Помидорки и редиски — любовь до гроба

Не сказать, что я была сильно удивлена. По правде, меня уже давно перестал изумлять тот факт, что с некой периодичностью я просыпалась не на кровати, а в бесформенном пустом пространстве, где свет бил отовсюду, слепя глаза. Вот и сейчас я, приоткрыв глаза и в очередной раз осознав это, лишь вздохнула, не имея ни сил, ни желания лишний раз двигаться или затевать словесную перепалку. Только глаза оставила полуприкрытыми, надеясь, что в случае чего реакции хватит, чтобы вовремя отреагировать. Скорее всего, не хватило бы, но надежда умирает последней. — Зачем снова? — тихо спросила я в пустоту. Голос, непривычно тихий, разнёсся эхом. Ответа не последовало. — Я думала, мы уже всё, что нужно, обсудили. Не вижу смысла в том, чтобы ты снова втаскивала меня сюда. — Хотя бы для того, чтобы заглянуть в глаза той, что так бессовестно, вот уже который раз так легко отмахивается от предложенной помощи. Голос внезапно раздался слишком близко — сзади, скорее всего, метрах в трёх-четырёх, не больше. Это заставило резко сесть и обернуться. Так и было. Я с прищуром вперилась взглядом в расслабленно сидящую напротив женщину, чьи глаза, тоже слегка прикрытые, чуть ли не сканировали насквозь. — Ах помощь, значит, — сцепив зубы, я невольно вспомнила хруст костей под своими руками, несметное количество ран, что зажили и не оставили шрамов только потому что регенерация не позволила, испуганное лицо Нейджи, что в панике отпрыгнул от меня, увидев, в кого я превратилась, позволив этой взять верх. — Это, — я невольно махнула рукой. — не помощь. Это была хренова попытка, — и не единственная, между прочим — забрать себе моё тело! — Не забывай, с кем разговариваешь. — с шипящими, предупреждающими нотками произнесла в ответ она, щурясь. — А я и не забываю! — ответно ощетинилась я. Злость перекрыла страх. Я чувствовала нечто сродни обиде и разочарованию, но только под толстым слоем гнева. На себя в первую очередь. Зачем я вообще с ней разговариваю? Вдруг в этот момент там, снаружи, меня безуспешно пытается привести в чувство Нейджи? Как раз на этой мысли я напряглась настолько ощутимо и сжала руки в кулаках так сильно, что это стало заметно невооружённым глазом — она внезапно ухмыльнулась, не сильно, только дёрнув краями губ, и заверила: — Можешь расслабиться, пока мне нужен только разговор. — В прошлый раз тебя это не остановило от, — как там мне Шисуи сказал? — ах да, остановки моего сердца. Она сощурилась, приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать, затем закрыла глаза и быстро выдохнула. Выглядело это всё очень… по-человечески. В этот момент я даже забыла, что передо мной не человек, настолько эта мимика казалась обыденной. — Это была… не совсем рациональная попытка. Я признаю, что этого можно было и избежать. — Ух ты, «признаёшь». Раньше я подобного от тебя не слышала. — Хватит наглеть, девчонка! — рявкнула она и что-то неосязаемое, но ощутимое, несильно надавило на меня сверху, прижимая к полу и на секунду вызвав резкий вдох. Я всего на мгновение подумала, что сейчас лёгкие уже не смогут втянуть воздух больше никогда. Всего на мгновение. А через секунду ощущение пропало и я с облегчением прикрыла глаза, выдыхая. — Хорошо. Не хочу сейчас спорить. Она замолчала довольно надолго. Я, по правде, не знала, чего ожидать. Только смотрела с небольшим прищуром, держа дистанцию, и рассматривала. Такая возможность выпала впервые. Это по праву был первый раз, когда она не пыталась меня задавить своей силой, не вела себя как царица медной горы, да и вообще, вроде как, реально настроилась на обычный разговор. Очень странно. Я привыкла к постоянному давлению, попыткам захватить моё тело, к ножу в спине. Слишком долго жила так до этого, чтобы сейчас так просто расслабиться. Увы. Но инстинкты молчали. Не было никакого внутреннего чувства, своеобразного… предвкушения, как я это называла, которое обычно предвещало нечто нехорошее. Лёгкая улыбка заставила её чуть дернуть губами, но тут же, — серьёзно, это чуть ли не ребячество! — резко насильно опустить их снова, стараясь держать лицо отчуждённым. Чёрт, снова мои мысли прочитала. Это немного подбешивает. И вдруг она склонила голову к плечу и удивлённо протянула: — Ты больше не боишься меня. Не вопрос — констатация факта. Хотя, нотки удивления присутствуют. — Ко всему рано или поздно привыкаешь. — я пожала плечами, не очень обрадовавшись такому прямому акценту именно в этом вопросе. Ладно, разговор вроде в любом случае лучше, чем мог бы быть. Она же всё равно узнает, вру я или нет, так что нет смысла лгать. Со вздохом, я заговорила, сначала тихо, но со временем набирая обороты: — Я… боюсь монстра. Боюсь того, кто заставляет меня видеть кошмары ночью, кто грозится раз за разом отобрать мой шанс на новую жизнь. Но при таком нормальном общении я не могу больше бояться. Это иррационально. И пока ты не даёшь повода, мой страх не проявится. По крайней мере, сейчас. Я сильно на это надеюсь. Что-то дрогнуло в насыщенно-янтарных глазах напротив, когда я чуть ли не выплюнула слово «монстр», но тут же вернулось в норму, маскируя вышедшую из-под контроля эмоцию. Что ж, не меня одну иногда задевают чужие слова. Видеть подобную человечность в другом существе, которое явно к этому виду не принадлежит, довольно необычно. — По крайней мере, — неожиданно даже для самой себя добавила я. — я просто смирилась с тем фактом, что мне от тебя не отделаться. Принятием и пониманием тут, разумеется, и не пахнет, но намного легче воспринимать тебя как нечто, от чего не сбежать, что просто необходимо принять как должное. Если я каждый раз буду истерить и терять рассудок от страха, это ни к чему хорошему не приведёт. Я уже успела это понять за несколько месяцев. Такой ответ подойдёт или стоит ещё что-то добавить? Сарказм в последнем вопросе был довольно ощутимым, хоть я и постаралась свести его на нет. Увы, неудачно. Порой эмоции берут верх. Особенно в таких… Эм, не сказать, что критичных, но очень пикантных ситуациях. Вот сейчас, например, она в непонимании приподняла брови, словно не веря до конца словам. Что-то подсказывало мне, что это странное выражение лица не сулит мне ничего хорошего. Я коротко выдохнула и отвела взгляд, не имея желания больше вести этот странный разговор. Надо было как-то выбираться наружу. Только, пф, кто ж пустит-то. Это определенно находилось либо в самом конце, либо вообще вне её списка планов на меня. Увы. Что уж говорить о том, чтобы наконец отвязаться. Я моментально пожалела об этой мысли: она щёлкнула пальцами и виски прожгло резкой болью, словно в череп пустили молнию. Не сдержавшись, коротко вскрикнула, тут же закусывая губу, и дотронулась рукой к левой стороне лица, одновременно и убирая растрёпанные волосы, и проводя кончиками пальцев по уху и по виску. Глаза расширились, а брови приподнялись, когда я убрала руку и шокировано уставилась на капельки крови на ладони. Из ушной раковины ощутимо стекало что-то склизкое и неприятное. — Вот дерьмо. — выдохнула одними губами. — Ты сама выбираешь более сложный путь. — прокомментировала она. Подтянула ногу ближе и положила руку на колено, размеренно покачивая из стороны в сторону. — Только от тебя зависит, как долго ещё всё это продлится. Ведь я начинаю получать удовольствие, знаешь ли. А если я начинаю получать удовольствие, то могу потом просто не захотеть останавливаться. Поверь, ты не хочешь знать, во что тогда превратится эта физическая оболочка. Наклонив голову вниз, я сощурила глаза. И вдруг, совершенно внезапно, услышала её тихий голос ещё раз: словно эхом, приглушённо и расплывчато, будто где-то в моей голове: «Чёрт, она такая же упёртая как братья. Это реально может затянуться надолго. Ну почему нельзя сделать все проще? Достала уже.» — Ч... Чт... — в секунду осипшим голосом прохрипела я, дёрнувшись. Вскинула голову, полуобернулась на неё и вопросительно приподняла брови, раскрыв рот, но в ответ получила только такой же вопросительный и непонимающий взгляд. Прочистив горло, через секунд пять я всё-таки смогла произнести: — Ты говорила только что? — Чего? — не сумев скрыть удивления протянула она. Несколько секунд мы смотрели друг в другу в глаза в гробовой тишине. На седьмой секунде в чужом взгляде проявилось понимание, тут же следом — злость, а третьей, полностью обескуражившей меня, эмоцией был страх. Я громко сглотнула. Она резко сжала руки в кулаки. О, боже, кажется, я только что разозлила её слишком сильно. — Перед тем как ты захочешь превратить меня в пепел или что-то в этом роде, — быстро протараторила я перед тем как она успела предпринять какое-либо действие или даже раскрыть рот. — я хотела сказать, что это случайность. Я ничего не предпринимала и совершенно точно не хотела этого. Просто... случайность? Физиологическая особенность чакры? Правда, я не хоте... — Заткни свой грёбанный рот. — прорычали, перебивая, в ответ, и рывком поднялись на ноги. Я резко начала ценить свою жизнь намного больше. Дёрнулась. Несколькими движениями отползла на пару метров назад, судорожно оглядываясь. Сзади всё такая же бескрайняя пустота. А спереди крайне быстро вскипающее до предела потустороннее существо, готовое рвать и метать. И, по всей видимости, рвать и метать мои внутренности. Перспектива быть разодранной на кусочки и вышвырнутой во все уголки галактики не радовала. Но моя шкура была мне в любом случае дороже какой-то там эфемерной гордости. Поэтому я попыталась снова её утихомирить: — Да мне правда этого не хотелось! Может, я не знаю, что-то там с моей душой стряслось, она нечаянно смогла... начать взаимодействие с твоей или тому подобное. Я правда не делала это специально! Прости, если это что-то настолько важное! Эй, я серьёзно! Не знаю, что это было, но прости! Она остановилась как вкопанная, широко раскрыв глаза, всего в пяти метрах. Несколько секунд мы обе не шевелились, смотря друг другу в глаза: я с ярко выраженным страхом, она с непониманием, раздражением и чем-то ещё, но эта эмоция была мне совершенно непонятна. Её кулаки резко сжались. Глаза сощурились до щёлок, а губы изогнулись в оскале, открывая длинные, нечеловечески острые клыки. Она была в бешенстве — чтобы это понять не нужно было даже уметь чувствовать её эмоции. Всё буквально читалось по лицу. За считанные секунды она всего в пару шагов преодолела разделяющее нас расстояние и наклонилась, тыча в меня пальцем, а вторую руку почему-то потянув ближе к моему лицу. — Слушай сюда, тупая смертная, я... Я ошиблась: она рывком схватила меня за шею, явно пытаясь то ли задушить, то ли хорошенько припугнуть. Но ни тому, ни другому так и не суждено было сбыться. Мою шею обожгло прикосновением, а она сама тут же попыталась одернуть пальцы — безрезультатно. Меня резко швырнуло куда-то назад, создавая странную лёгкость в голове — будто тело осталось на месте, а я сама бесплотным духом вылетела куда-то прочь. В ушах свистело, а глаза невозможно было открыть от странного, бьющего прямо в глаза света. Щурясь несколько секунд, я наконец открыла их, тут же распахивая максимально широко от полнейшего шока. Я оказалась хрен знает где: какой-то сад, в котором переливались всеми цветами радуги самые разнообразные растения, и я стояла на какой-то небольшой аллейке в тени раскидистого дерева, около красивой кованной лавочки. Ступор сковал тело, не давая пошевелить и кончиками пальцев. Я могла только оглядываться вокруг, пытаясь разглядеть что-то сквозь странный непрозрачный туман, окутывающий части сада и не дающий мне видеть дальше. Внезапно раздался звонкий девичий смех. И моё тело тут же снова было мне подвластно. Я резко громко выдохнула и дёрнулась вперёд, схватившись за футболку на груди, пытаясь выровнять частое дыхание, и вдруг заметила, что из соседней аллеи кто-то вприпрыжку скакал прямой наводкой ко мне. Мои глаза, казалось, не могли раскрыться ещё сильнее, но это произошло. В голове судорожно бился всего один вопрос — какого хуя сейчас происходит и как отсюда сбежать?! По саду бежала девчонка, довольно низкая и худощавая, в изысканном платье до щиколоток и изящных туфлях, в которых определенно было очень легко навернуться. Её длинные белоснежные волосы были завязаны в тугой хвост, подпрыгивая на каждом шаге, струясь по оголённым плечам и спине, доходя чуть ли не до бёдер или даже ниже. Она громко смеялась, оглядывалась куда-то назад, щурилась от солнца. В волосах я невольно заметила вплетённые цветы. Внезапно она остановилась совсем рядом, но, словно не замечая меня, плюхнулась на скамейку и заболтала ногами, маша кому-то рукой и тихо хохоча. — Цука-нээ-чан! Иди сюда скорее! — завопила она так, что могло бы заложить уши. Я оглянулась по сторонам, но сад начал наполняться пятнами и дымкой, что потихоньку ползли от слоистого дыма вдалеке, словно этот густой туман заволок определенные части сада и поэтому невозможно было понять, откуда придёт ответ или хотя бы тот человек, которого неизвестная девочка звала. Всё это заставляло меня жутко нервничать. Что вообще происходит? Как я сюда попала? Как мне отсюда свалить?! — Дорогая, я уже иду. — послышался другой голос, такой до боли знакомый, и я с ужасом всмотрелась туда, куда всё это время не отрываясь глядела девчонка. Ноги окаменели, тело просто напросто перестало слушаться меня; казалось, ещё немного и я просто осяду на землю. Она почти не изменилась, хотя, наверное, это воспоминание, — а теперь у меня просто не осталось других идей, что именно это могло бы ещё быть — относилось к её далёкому прошлому. Длинное, наверняка тяжёлое, вышитое различными нитями и узорчатыми украшениями кимоно сидело почти как влитое, подчёркивая фигуру; сандалии на деревянной подошве громко стучали по каменной дорожке, приближаясь к лавочке. Её волосы всё также были коротко пострижены, с одной стороны даже слишком, будто под машинку, а с другой лежали красивой укладкой, в которой виднелись украшения и такие же цветы, что и у второй девушки. Янтарные глаза впервые за всё то время, что я её знаю, светились изнутри от счастья и восторга, а напомаженные губы ярко, искренне улыбались. Я сделала шаг назад, — хотя ватные ноги еле выполнили команду мозга — инстинктивно прячась среди тени деревьев и розовых кустов, но никто меня не заметил. Она только прикрыла ладонью рот и звонко рассмеялась, когда сестра, — сестра же? Наверняка, раз она обратилась с приставкой «нээ-чан» — хлопнула рукой по месту около себя и защебетала о чём-то своём, про нового кавалера, про то, что ей уже целых двести сорок восемь, а поэтому она имеет полное право прийти на очередной бал, что эти цветы так хорошо сочетаются с белесыми волосами и тому подобная чушь. И каждый раз она называла свою собеседницу «Цука-нээ-чан», а та отвечала тихим смешком и только сетовала, что это не подобает юной леди её статуса. Семейная идиллия, чтоб её. Я не могла даже нормально вдохнуть, сипло втягивая воздух через плотно сжатые зубы, не имея никакой возможности оторвать взгляд от развернувшейся картины. Так необычно. И одновременно спокойно. Но как я вообще сюда попала? Да и что означает это во… Звонкая пощёчина резко вырвала меня из странной иллюзии, вернув возможность не только нормально вдохнуть, но и убрать с поля видимости всё увиденное. Я просто не хотела стать свидетелем этой сцены. И лучше было бы, если бы этого никогда не произошло. Вторая пощёчина полностью вернула меня в реальный мир. Ну, то есть, не совсем в реальный. Передо мной сидела, немного растрёпанней и встревоженней обычного, та, чьё имя я узнала несколькими секундами ранее. Она находилась даже слишком близко, одной рукой держала меня за воротник футболки, а вторую уже занесла для третьего удара, но я резко дернулась, рефлекторно, скорее всего, и перехватила её за запястье, с удивлением приложив намного больше силы, чем предполагала, чтобы остановить её. — Да как ты посмела! — закричала она чуть ли не мне в лицо. Я замерла в немом ступоре. Что именно? Нечаянно увидеть мизерный кусочек её прошлого или предотвратить довольно болезненный удар, впервые за все время прикоснувшись к ней в ответ? Видимо, этот вопрос читался в моих глазах слишком явственно, перемешавшись с непониманием и шоком, и она, стиснув зубы, резко вырвала руку из хватки, отпустила мою футболку, отчего я, потеряв равновесие, упала на спину, и встала на ноги, отряхивая ладони о кимоно так, словно дотронулась до чего-то омерзительного. В затылке прошёлся неприятный разряд, будто от тока, когда я болезненно удалилась им о непонятно из чего сделанный пол. Тихо охнув и тут же начав растирать его одной рукой, я медленно приподнялась на локте, щуря глаза. И начала медленно, но методично отодвигать себя ногами назад, подальше от угрозы. Из носа и ушей текли тонкие струйки крови, а во рту стоял отчётливый металлический привкус. — Я этого не хотела. — тут же сказала я в своё оправдание, хотя толком не знала, за что именно стоит извиняться. Серьёзно, я сама не могу понять, что произошло. — А как же! Не хотела она! — буквально взорвалась, эм, Цука, да? Так непривычно внутренне звать её по имени, если честно. И, кажется, я зря сделала это, потому что чужой взгляд на секунду застыл, зрачки сузились, а затем она прошипела с таким отвращением и ненавистью, что захотелось просто раствориться в воздухе или слиться с полом цветом: — Не смей, слышишь, не смей никогда называть меня этим именем. Ты не достойна даже того, чтобы знать о его существовании, уяснила? Жалкий человек! Твои фокусы тебе даром не пройдут! Запомни это! Она резко махнула рукой и вдруг какой-то поток ветра или нечто подобное ударил по мне с огромной силой, заставляя прикрыть глаза рукой. Он обжигал похлеще огня, оставлял тонкие царапины на коже, болезненно ныл и словно пытался выбить из лёгких весь воздух, а затем и вскрыть внутренности. Стоило этой мысли пронестись в голове как поток стал мощнее всего за долю секунды и буквально вытолкнул меня куда-то дальше, резко скинул с края той платформы, — или где я находилась до этого? — где я сидела. Я начала падать в пустоту, не сдержав громкого крика. А в следующее мгновение рывком подпрыгнула на кровати в гробовой ночной тишине, обливаясь холодным потом и прижимая руки к груди, почти что захлёбываясь слезами страха и только спустя несколько минут более-менее успокоив бешеный стук сердца и учащённое до предела дыхание. Твою мать. Матрас натужно заскрипел под моим весом, напоминая, что он не сильно жалует резкие движения, но мне было плевать сейчас. Сердце гулко билось в груди, силясь проломить рёбра; я просто-таки ощущала как кровь буквально летит по жилам с невероятной скоростью, как подскочило вмиг давление. Ноги проехались по грязному полу, а затем я скрестила их и положила на колени трясущиеся руки. Твою мать. Хотелось закурить. До боли хотелось. Знала, что пагубная привычка всегда так некстати выходит боком, но никак не могла от неё отказаться. Теперь же приходиться только натужно сглатывать ком в горле и сипло вдыхать воздух, ощущая нехватку любимого ядовитого дыма в лёгких. Сейчас было бы так хорошо затянуться, успокаивая нервы, собрать мысли в кучу, но, наверное, я не смогла бы даже зажечь спичку — руки тряслись как у заядлого алкаша, а зрение подвело в самый неподходящий момент, расплываясь в ночной полутьме мутными пятнами, не давая толком ничего разглядеть. Или это всё ещё слёзы? Наверное. Я всё ещё чувствую как течёт по щекам и шее тёплая жидкость. Легче от этого осознания не становится. Твою мать. Твою мать. Твою. Мать. Осколок чужих воспоминаний неприятно ворочается где-то в голове, раз за разом вышвыривая яркие картинки, будто красуясь: посмотри, посмотри же, разве не этого ты хотела? Разве не хотела узнать эту персональную шизофрению, хоть что-то из её прошлого? Понять, что ей надо? Вот теперь живи с этим. Ведь ты и сама знаешь, что теперь подобные воспоминания начнут медленно всплывать наружу, сначала как частичка твоих собственных, затем отдельными картинками, а потом ты медленно осознаёшь, что больше не сможешь не видеть чужую жизнь. Не попытаться понять её. Не пытаться защититься, использовав по привычке нападение этими же воспоминаниями. Ведь это чёртов инстинкт самосохранения. Сама твоя жизнь это один большой инстинкт выживания. И ты раз за разом проваливаешься в этом. Раз за разом. Только в этот раз при проигрыше от тебя уже не останется ничего. Во-об-ще. А теперь посмотри! Посмотри ещё раз! Ты ведь так любишь копаться в людях, а? Вот теперь желание закурить стало просто нестерпимым. Я тряхнула головой, с силой вжимая ладони в уши и стараясь прогнать настойчивый внутренний голос, что так упрямо не желал затыкаться, а перед глазами снова и снова вставали картинки недавнего разговора и чужого воспоминания. Ты сука, Кристина. Полнейшая сука. Ты ведь могла не смотреть. Могла бы хоть попытаться. Ведь кому-то определенно важно, чтобы в его голову никто не залазил. И ты сама наживаешь себе проблемы. Снова. Всё верно. Тихий, надломанный, хриплый и абсолютно ненормально-истеричный смех разнёсся по комнатушке. Я закрывала ладонями лицо, проводила пальцами по переносице и массировала виски, но тупая улыбка никак не сходила с лица. О да. Всегда одна большая проблема для себя же. Как это чертовски знакомо. По-другому я определенно не умею. И это определенно какой-то мазохизм, если я даже не пытаюсь с этим бороться. Хотя, кому не всё равно. Матрас снова скрипнул, когда я, опасно пошатываясь, встала на ноги, выпрямилась и, хрустя практически каждой костью в теле, расправила плечи, тут же ссутулившись в привычную позу. Прокуренная насквозь лесными травами комната вызывала только острое желание промыть себе нос и горло с мылом, — а лучше порошком для стирки — избавившись от настойчивого запаха. Первые шаги в сторону двери были неустойчивыми, но затем ноги снова стали слушаться свою хозяйку. Я не беспокоилась о щёлканьи и тихом треске досок под ногами, потому что Нейджи заснул в соседней комнате, а я прикрыла за собой дверь, когда уходила спать, и он не мог бы услышать ничего кроме тихого шебуршания за стеной. Ручка сначала не поддалась нажатию, но второй раз со скрипом отворила входную дверь. Рывком выйдя на улицу, я с приглушённым стуком захлопнула её, позволив себе громкий облегчённый вздох, прислоняясь спиной к полированному дереву сзади. Луна светила не очень ярко, пробиваясь сквозь плотные тучи; деревья тихо шелестели совсем рядом, а совсем далёкие и редкие потрескивания цикад или каких-то других насекомых чуть успокоили мои нервы. Не хотелось думать вообще, на самом-то деле. Мне очень, очень сильно не нравилось то, во что я нечаянно вляпалась. А ведь отношения даже могли более-менее стабилизироваться. Чёрт. Ещё и обувь забыла внутри. Ладно, босяком и раньше ходила, не проблема. Я сощурила глаза до щёлок, осторожно дотронувшись пальцами ноги до грязной дороги. Я определенно вымою ноги буквально со всем мылом, что только есть дома, когда вернусь, и буду оттирать себя пока не сотру весь слой кожи, к которому когда-либо касалась эта грязь. Но пока выхода особого не было, а потому пришлось, устало вздохнув, ступить всей ступнёй, затем и второй, и неспешно пойти по дороге, стараясь не обращать внимания на то, что мне не понравится конечный исход этого спешного решения. Я, по правде, не знала, что выгнало меня на улицу. Кошмары случались и раньше, очень, даже слишком, часто, и я почти никогда не выбегала на улицу, чтобы успокоится. Только в детстве. Да и то потом в итоге меня притаскивали за шкирку назад и орали, отбив желание осуществлять подобное в будущем. И вот сейчас я снова веду себя как пятилетний нашкодивший ребёнок, сбегая от проблем взамен того, чтобы сесть и решить их. Нейджи оказался прав во всём — я трусиха с жёсткими психическими отклонениями, не желающая принять правду и наконец решиться на какие-то действия. И все, кому не лень, этим пользуются. Потому что, наверное, только я одна не замечаю как сильно это заметно окружающим. Очнуться от размышлений меня заставило то, что я, задумавшись, врезалась в какое-то дерево. Ойкнув и отскочив в сторону, озлоблено потирая ноющий лоб, сплюнула на землю от собственной тупости и неосторожности и оглянулась. Ого, почти вышла на окраину деревушки и даже не заметила этого. Не было слышно ни звука, только тихий зловещий шелест веток деревьев и что-то вдалеке, очень смутно напоминающее всплески волн. Я оглянулась по сторонам в поисках источника звука и, приглядевшись, обнаружила речку, протекающую чуть поодаль и скрытую от прохожих за деревьями. Летом её наверняка не видно вовсе за листвой, но сейчас, когда ещё относительно холодно и не появились даже почки на ветках, её можно заметить почти без проблем. Немного помявшись на месте в нерешительности, я закусила губу, обдумывая, что теперь делать. Ещё вся ночь впереди, а я определенно больше не хочу спать — уж точно не после всего произошедшего. Эта шоковая терапия мне на пользу явно не пошла. Невольно, в сознании всплыло чужое воспоминание, но я тряхнула головой и отогнала его куда подальше, не желая ещё раз видеть жизнь человека (нет, не человека, и ты прекрасно это знаешь), что так отчаянно портит мне собственную вот уже столько месяцев подряд. Это не моё и я не имею права смотреть на это. К тому же, хоть она и полнейшая мразь и сука, но я в некотором роде понимаю, почему она так себя ведёт, даже не зная о ней ровным счётом ничего. И уж точно понимаю, что ни ей, ни мне не хотелось, чтобы мы так спокойно могли видеть воспоминания друг друга и читать чужие мысли. Не могу сказать, что я такой хороший психолог и прочитала это по её взгляду, движениям или ещё какой-то чуши в этом роде. Нет, я просто... ощутила? Скорее всего это самое точное описание. Просто почувствовала это. Она сама что-то говорила о хрени с принятием и соединением душ, — или это я сама уже додумала, чтобы закрыть логическую дыру? — так что я в некотором роде могу считать, что вполне закономерно, что я ощущаю отголоски её эмоций и могу складывать из них какую-то картину. Это, наверное, уже смешно, но я снова задумалась настолько сильно, что врезалась в дерево, уже почти подойдя к реке. В этот раз чертыхнулась вслух, нарушая спокойную тишину ночи, стукнула себя по лбу и злобно ударила ногой по дереву, тут же заскулив от боли. Запрыгав на одной ноге и поджимая от боли пальцы, я тихо шипела проклятия на всё вокруг и себя в частности, проклиная свою непутёвость и вечное умение найти неприятности там, где это физически невозможно. Нечаянно наступив на ветку, не сдержала шумного вздоха от громкого неожиданного хруста. Оступилась, делая пару шагов назад и всё ещё чуть наклоняясь вперёд, чтобы проверить, не сдёрла ли я кожу на пальцах. И резко потеряла равновесие. Только и успела, что оглянуться и увидеть, как холм резко из пологого стал крутым, и вскрикнуть, полностью теряя равновесие, когда начала падать вниз. Было относительно больно. Первый удар о землю. Затем ещё. И ещё. По рукам, ногам, в спину, несколько раз что-то острое (ветки или камни, наверное, а может и обычный мусор) впивалось в кожу и я была уверена, что останутся кровоточащие ранки и ссадины. Я крутилась кубарём, рефлекторно закрыв голову руками, около пяти секунд, а затем вдруг проехалась спиной по песку и шмякнулась с хлюпающим звуком прямо в ледяную воду. Громко, не сдержавшись, сматерилась. Одежда, и без того в хреновом состоянии, размякла и похолодела от воды, неприятно прилипнув к телу. Волны бились о мои руки и ноги, пытаясь выбросить обратно на берег, но не могли этого сделать. Да ёб твою мать. Ну почему? Что я делаю не так? Почему всякая тупая хрень всегда происходит именно со мной? Несколько секунд я лежала без движения в ледяной воде, после чего пошевелила ногами, руками, приподняла себя и медленно села, ощущая как противная жидкость течёт с волос за шиворот, стекает по спине и холодит кожу. Мурашки взбежали вверх по позвоночнику, заставив поёжиться. Как-то слишком медленно, я обхватила колени руками и поджала их ближе, положив голову и тихо вздыхая, всё ещё сидя в воде, но уже начхав на все предупреждения врачей о плохом здоровье. Луна всё ещё светила блёкло, изредка показываясь из-за облаков. Зрение Саске мне хорошо помогало в таких случаях, и сейчас я неспешно осматривала местность, чуть щурясь, когда даже дальнозоркость Учихи не доставала до противоположного берега. В тишине слух заострился, вылавливая даже далёкие всплески рыбы где-то за поворотом реки. Но, в принципе, ночное спокойствие я была готова боготворить — именно благодаря ему я наконец успокоилась и смогла относительно хорошо свести на нет подступившую тогда паническую атаку. Не знаю, сколько я просидела вот так, обмываемая ещё ледяной, зимней водой речки, изредка ощущая как течение приносило какие-то водоросли или кусочки льдинок, но вскоре стало слишком холодно даже для меня и только когда сидеть стало уже не в моготу, я встала, потягиваясь, и задом наперёд вышла на берег. Простояла, не двигаясь, с минуту, ожидая пока стечёт вся вода и образует небольшую лужицу на песке под моими босыми ногами, и только после этого заоглядывалась по сторонам. Никого же не было? Я бы услышала чужие шаги, захоти какой-нибудь шиноби напасть, правда же? Наверняка. В любом случае, ещё глубокая ночь. Все спят и я один единственный человек на всю деревню, кому приспичило проветриться в это время. Эти мысли как-то обнадёжили. Выловив взглядом недалеко странную деревянную конструкцию, спрятавшуюся за кустами и смахивающую на причал для лодок и рыбаков, я, не долго думая, направилась туда, изредка оглядываясь и прислушиваясь к шуму ветра, но так и не слыша ничего подозрительного, а потому расслабилась наконец, впервые за несколько недель по-настоящему разрешая телу отдохнуть от постоянного стресса. Доски на явно самодельном причале были несильно хорошо отполированы и несколько раз я ойкнула, загоняя занозу, но в конечном итоге всё-таки дошла до края. Немного подумав и посмотрев на себя вниз, вздохнула. Одежда насквозь промокла, ещё и с прилипшим песком кое-где. Ходить в таком и до этого было стыдно, а теперь и подавно. Не заморачиваясь о пресловутых этических и моральных нормах, стягиваю с себя сначала порванную рубаху, потом развязываю украденный пояс, стягиваю чуть большие для меня штаны и в самую последнюю очередь трусы. Несколько секунд заминки перед тем как взять всё это в руки, затем подхожу к самому краю и быстрыми движениями, по очереди стираю всю одежду, кладя её прямо на доски сбоку, чтобы сохла. Потом наклоняюсь вниз сама и споласкиваю лицо и, пользуясь возможностью, промываю отросшие до плеч волосы от грязи и засохшей крови. Снова несколько секунд заминки, пока я смотрю на своё отражение в воде. И, всё же плюнув на всё, разворачиваюсь, осторожно спускаюсь на руках в воду, ёжась от холода, и, продолжая держаться одной рукой за причал, потому что глубина явно больше моего нынешнего роста, пытаюсь отмыть от тела грязь и как-то по-быстрому очистить все раны, что уже начали покрываться корочкой новой кожи. Зубы начинают непроизвольно стучать, выбивая странный ритм при каждом вдохе и выдохе. Кожа, кажется, уже полностью покрыта мурашками. Проходит от силы несколько минут и я как ошпаренная, с всплеском воды, выпрыгиваю обратно, ловко подтягиваюсь как на турнике и встаю во весь рост, шумно дыша. Переминаюсь с ноги на ногу, обнимая себя за плечи руками. Вода снова стекает с тела, но неприятно холодит, всё ещё заставляя стучать зубами и хлюпать носом, а ветерок, до этого не особо ощутимый, теперь обдумает меня со всех сторон и заставляет сжиматься в комок в отчаянной попытке согреться. По крайней мере я рада, что впервые за несколько недель смогла принять нормальные водные процедуры. Эта грязь и кровь уже просто достали. Я не сажусь в прямом смысле этого слова — в моём случае можно сидеть только на корточках, что я, собственно, и делаю, но и этого хватает расслабившимся уже мышцам. Кладу руки на колени и потираю запястья, впервые заметив эти тонкие шрамы, опоясывающие их по кругу. Это же та самая фигня, невольно думается мне, когда вспоминаю, сколько раз голубоватая светящаяся нить появлялась между рук во время очередного матерного слова, слетевшего с губ, и оставляла едва заметную красноватую полоску. Видимо, со временем кожа просто перестала восстанавливаться. Шрамы эти выглядели красиво, будто искусно созданный вручную узор мастера-гравировщика по цветным металлам, но жутко напоминали браслеты наручников. Это сравнение заставило против воли поёжиться. Нет, всё нормально, не думай об этом. Это раньше я была пугливой и меня можно было запугать этими гремящими хреновинами, а сейчас я же прекрасно понимаю, что этот страх больше не должен иметь надо мной власти. (И я снова отчаянно отрицаю тот факт, что буквально делаю сейчас что угодно, только бы не вспоминать, не возвращаться мысленно к тому потустороннему существу, что почему-то притихло внутри и словно выжидает удобного момента) Снова захотелось закурить, но рациональная часть мозга упрямо твердила, что в этой глуши легче повеситься, чем найти нормальное курево. Другая часть мозга просто-таки орала, что я не доживу и до двадцати, если буду методично выкуривать свои же лёгкие. Но я по привычке отпихнула вторую часть куда подальше. Я и так не доживу. Не в том мире переродилось, чтобы беспокоиться о таких мелочах. Здесь могут буквально воткнуть нож в шею в любую секунду и будут правы, так что курение уж точно не убьёт меня раньше, чем это сделает кто-то другой. Эта мысль почему-то показалась весьма гармоничной и какой-то... привычной уже, что ли? Я уже давно перестала носить розовые очки (вообще-то я разбила их вдребезги ещё в трёхлетнем возрасте, но это мелочи), но как-то раньше старалась не думать настолько пессимистично. Из одной крайности смерти в другую, хах. Докатилась. А как же желание спасать чужие жизни? Или героизм это уже выше того, чего я хотела добиться? Или снова эти мысли о недостойной? Тряхнула головой, отгоняя ворох вопросов, слишком сложных, чтобы я сейчас ответила на них. Честно, по крайней мере. А я ненавидела быть честной сама с собой. Видеть всю свою внутреннюю гниль всегда отвратно, а если ещё и осознаёшь, что ты ничего не собираешься с ней делать и только усугублять собственное положение... Так себе ситуация. Ветер подул как-то уж совсем по-зимнему. Содрогнувшись всем телом, я поднесла к лицу руку, зачёсывая мокрые волосы назад, и несколько секунд всматривалась в капли, оставшиеся на пальцах. С любопытством ребёнка, впервые увидевшего в окно огромный мир вокруг, осторожно выпустила чакру и зажгла её на кончиках пальцев, изучающим жестом проведя над огнём другой рукой. Тепло. Обе руки заметно дрогнули, когда огонёк дернулся от ветра и стал больше, переползая на фаланги пальцев и приближаясь к ладони. Как живой, с первобытным ужасом подумала я, видя как он начинает извиваться вокруг запястья, танцуя под дуновениями ветра, и легко перепрыгнул на вторую руку, тут же обволакивая мягкими, тёплыми прикосновениями. Я невольно дёрнулась и чуть не упала на спину, и огонь моментально замер на месте, чуть затух, становясь поменьше, словно пойманый с поличным нашкодивший котёнок. Глаза расширились от шока скорее непроизвольно, абсолютно сами по себе, как и рот открылся тоже без моего явного согласия. — Какого... — слетело хриплое, уносясь ветром прочь. Огонь снова дёрнулся, дёрнулся против ветра, и это вызвало ещё большую волну паники. Конечно, Шисуи говорил мне о особенном огне, как раз о том, что я контролирую с помощью мыслей, не ручных печатей, и у меня ушла уйма времени, чтобы хотя бы начать его контролировать, но... Сейчас я не делала ровным счётом ничего, а огоньки выплясывали на руках сами. Живой огонь. Самостоятельно передвигающийся и полностью контролирующий собственные движения. Это одновременно и пугало, и завораживало. Одна часть меня, — та самая любопытная хрень, из-за которой и случалось девяносто пять процентов моих неприятностей — настаивала на том, чтобы потренироваться прямо сейчас, раз я всё равно не засну и делать особо нечего, а вокруг и так никого не было. Вторая, так похожая на пресловутый инстинкт самосохранения, как обычно имея этот чёртов занудный голос профессора Снейпа, опасливо предупреждала немедленно убрать этот огонь и не использовать его вообще — мало ли, может, я ещё недостаточно хорошо им владею и просто сожгу себя заживо в чужой стране, ещё и без свидетелей. Тогда меня вообще никогда не найдут и даже не смогут толком объяснить, что случилось. И... Я не могла выбросить из головы образ Нейджи, что просил меня быть аккуратнее. Я не могла рисковать ради случайной забавы. Глубоко вздохнув, я усилием воли потушила пламя, сжимая кулак. Хотелось, очень хотелось его испробовать, особенно увидев как оно игриво покачивалось на ладони, но я запретила эти мысли сама себе. Не сейчас. Нет. У меня есть кое-что более важное, если заняться совсем уж нечем. Блин, стоило только вернуться к этим мыслям, как я тут же помрачнела, нервно теребя пальцы рук. Но как бы там ни было, я знала, что я должна поговорить с этой строптивой богиней, обсудить с ней то, что произошло. Потому что это, блин, важно! Происходит какая-то хрень, я почему-то смогла услышать её мысли и даже увидеть воспоминания, а она просто берёт и вышвыривает меня вон! Кто вообще так решает проблемы? На этой мысли я иронично хмыкаю. Ах да, я. Точно. Ведь я делаю абсолютно то же самое. Ну, ладно. Если думать с этой точки зрения, то она явно считает, что таким образом я просто испугаюсь лезть с расспросами, потому что очевидно, что в следующий раз она уже не поскупится использовать силу, чтобы показать, почему нельзя залазить к ней в голову. Мышцы в ногах начали ныть от долгого сидения в неудобной позе навесу. Чёртово тело ребёнка! Раньше я могла делать это часами, не заморачиваясь. Ладно. Приходится со вздохом привстать, взять трусы и напялить их на себя, а затем осторожно присесть на край причала, свесив вниз ноги. Вода укрыла их по щиколотку, приятно охлаждая. Окей, теперь они хотя бы не ноют, уже хорошо. И всё же... Я не должна забывать о том, что хотела поговорить. Нельзя откладывать это на потом. Серьёзно. Как бы не было близко моему сердцу прокрастинировать обо всём на свете, сейчас я обязана сделать первый шаг в решении общей проблемы. Что ж, я в любом случае ушла на достаточное расстояние. Если она взбесится снова, я наврежу только себе и окружающему ландшафту. Скорее всего, себе в большей мере, но я не хочу думать об этой перспективе. Только не сейчас. Вздохнув, скрестила ноги в воде и прикрыла глаза. — «Эй?» — фраза отдаётся гулким эхом в черепной коробке. Никакого ответа. — «Я хотела поговорить. Точнее… можешь не отвечать. Ведь я в любом случае знаю, что ты слышишь. Я просто хотела высказаться.» Снова молчание. Только в этот раз я отчетливо ощутила чужую эмоцию — недоверие. А также хорошенько так фонило раздражением и совсем чуть-чуть любопытством. Я рассчитывала именно на последнее. — «В общем, я правда не хотела лезть тебе в голову. Не то чтобы я прям не хочу этого в принципе, — ты же в моей копаешься периодически (от этой фразы на секунду предупреждающе закололо в висках) — просто я и сама до сих пор не могу толком понять, как так вышло. Честно.» От нечего делать, плюс, не имея возможности никак отследить реакцию собеседника, я закачала ногами в воде, концентрируясь на этих приятных обволакивающих ощущениях. — «Если тебе так будет спокойнее, я никогда ничего никому не скажу. Хотя, и так не собиралась-то, в принципе.» На секунду, всего не мгновение, чужая эмоция проскальзывает где-то не периферии и это совсем не то, чего я ожидала — удивление. Она думала, я буду каждому встречному об этом языком молоть? — «В любом случае, нам обеим… наверняка всё-таки стоит поладить, что скажешь? Это сложно, знаю, вся эта фигня, но неужели тебе самой не надоело? Я уже давно привыкла к боли, умею с ней справляться на, если так можно сказать, профессиональном уровне, так что все эти галлюцинации просто были для меня очередным неприятным и сложным, не спорю, но всё же проходимым этапом. И я не хочу иметь где-то внутри себя психически неуравновешенное существо, которое своей пассивной агрессией разъедает мне там всё изнутри.» На последней фразе я явно перегнула, потому что боль в висках усилилась и стала почти что колючей, осязаемой. Я помассировала их пальцами, вдыхая-выдыхая по максимуму глубоко, в отчаянной попытке не терять мысль и сосредоточиться. Ладно. Тогда зайдём с другой стороны. Я не принципиальная и сумею подстроиться. — «Ладно-ладно, я поняла, без взаимных оскорблений. Это неприятно, между прочим. Признаю, что язвить не стоило. Прости. Я была неправа. Окей? Давай тогда по-другому. Чего ты хочешь от меня, кроме контроля над телом или моей души? Чакру Саске? Возможность высовываться наружу? Болтать по душам? Всё, что угодно, только чтобы ты наконец успокоилась. В разумных пределах, разумеется. Может, достать что-то? Кого-то? Серьезно, это для меня не проблема. Ну, точнее, смотря, что ты скажешь. Просто будет разниться размер решаемости проблемы.» На время немного попустило и в голове словно образовался вакуум. Я не ощущала чужого присутствия, хотя точно знала, что должна бы. Это испугало поначалу. А потом резко, даже слишком неожиданно, раздался голос. Задумчивый и словно размышляющий вслух, но громкий, а оттого я на секунду испугалась, что это сказали извне: — «Поражаюсь твоим попыткам поладить. Серьёзно. Ты первый человек, кто вообще предлагает подобное. Точнее, вообще заговорил первым. Но раз уж ты так не любишь лирические отступления… Договориться, по крайней мере сейчас, не получиться.» — «Почему?» — удивленно спросила я тут же, моментально прикусив язык: черт, не лезь ты, дура, на рожон. Оно тебя сожрёт и не подавится, а ты только-только получила шанс на нормальную жизнь. Так некстати, изнутри буквально разлилась волна язвительного удовольствия, — такая комбинация вообще существует? — заполняя всё нутро. Что ж, я по крайней мере её развеселила. Надеюсь, это приплюсуется к моей карме в её глазах. — «Не задавай глупых вопросов.» — донеслось где-то изнутри. Голос снова стал относительно серьезным. — «Потому что ты не примешь мои условия, а у меня нет особого желания вообще сотрудничать. И если ты считаешь, что мне надоело тебя бесить, то ты ошибаешься.» В эту же секунду прямо на моих глазах, словно в подтверждение, вода реки медленно начала окрашиваться насыщенным алым цветом. Я рефлекторно тряхнула ногами, рывком пытаясь их вытащить, но тут же одернула себя, насильно заставляя мышцы расслабиться. Не поддавайся. Эта кровь ненастоящая. Ты ведь знаешь это наверняка, она сама только что буквально подтвердила это. Так что просто сделай вид, что ничего не происходит. Ты привыкла. Ты всегда делаешь вид, что всё нормально. Просто не думай, что это так чертовски похоже на настоящую кровь. Как назло, иллюзия начала прогрессировать — нарочито неспешно кожа с кончиков пальцев стала растворяться в мутной воде, оголяла кровоточащие мышцы и сухожилия, постепенно поднимаясь выше по ступне и дошла уже почти до щиколоток, болезненно щипаясь, как вдруг я моргнула и иллюзия мгновенно рассеялась. А в голове разочарованно вздохнули, удивлённо произнося, растягивая гласные: — «С тобой стало невероятно скучно.» — «Я просто не должна лишний раз открывать рот, только и всего. Не я установила это правило.» — «Кто же кроме тебя мог додуматься до противостояния с богом?» — вопрос этот наверняка риторический, но я резко широко раскрываю глаза и приоткрываю рот, изумившись. Хочется ляпнуть что-то тупое, вроде очередного «Правда?» или «Серьезно?», но я снова прикусываю язык и только ловлю на слове — если она так просто подтвердила, что она всё же какое-то божество, — а я точно помню как она упоминала эту информацию ещё в самый первый, максимум второй наш разговор — значит, это скорее всего правда. Наверняка правда. От неё исходит уж точно не живая, потусторонняя сила; для того чтобы это почувствовать даже не нужно хорошо знаться в особенностях чакры. Сглотнув внезапно ставший поперёк горла ком, я невольно мотаю головой, пытаясь прогнать мысли, всё больше набирающие оборот от любопытства и изумления, но ничего не помогает. И тогда я просто вздыхаю, качаю ногой, создавая волну, не скрывая заинтересованности спрашивая: — «Я не знаю ни одного бога восточной мифологии с именем «Цука». Значит, это сокращение?» В ответ глухо предупреждающе рычат и словно царапают неприятным ощущением по черепной коробке изнутри. Как будто иголкой проводят по мозгу, пытаясь не выпотрошить, а именно поцарапать, уколоть. Мерзкое сравнение, но только такое тут же формируется в подсознании. Скривив губы и фыркнув, сдерживаясь от стона боли, я не нахожу ничего другого, кроме как продолжить говорить, стараясь найти нужную мне реакцию на слова: — «Значит, угадала. А та девушка из воспоминания — сестра, насколько мне понятно?» В этот раз ощущение уже в разы неприятней. Оно не предупреждающее — оно для того, чтобы остановить. Заставить заткнуться. Она не хочет говорить со мной, но давлением на моё восприятие мира пытается заставить меня прекратить ненужный и странный по её мнению разговор. Я и сама хотела бы остановиться уже, дать себе пощечину и заорать «Что ты творишь, дебилка?!», но инстинкт самосохранения так не вовремя вырубился и ничто не могло сдержать слишком уж длинный язык в узде. — «Честно, я правда никому не скажу, если для тебя это так важно. Просто… Ты же знаешь моё имя, так почему бы не…» — <i>«Закрыли тему. Сейчас же. И не заставляй меня повторять. — грозно прорычал голос в голове, заставляя моментально заткнуться. — И ты больше не поднимешь эту тему, уяснила? Задолбала. Нахальная смертная девчонка. Оставь уже меня в покое и не испытывай терпение! Я разочарованно вздохнула, когда поняла, что уже не чувствую её присутствия. Провела ладонью по волосам, ещё раз глубоко вздыхая. Ну, больше мне тут делать нечего. Пора возвращаться. Наверное, уже скоро должно светать — около трёх-четырёх, возможно, пяти утра. Нейджи может проснуться и начать переживать, а я этого не хотела. Последний раз качнув ногами в воде, я вытянула их и поджала под себя, сев по-турецки. Несколько минут ждала пока они обсохнут, — благо, ветер этому способствовал — и встала, потянувшись за штанами. Немного нелепо прыгая на одной ноге, я всунула сначала одну, затем вторую в штанины, уже как раз натягивала их вверх и потянулась за поясом, когда из-за деревьев метрах в двадцати что-то захрустело и тут же умолкло. Всего секунда и я подпрыгнула на месте, выставляя вперёд сжатую в кулак руку и двигая назад ногу, приняв оптимальную стойку для драки. Одной рукой продолжала удерживать немного великоватые, не подходящие по размеру штаны. Мокрые волосы встрепенул холодный ветер. — Я считаю до трёх и если ты не выйдешь немедленно, я превращу тут всё в пепел. — предупреждающе прорычала я в ту сторону, откуда донёсся шум. Не знаю, кто это или что, но лучше сразу показать преимущество и отсутствие страха. Первые три секунды (о боже, я, что, и правда их считаю?) ничего не происходило. Затем снова хруст. Чей-то тихий разочарованный вздох. И из-за толстого ствола вышел, спрятав руки в карманах длинного плаща, тот самый мужик, которого я приняла за главаря местных отбросов общества. — Ты?! — чуть ли не задохнулась от удивления и непонимания я, щурясь от неприятного холодка, пробежавшего по спине. Это было нехорошим предчувствием. Очень нехорошим предчувствием. — Какого хуя ты здесь забыл? Внутри что-то зашипели и протестующе вскинулись. Но не на меня, что удивило в первое мгновение — негативная волна была направлена на того же мужика. Отлично, радует, что не у меня одной этот парень вызывает отвращение и желание свернуть ему шею. Женская солидарность! — Всего лишь ночная прогулка. — ответили мне хрипло, будто давно не использовали голос. Как он подобрался так близко и настолько бесшумно? Я притупила бдительно так сильно, что не услышала его аж до этого момента? Вот же дерьмо. Я против воли подобралась, напрягая мышцы. Рефлекторно чуть приподняла сползающие без ремня штаны. Увидевший это нукенин странно дёрнул губами и, продолжая приближаться, сказал уже более нормальным голосом: — Да ладно тебе, ты же не девчонка! Чего стесняешься? Комментарий про «девчонку» вызвал табун мурашек по спине и едва сдержанный гортанный рык. — Это не стеснение — это элементарное нежелание находиться голым в присутствии другого человека, представляющего потенциальную опасность. Чёрт, он всё ещё подходит. Надо либо сваливать, либо как-то вырубить его, либо придумать, как отпугнуть. Мне совершенно не нравится то, что он ведёт себя так развязно, но гораздо больше не нравится то, что он вообще находится здесь ночью. Обычные люди не шляются ночью хрен знает где в своей обычной уличной одежде. Мысли начали медленно складываться в кучу. И чем дальше я заходила, тем меньше мне хотелось, чтобы выводы были правильными. — Всё такой же острый на язык. — цокнул отступник. Он сделал первый шаг по деревянной платформе причала. Инстинкт самосохранения в моей голове завопил как резанный. — Не смей подходить ко мне! — закричала я, внезапно осознавая с пугающей чёткостью, что я слишком далеко от посёлка, чтобы кто-то мог услышать крики даже отдалённо. — Слышишь?! Ещё один шаг и я тебя испепелю! — Да ладно? — ухмыльнулся он. Пошлость в голосе могла бы спокойно материализоваться — настолько он её даже не скрывал. Мои руки начали подрагивать, глаза широко распахнулись, а ноги, кажется, подогнулись в коленях, но я настолько задеревенела, что почти не ощутила ничего из этого. О боже, только не сейчас и только не это. Если у меня прямо здесь случится панически атака из-за того, что воспоминания не позволят мне даже пальцем шевельнуть, я буду абсолютно беззащитна. И помощи ждать неоткуда. — О, что это тут у нас? — елейно протянул нукенин, явно заметив моё состояние, и смело сделал два шага вперёд, останавливаясь всего в полуметре от меня и наклоняясь вниз, смешливо улыбаясь. — Выпендриваемся на показ, а сами поджимаем хвост, когда приспичит? Ну, что с тебя взять в любом случае, обычный ребёнок. — на последнем слове он едва заметно облизал губы. Ещё одна стая мурашек взбежала по моей спине к загривку. Волосы, наверное, стали дыбом, хоть и были мокрыми насквозь. Я моргнула один раз, затем ещё, тяжело сглотнула. Глаза словно приклеились к его лицу, ожидая действий. Но он просто стоял, не двигаясь, с минуту, и молча смотрел сверху-вниз насмешливыми глазами, несколько раз пройдясь взглядом по моему телу, пока думал, что я этого не вижу. В голове щёлкнуло осознание. Ноги отказывались слушаться, и всё же я сделала шаг назад, опасно приближаясь к краю причала. — Я... Я же сказал — не смей ко мне подхо... Все произошло слишком быстро. То ли я уже перестала воспринимать мир, то ли отвлеклась, но в любом случае совершенно не заметила как его рука внезапно взметнулась вверх и я с ужасом заметила небольшое белое пятно, зажатое в ладони. Сделать ещё один шаг назад я не успела — только неловко взмахнула руками, дёрнувшись назад, но меня тут же схватили за запястье, заломили руку за спину и прижали ко рту и носу белую тряпку. От шока я совершенно забыла, как правильно реагировать в таких ситуациях, и глубоко вдохнула, пытаясь заорать. Приятный сладкий вкус на языке и облако этого же запаха в носу пробудили всего одну единственную мысль — ёбаный хлороформ. Я задёргалась, стоило только пройти шоковому состоянию, ударила ногой куда-то то ли в чужой живот, то ли ниже, но ничего не произошло, только в ответ резко дёрнули за волосы на затылке и со всей силы ударили по ногам сзади, заставляя упасть на колени. О боже, только не снова! Голова закружилась, перед глазами начало плыть и размываться. Тихое плотоядное бубнение над ухом ещё как-то держало на плаву, — главное сосредоточься на нём, не дай сознанию уплыть как в тот раз, просто не теряй сознание, слышишь?! — но я уже чувствовала, что хватка моей руки, пытающейся вырваться из чужих рук, слабеет, а пальцы теряют моторику. Волна ужаса в перемешку с паникой, омерзением к себе и не только, замешательством и крайне чётким чувством унижения прошлась по телу вместе с очередной дрожью, когда я ощутила, что чужая рука прошлась по спине, обогнула позвоночник и легла в опасной близости от бедра, медленно стягивая вниз ткань штанов. Я дернулась ещё раз, уже не в состоянии нормально шевельнуться из-за вялости, расползающейся в мышцах. Безысходность медленно но верно охватывала меня с головой. Уже почти что на грани сна и яви я внезапно ощутила, что даже тот маломальский контроль над телом, что у меня был, полностью исчез, но двигаться от этого я на удивление не перестала. Рука, двигаясь независимо от моих команд, загорелась по самый локоть ярким алым пламенем, вызвав у потенциального насильника сзади резкий вскрик боли — он как раз сжимал её за моей спиной и отпустил, стоило только огню дотронуться до его кожи. Ноги сами по себе выпрямились, сделали шаг в сторону, разворачиваясь, правая в секунду взлетела вверх и со всей возможной силы врезала мужику в живот коленом. Тот моментально согнулся в три погибели, выкрикнув что-то матерное, но в мои уши будто наложили ваты, а глаза всё ещё были слишком расфокусированы, чтобы чётко его видеть. Он резко выпрямил спину и замахнулся, чтобы ударить в ответ, но моя левая рука сама по себе взмыла вверх на опережение и, когда его кулак столкнулся с моей ладонью, он оглушительно громко заорал — мои пальцы с лёгкостью сжали его кулак с такой силой, что хруст поочерёдно ломающихся костей стоял секунд десять. Правая рука всё так же без моего контроля легла на его плечо и рывком опустила вниз, зажигаясь поочерёдно на ладони, а затем огонь быстро загорелся по всей руке, принося приятное тепло, медленно возвращающее меня в реальный мир. Окровавленный кулак смачно проехался по чужому лицу, ломая нос. Нукенин глухо взвыл от боли и, потеряв равновесие, упал на спину. Тут же попытался подняться на локтях, но моё неконтролируемое тело прижало его своим весом к земле, буквально горя от макушки до пят и медленно прожигая в его одежде дымящиеся дыры. Он что-то орал, зажимая кровоточащий нос, и отбивался, но всего парой движений я, — или уже не я? Ведь тело абсолютно не слушалось моих команд остановиться и бежать со всех ног куда подальше, — окончательно сломала его руку, несколькими точечными движениями сначала вырывая её из плечевого сустава, а потом и отрывая от тела полностью, выкинув её куда-то на песок. Крик стал чуть ли не ультразвуковым. Сморщившись, я только и могла, что наблюдать, как моя рука резко лезет прямо к нему в рот и, держа второй рукой челюсть на расстоянии, пролазит аж до глотки, вызывая у нукенина рефлекторные рвотные позывы. Огонь так и не перестал гореть — наоборот, стал только ярче, алее и горячее. Первая секунда и крик становится каким-то бульканьем, смешанным с мычанием и шипением от воспламенившейся одежды. Вторая, и я во все глаза смотрю как кожа на подбородке, губах и где-то глубже начинает краснеть, покрываться пузырями, лопающимися и стекающими неприятной жёлтой слизью. Третья, и неконтролируемая рука тянется вверх, накрывая верхнюю часть лица. Чётвертая — в чужом рту уже всё в отвратной жёлтой слизи, мутной крови и жёлчи, начало странно вонять. Булькание сменилось невнятными предсмертными звуками. Верхняя половина лица вся в багровых пластах сползающей кожи, от глаз остались только чёрные провалы, из которых течёт бледно-белая склера, видно мясо, сокращающиеся мышцы, пульсирующие разорванные кровеносные сосуды. Меня тянет блевануть прямо сейчас, но я не могу двинуться с места, потому что тело мне сейчас не принадлежит. Около десяти секунд проходит, прежде чем я полностью освобождаю своё сознание от мутной пелены и именно в этот момент я снова могу контролировать свои конечности. В мгновение ока спрыгиваю как ошпаренная с горящего в прямом смысле трупа, не обращая внимания на собственный огонь подбегаю, спотыкаясь, к краю причала и еле успеваю перегнуться через край перед тем как желудок стягивает узлом и рвотный позыв наконец одолевает меня, опустошая содержимое живота. Слёзы скапливаются в уголках глаз, во рту стоит металлический привкус, смешанный с кислотой жёлчи и привкусом моего последнего обеда, и этот привкус на языке немного отрезвляет. Я набираю в руки воды и споласкиваю рот, изо всех сил стараясь не смотреть на то, что лежит плашмя за спиной и медленно сгорает. Когда я наконец нахожу силы оглянуться назад, желудок снова скручивает, но на этот раз от отвращения, потому что больше вырвать мне просто нечем — от его лица осталась кровавая каша из алых лоскутов, кое-как держащихся воедино на полужидкой массе из мяса, чем теперь является добрая половина его лица. Нижняя челюсть валяется нечаянно оторванной где-то сбоку, изнутри вытекает серо-буро-малиновая смесь из непонятной хрени, виднеется трахея и пищевод, все в ожогах и тоже со сползающими лоскутками внутри. Если бы я не знала, что это вообще было лицом, я не догадалась бы с первой попытки. Закрывая рот рукой, я быстро нашла рубаху и пояс, рванными движениями дрожащих рук подпоясала сползшие на бёдра штаны, только сейчас заметив, что огонь на мне самой наконец потух. Грудная клетка поднималась и опускалась слишком быстро, сердце колотилось как угорелое. Мне хотелось материться в небо, орать, бегать вокруг, рвать на себе волосы. Это была натуральная истерика. Меня только что чуть не изнасиловали, а потом произошла эта хрень и... блять. Просто блять. Я дала себе звонкую пощёчину. Протерла глаза и приказала сама себе успокоится. И тихо, смотря как хорошо разгоревшийся на чужой одежде огонь медленно забирает с собой новый труп, сказала, зная, что меня услышат: — Спасибо. Ты меня буквально спасла. С минуту, может дольше, ответа нет. Я просто стояла у самого песка с помятой рубашкой в руках, смотрела как разлагается труп и думала, что не только не жалею, но и абсолютно рада тому, что это была болезненная, жестокая и очень долгая смерть. Когда я уже отчаялась получить ответ, в голове внезапно раздаётся раздражённый голос: — «Эта мразь не заслужила своей жизни. И я не спасала тебя — я не хотела, чтобы кто-то осквернял своими мерзкими руками этот сосуд.» С моих губ срывается истеричный смешок. — «Если ты просто не хотела, чтобы он ко мне касался, могла бы убить не так жестоко. Поверь, я разбираюсь в убийствах так же хорошо, как и ты. И по-моему, месть за кого-то совершают именно так.» В голове неразборчиво забубнели отрицания, но я отчетливо почувствовала, что она явно смущена тем, как легко я разгадала её замысел. А ещё я, как и она, чувствовала удовлетворение. Невероятное удовольствие именно от этого убийства. Внутренне, я невольно подумала, что, даже не смотря на то, что я её выбесила до этого, и что мы не особо хорошо ладим в целом, она всё равно помогла, даже если так отчаянно отрицает это сейчас. И я честно не помнила случая в своей жизни, когда я бы была кому-то более благодарна, чем сейчас ей. Это тёплое чувство в груди не мог перебить собой даже тот ужас, что я испытывала всего какие-то пару минут назад. — «Спасибо.» — ещё раз поблагодарила я. Глаза всё так же не отрываясь смотрели на причал. Горящие доски начали отваливаться и падать в реку. От трупа за эти пять минут уже почти ничего остаться было не должно — разве что кучка жаренного мяса непонятной формы. Стоило этой мысли сформироваться и я вспомнила, что Цука, — всё ещё непривычно называть её по имени, но я определенно к этому привыкну — выкинула его руку куда-то. Оглянувшись, я заметила её неподалёку и подобрала. Брезгливо сморщилась, подходя к огню, и бросила сверху, чтоб сгорела вместе с её мерзким владельцем. — «Я не желаю слушать эти благодарности, потому что я делала это не для тебя.» — продолжала отрицать богиня, несколько раз болезненно уколов меня чем-то вроде электрических разрядов в висках. — «А можно засчитать этого педофила как жертвоприношение тебе?» — внезапно поинтересовалась я, неожиданно даже для себя. Изумлённое молчание было мне ответом, но я быстро продолжила свою мысль: — «В смысле, ты же его убила, грубо говоря, используя меня, да и, к тому же, он так красиво горит сейчас. Прямо как это делали древние люди, пытаясь задобрить богов.» — «Ты в курсе, что тебе стоит хотя бы иногда ходить не к психотерапевту, а к психиатру с такими мыслями?» — «То есть ты не против?» — «Завались. Самый бесячий меня человек за последние три столетия.» Я не сдержала смешка. Снова немного истерического. О да, мне определенно нужен психиатр. Но сначала нужно спрятать останки трупа, если я не хочу, чтобы Нейджи потом выел мне весь мозг. И ополоснуться ещё раз. Да, точно. Смыть эти грязные прикосновения с кожи — отличная идея. Был бы шанс, я бы сдёрла эту кожу и пришила новую, чтобы уж точно знать, что не буду чувствовать отголоски этих прикосновений в кошмарах. С этими мыслями я вздохнула, чеша затылок. Такими темпами вернуться домой мы сможем только через пару лет и истребив половину местного населения, если они все здесь такие озабоченные. По какой-то причине я была совершенно не против.