарезанный как цветок хризантемы и замаринованный в уксусе с солью и сахаром и небольшим количеством перца чили — Пирикара конняку, — странная желеобразная фигня из какого-то растения, — и ещё куча неизвестных мне названий блюд, которых, оказывается, ещё штук пятнадцать в списке. И все должны быть готовы. Я, честно, прифигела, ведь вся эта еда, хоть и была полезной, но при этом состояла из продуктов, которые было нереально достать и при нормальных условиях, а когда в твои окна почти буквально заглядывают АНБУ и подавно. Пришлось нам находить компромисс — я оставила половину своих родных блюд, которые умела хорошо готовить, а остальную половину Шисуи приготовил сам, выбирая то, что было быстрее всего и наиболее экономнее. Таким образом у нас в конечном итоге вышла полутрадициональная с обеих сторон новогодняя кухня, в которой на одной стороне стола стояли салаты из крабовых палочек, оливье, селедка под шубой и мясной рулет, а с другой — онигири, карри с рисом и разными соусами, дайфуку и сразу несколько видов суши. О да, этот Новый Год запомнится всем нам надолго. Никак нельзя было узнать, когда именно перевалило за полночь, но нам это было и не нужно — одевшись потеплее, мы вынесли стол на починенную недавно веранду, сели поближе и, запивая тёплую еду низкогоадусным сакэ (в случае со мной и Нару — разбавленным найденной в морозилке газировкой сакэ), смотрели на огоньки гирлянды украшенной ёлки и тихо переговаривались. Воцарившуюся идиллию не могло разорвать ничто. Впервые за столь долгое время было так тепло на душе, так спокойно, и было ощущение, что в Новом Году всё точно наладится. Потом, конечно, я стырила у Шисуи бутылку сакэ и, пакостно улыбаясь, выпила её с горла залпом, думая лишь о том, как сделать своё утреннее состояние ещё отстойнее — хотелось отомстить чакре за постоянные кошмары, недосып, затяжную депрессию и уничтоженные нейронные связи. Разумеется, отходняк был тяжелый. Очень тяжёлый. Наруто рассказывал мне на следующее утро, когда я блевала у унитаза, что я сначала, дико смеясь не пойми с чего и разговаривая сама с собой, захотела полезть на ёлку, а потом, когда меня с горем пополам удалось запихнуть в дом и вырубить, я проспала мертвецким сном десять часов, громко храпя на весь дом, всю ночь пихала всех локтями и один раз даже полностью столкнула Наруто с кровати. Мне было стыдно перед ними, но при этом я с самодовольной гордостью позже рассказала, как материлась в моей голове природная чакра и как бушевала от невероятной головной боли, что была ей не привычна до этого. В конце концов Шисуи только пожурил меня, сказав, что я могла и обойтись без подобных «маленьких пакостей». На самом деле, стоило пройти празднику, а нам всем вернуться в обычным ритм жизни, и рутина вновь вернулась. Мы не дарили друг другу подарки, не видя в этом необходимости, а просто поздравили с наступившим, и на этом, в принципе, всё и закончилось. Вновь тренировки, вновь домашка, вновь списки запланированных дел и тому подобное. Я жалела только об одном — никак нельзя было позвать в гости Наоми-сан и Такахаши-сана с Тен-Тен, а ведь я бы всё отдала, чтобы они побыли тогда с нами, посмеялись и поболтали, обсудили наболевшее. Никто не мог ни выйти, ни зайти на территорию клана, и это несильно, но угнетало. Мне хотелось вновь увидеть знакомых, пообщаться с ними, но пока это было просто невозможно. Однажды случилось очень неожиданное событие. По меркам прошедших месяцев осады квартала так уж точно. К нам в дом заявилась Кофуку. Это был очень неожиданный сюрприз — она плавно и элегантно спрыгнула с ветки дерева на подоконник, а затем и на пол, отряхнула жилет джонина от невидимых пылинок пыли и с ямы в кратер заявила: мы все — дебилы, каких ещё поискать. Сказала, что о том ребячестве, с которым мы высмеивали Данзо и его АНБУ, по деревне ходят животрепещущие слухи, а в самой деревне из-за эксцесса со мной чуть военное положение не ввели. Сначала мы офигели, потом офигели вдвойне, ведь сначала не могли понять, как она смогла попасть внутрь при постоянном дозоре. Кофуку небрежно отмахивалась от вопросов, всё повторяя, что это не имеет значения, а потом всё-таки призналась, что ей пришлось втереться в доверие одного АНБУ и под шумок во время празднования стырить его форму, а затем просто поменяться с сконфуженными шиноби местами и незамеченной пробраться внутрь. Шисуи гордо улыбался, говоря о смекалистости своей сестры, а та в ответ отшутилась, что нам делать больше нечего, только и умеем, что ёлки во дворе ставить. Она рассказала о кипише в деревне, и я была… ладно, польщена. Особенно когда она добавила, недовольно бубня, что та вспышка чакры была ощутима даже за границами деревни и мне из-за неё присудили уровень опасности «А» в досье. И что бы теперь сказал Итачи, а? Мне не хватило совсем чуть-чуть до его собственного уровня «S». Когда я озвучила это со злорадным смехом, Шисуи покачал головой и изобразил фейспалм. Он всё ещё не мог привыкнуть к тому, как по-дружески-сопернически я отношусь к своему горе-братцу. А вот у Наруто не метафорически отвисла челюсть. От зависти. И он в ту же секунду пообещал, что переплюнет меня. То, что я практически стала преступницей, в любом случае не являлось чем-то особо хорошим, и мне одновременно заявили об этом и Шисуи, и Кофуку, причём практически одними и теми же словами. Сразу виднелась родственная связь. Наруто, наоборот, считал это небывалой крутизной. Я новым «титулом» не кичилась, но мысленно радовалась тому, что утёрла нос не только одноклассникам, но и Итачи. Уверена, он в любом случае узнает об этом через обходные пути и охуееет похуже моего. И я бы так хотела увидеть его лицо в этот момент. Жаль, что этому не суждено случится. Кофуку, как бы там ни было, принесла любопытные новости. Например, что инцидент еле успели замять до того как о нём прознали новоприбывшие чунины из Кумогакуре. А если точнее, попытались замять — по её сведениям, несколько подростков были рядом с кварталом в тот момент и увидели бойню, но их очень настоятельно попросили не распространяться среди мирного населения. Ещё оказалось, что из-за сильного снегопада их отъезд отменили, перенеся на несколько недель — возвращаться в страну Воды по заснеженным дорогам было сродни выходить в гололёд на улицу в тапочках. Наруто, услышав, что они скоро уедут, вдруг грустно вздохнул, но я не придала этому особого значения, хотя стоило. Лишь потом я выяснила причину его странной реакции, но это было уже потом и удивилась я тоже потом. В любом случае, Кофуку ещё с недоумевающим видом поинтересовалась, почему мы до сих пор ни разу не использовали право позвать кого-либо из знакомых для передачи информации. Увидев вопросительные взгляды меня и Шисуи, она сказала, что такая фигня не просто существует, а должна активно использоваться, и она всё это время была удивлена тем, что мы не захотели передать что-то знакомым или, наоборот, спросить о новостях. На следующий же день, стоило нам убедится, что Кофуку успешно исчезла среди заснеженных деревьев, а также обсудить план действий, я подошла почти к самим воротам и с серьёзнейшим видом заявила в пустоту, что хочу увидеть Ируку-сенсея, потому что мне пофиг на осаду и я якобы хотела хоть домашку из Академии узнать. Честно, я не надеялась ни на что. Разве что на грубый отказ, варьирующийся от обычного мата до самых изощрённых его форм, или на несколько неожиданных стихийных техник, что хотели бы пробить барьер у самого моего носа. Я бы не обиделась. Возможно. Наверное. Скорее всего. Ладно, учитывая прошедшие события, я была слишком раздражена, чтобы проигнорировать подобное, и скорее всего полезла бы в драку. Да, безрассудную, и да, определенно тупую в зародыше и даже самой идее, но я бы так поступила. Потому что импульсивность — наше всё. Удивительно, но спустя несколько часов Ирука действительно явился, в обмундировании АНБУ, но при этом держа в руках стопку книг. Я улыбнулась приветливо, так, словно не я раскромсала шестьдесят человек на винегрет, и защебетала о том, как рада вновь видеть своего учителя. У того с каждым шагом в мою сторону всё явственнее белело лицо и сжимались в полоску губы. Когда он подошёл на расстояние вытянутой руки от барьера, резко остановился, сухо здороваясь. Его обувь оставила длинную вереницу следов по припорошившему ночью снегу. Отвлекающий манёвр в лице моей практически безостановочной болтовни сработал отлично и Ирука даже не понял, когда именно я вскинула руки с тонкими проволочными нитями, дёрнула за них и его втолкнуло внутрь, заставляя чуть ли не упасть от неожиданности. Из-за кустов выскочило трое АНБУ, врезаясь в барьер и не в силах его проломить. Ирука побелел в несколько раз сильнее, напряжённо всматриваясь в мои глаза и будто ожидая скорой смерти. Из его рта валил густой белый пар, щёки раскраснелись от холода; он стоял в двух шагах от меня и был практически видимо напряжён — казалось, ещё немного, и он вытащит кунай и начнёт меня атаковать. Я лениво сворачивала сработавшую ловушку, скручивая проволоку заведомо медленно, чтобы растягивать время. Скривив гримасу и показав злобно скребущим барьер АНБУ язык, протянула Ируке свою руку, обёрнутую до запястья в бинты, а дальше с надетой перчаткой, желая побыстрее довести его до дому. Когда он взялся за мою ладонь своей, немного подрагивающей то ли от холода, то ли от испуга, я ощутила эту дрожь даже сквозь ткань. Я потянула его вглубь квартала Учих, уводя по заснеженным запутанным улочкам всё дальше от узнаваемых мест, и в конце концов пришла к своему дому, где на пороге приветливо помахал Наруто, зазывая внутрь. У Ируки и до того подрагивали колени, но стоило ему увидеть Шисуи, встретившего его почти у порога, и Умино жалобно пискнул, наплевав на достоинство, и чуть не выпустил из рук учебники. Шисуи тогда с благодушным выражением похлопал Ируку по плечу, а тот просел сантиметров на пять, с благоговением и неверием смотря на главу клана. Мы вели себя по семейному и приветливо, и это распространялось и на гостя тоже. Отказаться от предложенной чашечки чая Ирука просто не смог — у него, казалось, отняло язык. Прошло минут пять, пока он возвращал самообладание, а затем тихо пискнул о цели своего прибытия. Пискнул жалобно, будто извинялся за причинённые неудобства. Я громко захохотала, привлекая всеобщее внимание, и весело осведомила ошарашенного сенсея — мы всё придумали чтобы заманить кого-то на территорию, а он просто стал удобным кандидатом. Ирука во второй раз лишился дара речи, потрясённо слушая продолжение рассказа с уст Шисуи. Он никак не мог поверить, что мы с Наруто под руководительством старшего Учихи как раз недавно закончили школьную программу этого и следующих годов, а Ируку Шисуи хотел видеть чтобы обсудить условия осады и то, когда всё это прекратится. В конце концов, мы с Нару оставили их наедине, решив, что взрослые дела решатся взрослыми и без нашей помощи. Плюс, я явственно ощущала колебания чакры Ируки, который не мог находится со мной в одном помещении, не испытывая при этом смеси страха, презрения и горечи. Я чувствовала это и тихонько увела оттуда и Наруто, надеясь, что в обществе одного только Шисуи у них выйдет найти компромисс. Вскоре, однако, в зале, куда мы с Узумаки перешли, играя в шахматы, показалась голова Шисуи, сообщившая, что нужно позвать ещё кое-кого. Этим кое-кем оказался капитан отряда, в котором состоял Ирука, без которого какие-либо решения принимать было нежелательно. Несколько минут шли дебаты, кто пойдёт, и у кого хватит актёрского мастерства сыграть так хорошо, чтобы поверили и всё сработало. Единогласно, — учитывая даже голос самого Ируки — выбрали Наруто, так как его силе убеждения поражалась даже я, не понимая как у него это выходит ещё будучи двенадцатилетней девчонкой из обычнейшего мира и смотря популярное тогда аниме. Ещё минут десять после этого Наруто создавал хенге Ируки под тихое бухтение последнего, не понимая, почему он сам не мог бы пойти и не узнать обо всём. Но слишком проницательный и уже умудрённый опытом Шисуи сразу пресёк любые попытки горе-дипломатического посла смыться куда подальше и, дав Наруто последние напутствия, отправил того к барьеру. Где-то полчаса длилась гробовая тишина и не происходило ровным счетом ничего. Я поговорила ни о чём с Ирукой, который чтобы разбавить тишину начал расспрашивать о том, почему я внезапно так взбесилась и начала убивать направо и налево. Ответом послужил красноречивый взгляд, а затем длинная иронизированая тирада, рассказывающая в подробностях о том, как я докатилась до такой жизни. Шисуи иногда хмыкал, цокал языком и закатывал глаза, слушая едкие замечания, но ничего не говорил и не комментировал, желая выслушать моё мнение о клане и Конохе в целом и АНБУ в частности, а также о том, как сильно Данзо пожалеет о том судьбоносном приказе. Когда я стану равной ему по силе, конечно. Это будет не скоро, но я была уверена, что это рано или поздно произойдёт. Ирука не был любителем длительных рассказов с детальными подробностями расчленёнки своего почти прямого начальника и крайне вежливо попросил меня перестать как раз в тот момент, когда об стену дома что-то хорошенько стукнулось, зацарапало, а затем отчаянно завыло. Шисуи мигом бросился на улицу, а я за ним, прихватив при этом приунывшего Ируку за воротник — чтоб не сбежал. На крыльце мы обнаружили два сцепившихся тела: один — глава разведотряда Ируки, молодой парень с ярко-рыжей неопрятной шевелюрой и довольно привлекательной внешностью, а ещё крайне богатым запасом нецензурной брани — и Наруто, такой же взъерошенный, как и его оппонент. Они сцепились у двери и мутузили друг друга, катаясь из стороны в сторону, драли волосы и царапались как дворовые коты, и я с нервной улыбкой подумала, что не могу различить, где чьи конечности. Ирука прижал ладони ко рту и широко раскрытыми глазами наблюдал за ребячеством этих двоих. В отличие от меня и сенсея, Шисуи даже не остановился и не удивился, в сразу же принялся разнимать дерущихся, буквально отклеивая их друг от друга — парни сцепились не на шутку, и невольно достали самого Шисуи и чуть не выцарапали ему единственный глаз. Благо, обошлось — нерадивого капитана отряда, громко проклинавшего джунчурики, крепко держал одной рукой за ворот рубашки Шисуи, а второй рукой удерживал на весу дёргающегося в попытках дотянутся до обидчика Наруто, который грозился словами, ничуть не хуже моих собственных. Подарив мне красноречивый взгляд, так и говорящий «Мы обсудим это позже, дорогуша» Шисуи затащил их двоих в дом, не постеснявшись стукнуть обоих о дверной косяк и получить в свой адрес ещё несколько ласковых эпитетов. Отношения выясняли дружно, долго и матерно. Капитан отряда по имени Такао Аяно был после нескольких попыток атаковать прочно привязан к стулу верёвкой, но после получасовой дискуссии с переходом на личности был всё же освобождён под клятвенным обещанием, что он не станет вновь нарываться. Этот рыжеволосый тоже смотрел на меня как на настоящего монстра, но в этот раз я просто исполняла свою часть работы — вставляла нужные ремарки и следила за Наруто, чтобы он тоже не влез там где не надо и не испортил нам переговоры. Очень уж упёртыми были эти АНБУ. Что Ирука, что Такао в упор не желали видеть преимуществ сотрудничества с выжившими Учихами и практически последним Узумаки, всё время повторяя о тупости подобного. Шисуи пришлось применить все свои уловки, всё, что только можно, от лести до непрямых угроз, чтобы они, спустя долгих пять или даже больше часов согласились, смурно кивая, и пошли докладывать об обстановке. С помощью своего глаза Шисуи записал сообщение верхушкам деревни в глазах Ируки и Такао в виде проекции и надеялся, что они были более умны, чем их подопечные, и примут правильное решение. На это ушла неделя. Нам было откровенно нечем себя занять всё это время — даже патрули стали сменятся реже и в окрестностях воцарилась идеальная тишина. Я уже успела подумать, что они просто проигнорировали сообщение. Но! В один прекрасный понедельник, когда мы с Наруто, взяв коньки и еду, шли на речку, мы увидели всё того же Ируку у самых ворот, зазывно машущего нам руками. Кутерьма с предоставленной им документацией полностью легла на плечи Шисуи, как самого старшего, но он был в настолько сильном предвкушении долгожданного разрешения конфликта, что закончил просто невероятно быстро и уже на следующий день нас троих, — под конвоем из АНБУ и лучших стражников самого Хокаге, разумеется, ещё и в номинальных наручниках — доставили к Хирузену, где ещё несколько часов мы горячо отстаивали свои права на личное время и пространство, при этом упрекая самого Хокаге в нарушении договора. Он правда был зол на своего сокомандника за то, что тот нарушил договорённость со мной, но всё же он также опасался, и очень разумно и правильно, как бы я не выкинула вновь чего-то похуже, чем коротковременный всплеск чакры, и как бы это не случилось в следующий раз у того же джунчурики. В конце концов сошлись на временном запрете на выезд из деревни, внешнем наблюдении в многолюдных местах и возмещении убытков — всё же потерять шестьдесят человек, хоть и в не военное время, было большой растратой для деревни, а Учиха могли позволить себе дать взятку чтобы от нас наконец отстали. Всё это красиво оформили, закрепили печатью Хокаге и рукопожатием, а затем отпустили на все четыре стороны, впервые дав свободу. Я готова была расцеловать Хирузена за его милосердие. Вот серьёзно. Как только я вырвалась на украшенные посленовогодние улицы, я вдохнула полной грудью и сразу же пошла за покупками — немедленно набирать всё то, запас чего исхудал за последние три месяца. По пути где-то в толпе затерялся Наруто, предупредив, что отлучится на время, но я была слишком рада чтобы задуматься о странности этого отлучения. Я просто наслаждалась. Наслаждалась холодным воздухом, снежинками, разговорами людей, громким смехом. Я наконец чувствовала себя по настоящему живой. Первое, что я сделала, это навестила Наоми-сан. Женщина стиснула меня в объятиях так сильно, что захрустели недавно сросшиеся рёбра, и начала без остановки расспрашивать о случившемся. Потом она, качая головой и видя мою виноватую улыбку, усадила меня за прилавок и, негодуя из-за моей «костлявости» и тощей фигуры, вручила испечённую совсем недавно булку. Жуя приятное хлебобулочное изделие, я рассказывала обо всём — о том, как всё началось, как проводили всё это время в осаде, что ели, как отпраздновали, как потом Хирузен отчитывал. Она пожурила меня насчёт Шисуи, сказав, что я могла с ней поделится и что впредь я могу быть более откровенной — Наоми-сан пообещал никому не говорить о моих секретах. Я была безумно ей благодарна за оказанную поддержку. Одно дело, когда в тебя верят родные, а другое — когда ты сам завёл с кем-то дружеские отношения и этот человек оказался действительно хорошим, поддержавшим тебя в трудное время. Постепенно, но всё вернулось на круги своя. Я начала ходить к Такахаши-сану, хоть и ощущала на себе пристальные взгляды АНБУ-надсмотрщиков, но меня это не особо трогало. Главное — наконец дали возможность спокойно жить. И это самое главное. Шисуи вновь куда-то пропал на весь день где-то в конце января, когда день вновь начал увеличиваться, солнце — греть лучше, а снег — понемногу таять. В тот день я практически не заметила его отсутствия — проторчала у Наоми-сан до обеда, обсуждая всё и вся, слушая новости и прочее, а затем навестила Такахаши-сана и Тен-Тен, обняла по уже устоявшейся привычке обоих и поделилась своими собственными новостями за день с первых уст. Тен-Тен как обычно покачала головой, услышав о наших с Наруто ребяческих выходках, поджала губы и упрекнула меня лишний раз. Сначала она упрекала в циничности по отношению к тем жизням, что были мной отняты. Я не могла её винить, но и сказать, что сильно переживаю из-за смерти незнакомых мне людей, не могла, потому что после новости, что среди них нет ни одного знакомого мне человека я действительно вздохнула с облегчением и, признаться, вообще перестала заморачиваться. Потом Тен-Тен самой надоело заводить эту шарманку, ведь саму её всё это тоже не особо трогало, и она перешла на более повседневные вещи — по-детски ругать меня, когда я вновь таскала в мастерскую своего кота, сдерживая смех наблюдать, как я смущённо принимаю её подарки для меня и Наруто, с важным видом объяснять мне тонкости ковки различного оружия. Такахаши-сан усмехался нашим выходкам, что-то говорил о наследственности и генах, сравнивал меня с Шисуи в детстве, и продолжал учить. Всё действительно возвращалось на круги своя. Просто память всё ещё частенько подкидывала яркие образы той бойни, но больше ничего. Разве что всё те же кошмары и периодический настойчивый голос в голове. За несколько месяцев я просто свыклась с мыслью, что здесь всё это, — периодические убийства и прочее — почти норма, и перестала волноваться — так на всех нервов не хватит. В общем, самое интересное случилось потом. Когда я вернулась домой в тот день, всё ещё наслаждаясь долгожданной свободой перемещений, первым необычным явлением, что я увидела, было странно ухмыляющееся лицо Наруто и не менее самодовольная рожа Шисуи, что стоял у дверного косяка и смотрел на меня так, будто он имел в руках какой-то козырь, при виде которого я бы села там, где стояла, от шока. Оказалось, что да, у него реально был такой козырь. Обычная бумажка. Сперва я подумала именно так, увидев протянутый мне бланк с кучей надписей. Но написанное заставило меня кардинально поменять мнение не только о логичности решений Шисуи и его здравомыслии, но и о том, не нахожусь ли я под каким-то особо извращенным гендзюцу или в затянувшемся кошмаре от чакры. Всего несколько слов, но они заставили меня буквально осесть на пол там, где я стояла, и выронить из рук официальную бумагу, подписанную Хирузеном и всеми советниками. «Запрос на усыновление Шисуи Учихой Наруто Узумаки и Саске Учихи принят к рассмотрению и дозволен всеми инстанциями». До меня слишком долго доходили эти слова. Слишком долго. Я... просто не могла поверить. Не могла поверить, что эта язвительная, наглая сволочь с по-голливудски нахальной ухмылкой решит взять на себя официальную ответственность за двоих практически неуправляемых детей, полных противоположностей, с которыми он и без того справлялся еле-еле и даже с частичным ограничением моих возможностей в лице запрета на мат и прочие грубые жесты и выражения. Я просто не могла поверить. В чувство меня привела несильная пощёчина от Наруто. Они с Шисуи всерьёз заволновались, как бы я не свалилась в обморок от неожиданности, и были даже немного раздосадованы моей реакцией. После стадии отрицания резко навалилась стадия великой агрессии, и я весьма прямолинейно, не скупясь на иронию и сарказм, поинтересовалась, какого, собственно, хуя Шисуи решил устроить. Ответ был прост, как валенок — ему нужно было как-то официально «привязать» к себе меня и Наруто, чтобы в случае претензий иметь обоснование, почему мы все живём вместе, вот он и придумал самый эффективный способ. Усыновление. Гениально, блять. Господи, за что мне это? Клянусь, если бы я знала, что после смерти моим батей станет эта наглая рожа, я бы была монашкой и богословляла всё, что только можно, жила бы аскетом и познала дзен — всё, лишь бы только этого не произошло. Твою мать. Теперь до меня дошло, почему они с Наруто так загадочно лыбились друг другу. И поняла, как именно Шисуи с Наруто решили привести меня в тонус после «великой депрессии». Папаша, блять. Нервно улыбаясь, я прикрыла глаза и рассмеялась. О да, всё всегда идёт не по плану, когда речь заходит о Шисуи.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.