Близость
Йен Прошло четыре недели с тех пор, как они согласились дать друг другу еще один шанс. Они были в кино один раз, ходили на ужин четыре раза и дважды сидели в захудалом гей-баре. И трахались ровно ноль раз. Не то, чтобы секс – основная составляющая отношений, но, если честно, довольно важная для Йена. И еще куда более важная для Микки, если судить о нем по его подростковой версии. Они неплохо управляются с другими сторонами отношений. Разговоры приходят легко, но не бывают серьезными, что нормально для начала. Они были не вместе слишком долго. Но это странно, по крайней мере для людей, которыми они были, настолько по-разному относиться к сексу. Не то, чтобы они это обсуждали. Раньше не приходилось, зачем начинать сейчас? Они делают другие вещи, кроме обычного секса. Целуются возле колонны на станции метро. Дрочат друг другу в туалетной кабинке бара («по старой памяти» – ухмыляется Микки). Минет для Микки на диване Йена. Но это все. Йен пытается добиться большего, когда они оказываются в его квартире после ужина или бара. Но каждый раз, когда он тянется к своему ремню или пытается развернуть Микки или, например, схватить Микки за задницу, Микки недовольно стонет, отталкивает руки Йена и выдумывает дурацкое оправдание. Как сегодня. – Нужно идти домой, – виновато сообщает Микки Йену, когда Йен садится на колени через пару секунд после того, как проглотил сперму Микки. – Светлана вечером собиралась гулять. Нужно остаться с ребенком. Йен вытирает рот и хмурится. И проблема не только в том, что у него в джинсах стояк – они только что зашли в дом. Микки не предупреждал его о своих планах, когда они решили сходить и перекусить бургерами. – Действительно надеялся, что мы проведем ночь вместе, – говорит ему Йен – раздражение просачивается в его голос – а Микки просто застегивает ремень, вставая с дивана. – Прости, мужик, – его тон действительно извиняющийся, и это немного рассеивает разочарование Йена. Йен тоже встает и вторгается в личное пространство Микки, потираясь стояком о его бедро. – Хочешь, пойду с тобой? Мы можем подурачиться после того, как Ев отправится спать, – уговаривает Йен. Микки легко отталкивает Йена, снова отступая. – Света к этому еще не готова, – напоминает он Йену, и тот шумно выдыхает. – Так что, мы вечно будем жить раздельно? Разными жизнями? Ты моя семья, Мик. – Скоро все станет лучше, – настаивает Микки, пробегая рукой сквозь волосы. – Ты же знаешь ее, она тот еще мастер держать обиду. Спорим, это первый навык, которые дают в русской подготовительной школе. Йен сжимает кулаки. Он в сексуальной фрустрации, эмоциональной фрустрации. Он просто хочет лежать на кровати с Микки, прижавшись к его спине. Обсуждать, как прошел их день. Трахаться, заниматься любовью, неважно. – Можешь хотя бы вернуть должок перед тем, как уйдешь? – упрекает Йен, показывая на свой заброшенный стояк. Глаза Микки опускаются на ширинку Йена. На мгновение Йен узнает в них вспышку страсти… которую сменяет паника. – В следующий раз, – слабо обещает Микки, и сердце Йена сжимается. Он думает, что, возможно, уже давно знал об этом, но теперь больше не может это игнорировать. Что-то не так. Он не собирается давить на него сегодня. Не тогда, когда Микки нервничает, а Йен возбужден и разочарован. – Хорошо, – мгновение спустя соглашается Йен. Кадык Микки дергается, когда он кивает. Затем он хватает пальто со спинки стула. – Я тебе позвоню, – говорит Микки, отступая. Он выглядит так, будто разрывается. Не хочет уходить. Боится оставаться. Йен провожает его до двери, хватает Микки за локоть и разворачивает его, прежде чем тот сможет дотянуться до дверной ручки. – Люблю тебя, – тихо говорит ему Йен. Он ни разу не говорил этого с того дня в кафе много месяцев назад – в один из худших и лучших дней его жизни – и он искренне сожалеет о том, что не признавался в этом раньше, чаще, каждый день, увидев, как смягчается лицо Микки, когда он слышит эти слова. Микки наклоняется вперед и мягко целует Йена в губы. Целомудренно, но чувственно. Я тоже тебя люблю говорит поцелуй, хотя физически Микки еще и не может этого сказать. Затем он уходит. А Йен стоит как вкопанный за закрытыми дверями квартиры еще долгое время.________________________________
Микки: год шестой Энджел был наилегчайшей из всех самых легких целей. Иногда Микки нравилось притворяться, будто у каждого над головой есть номер, который показывает насколько легко его будет достать. И если Джефферсон, здоровенный полузащитник, чувак, который убил голыми руками трех вооруженных копов был 100, то Энджел где-то -10. – Так что, Милки, ты уже пригласил Гомеза присоединиться к своему радужному клубу? – провоцирует Ронковски с другой стороны стола, пока они наблюдают за тем, как Энджел скромно становится в очередь за завтраком – о его последней стычке свидетельствует его хромота. Парень за ним (где-то 5 по шкале Микки) отпихивает Энджела и становится прямо перед ним. – Сколько зубов в этот раз ты хочешь потерять, Рон? – буднично спрашивает Микки, проглатывая очередную ложку холодной овсянки и отрывая взгляд от Энджела. Ронковски сердито смотрит, а все остальные хихикают. Ронковски – тот самый нормальный приятель, которого ты можешь завести, попав в тюрягу, но это не отменяет того, что он тупой уебок, который слишком много мелет языком. В прошлый раз он заплатил за это, получив гантелью в челюсть. – Твою мать, оставь Гомеза в покое, – безразлично советует Микки. – В чем смысл отбирать конфетку у гребанного ребенка? – Потому что это легко, – вставляет Джонс, смеясь. Микки пожимает плечами. Ну ладно, не его ебанная проблема. Но он все равно ловит себя на том, что уголком глаза приглядывает за Энджелом, когда они в одном помещении. Энджел отличается от других геев, которые приходили и уходили, пока сидел Микки. Другие были заматеревшими. Преступниками, которым, может, и нравился член, но они куда лучше могли приспособиться к условиям тюрьмы. Да, Энджел убил парня. Но он слышал, что это был чувак, которого тот поймал трахающимся с его бойфрендом, что, по мнению Микки, было практически простительно. Но не стоило четверти века в тюрьме среднестрогого режима, это уж, блядь, точно. Он ему сочувствовал. Постепенно все становилось хуже и хуже. Энджела не было по несколько дней. Иногда в лазарете, иногда в амбаре*, когда надзиратели его жалели (одиночка, наверное, была для него чем-то типа сраных каникул). Было очевидно, что паренек не мылся. Микки не винил его за это. В то утро, когда все достигает своего апогея, Микки тащится на свою смену в прачечной, тогда-то он и сталкивается с Джонсом, который решительным шагом удаляется от душевых, непомытый. – Неа, мужик, – предупреждает он, когда проходит мимо. – Ты, блядь, только не вмешивайся, лады? – И не планировал, – он посылает спине Джонса непонимающий взгляд, а затем ныряет в душевые, потому что предупреждение Джонса только раздразнило его любопытство. Энджел здесь, лежит ничком на полу, не двигаясь. Его лицо покрыто запекшейся кровью, а глаза настолько опухли, что сложно сказать, в сознании ли он. Его комбинезон разорван ниже талии, кровь сочится по задней части, одетых в оранжевое, бедер, пока громадный белый мужик вдалбливается в него с такой силой, что голова Энджела бьется о плитку. Два других парня стоят над ним – один из них касается своего обнаженного члена. Микки узнает морскую звезду на шее парня. – Эй, Милки, – зовет чувак, – Услышал про групповушку и решил присоединиться? В его ушах звон – он выходит из себя: ярость затуманивает его зрение, тело двигается на автопилоте. Он опрокидывает Татуировку на Шее и ударяет заточкой, которую достает из носка, прямо в его блядскую тупую звезду, до того, как два других парня даже успеют отреагировать. Он не помнит практически ничего из того, что происходит после… просто бешено машет руками один против трех в драке, которую определенно проиграет. Он не помнит, как надзиратели разняли их, но это точно произошло, потому что он пришел в себя в амбаре. Он провел там почти неделю, но в удивительно невредимом состоянии, учитывая, что он был в меньшинстве. Они позволили ему сидеть в чей-то крови пару дней, прежде чем сопроводили его до душевых. И когда его наконец выпустили ко всем остальным, первой остановкой стал офис Уилсона, в котором пожилой мужчина смотрел на него целую минуту, не говоря ничего. – А какое-то время ты так чертовски хорошо справлялся, – вздыхает Уилсон, пробегая рукой по лицу. – Думал, ты станешь одной из моих историй успеха. – Как, блядь, уголовник может стать историей успеха? – хмыкает в ответ Микки, чувствуя себя неуютно под разочарованным взглядом Уилсона. – Может, поставив семью превыше всего. Получив справку об окончании школы. Может, не получив дополнительного времени к своему ебанному сроку! – вопит Уилсон, бросая ручку через всю комнату. Горло Микки пересыхает – глаза колет. Нет. – Да, умник, твоя перебранка стоила тебе лишних девяноста дней. Тебе повезло, что ты не проебал свои шансы на УДО. – Какого хуя… – Человек погиб, Майкл, – резко перебивает Уилсон. Боже, он ненавидит, когда Уилсон зовет его так. Будто пытается поиграть в папочку. Микки сердито смотрит на пол, задаваясь вопросом, как, блядь, он будет объяснять это Светлане, а затем внезапно садится, когда его осеняет. – Не… – Гомез выживет, – прерывает его Уилсон. – Он все еще в лазарете, думаю, будет там какое-то время. Его поместили в шорт-лист на общий режим, знаешь. Отправился туда, если бы не лез, куда не надо. Херово, что он сознался в том, что вогнал заточку в шею Лизаковски, – говорит Уилсон – тон намекает на то, что он знает правду. – А что мне оставалось делать? – спрашивает Микки, яростно проводя рукой сквозь короткие волосы. – Паренька… его же… – Я знаю, – Уилсон поднимает руку. – И не говори никому, что я сказал это, но часть меня гордится тобой. Но ты сам поместил цель на свою спину, и у меня нет лишних людей, чтобы приглядывать за тобой. Микки усмехается. – Я могу о себе позаботиться, – будто хвостик из охраны не сделает его целью сию же минуту. Уилсон хмурится. – И держись подальше от Гомеза, – предупреждает он. – Нахуй иди, я не такой, – рычит Микки. Просто потому что Уилсон знает, что они кое в чем похожи, еще нихера не значит. – Следи за своим гребанным ртом, – приказывает Уилсон. – Я все еще твой начальник. И я не это имел в виду. Я говорю, что вы, ребята, в расчете. И никто из вас больше не ввязывается в это дерьмо. И затем Микки выпроводили из кабинета, дуться в собственной камере. Девяносто ебанных дней. Блядь. И неприятности приходят за Микки, как и предсказал Уилсон. Всего пару дней спустя, после завтрака он направляется в туалет по подозрительно молчаливому коридору, только чтобы обнаружить, что они уже поджидают его. Двое тех же парней (включая здорового парня, который долбил Энджела, к своему неудовольствию замечает Микки) и новое лицо. Он вкладывает в драку все, что может. Когда они валят его на землю, он отпинывается пяткой своего ботинка, той, в которой хранит бритву, и немного повреждает колено парня, а затем получает удар по голове в отместку. Мир тускнеет. Странно, но он думает о том, что комбинезоны, наверное, не так уж и плохи в таких ситуациях. Становится куда сложнее трахнуть кого-то силой. Может, они разорвут ткань. Он не знает. К счастью или несчастью, пульсирующая боль в его голове перекрывает любую другую. Он почти уверен, что его мозг вытекает из его уха. Один парень садится на его плечи, пока другой жестко втрахивается в него. Микки может только беспомощно надеяться, что они не пришли экипированные ручкой от метлы или чем-то подобным. – Укусишь меня – заставлю проглотить все твои ебанные зубы, – рычит третий парень, рывком поднимая голову Микки и засовывая член в его рот. Глаза застилает кровь, блокируя проход воздуха в его сломанный нос. С этим жестким вторжением в его рот, у него не остается возможности дышать. Он чувствует, как сознание уплывает от него, когда тело оставляет последнюю слабую попытку сбежать. Черные точки, затуманивающие его зрение растут и растут, пока, наконец, не остается ничего.________________________________
Йен Чертовски неловко говорить о своей сексуальной жизни с доктором Арнольд, но она единственная в его жизни, кто достаточно к нему близок, но не знает Микки (этот факт кажется решающим, потому что говорить о чувствах одно… но секс? Йен уже знает, что ему надерут задницу, если об этом узнает Микки). – Как дела с Микки? – немедленно спрашивает она, будто зная, что у него на уме. Доктор Арнольд кажется довольной, в нейтральном ключе, когда Йен сообщает ей об их решении совместно работать над отношениями. – Хорошо, – автоматически отвечает Йен. Он ерзает в кресле. – Мы все еще, понимаете, пытаемся узнать друг друга заново. – Он не такой, каким ты его помнишь? – спрашивает доктор Арнольд, делая выводы из его тона. – В каком-то смысле, – уклоняется от ответа Йен. Ручка доктора Арнольд останавливается и парит над бумагой. – Тебя что-то беспокоит, – спокойно предполагает она. Йен неловко смеется. – Кажется странным говорить об этом с вами, – он почесывает шею. Доктор Арнольд просто смотрит на него, пока он не сдается. – Просто… прошли недели с тех пор, как мы сошлись, и мы все еще не… – он беспомощно жестикулирует. – Не занимались сексом, – заканчивает за него доктор Арнольд. И снова начинает записывать. – Возможности были, – говорит Йен, поощряемый доктором Арнольд, которая кажется ни капельки не смущенной. – И мы делали кое-что… другое. Но, когда я пытаюсь перейти к чему-то большему, он находит оправдания. Доктор Арнольд хмыкает. – Что он отвечает, когда ты спрашиваешь его об этом? – интересуется она. Йен краснеет. Он опускает взгляд на руки. – Я не спрашиваю, – признает он. – Мы никогда раньше не обсуждали такие вещи. – Вы никогда не обсуждали секс? – Раньше все происходило естественным образом, – пожимает плечами Йен. – Ох, – говорит доктор Арнольд. Они сидят в тишине, и каждый, видимо, ожидает, что заговорит другой. – И почему, ты думаешь, он не хочет иметь с тобой близость? – наконец спрашивает она, будто уже зная ответ. Следующий выдох Йена получается дрожащим. – Из-за того, что случилось с ним в тюрьме, – глухо отвечает он. – Сексуальное насилие, – спокойно добавляет доктор Арнольд. Йен кивает. – Я рада, что ты поднял эту тему, – искренне говорит доктор Арнольд. – Перемены в интимной близости – колоссальные стресс-факторы для тех пар, в которых партнер прошел через травмирующий опыт. Йен кивает. Затем хмурится. – Но у Микки были интрижки и все сопутствующее после того, как он вышел. Почему только со мной у него проблемы? Доктор Арнольд раздумывает над этим. – Я, конечно, могу только предполагать, но, возможно, вся сложность заключается как раз в том, что тебя он знает. Вы двое располагаете совместной сексуальной историей. Может, ему больше не комфортно делать то, что вы делали прежде. Йен обдумывает это, уставившись на потрепанный ковер под его ногами. – Лучше всего, Йен, поговорить об этом. Настолько открыто и спокойно, насколько возможно, в тот момент, когда не будет ожидания секса. Отлично. Легче легкого. Он не поднимает эту тему, как и советовала доктор Арнольд, пока они не окажутся в ситуации не предполагающей секса, что довольно проблематично для Йена, учитывая, что в последнее время все его тело гудит, стоит только Микки попасться на глаза. Так что, спустя пару дней после приема, он приглашает его к себе на ужин с едой на вынос и фильмом и запоздало осознает, что, если что-то и выглядит, как попытка переспать, так это фильм в темной гостиной. Ну и к черту. Он просто сделает это. Сколько еще это может тянуться? Микки тоже знает, что что-то не так, это видно по тому, как он с недоумением смотрит на Йена, вжавшегося в противоположный угол дивана, когда Микки с пиццей, которую он принес, опускается на сиденье. От фильма проходит всего двадцать минут, когда Микки решительным движением отбрасывает корочку от пиццы в пустую коробку и поворачивается лицом к Йену. – Скажешь, в чем же, блядь, твоя проблема на этот раз? – начинает он – тон уже пропитан агрессией. – У меня нет никаких проблем, Мик, – уверяет его Йен, пытаясь оставаться невозмутимым и поддерживать спокойный тон, как советовала ему доктор Арнольд. – Да ну, – Микки смотрит пристально, в вызове высоко подняв брови. Йен сжимается под его взглядом. – Да ничего, просто… мы еще не трахались. Микки инстинктивно скалит зубы, но и начинает потирать губу кончиками пальцев. Жест, который выдает его. – Ну и что? – спрашивает он – тон явно претендует на раздраженную беспечность. – То! Ты вообще этого хочешь? – подход Йена в корне неправилен, но в его мозгу происходит короткое замыкание, когда они с Микки пялятся друг на друга. Микки ломается первым. – Да, – отвечает он, уставившись, но не смотря, на экран, на котором все еще идет фильм. – Наверное. – Наверное? – повторяет Йен. – Ну и что, блядь, ты хочешь, чтобы я тебе сказал? – взрывается Микки. – Что я не… что у меня… – он останавливается, пробегает рукой по лицу. – Не заставляй меня произносить это. Йен не может сдержать слезы, собирающиеся в уголках его глаз. – Сколько раз? – хрипло спрашивает он. Микки вдыхает и замирает, выпуская воздух одним быстрым выдохом. – Однажды. Но там была… – он сглатывает. – Парочка ребят. Йен едва сдерживает возглас. – Насколько все плохо? Микки набрасывается на него: застенчивость уступает место гневу. – Настолько, что я перестал давать в задницу, а ты, блядь, как думаешь? – огрызается Микки. – А почему ты мне нихера не рассказал? – спрашивает Йен, инстинктивно отвечая на гнев Микки своим собственным. Если он и зол на кого-то, так на тех уродов, которые это сотворили. И на себя. Он бы не стал ни к чему подталкивать Микки, если бы не думал своим членом вместо своих мозгов. – Если бы я знал, я бы… – Что? – перебивает Микки. – Ушел? Нашел бы кого-то, в кого можно тыкать членом, и кто не был бы настолько ебнутым? – огрызается Микки, но под слоями агрессии в его голосе чувствуется привкус страха. – Нет, – уверяет Йен. – Господи, Мик. Нет. Они снова смотрят друг на друга, и ярость Микки остывает, превращаясь в стыд. – Сигарета, – бормочет он и поднимает себя с дивана, чтобы направиться в сторону патио. Йен с минуту нерешительно сидит на диване, рассуждая, должен ли он последовать за Микки. Но как раз тогда, когда он начинает вставать, возвращается Микки, принося с собой запах спешно выкуренной сигареты. Это, должно быть, и сняло нервозность. – Давай сделаем это, – без какого-либо вступления заявляет Микки. – Давай трахнемся. – Эээ… – с открытым от удивления ртом произносит Йен. – Что? – Да, – говорит Микки, кивая один, два, три раза. – Что, прямо сейчас? – Да, – снова говорит Микки. Он переступает с ноги на ногу. – Все равно фильм охуенно тупой. Йен может только представить весь ужас доктора Арнольд от того, насколько не в то русло пошел этот разговор. Он знает, что, наверное, не должен этого делать. – Хорошо, – соглашается он. Микки нетерпеливо показывает «ну, веди уже» жест, и Йен спешит отвести его в свою спальню. – Отличная кровать, – комментирует Микки, когда за ними закрывается дверь. – Большая. – Еще не опробовал, – сообщает ему Йен в надежде избавиться от этого странного напряжения. И это работает. Знакомая похотливая улыбочка, которую так жаждал увидеть Йен, растягивает губы Микки, и вот внезапно они уже целуются. Он не хочет торопиться, и, кажется, Микки тоже выражает молчаливое согласие, потому что они вылизывают друг другу рты еще несколько разгоряченных минут, пока этого еще не слишком много, но уже недостаточно. Он позволяет Микки вести, и Микки не разочаровывает. Он стягивает с себя свою рубашку и помогает Йену снять его. Его тело выглядит немного мягче, чем выглядело, когда около года назад Йен впервые увидел его. Но оно куда больше похоже на то тело, которое Йен помнит еще с прошлых времен. Микки тоже рассматривает Йена – его глаза светятся возбуждением, но он не продолжает раздеваться. – Хочешь быть сверху? – нерешительно спрашивает Йен. – Нет, – твердо говорит Микки. – Да и ты этого не хочешь. – Конечно хочу, – уверяет Йен. – Я хочу тебя так, как могу получить. Мне просто нужно… касаться тебя. Чувствовать. Понимаешь? Микки закусывает губу. Затем кивает, опустив глаза в пол. – Никогда бы не подумал, что буду скулить из-за этого, как маленькая сучка, – бормочет Микки. – Думал, может, раз это ты, все будет легко. – Значит, с Максом и… другими парнями, с которыми ты был после тюрьмы? – он лишь наполовину произносит вопрос, прежде чем Микки понимает, что именно он спрашивает. – Все знают, что я первоклассный топ. Это почти что вызывает у Йена смех. Микки, наверное, самый требовательный боттом из тех, с которыми он был. Микки преодолевает расстояние между ними и проводит руками по груди Йена. – Куда лучше, чем я запомнил, – благоговейно говорит Микки. – Хочу увидеть все остальное. Йен целует его опять, пока пальцы Микки не начинают настойчиво тянуть его за ремень. Вот это уже больше похоже на того Микки, которого он знает. Он тоже тянется к ремню Микки, и они вместе снимают джинсы. Микки издает удовлетворенный звук, рассматривая тело Йена и останавливаясь на натянутых боксерах. Йен делает то же самое – его взгляд цепляют инициалы на внутренней стороне бедра Микки, и в его груди просыпается нечто, чему он не хочет давать названия. Микки приподнимает брови, когда их глаза встречаются вновь. – Снимай, – лаконично приказывает он, и Йен торопится подчиниться, стягивая боксеры и отбрасывая их в сторону. Микки следует его примеру, и их тела снова близко – Микки затягивает Йена в кровать. Йен приземляется прямо на Микки и опирается на руки по обе стороны от его головы. – Вот так, – говорит ему Микки, проводя языком по нижней губе, – Просто продолжай. Йен кивает. Микки хочет смотреть на него. Видеть его. И то, что прячется за этим желанием, щекочет нос и жжет глаза, пока он пытается сдержать эмоции. Йен скрывает их, снова захватывая губы Микки. Они целуются и трутся друг о друга, пока Микки не устает ждать. Вскоре он уже направляет пальцы Йена к своей заднице. Йен внимательно смотрит на лицо Микки все то время, что они работают вместе. – Все хорошо? – проверяет Йен, когда Микки меняется в лице. Сложно сказать от боли это или от удовольствия. – Да трахни меня уже, – это так напоминает юного Микки. Йен на радостях оставляет засос под ключицей Микки. А затем делает то, что ему сказано, останавливаясь для того, чтобы потянутся через Микки и достать презерватив из прикроватной тумбочки. Микки не закрывает глаза ни разу, и от точки, в которой соединяются их тела, он путешествует взглядом выше, следуя за огненно-красной дорожкой волос, прямо к пупку Йена, и выше, поднимаясь к его груди, лишь для того, чтобы снова вернутся к началу пути. Для каждого из них он был долгим, пусть и по-разному. Йен кончает слишком быстро, но этого как раз хватает, чтобы за ним последовал Микки. Микки под ним – податливый и обессиленный – наконец его глаза закрыты. Лицо – смесь облегчения и счастья. Но у удовольствия Йена горьковатый привкус – неожиданно слезы начинают катиться по его лицу, и на этот раз их уже не остановить. Глаза Микки распахиваются, когда он слышит, как замирает дыхание Йена. – Эй, – мягко, но настойчиво говорит он. Он нежно толкает Йена в грудь, чтобы расцепить ноги и сесть нормально. Затем снова притягивает Йена ближе. – Ты в порядке? Это же просто нелепо. Это Микки прошел через ад, а утешать почему-то приходится Йена. Иногда его просто бросает в дрожь от того, насколько ужасно он обращался со своим любимым человеком. И от того, как сильно этот мужчина любит его, как он готов простить ему что угодно. Пройти через что угодно. – Я просто очень скучал по тебе, – выдавливает Йен. Микки сглатывает. Гладит большим пальцем подбородок Йена. – Знаю. Я тоже.________________________________
Микки: год третий Быть Милковичем в тюрьме тот еще парадокс. Люди знакомы с фамилией. С этим приходит толика уважения. Но те же люди ожидают от Милковича определенного поведения. Микки практиковался все эти годы, наблюдая за своим же папашей, так что воссоздание нужного образа не представляет особого труда, но имитация тоже имеет свои границы, и они заканчиваются там, где начинается арийское братство, потому что, откровенно говоря, пошли они нахуй. И конечно же, всегда находится какой-нибудь полудурок, который услышав «Милкович», сразу же начинает мутить воду. И, учитывая, что Терри в очередной раз вышел по УДО, а Джейми сидит на строгаче в здании по соседству, что автоматически делает его неприкасаемым, Микки единственная (и такая привлекательная, думают люди, основываясь на его размерах) цель. И происходит ровно то, что и должно было произойти. Микки только стоит зайти в комнату отдыха в отведенное для этого время, как какой-то здоровый уебок накидывается прямо на него. – Ты Милкович? – угрожающе рычит он. – А кто, блядь, интересуется? Парень выше его сантиметров на 15 и килограмм на 30 тяжелее. И это не сулит лицу Микки ничего хорошего. – Пару лет назад твой батяня наебал меня, когда я покупал у него ствол. Так что нам нужно поболтать. Микки пожимает плечами. – Да не дергайся, подожди несколько месяцев и поговоришь с ним лично, – Микки пытается обойти парня, но тот останавливает его, положив мясистую ладонь на его грудь. – Так не получится, коротышка, – ухмыляется парень. Микки закатывает глаза. – Может ты уже подойдешь к ебанной сути? Я опаздываю на повтор Спасенных звонком**. Первый удар получается поистине сногсшибательным. Задница Микки оказывается на полу до того, как до его лица вообще доходит, что здесь происходит. И все, что он может – защищать руками свою голову, пока на него сыплется град из ударов. Все, что он слышит – улюлюканья других заключенных и вопли охранников. Но громче всего раздается дикий рев – и вот уже здоровенный мудила отлетает от Микки. С раскрытым ртом Микки смотрит на то, как Трэв бьет парня прямо по зубам снова и снова, пачкая кровью свои ботинки и штанины, пока охранник не скручивает его. – Не двигаться, заключенный, – Томпсон, начальник, предупреждает Микки, пока Трэв пытается вырваться на свободу. – Если не хочешь последовать за своим дружком в изолятор. Микки варится в своем гневе аж 24 часа, пока Трэв прохлаждается в одиночке. Остаток дня и все следующее утро он еще больше исходится на говно из-за того, что ему пришлось побывать ебанной девицей в беде, и к тому времени, как Трэва приводят в их общую камеру, Микки разъярен. – Что за хуйня? – рычит Микки в тот момент, когда видит Трэва и охранник наконец съебывает. – Я тоже скучал по тебе, дорогой, – язвит Трэв, подмигивая. – Что за хуйня? – по слогам повторяет Микки, толкая Трэва в грудь. – Какого хуя ты влез? Трэв, будучи вечным похуистом, просто закатывает глаза. – Господи, если бы я только знал, куда меня ведут, то ударил бы охранника или еще что замутил, лишь бы быть подальше отсюда. – Люди треплют языками, – настойчиво объясняет Микки. – Сегодня утром в душе мне почти что сделали предложение, от которого бы я никак не смог отказаться. – Они просто доебываются. У них нет никаких доказательств. – Когда это кого-то, блядь, останавливало? Я навалял одному парню просто потому что мне не понравились его ебанные заросли вместо бровей. – Именно! – Трэв всплескивает руками, будто Микки только что привел аргумент в его пользу. – Может, я просто был зол и хотел разбить кому-нибудь рожу! – До тебя, блядь, правда не доходит? Это не какая-то пиздецки смешная шуточка! Знаешь, что делают с такими парнями как мы в этих местах? – Сказал чувак с именем мужика на груди, – угорает Трэв. – Ты, блядь… – Микки собирается кинуться на него, но передумывает на полпути, заметив провокаторский взгляд Трэва. – Да похуй. С тобой покончено. Отвали, – Микки разворачивается и падает на койку. Не очень-то и хотелось наподдать ему под зад. – Даю тебе два дня, – усмехается Трэв, но потом сразу же замолкает. Иногда то что Трэв делает и говорит, напоминает ему о Йене. Большую часть времени это просто выводящий из себя микс удовольствия и боли… будто какая-то часть Йена все еще рядом с ним, и это ранит. И когда он сердито смотрит на Трэва, то видит лицо Йена прямо перед ним – такое уставшее и умоляющее, как тогда, когда тот настаивал: «нам нечего стыдиться». Он даже может услышать дикий рев, раздающийся из груди Йена, когда тот приходит на помощь Микки во время драки с Терри в Алиби. Он даже может представить ухмылку Йена, пока тот ждет, когда Микки смирится сам с собой. Он всегда ждал. Трэв – отражение Йена, пусть и не во всем. Микки не выдерживает и 24 часов, но Трэв только лишь ухмыляется и отодвигается, когда посреди ночи Микки забирается на его койку и пихает его, чтобы освободить немного места для себя. – Я все еще чертовски на тебя зол, – предостерегает он Трэва, пока тот лыбится и стягивает нижнее белье под одеялом. – Но, типа, спасибо. Наверное. – Для тебя – все что угодно, дорогой, – с наигранной серьезностью уверяет Трэв, лапая Микки через его казенные боксеры. Они смотрят друг на друга с минуту: Микки что-то ищет – Трэв ничего не понимает. – Все нормально, старик? Микки быстро принимает решение. И лишь с небольшим сомнением он переворачивается, презентуя свою задницу. – Погоди… ты серьезно? – голос Трэва и неуверенный и полный энтузиазма. – Лучше, блядь, займись делом, пока я не передумал, – огрызается Микки, пытаясь скрыть нервозность. – Господи, блядь, боже, – выдыхает Трэв, словно восхищенный маленький мальчик. – Я только и мечтал об этой заднице. – Ну, заебись, что, у тебя был шанс, – Микки переворачивается на спину, и Трэв протестно хнычет. – Я заткнусь, обещаю! Только, блядь, перевернись. Микки выполняет, что было сказано, радуясь тому, что непроглядная темнота успешно прячет его улыбку. Он и сам об этом мечтал, но ограничивал себя. Трэв просто предположил, как, впрочем, и почти все остальные в его жизни, что он топ, а сам он, очевидно, эту тему не поднимал. Такого здесь он себе позволить просто не мог. Но что-то в том, как Трэв пожертвовал собственной безопасностью ради Микки, возбуждало его, заставляя задницу сжиматься. Трэву можно доверять. Трэв такой же. Трэв заботится о нем. Секс хорош – не совсем такой, как в воспоминаниях Микки, но хороший. Он кончает сильнее, чем обычно, что само по себе уже победа, и пытается не представлять длинные веснушчатые пальцы на своей талии и твердую, рельефную грудь за спиной, пока они с Трэвом приходят в себя после оргазма. – Значит ли это, что я больше не твоя сучка? – дразнит Трэв, когда их дыхание выравнивается и они удовлетворенные лежат рядом. Трэв садится и опирается спиной на бетонную стену. – Заткнись нахуй, – отвечает Микки, лежа на спине на крошечной кровати и легко пиная его. – Ты же знаешь, что все не так. Когда Трэв ничего не отвечает, Микки кидает взгляд на его лицо. Трэв улыбается, глядя на него. Затем он резко наклоняется вперед и впивается поцелуем Микки прямо в губы, не оказывая сопротивления, когда Микки издает возмущенный возглас и отталкивает его. – Но и не так тоже, да? – спрашивает Трэв – голос мягок, но тон резок. Микки резко поднимается на ноги и сбегает с кровати Трэва на свою. – Ты думаешь, что он там снаружи не живет своей жизнью, трахая кого ему вздумается? Не бегает по свиданкам? – Это не из-за него. Да ты нихрена не знаешь, – выплевывает в ответ Микки, падая на свою кровать и поворачиваясь спиной. Его задница ноет, так не кстати напоминая о том, что только что произошло. – Я знаю, что ты боишься двигаться вперед. Найти кого-то другого, – упрямится Трэв. Микки ничего не отвечает. Он не может возвращаться к этому, ни один ни, тем более, с Трэвом. – Людям разрешено двигаться дальше. Он это сделал. Почему ты не можешь? Микки натягивает колючее одеяло до подбородка и не шевелится. Спустя пару минут, он слышит, как ложится Трэв. Потом он просто лежит без сна, пока не врубают флуоресцентные лампы.________________________________
Йен – Расскажи мне что-нибудь, чего никогда не рассказывал, – бормочет Йен в плечо Микки, когда они лежат на кровати Йена. Микки полностью откинулся назад и лежит на спине, аккуратно покуривая сигарету. Йен свернулся рядом с ним: щека к плечу, рука на груди, колени на бедрах. Микки усмехается над очередным зашкваром Йена, но быстро замолкает. Йен поднимает взгляд на его профиль и смотрит, как Микки задумчиво жует губу. – Когда я был ребенком, у меня были куры, – начинает он. – Мама и Мэнди принесли в одно лето перед детским садом. Йен поднимается на локте, чтобы внимательнее посмотреть, как говорит Микки. Он такой красивый, когда расслабляется. Йен уже давно не видел, чтобы Микки выглядел настолько собой. – Джейме и Тони построили тот маленький курятник на участке рядом с нашим домом, – продолжает Микки. – Отец, наверное, был в каталажке. Дома его не было. – он отстраняется от Йена на мгновение, чтобы выкинуть сигарету в пустую пивную банку. – Это было отличное лето. – Ммм… – сонно протягивает Йен, снова пододвигаясь ближе. – Расскажи еще. – О курицах? – Давай. – Мэнди каждой дала имя. Не помню, как именно она их назвала. Она и Тони заботились об этих тварях, словно те были собаками. – Почему я не помню этого? – интересуется Йен. – Наверняка соседские дети захотели бы поиграть с цыплятами. – Никаких цыплят, – поправляет его Микки. – Петуха-то не было. Кроме того, ты был очень маленьким. Можешь и не помнить. – Ага, – соглашается Йен. Странно думать, что они с Микки, фактически выросли вместе. – В любом случае, это было лучшим из того, что моя мама когда-либо делала для нас. Мы с трудом справлялись без отца. Джейме было 14, так что он и украсть много-то не мог, – он пропускает пальцы сквозь волосы Йена. – Ели много яиц. – Что случилось с курицами? – спрашивает Йен, зевая. – Зимой им было слишком холодно в курятнике, и мы их зарубили, – он останавливается, но потом продолжает. – Одна померла из-за того, что Тони слишком крепко ее обнял. Это был первый и последний раз, когда я видел его плачущим. Он как тот парень из книги... Ленни. Нежный гигант. Не знающий собственной силы. – О мышах и людях***? – Ага. Ты ее читал? – Ммм… – снова говорит Йен. Он больше не может бодрствовать. Микки усмехается. – Спи, – нежно приказывает он. А затем начинает вылезать из кровати. Это будит Йена. – Куда ты идешь? – выпаливает он, принимая сидячее положение, пока Микки свешивает ноги с кровати, чтобы встать. – Тебе нужно поспать, – спокойно констатирует Микки. – Ты не остаешься? Микки колеблется. Затем он ложится и взбивает подушку под своей головой, растянувшись на спине. Он выглядит так, будто с любую секунду готов сбежать, так что Йен выключает прикроватную лампу, а затем отодвигается, давая Микки немного личного пространства. Микки беспокойно возится в темноте, наконец поворачиваясь спиной к Йену и сворачиваясь клубочком на правом боку, точь-в-точь как помнит Йен. Внезапно Микки говорит, – Ты можешь сделать ту фигню, которую ты делаешь. Если хочешь. – А? – голова Йена не работает на полную мощность. Микки фыркает, и Йен представляет, как он, должно быть, закатывает глаза. – Ты знаешь, – говорит он. И пододвигает свою задницу немного ближе к Йену. – Обнимашки? – радостно спрашивает Йен, догоняя. – Боже, – стонет Микки. – Тебе обязательно было все портить? – Ну, извини, что называю вещи своими именами, – дразнит его в ответ Йен, располагаясь за спиной Микки. Когда он оборачивает руку вокруг Микки, то чувствует, что тот немного напряжен. – Ты уверен? – спрашивает Йен, убирая руку. – Да, я, блядь, уверен, – отрезает Микки. – Ну, если ты собираешься вести себя как мудак… – фыркает Йен и полностью отодвигается. Микки мгновенно реагирует на это. Он переворачивается и хватает Йена за руку, пока тот не отодвинулся слишком далеко. Йен позволяет вернуть себя на место за спиной Микки. Микки твердо оборачивает руку Йена вокруг своей груди. – Прости, – бормочет в подушку Микки. – Все в порядке, – наверное, он тоже должен извиниться за то, что угрожал оставить Микки ни с чем, но ощущение теплой спины своего любовника против его груди и мягкой щекотки коротких волосков против его носа убаюкивает Йена, прежде чем он может сказать еще хоть слово. Йен просыпается с будильником и видом пустой кровати. Он все еще на своей половине, но его объятия пусты, будто Микки аккуратно выскользнул из них посреди ночи. Йен вздыхает и трет глаза. – Ты собираешься его выключать? – спрашивает голос из дверного проема, и Йен подпрыгивает от неожиданности. Микки опирается на дверной косяк, одетый в боксеры и майку. В руках он держит миску с хлопьями. – Принес тебе завтрак в постель. Йен не без удивления улыбается и тянется к телефону, чтобы выключить его, а затем берет миску у Микки. – Наполовину съедено, – говорит он, уставившись на миску с завтраком. – Проголодался, пока ждал, когда ты проснешься, – пожимает плечами Микки. Он все еще неловко мнется позади кровати. Йен пододвигается и похлопывает по освободившемуся месту рядом с ним. Он аккуратно рассматривает лицо Микки, пока тот садится рядом с ним на кровать. Микки выглядит уставшим, будто вовсе не спал. – Как давно не спишь? – Йен зачерпывает немного хлопьев. – Недавно, – Микки накрывает откинутым Йеном одеялом их до пояса. – Твоя соседка совершила прогулку позора**** около часа назад. – Не мог спать? Микки снова пожимает плечами, но все итак ясно. Йен же наоборот спал лучше, чем когда-либо. Он лишь надеется, что бессонница Микки никак не связана с тем, что он слишком давил на него со всем этим сексом, объятиями и ночевкой. – Это часто случается или… впервые? – осторожно спрашивает Йен. – Думаю, что мне не нравится быть далеко от них, – признает Микки. – Итак уже провел достаточно времени вдали. Йен открывает и закрывает рот. Он не ожидал такого ответа, и ему стыдно за то, как это уязвляет его. Микки бы предпочел провести время со своей платонической женой, которая живет в 20-ти минутах отсюда, а не остаться на ночь со своим бойфрендом. Йен скидывает одеяло и вылезает из кровати. – Должен собираться на работу. – Ага. Я тоже, – соглашается Микки. Йен кидает пустую миску в раковину, а затем, склонив голову, с минуту стоит, оперевшись обеими руками на столешницу. – Я одалживаю нижнее белье, – сообщает ему Микки, переходя из спальни в ванную. – Да, хорошо, – отзывается в ответ Йен. Он делает несколько глубоких вдохов, когда слышит, как включается душ. Он согласился на это. Микки будет задавать темп. Но это вовсе не значит, что он не должен осведомлять Микки о своих желаниях. Он почти что горд тем, как его внутренний голос с каждым днем все больше напоминает доктора Арнольд. Он собирается с духом и заходит в ванную. – Эй… – Господи! – вопит Микки и драматично подпрыгивает за занавеской. Бутылочки с грохотом падают. – Не делай так, блядь, больше! – он одергивает занавеску, чтобы бросить сердитый взгляд на Йена. – Прости. У Микки на голове мыльная пена и он потирает глаза кулаками. Это чертовски мило, и Йен забывает, зачем он вообще сюда пришел. – Ээ.. Хочешь забраться сюда и ополоснуться? – спустя мгновение спрашивает Микки. Йена не нужно просить дважды. Он быстро сбрасывает боксеры и присоединяется к Микки под слабым напором воды. Микки нагибается, чтобы поднять упавшие бутылки, но Йен останавливает его. – Я сам. – Ты пытаешься превратить все это в хуйню типа «не роняй мыло»? – наезжает Микки. Глаза Йена расширяются, и он открывает рот, чтобы защитить себя, когда Микки ухмыляется. – Да шучу я, мужик. Иди сюда, чтобы я помог тебе помыть голову. Йен издает удовлетворенное хмыканье, когда мыльные пальцы Микки начинают массировать его скальп. Микки не торопится, сначала терпеливо потирая затылок Йена, а затем почесывая за его ушами. Он открывает глаза, когда пальцы Микки останавливаются. Микки смотрит на него мягким взглядом. – Я поговорю со Светой, – внезапно говорит он. – А? – Йен чувствует себя мурлыкающим котом, которого ласкают. Почему они говорят о Светлане? – О том, чтобы ты иногда оставался с нами на ночь. В доме. – О, – удивленно отвечает Йен. И снова смотрит, как защитные преграды Микки приподнимаются. – Это просто идея. Ты не обязан заниматься этой хуйней, – Микки протискивается мимо Йена в маленькой душевой, чтобы Йен смог встать под струю воды. – Я очень хочу, Мик. Просто не думал, что и ты этого хочешь. – Почему нет? Йен вздыхает. – Просто мне показалось, что ты не был в восторге от вчерашней ночи, вот и все. Ты не смог уснуть. Микки хмурится. Он начинает дрожать, находясь вдали от горячего душа, но не подходит ближе. – Ну, во-первых, можешь идти нахуй за все сказанное. То, что случилось прошлой ночью было… –он стирает капельки воды с лица. – было блядски важным для меня. И не только секс, но и все остальное. – Йен заполняет пробелы в своей голове. Разговор. Объятия. Близость. Йен тянется к Микки, и тот с готовностью, хотя и не очень охотно, идет к нему в руки. – Я не имел это в виду, – успокаивает его Йен. – Просто… ты не такой, каким я тебя помню. А… другой. Иногда я говорю что-то, делаю и не знаю, как ты отреагируешь. Например, иногда ты хочешь, чтобы я коснулся тебя, но на самом деле это не так. Их лица в дюйме друг от друга. Капли воды с душевой насадки отскакивают от плеча Йена и приземляются на лицо Микки, но Микки игнорирует их с задумчивым выражением на своем лице. – Да, – наконец говорит он. – Я понимаю. Они ничего не говорят долгие минуты, пока Йен не нарушает тишину. – Думаю, мы должны продолжать работать над этим. Нам предстоит долгая дорога, да? Пока не состаримся и не поседеем? Микки наклоняет голову и хитро смотрит на него. – Ты просто дождаться не можешь, когда мой член станет морщинистым, да? – дразнит он. Йен шлепает его рукой по груди. – Отъебись! Ну было время, когда я пытался найти себе папочку, и что, блядь? Микки смеется, и Йен улыбается в ответ. – Эта шутка никогда не устаревает, – Микки делает паузу, словно это кульминация анекдота. – Дошло? Йен просто не может не засмеяться. Ну что за гребанный придурок? – О боже, я люблю тебя, – выдыхает он, и когда улыбка Микки немного угасает, то и его тоже. – Тебе… ты не хочешь, чтобы я тебе это говорил? – Нет… все в порядке. Все хорошо, – Микки наклоняется и ловит губы Йена своими. – Очень хорошо.