— Кар-р! — до ушей Адама доносилось настойчивое карканье вороны, бродившей по тротуару туда-сюда. Это изрядно действовало мужчине на нервы, но ничего с вороной не поделаешь.
— Кар-р-кар-р! — взбалмошное пернатое создание словно бы что-то твердило незнакомцу, который никак не мог понять, о чём же ему, простому прохожему, может вещать столь пронырливая и наглая птица. Если бы он мог понимать её, то, наверняка, оказалось бы, что ворона говорит ему следующее:
— Опять ты безработный, кар-р! Бездарность ты, кар-р! Жена ни в жизнь тебя обратно не примет, кар-р!
Немного разозлившись, мужчина отломил кусочек пряной булочки, которой минут пять назад решил пообедать, и нацелился в птицу. Что ж, кусочек угодил как раз в разговорившуюся ворону, и поделом ей. Как и было задумано, пернатое создание отвлеклось на лакомство, а безработный, расстроенный до глубины души, тяжело вздохнул, опустив плечи и всматриваясь в носки своих бежевых ботинок. Это была парадная обувь, в которой он выступал в цирке. Интересно, как скоро она снова ему понадобится, учитывая новые обстоятельства?
— Молодец, — сказал он самому себе с явным сарказмом. — И что только с тобой не так, приятель?
Как ни странно, ответила ему уже пообедавшая к этому времени ворона, тем самым остановив хоровод мыслей.
— Кар-р!
— Хоть ты можешь помолчать? — взмолился Адам, поднимаясь с деревянной скамьи. К нему снова прицепилась тоска, обхватившая сердце со всех сторон, а ведь в данной ситуации ему просто необходимо серьёзно подумать о будущем. Тьма давно уже властвует над его разумом, но у Адама обычно получалось её контролировать. Ему помогал смех: не только свой, но и других людей, приходящих за зрелищем. Особую радость ему приносил искренний, похожий на звон колокольчиков, смех его возлюбленной Дженни. Когда люди вокруг Адама смеялись, ему и самому начинало казаться, что всё не так уж безнадёжно, что у него есть талант, и он делает важное дело: веселит людей. Но, Господи, какое же это гадкое чувство, когда у тебя внутри всё сжимается от осознания того, что люди больше не смеются, а ты — тем более.
И, вот, потерянный мужчина шаркает ногами, разбрасывая в стороны опавшие листья. Они парили свободно, пусть и долю секунды, словно бы даже слабого воздушного потока было достаточно для того, чтобы они «взлетели» над землёй.
«Ваш юмор изжил себя, мистер», видите ли. «Билеты на ваши выступления не пользуются прежним спросом», видите ли.
— Тьфу, — мужчина сделал вид, что сплюнул свою злобу на асфальт, хотя по натуре своей был очень воспитанным и аккуратным и никогда бы такого не сделал, так что сплёвывать свои разочарования приходилось обратно в душу.
Уокнер обратил взор своих светло-серых глаз на затянутое тучами небо, которое предвещало скорый дождь. От такой картины рука сама по себе потянулась в карман за успокоительной сигаретой. Быстро нащупав пачку в кармане куртки, Адам ловко достал одну и зажёг её. Сейчас ужасно не хватало тёплой и улыбчивой Дженни, которая встречала его с зонтиком в таких случаях. Да и он бы не осмелился закурить в присутствии жены.
«Трудные времена, так что денег, чтобы содержать такое количество работников, нет», видите ли. «К сожалению, вы уволены из цирка, мистер», видите ли.
Странно, но, когда бывший циркач смотрел на клубы сигаретного дыма, его мысли сразу же приходили в порядок. Наверное, это одна из основных причин, по которым он курит. Карусель беспорядочных умозаключений начинала крутиться медленнее, и мужчина уже мог разобрать каждое из них.
Беременная жена — единственное, что было для него безмерно важным, что приносило блаженное спокойствие и гармонию в его сумасбродную сущность. Бедная Дженни наверняка жалеет, что вышла замуж за такого неудачника, как он. Когда их ребёнок родится, его нужно будет на что-то кормить, одевать. Повзрослев, он пойдёт в школу, а после школы, конечно, захочет поступить в хороший колледж или университет. Ох, сколько же на это нужно денег! Представить страшно предстоящую вечером картину, когда он будет вынужден сообщить бесподобной и терпеливой Дженни, что он лишился работы четвёртый раз за год.
Адам хорошо помнил день, когда его впервые уволили. Он как раз хотел сделать Дженни предложение, даже кольцо для помолвки уже выбрал. Серебряное украшение со сверкающими камнями будто и было создано для Дженни, будучи таким же нежным и аккуратным, но все мечты о счастливом браке потерпели крах, так как нужно было оставить средства для оплаты счетов. Услышав это, его возлюбленная, убрав непослушную прядь белокурых волос за ухо, сочувствующе произнесла:
— Знаешь, мне их жаль. Сегодня они лишились лучшего в мире комика. У них беда со вкусом, милый, а с чувством юмора — тем более.
А потом она взяла его за руку, посмотрев так, будто в её голове только что созрел хитрейший план, и повела в парк, где они гуляли весь оставшийся день. Вокруг, от одного аттракциона к другому, бегали смеющиеся дети, улыбались взрослые, а запах сладкой ваты с карамелью и солёного попкорна наполнял, казалось, каждые два метра парка — всё это напомнило им о чём-то былом, давно забытом, но уютном.
Вернулись они поздно вечером, уставшие и по-своему счастливые. Дженни поставила чайник, а затем, всё также стоя, посмотрела в глаза Адаму.
— Иди ко мне, моя милая, — мужчина протянул руки, тем самым подзывая к себе возлюбленную.
Она с радостью подчинилась, удобно устроившись на коленках Уокнера. Нежно поцеловав мужа, Дженни мечтательно улыбнулась и опустила голову на его плечо.
Они всё же поженились, хоть и не так скоро, как хотелось бы. Найдя подработку и подкопив денег, Адам и Дженни устроили небольшое торжество для своих семей и близких знакомых.
Белая фата до пола, нежный букет маргариток, которые Дженни очень любила, выражение полного счастья на её миловидном личике — молодой жених был готов смотреть на свою невесту сутками напролёт. Он дал обещание быть с ней, пока смерть не разлучит их: в здравии, в болезни, в горе, в радости. Кому эти обещания покажутся сложно выполнимыми, стоя у алтаря?
Больше всего нагнетал тот факт, что его ангелоподобная супруга никогда не ругала его за нерасторопность, не корила за частые увольнения и даже не гнала из дому. Она ласково улыбалась, гладила мужа своей тонкой ручкой по плечу, крепко обнимала, кротко поцеловав в лоб, а потом шептала, что после трудных времён обязательно наступит счастье.
Циркач обожал, когда на подходе к дому он обонял приятный аромат свежей выпечки. Сомнений не было в том, что это милая Дженни испекла его любимые булочки с корицей. Порой они пекли их вместе, успевая испачкаться в муке, рассыпать по полу корицу, а потом ещё час убираться после такой готовки. Иногда вместо этого из открытых окон кухни доносился аромат только что сваренного кофе. Это были самые беззаботные и счастливые времена в их совместной жизни, когда денег более или менее хватало, когда не нужно было беспокоиться о будущем, потому что оно казалось безоблачным и прекрасным, как и всё вокруг молодой семьи.
Жили они в маленькой квартирке на втором этаже дома, располагающегося на окраине Готэма. Местечко гнилое, явно не подходящее для того, чтобы растить будущего ребёнка, но на большее денег пока не было. Адам много раз ловил себя на мысли, что его уже тошнит от обшарпанных стен коридора, кривого стола на кухне, от раздражающих ночных звуковых сигналов полицейской машины… Но Дженни снова улыбалась и говорила, что они выберутся отсюда, а преданный муж ей верил, глядя на округлившийся живот жены и понимая, что ради этого он должен выбраться из бесконечной череды провалов, которые с осени следовали друг за другом, как транспортная колонна.
Однажды Адам вернулся домой жутко уставший и, опустившись на стул, заявил:
— Ты должна уйти от меня, — он смотрел в окно, барабаня пальцами по столешнице, ужасно нервничая и с трудом подбирая слова, которые он хотел бы сказать.
Супруга, до этого перемешивая суп в кастрюльке, на долю секунды замерла. Затем она повернулась и, угрожающе наставив на него ложку, ответила:
— Ещё чего! Один плохой день — это ещё не плохая жизнь.
— Ты заслуживаешь большего, милая… — прошептал мужчина, повернувшись к жене. Мимические мышцы ужасно ныли из-за того, что на работе Адаму постоянно приходилось улыбаться. — Поживи с мамой. Она как раз поможет тебе с ребёнком.
«Вы вкладываете в свою работу недостаточно сил», видите ли.
— А как же ты?
— А я буду рад, если ты окажешься вдали от этой проклятой улицы, кишащей маньяками и убийцами. Дженни, я на работе места себе не нахожу, представляя, что могу найти тебя мёртвой!
Женщина нахмурилась и продолжила мешать суп.
— Я никуда не уеду. Свой выбор я сделала давно, милый, — она вытянула свою прелестную руку, показывая сверкающее кольцо на безымянном пальце, и засмеялась. Мужчина не смог не улыбнуться.
На этом их разговор об отъезде Дженни из Готэма закончился, оставив в душе Адама паразитирующую тревогу. С того момента он с каждым днём становился всё более нервным, несобранным и замкнутым. Как-то раз он даже сорвался, специально разбив тарелку о плитку на кухонном полу. Он слабо понимал, зачем это делает, но почему-то он это сделал. Взяв в руки круглую тарелку, комик с безучастным выражением лица отправил её вниз, будто так и надо.
Испугавшись, молодая жена поспешила проверить, в порядке ли Адам, но встретила там не своего любимого мужа, который обычно был спокоен, вежлив и добр. Этот человек выглядел, как Адам, с его цветом волос, формой носа, губ и с такими же скулами, но в его глазах читалось пугающее безумие.
— Милый, ты поранился? — Дженни перепугалась не на шутку, увидев, как мужчина облизал окровавленный палец.
— Забавно, правда? — странно засмеялся он, показывая рану. — Какая ирония: люди уязвимы даже для тарелок.
— Нужно обработать рану, — женщина подошла к мужу ближе и попыталась дотронуться до его руки, чтобы осмотреть порез, но Уокнер грубо оттолкнул её.
— Не лезь, я сам, — сказано это было таким холодным голосом, что Джен даже задрожала, как если бы её окатил водопад. Адам отвернулся и направился к раковине, где подставил палец с порезом под струю прохладной воды. Видя, как быстро стекает кровь, он дико расхохотался.
Дженни до самого вечера не решалась заговорить с мужем, чтобы вдруг не спровоцировать новую истерику, но он вскоре и сам подошёл к ней и, стоя на коленях, умолял простить его. Добрая и любящая жена обняла Адама и простила его, списав всё на жуткий стресс.
Сам Уокнер слабо помнил тот день. Вроде бы у него снова не было настроения, всё раздражало, болела голова, а тело пронизывала дрожь, но как он дошёл до битья посуды и хамства жене — тайна, покрытая мраком. И как бы Адам не хотел избавиться от этих вспышек агрессии, у него не всегда получалось скрывать её. Ему было страшно, потому что только он в действительности понимал, в кого превращается.
Теперь он идёт домой, отбрасывая ногами опавшие жёлто-красные листья и вспоминая прошлое, чтобы вновь разочаровать любимую женщину. И, будь он проклят, снова курит, пытаясь ослабить накатывающую безысходность.
Поворот за поворотом, дом за домом — и, вот, Адам увидел знакомую противную многоэтажку. Сглотнув подступивший к горлу ком, мужчина в цветастом пиджаке и шляпе с широкими полями ключом открыл дверь… и застыл.
В прихожей стояла его жена, а к её горлу был приставлен нож.
«Какая смешная шутка, Адам», — пролетела мысль в его голове, —
«Но как? Как это может быть смешным?».
«Как же всё-таки ужасающе красивы ножи», — следующая мысль заставила мужчину взвыть, —
«Дженни! Господи, он же сейчас её убьёт!».
— А вот и муженёк! — пробасил маньяк, цокнув языком. К сожалению, в темноте прихожей разглядеть лицо мужчины было трудно.
— Отпусти её, ошибка природы, — Адам уверенным шагом шёл прямо к нему, чтобы попытаться сбить с ног и сказать любимой, чтобы бежала.
— Ба! И это я — ошибка природы? — недовольно ответил он, продолжая держать нож у горла ни в чём неповинной женщины. — И это мне говорит комик, над которым даже не смеются? — Уокнер молча шёл от входной двери к прихожей.
— Только подойди ближе — и горло твоей милашки-жены будет разрезано от уха до уха, — процедил убийца, когда до Джен оставалось три шага. Адам остановился, едва дыша. В темноте он мог слышать прерывистое дыхание заложницы. Она была в истерике, он это чувствовал.
— Чего ты хочешь? — бывший юморист пытался сдержать остатки самообладания. — Деньги? Ценности?
— Я хочу, чтобы ты смеялся, пока я убиваю твою жёнушку, клоун, — от его ледяного голоса мужчина вздрогнул.
— Убей меня. Только не трогай мою жену и ребёнка, — Адам сглотнул подступивший к горлу ком. — Прошу. Убей меня, — он практически умолял.
Тишину, что тяжким грузом легла на квартиру Уокнеров, разрушил истерический смех убийцы.
— Это слишком просто. Я убью тебя, а она продолжит жить дальше, приняв в итоге жуткую потерю в виде муженька-неудачника, — с сарказмом проговорил он. — Но если в живых останешься ты… Ты не сможешь с этим жить.
Пока убийца говорил, Адам судорожно пытался сообразить, что же ему делать. И тут он вспомнил, что в кармане его пиджака лежат маленькие ножницы, которые он использовал в цирке, когда ему приходилось отрезать ленточки или выступившие на шляпе или платке нитки.
Быстрым движением руки, воспользовавшись преимуществом, подаренным темнотой помещения, мужчина достал острый предмет. Пальцы дрожали, ладони, казалось, вспотели, но внутри самого себя он всё уже решил и не колебался. Эта борьба между телом и разумом длилась несколько опасных секунд, которые дорого могли стоить его жене.
— И это твоя цель? — он стал говорить, чтобы голосом заглушить шорох своих шагов. — Убить невинную женщину, чтобы удовлетворить свою болезнь?
— А с чего ты взял, клоун, что я болен? — хмыкнул маньяк, по всей видимости, не замечая подвоха в смене настроения Адама.
Один шаг. Ещё один шаг — и всё закончится. Неважно, что будет с ним дальше, главное — спасти любимую и малыша.
— Разве тот, кто стремится убивать, — здоров? — задал вопрос Уокнер, крепко сжав ножницы. Вот он — идеальный момент.
Циркач замахнулся и со всей силы вонзил острый предмет в сверкнувший в темноте белок глаза. Убийца заорал, но в этот же момент Адам почувствовал, как на его руку полилась кровь. Подняв глаза, он увидел, что у Дженни перерезано горло.
Убийца орал, руками держась за раненый глаз и проклиная всё на свете, а Уокнер упал на колени рядом с женой и плакал, прижимая рукав снятого пиджака к горлу Дженни. Кровь пульсировала, заливая лицо мужчины и пол. Левой рукой он пытался нащупать пульс на запястье жены. Через какое-то время даже эти слабые толчки прекратились.
И тогда ему стало плевать на всё. Буквально озверев, Адам встал, подняв с пола окровавленные ножницы. Подойдя к маньяку со спины, он с силой вонзил их ему под рёбра, в шею, в голову, а когда подонок упал, комик нанёс несколько ударов в живот и грудную полость. Прекрасная алая кровь фейерверком выплёскивалась на лицо и руки Адама. Он вспомнил, как порезался о разбитую тарелку.
«Вы вкладываетесь недостаточно, мистер Уокнер», - видите ли.
С каждой мыслью механические движения становились всё уверенней и стремительней: на этот раз он вкладывался достаточно.
Не услышав дыхания мужчины, Уокнер прошептал, чувствуя липкую кровь на руках:
— Что я наделал?
***
«— Что случилось? — послышался голос его возлюбленной. — Ты снова разбил тарелку и поранился?
— Нет, дорогая, эта кровь не моя, а твоего убийцы, — Дженни закрыла глаза и тяжело вздохнула»
***
— Милый, почему ты не улыбаешься и не смеёшься? — она погладила его по волосам и заглянула в глаза.
— Потому что с тобой мне не обязательно этого делать, — он осторожно взял её за руку, словно та может рассыпаться от любого неосторожного прикосновения.
— Но я так люблю твой смех! — возразила Дженни, слегка нахмурившись, и Адам засмеялся.
***
Его нашли, обхватившим тело жены руками и трясущимся в припадке.
— Соседи услышали крик, — сказала высокая женщина в полицейской форме, включив свет в прихожей. Адам увидел, что их четверо, а ведь он даже не слышал, как они вошли. — Что здесь произошло, мистер… — она заглянула в свои записи, — Уокнер? Мистер Уокнер, поговорите со мной. Это ваша жена?
Полицейский нагнулась и рукой развернула мужчину к себе. Увидев выражение ужаса, застывшее на лице Адама, она выдохнула.
— Вызываем наряд, а вы, — она кивнула в сторону двух молодых полицейских в такой же форме, — пока осмотрите помещение. Двое тут же направились вдоль прихожей, услышав приказ начальницы. Спустя какое-то время из кухни донёсся возглас:
— Боже мой. Тут ещё один труп. Весь в ранениях.
***
— Вы понимаете, что на ножницах и ноже нашли ваши отпечатки пальцев? — с Адамом говорила прокурор. Лицо у неё было сосредоточенным и строгим, а голос — лишённым эмоций. — Это вы убили свою жену и того мужчину?
Уокнер молчал. У него не было никаких сил отвечать на вопросы, его голова была пуста, как и он сам.
— Ладно, — вздохнула прокурор, закрыв бумажную папку. — Вам предоставят адвоката.
Внутри Адама что-то оборвалось. Он молча кивнул, оставшись в камере временного содержания.
Это он полностью виноват в произошедшем. Зная, в каком опасном районе они живут, он каждый божий день оставлял жену в одиночестве, не подумав о её безопасности. Жалкий комик! И ты ещё хотел ребёнка? Ты даже женщину обезопасить не смог, о чём вообще может идти речь?
— Дженни, Дженни, — шептал он. — Как мне дальше-то? Как?
Вдруг, Адам содрогнулся. Сегодня (или это было вчера?) он убил человека. Осознание этого факта дошло до него только теперь, как и то, где он находится.
Что с ним будет? Оставят тут или отправят в Аркхэм, признав невменяемым? Подумав об этом, он истерически засмеялся, закрыв лицо дрожащими руками.
