Помидорки и редиски — любовь до гроба

В последнее время Итачи всё чаще ловил себя на мысли, что испытывал жгучую ненависть к Кисаме и тем таблеткам, что он с собой неизменно приносил. Таблетки были противными, горькими и изредка заставляли глаза слезиться, а потому Учиха ненавидел их ещё больше — ему нельзя было показывать никому свои настоящие эмоции. Тем более при Кисаме, его потенциальном враге. Поэтому кривился и испускал явную ауру потенциального серийного убийцы (кем он, вообще-то, и являлся, но Итачи мастерски отшвыривал эти мысли куда подальше), но глотал омерзительные пилюли мутного зелёного цвета, опрокидывал в себя стакан воды и мысленно проклинал Лидера, что так не вовремя узнал о его заболевании. Точнее, определенно узнал он не сам, а кое-кто по имени Тоби ловко подстроил всё так, чтобы для Итачи с Кисаме нашли какую-то подходящую миссию, чтобы они не шныряли рядом и не вынюхивали ничего. В какой-то мере Итачи даже не мог быть против — чем дальше он был от остальных членов Акацуки, тем лучше для его физического и психического здоровья, но всё же внутри всё время ползали противные сомнения, задающие провокационные вопросы, на которые ответов он получить просто не мог. Учиха знал, по какой именно причине в страну Воды отправили его, а не кого-нибудь другого. Знал и проклинал Лидера даже больше, чем до этого. А Кисаме только молча усмехался краями губ, наблюдая за его подростковыми метаниями, и подавал очередной стакан воды и таблетку, не желая слышать новую порцию отнекиваний. Они оба не совсем понимали только одно — как так получилось, что одна из местных группировок отказалась подчиниться прямому приказу и пошла в самоволку, устроив целую спецоперацию по поимке наследников двух древних родов Хьюг и Учих, если им всем строго настрого запретили предпринимать какие-либо действия. Собственно, сам Итачи не сильно жалел о их потере. Шиноби они были так себе, обычная шваль из подворотни. Гораздо интереснее было изучать рапорты тех, кто потом обнаружил двадцать трупов и пытался их идентифицировать и написать хоть какой-то отчёт своим боссам. Учиха настолько удивился, что решил даже сам проверить, что же их всех так удивило, и не был разочарован от слова совсем. И он, и Кисаме, да и вся организация знали, что с Саске где-то с момента ухода Итачи случилась какая-то явная хрень — его буквально переклинило и не заметить это было невозможно, как бы Итачи не старался сделать вид, будто ему кажется. В первый раз это получилось. И во второй тоже. Но когда до них дошли сведения, что Саске в пылу ярости буквально размозжил черепа шестидесяти восьми человек, когда Данзо узнал, что тот каким-то чудом спас Шисуи (у Итачи, когда он впервые услышал об этом, нервно дёрнулись сразу два глаза, а сердце совершило пару кульбитов и приземлилось где-то в пятках), и отправил в квартал около сотни своих АНБУ. Увы, ничем хорошим это в итоге не обернулось. Зато Итачи впервые полностью осознал, что, кажется, то Цукиёми явно оказало сильное воздействие на психику его отото — пересматривая несколько записей-гендзюцу и видя чудовищно-дикий оскал на ещё детском лице, он не мог не признать, что с его братиком слишком явные проблемы. Полностью убедился он в этом выводе, осматривая уже вживую останки тех нукенинов, что были отправлены в Коноху выкрасть Саске и того Хьюгу, Нейджи, если Итачи не изменяла память. Кисаме, увидев изломанные и покалеченные трупы, завистливо присвистнул. Если бы Учиха сам не знал, что это было людьми, он бы, наверное, не догадался. У одного вообще из глазницы торчал кунай, всаженный по самую рукоять, а ещё один и вовсе не имел головы. Что уж говорить о каком-то куске буквально зажаренного мяса, откуда кое-где торчали остатки одежды и нечто похожее на пласты кожи. Итачи сильно сомневался, что это было нормальным поведением для восьмилетнего ребёнка. Конечно, он помнил себя в возрасте Саске, все те миссии, битвы, убийства, но он всегда воспринимал это как работу, а не как хобби, от которого получаешь удовольствие. А здесь же чётко видно — человек, покалечивший вот так на тот момент ещё живых людей, определенно наслаждался и хотел причинить боль. Очень много боли. Что-то глубоко внутри нашёптывало Учихе, что всё это его вина, что отото стал на этот путь именно из-за него, что ничего не произошло бы, придумай он другой способ, обхитри он как-то Данзо и старейшин. Он смотрел на убитых нукенинов и думал, что где-то далеко сейчас его брат, возможно, снова режет кому-то глотку ради своего выживания, и Итачи от этих мыслей становилось не по себе. Он не желал отото такой участи. Он хотел получить возмездие за свои грехи от руки Саске, но уж точно не планировал создать собственными руками безжалостного убийцу, что уже доказал свою дееспособность в таком маленьком возрасте. Итачи пообещал себе, что найдёт Саске и, если потребуется, заново растолкует ему, что именно он имел в виду, когда говорил о мести. Даже если для этого нужно будет игнорировать Лидера и втянуть в дело Кисаме — ему было всё равно. Итачи совершил первую серьезную ошибку в своём плане и собирался немедленно её исправить. Пока ещё было не поздно. Пока ещё то Цукиёми, возможно, повлияло не настолько сильно, как могло, и всё ещё можно направить в нужное русло. А Итачи считал себя мастером манипуляций с чужим сознанием. Он практически не сомневался, что сможет донести до младшего брата нужные мысли и закрепить их в его сознании так, чтобы больше подобных срывов не случалось. Кисаме, видимо, было и вправду всё равно, чем они займутся на этой миссии, потому что он согласился искать Саске с Хьюгой слишком быстро. Только потребовал регулярного употребления таблеток и не пренебрежения своим здоровьем. Ради отото Итачи был готов пойти на любые жертвы. Раз он пообещал себе, что найдёт Саске — он это сделает. Даже если сам Саске этого не хочет. Увы, это задание выполнить было не так просто как могло казаться на первый взгляд. Все, кто вообще мог видеть беглецов или хотя бы слышать о них, были мертвы. Дорога, где и произошло всё действо, была вся размыта, а грязевые лужи после недавнего дождя полностью смыли всю кровь и следы (Итачи профессиональным взглядом заметил, что кто-то проверочно добивал нукенинов уже после их смерти и заодно забрал всё их оружие, и не смог подавить внутри уважение). И, что удивило Итачи даже больше, как бы он ни напрягался, он не мог ощутить знакомый шлейф чакры Саске, которую он обязан был бы ощутить хотя бы едва заметно после двухнедельной давности. Это нервировало как минимум и заставляло нехило забеспокоиться. Итачи не любил, когда что-то шло не так в его планах, и невероятно не любил, когда неконтролируемым звеном оказывался Саске. Он боялся, что и так навредил брату, хоть и осознавал, что сделал это ради достижения благой цели, но ещё раз травмировать отото своим вмешательством в его планы не входило. Уж точно не сейчас. И уж точно не в такой обстановке. Не так рано. Ещё живы и в его душе воспоминания об убийстве родных, ещё снятся кошмары и не проходят постоянные мысли о том, как всё могло бы быть, поступи он иначе. Вот только даже если бы он мог вернуться в прошлое, что бы он изменил? Захотел бы? Определённо. Вот только смог бы? Наверное, нет. Да и в чём смысл? В конце концов, Данзо добрался бы до него другими путями и кто знает что случилось бы в таком случае, что тогда было бы с его любимым отото. Итачи не мог и надеяться на то, что Саске когда-либо его простит, в принципе изъявит желание выслушать или понять. Он и сам особо не горел желанием что-либо объяснять, рассказывать кому-то детали резни, уж тем более своему отото. Слишком сильно чувство вины, слишком много ошибок было допущено и слишком глубокую рану он оставил что на своём, что на чужом сердце, чтобы мог так просто снова раскрепоститься, довериться, вернуть всё как было. Вернуть всё как было, хах. Эта мысль каждый раз резала по его сознанию ножами, бередя ещё даже не начавшие заживать раны, а при виде разорванных в клочья трупов становилось только больнее. Как раньше уже не будет никогда. Даже если они каким-то чудом возобновят общение, даже если вообще встретятся и просто поговорят — ничто уже не вернуть, никакие обиды не забыть, слова, брошенные в пылу выброса адреналина, уже не вернуть назад, прощения не заработать. Итачи и не хотел этого прощения с самого начала, вот честно, даже наоборот, просто… Он не думал о таком в начале, но самому Саске наверняка чрезвычайно больно жить, ежедневно вспоминая едкие лживые слова, услышанные от самого родного на свете человека, и именно это вызывало тревогу. Он знал, что те слова были непростительны, и специально выбирал самые болезненные точки, всё то, что больше всего любил и уважал в нём отото, чтобы сделать только хуже, чтобы навсегда отвадить его от себя и вызвать такую жгучую ненависть, которой с лихвой хватило бы на месть. Вот только теперь он жалел об этом. Зачем вообще нужно было это делать? Просто зачем? Неужели было мало уничтожить всех родных людей? Неужели он действительно являлся тем самым монстром, которым пытался себя выставить? И неужели у него правда не было другого пути? Без стольких жертв? Без причинения вреда Саске? На все эти вопросы у него, увы, ответов не было. Да и в чём смысл сейчас пытаться их найти, всё равно прошлого уже не исправить, настоящее его полно разочарований и боли, а в будущем ждёт заслуженная смерть от руки единственного выжившего родственника? Вот и сам Итачи считал бессмысленным задаваться такими вопросами, а потому каждый раз старался выбрасывать их куда подальше и сосредоточиться на насущных проблемах. Одной из таких, по иронии судьбы, стал и сам Саске со своим новоявленным и довольно неожиданным другом из клана Хьюга. Как бы Итачи ни пытался это скрыть, беспокойство его росло с каждый мгновением, с каждым новым обнаруженным трупом, и уже к пятнадцатому нукенину он перестал сдерживать облегчённые выдохи, не обнаружив пока сред убитых ни одного знакомого лица. Сама по себе ситуация, однако, всё не давала ему покоя, и дело было даже не в конкретно самом по себе ослушании прямого приказа Лидера, который строго-настрого запретил любым нукенинам лезть в Коноху и вызывать лишние подозрения, а в другом — хоть они и являлись довольно слабыми отступниками, всё-таки вместе легко превосходили обычных детей по силе и им не должно было составить особого труда быстро скрутить что Саске, что Хьюгу, по рукам и ногам и замести все следы. Тогда почему же ситуация обернулась диаметрально противоположно? Итачи знал своего младшего брата как облупленного и был уверен — у того не хватило бы ни сил, ни чакры для равноценного боя даже с одним таким нукенином, не говоря уже о десятерых сразу. Про Хьюгу данные в принципе были ограниченными, но даже из того, что Итачи знал, ещё живя в деревне и периодически наведываясь в клан Хьюга, Нейджи был одарённым, способным ребёнком, но всё же ребёнком, что также не был бы способен сражаться на равных с профи. Вывод напрашивался сам собой: либо в бой вмешался какой-то внешний фактор, либо эти двое скрывали свой истинный потенциал. И поскольку второе было слишком маловероятно, — уж слишком хорошо Итачи знал брата и был уверен в том, что тот не обладал должным уровнем опыта и умений — оставался только самый очевидный вариант помощи извне. Логично, на самом деле, правда не понятно, кто мог бы быть настолько безбашенным, чтобы вмешаться в такой поединок и в итоге даже одержать победу, уведя детей с собой. Эта головоломка никак не желала складываться в голове Итачи, с какой бы стороны он на неё ни смотрел. Даже Кисаме, задумчиво рассматривающий раны на трупе неподалёку, и то заметил его крайнюю степень мрачности и поинтересовался, над чем он ломал голову. Озвучивать свои догадки не хотелось, но другого выбора толком у Учихи и не было, так что он поделился своими мыслями и выслушал похожие догадки своего напарника, правда, основанные не на наблюдениях за Саске и Хьюгой, а как результат осмотра всех трупов в округе. Не могли же они оба прийти к одинаковым выводам по случайности и эти дети самостоятельно справились с настолько серьёзным в их возрасте противником? Оба нукенина считали это безоговорочным бредом. И вполне обоснованно. Так что эту версию оба сразу же отвергли и вернулись к единственной оставшейся. Вот только... И Кисаме, и сам Итачи долго и упорно перебирали всех возможных кандидатов на роль неожиданного спасителя, но никто не подходил — кто-то явно не стал бы помогать детям, кто-то физически не мог оказаться в этой местности в такое время, кто-то просто ненавидел страну Огня и с большей вероятностью лично бы добил их обоих, у кого-то явно были атрофированы сочувствие и сострадание, чтобы вообще кому-либо помогать бескорыстно, а потом возиться и выхаживать не насыщен терпимых и контролирующих свои языки детей. После почти получасовой дискуссии эта загадка так и осталась загадкой. Когда уже стало смеркаться, а туман густеть, оправдывая название этой местности, Итачи резко ощутил тяжесть в лёгких и тут же вспомнил о том, почему так не любил влажные места. Кисаме не мог не заметить и, вот честно, лучше бы он начал загадочно улыбаться не из-за того, что уже заранее предвкушал как снова будет впихивать в рот сопротивляющегося напарника откровенно мерзкие на вкус пилюли, иначе Итачи однажды лично перережет ему горло и нисколько не будет об этом сожалеть. Будь проклят Лидер и его мнимая забота. Будь прокляты Сасори с Орочимару, предложившие именно это лекарство и пакостно хихикавшие в рукав каждый раз, когда он с мученическим видом принимал его и взглядом обещал жестоко расчленить обоих. Будь прокляты все Акацуки. Какого хрена он вообще согласился присоединиться к этой отвратительной группировке? Кисаме так некстати влез к нему в поле зрения, заметушился у разорванного на несколько увесистых кусков трупа, попытался взять след чакры, дотронувшись до обуглившейся окровавленной плоти, но резко одёрнул руку, словно та ужалила его, и цыкнул, приподняв бровь, с любопытством уставившись на кусок, сильно напоминавший бок, кое-как прикреплённую к нему переломанную руку и что-то, отдалённо похожее на перекорёженную ногу, где-то сбоку. Итачи без особого интереса наблюдал за этой сценой и мысленно пытался вспомнить, когда именно присутствие напарника перестало быть в тягость и когда именно Кисаме стал для него чем-то большим обычного нукенина, с которым приходилось вынужденно находить общий язык. Когда именно Кисаме Хошигаки медленно переполз из списка «Без какой-либо жалости убить, когда предоставится первая удобная возможность» в «Возможно, не такой уж плохой собеседник и спутник, чьё присутствие намного приятнее, чем может показаться на первый взгляд». Это открытие не могло не пугать Итачи, но на удивление не вызывало шока. Он и сам прекрасно осознавал, что быстро привязался к новым «коллегам по несчастью» и даже перестал искренне их ненавидеть, медленно но верно проникаясь пониманием и даже сочувствием. Всё-таки у каждого члена организации за плечами была своя история, свой путь, полный боли, несчастий и предательств, и у каждого из них были свои мотивы для того чтобы ступить на скользкий путь отступников. Итачи искренне недоумевал поначалу — ранее он считал поголовно всех Акацуки бессердечными ублюдками без капли сочувствия и с атрофированными способностями к поддержке, но как оказалось слухи крупно врали и эти разношёрстные люди вполне неплохо заботились друг о друге, в довольно странной манере, но всё-таки заботились, и Итачи не стал для них исключением, особенно стоило только Орочимару растрепать о его заболевании. Это было странно, непривычно и абсолютно неправильно, — в чём для них вообще был резон беспокоится, очевидно же, что такому как он нельзя было верить и тем более подпускать настолько близко, и они не могли этого не понимать — но впервые в жизни он не являлся Наследником Клана Учиха или Хладнокровным Убийцей, а обычным подростком, получающим кучу искреннего внимания и заинтересованности в свой адрес, и это как никогда расслабляло, на время отодвигало на второй план все мрачные мысли и позволяло хотя бы периодически, хотя бы изредка и частично, но насладиться новой жизнью. Свободной жизнью. Свободной от обязательств наследника, будущего главы и капитана АНБУ, жизнью. И пусть ему приходилось убивать, пусть его считали бесчеловечным серийным убийцей, пусть даже в самых незначительных и маленьких деревнях страны Огня его имя ассоциировалось у народа с худшим проклятием. Пусть. Главное, он впервые стал свободным от политических интриг, ежедневно вытягивающих все соки и вынуждающих юлить и выкручиваться, ломать мозг над тем, каким сделать свой следующий шаг так, чтобы обыграть противника и выйти победителем в следующем поединке. Теперь это всё в прошлом. Теперь у него наконец появился шанс хотя бы немного отдохнуть и пожить для себя, возможно, даже повидаться с братом, если тот действительно ещё ошивался где-то неподалёку. Может... Может даже помочь тому, совсем немного, так, чтобы тот никогда не узнал, но чтобы душа Итачи была наконец спокойна и не переживала за маленького, постоянно влезающего в неприятности братца. Возможно, он даже мог бы... Нет. Нет. Вот об этом уже не было даже смысла мечтать. Шисуи никогда не захочет видеться с ним больше, не после разрушения всего того, что они вместе пытались построить так долго. Не после буквального предательства. Шисуи был вынужден отдать ему свой глаз и совершить самоубийство, выжив в результате каким-то чудом — такое не простил бы никто. И это он ещё не берёт в учёт присоединение к Акацуки, той самой организации, которую они оба презирали и клялись уничтожить. Нет, Итачи не заслуживал больше даже его взгляда, — чёрт, да он даже возможность видеть у Шисуи забрал своими необдуманными глупыми действиями — и ни о каких встречах и попытках объясниться и речи идти не могло. Да и к тому же... Шисуи сам должен был бы прекрасно всё понимать. В конце концов, он тоже был по уши замешан в интригах клана и глав Конохи: определённо знал или хотя бы догадывался с самого начала, к чему в итоге приведёт политика отчуждения и изоляции целого именитого и гордого клана от дел деревни. Все это понимали. Но почему-то отдуваться пришлось именно ему, именно Итачи. Будто мало было бед и войн до этого. Итачи никогда не понимал этого дикого стремления убивать, вот честно. Ни будучи ребёнком, ни сейчас, он никак не мог взять в толк, зачем и без того разорённым после стольких войн и междоусобиц странам вновь начинать всё с начала, снова искать поводы для нарушения относительного перемирия, снова нагло лгать о сотрудничестве, а тем временем уже набирать армии для перехода чужих границ. Не понимал и, наверное, никогда не поймёт он политических интриг, частью которых был вынужден стать ещё в момент рождения. Ну и что с того, что он уничтожил свой клан? Как будто другие, узнав об этом, не поймут, что освободилось злачное местечко и не захотят занять пустующее место своим именем. Да те же Хьюга перегрызут глотки любому, кто попытается посягнуть на их законное место под солнцем, а Учихи так и вовсе могли спокойно в ответ на такие посягательства за пару часов превратить в прах даже любые упоминания о горе-обидчике. Так что неудивительно, что резкое исчезновение столь значительного и увесистого игрока неминуемо скажется на общей политической карте мира, если уже не сказалось. Итачи вообще удивлён как до сих пор Коноха держала планку и пропустила всего одну полноценную атаку на себя за всё это время, если по всем пяти странам уже давно ходили слухи о планировании массовых атак на резко ослабевшую страну Огня. И как только Хирузен, последователь идей Хаширамы, допустил всё это? Неужели политика второго Хокаге действительно показалась ему разумней, чем попытки принести мир Первого? Неужели... Вырваться из бесконечного мысленного потока самобичевания ему помогает мягкий хлопок по плечу от напарника, что безмолвно указывает взглядом на садящееся солнце и так же безмолвно кивает на размытую и рыхлую, но всё-таки дорогу, ведущую к чернеющему вдалеке лесу. Видимо, уже изучил всё, что только было можно, и теперь им здесь было нечего делать. В широкой ладони Кисаме Итачи мельком замечает несколько налобных повязок, среди которых обнаруживаются как совсем уж повреждённые так и вполне новенькие, а также какие-то неизвестные ему амулеты, смутно напоминающие его собственное ожерелье. На поясе мечника висит с десяток, а то и больше, окровавленных кунаев, что тот наверняка будет вычищать от скуки в скором времени, но больше ничего Хошигаки себе не присвоил — по всей видимости, просто нечего больше забирать у этих низкоуровневых наёмников, решивших поживиться за счёт нарушения прямого приказа Лидера. Что с них за это взять. Не рой яму другому — сам попадёшься. Итачи отодвигает все ненужные сейчас мысли на второй план и, едва заметно мотнув головой, первым ступает вперёд, мысленно начиная конструировать вариации того как и где они могут найти Саске с Хьюгой и что ему придётся говорить. Да и делать тоже. А ещё, наверное, всё-таки стоит побеспокоиться и больше не допускать опасности по отношению к своему брату. Кто же ещё кроме него сможет позаботиться о маленьком глупом отото в такое время?