Запоздалая справедливость Джимсвилля

Глава 9. Жупел и пепел

Я в детстве спрятался в шкафу, Я в нём живу, и в нём умру… Глеб Самойлов, «Ползет» (триллер-микс)

      Кристофер Мунхарт лежал на кровати, будучи по самое горло накрытым тонким белым пододеяльником без самого одеяла внутри, и пытался подавлять приступы кашля. С каждым днем делать это было все труднее и труднее, к тому же обычный сухой кашель постепенно стал сопровождаться новым симптомом – кровохарканьем. Доктор-лемур, осматривающий его, беспомощно качал головой. Больничная палата освещалась пламенем нескольких маленьких свечей, огоньки показались волчонку рождественскими ангелами.       Крис повернул голову и поглядел в окно: снаружи было темно, но на черном фоне отчетливо различались хлопья снега, медленно падающего на землю. Овцы милосердия говорили, что он символизирует божью благодать. Совсем скоро овцы поведут всех остальных детей к Большому Дому, дабы те могли восславить создателя, дружно спев рождественские хоралы. Среди этих детей будут все его друзья, и его младшая сестра Анна, однако сам Кристофер не сможет присутствовать на празднике, так как он болен. Безнадежно болен. Эх, а ведь всего месяц назад они всем приютом отпраздновали его четырнадцатилетие, последнее светлое событие в жизни маленького волка.       Дверь отворилась и в помещение вошла троица овец милосердия, а вместе с ними несколько детей. Здесь были и маленький красный волк Сэм Френдли, и гривистый волчок Шон Скалетта, и двое братьев кенгуру Джон и Джим Маунтины, Джерри О’Коннор и Лорас Пирс, парочка бизонов, держали в руках по рождественской свечке:       – Привет, Крис. – осторожно сказало несколько голосов.       Пациент, лежавший на спине, нашел в себе в силы лишь повернуть голову на бок, чтобы поприветствовать своих приятелей улыбкой:       – Привет, товарищи! – сказал он, и моментально закашлялся.       Дети в ужасе смотрели на простыню, вокруг головы Мунхарта, пропитанную кровью. Овцы милосердия не подпускали их близко к кровати.       – Мы идем на праздник к Мудрому Отцу, – произнес Шон.       – Жаль, что ты не сможешь с нами. – посочувствовал Сэм.       – С Рождеством тебя, – Джим Маунтин осторожно приблизился и положил на столик рядом с изголовьем кровати сверток, обернутый в красную подарочную бумагу, после чего моментально ретировался обратно к толпе.       – Спасибо! С Рождеством вас всех… кхе-кхе-кхе… и с наступающим Новым Годом!       Близился сороковой год от основания Джимсвилля. Юбилейный год. Всего каких-то шесть дней, меньше недели. Крис знал, что не доживет до него.       – Там будет моя сестра? – спросил он.       – Да, все будут. – ответил бизон.       – Поздравьте её от меня, пожалуйста… – попросил Кристофер.       Когда друзья ушли, плотно закрыв за собой дверь, волчонок снова остался наедине со своим кашлем. Совсем один в одном здании. Все обитатели приюта, ровно как и воспитатели, ушли на праздник, а он здесь, на смертном одре в полном одиночестве.       Крис закрыл глаза и попытался мысленно перенестись на другой конец улицы на центральную площадь Джимсвилля. Он представил, как Большой Дом наряжен разноцветными гирляндами и зелеными листьями остролиста с красными ягодками, как Обер-Прокурор Джошеми Клыкс, высокий и мускулистый гризли, спускается по ступеням, держа в лапах поднос, на котором восседает Мудрый Отец, хомяк Стюарт Симпсон Бат, основавший приют, который стал домом для него и его младшей сестры. Мальчик увидел, как его товарищи поют песни, освещая площадь своими свечами, как их угощают гостинцами. Волк открыл глаза и посмотрел на столик, стоящий рядом: на нем, по соседству с тазиком, заполненным холодной водой, лежал подарок от друзей в красивой алой обертке. У него не было возможности узнать, что там внутри, так как не хватало сил дотянуться до столика.       Шон, Джон, Джим, Сэм, Джерри и Лорас сейчас веселились у Большого Дома, даже не представляя, что ждет каждого из них в будущем. Красный волк погибнет через пять лет, заблудившись в лесу студеной зимой. Гривистый волк через десять лет вступит в Штазиритате и будет убит своими же дружками в одной из пьяных драк, из-за того, что не сможет поделить с ними бутылку кьянти и какую-то закуску. Лорас Пирс и Джерри О’Коннор умрут от голода во времена правления Кон Кота, их тела будут впоследствии съедены изголодавшимися хищниками. Джон Маунтин умрет в тюрьме, куда будет брошен Залонусом Крепким-Биллом, по ложному доносу, сфабрикованному любовником его жены, а его младший брат Джим будет расстрелян Штазиритате во времена Кон Кота, при попытке сбежать из города. Только сестренке Кристофера, Анне Мунхарт, улыбнется удача – она сможет пережить и ужасы Режима Вишни и голод при Кон Коте, она сможет устроиться работать на кондитерскую фабрику и благополучно выйдет замуж за сильного и статного полицмейстера Кормака Шугарсолта, после чего у них родится сын.       Но сейчас все были детьми, и даже думать не могли, что с ними будет в будущем. Никто, кроме Кристофера. С каждым часом ему становилось все хуже. Он уже не находил в себе сил сопротивляться кашлю, да и не видел в этом никакого смысла. Крис понял, что больше не увидит ни овец милосердия, ни свою сестру, ни своих товарищей. Когда Смерть пришла забрать его душу в лучший из миров, волчонок улыбнулся ей во всю пасть, словно старому другу. И зубы его в этот самый момент были красны от крови.

***

      После ухода из поселка семейства Смитов и похищения полицмейстерами младшего братика, жизнь стала казаться Джеку абсолютно невыносимой. Он с раннего детства привык к тому, что его огромная семья состоит из восьми персон: мамы, папы, дедушки, бабушки, двух сестер и двух братьев, и что у него есть семь друзей: Гипноз, Рентген, Приклад, Пиджак, Буря, Джон Хэмиш и Дейзи. Годы шли, зима сменялась весной, лето – осенью, но ничего особо не менялось, все оставалось как прежде. Изредка правда менялись Мудрые Отцы и Обер-Прокуроры, но это не особенно влияло на состав семейства маленького скунса и компанию его друзей.       И вот вдруг внезапно, буквально в одночасье, он потерял отца, двух братьев и абсолютно всех друзей без исключения. Как? Как такое могло произойти? Вот так быстро, когда он даже глазом не успел моргнуть? Как так получилось, что его семья, состоящая из восьми персон, не считая его самого, вдруг сократилась до трех персон: мамы, Жоржетты и Джулии? Джек стал чувствовать себя самым одиноким и несчастным парнем в мире. Это словно бесконечный кошмарный сон, от которого невозможно пробудиться.       – Ну вот, Джек, – с грустным вздохом сказала Жоржетта, как-то за завтраком, – Ты теперь – единственный мужчина в нашей семье.       Джек поник головой: он никак не мог подумать, что в пятнадцать лет ему придется стать главой семейства, заменив и отца и брата. Он абсолютно не знал, что ему делать: его папа был умным и образованным зверем, главой Совета Министров, принимал важные для поселка решения. Джек же, напротив, ничего не умел, все его сотрудничество с Советом представляло собой умение найти тайник с деньгами на какой-нибудь богатой вилле и незаметно перенести драгоценные сундучки из дома в фургон Шугарсолта.       Следующие пять дней, после второй облавы полицмейстеров на дом Кингсли, жизнь семейства превратилась в настоящий когнитивный кошмар. Члены семьи боялись без лишней необходимости выходить на улицу, вдруг уйдешь и уже не вернешься, окажешься либо в приюте, либо в тюрьме. Они также старались максимально экономить еду: на ужин каждый получал по половине картофеля и по полбанки консервированного супа. У Джека с лучших времен осталась большая заначка – коробка, наполненная всякими сладостями с фабрики «Кэнди-Миллерс», той самой фабрики, которая ныне не работала, по причине кризиса, вызванного появлением военного отряда. Каждый день семья делила один шоколадный батончик на четверых, Джек рассчитал, что таким образом им хватит запаса углеводов на четырнадцать дней. Также часть конфет он каждый день относил Тому, дабы младший брат не пал духом окончательно.       Во второй половине дня, едва только солнце начинало клониться к закату, скунс выбирался из дома, окольными путями добирался до потайного лаза, покидал город, обходил его по кругу против часовой стрелки, как они когда-то делали с Розбатом, и, добравшись до южного конца, прятался в зарослях шиповника, тех самых, в которых он наблюдал за любовными ухаживаниями Розбата за Джинни Дулиттл. Казалось, это было в прошлой жизни, ведь не пумы, ни лани больше не было в городе.       Немного подождав, Джек вышел из кустов и подошел к решетке, за которой находилось игровое поле приюта. Почти все симпсоновцы играли друг с другом и резвились на всяких качелях и карусельках. Вдали от всех, у самой ограды, сидел на песке одинокий маленький скунс. Он грустно, и в то же время сердито глядел на песок, вырисовывая на грунте какие-то фигуры.       – Привет, Томми! – полушепотом позвал его вышедший из засады.       – Джек! – обрадовался мальчишка. Оглянувшись назад и убедившись, что за ними не наблюдают, он обнял старшего брата сквозь прутья холодной решетки. – Ты пришел!       – Я же обещал тебе! – сказал Джек. Он вытащил из кармана карамельный батончик с воздушным рисом и протянул его Тому.       Тот взял угощение и спрятал его в карман своей клетчатой жилетки, словно сокровище.       – Как ты себя чувствуешь? Хорошо? – поинтересовался Джек.       – Тут гадко! – поежился Том, – Вечно что-то заставляют делать, еда мерзкая, одежда идиотская, никуда не выпускают, постоянно говорят, что я сын предателя общины и меня перевоспитают как надо…       – А другие симпс… то есть дети, они как к тебе относятся?       – Они со мной не разговаривают. Да мне и не хочется с ними говорить.Они верят этим тупым овцам, что я предатель. Мне нравится сидеть здесь одному.       Джеку стало совестно за то, что он со своими дружками все детство издевался над симпсонавцами. Он поверить не мог в том, что когда-нибудь симпсоновцем станет его собственный брат. Теперь он жалел детей приюта, хоть они и, хоть они и отвернулись от Томми, Джек не сердился на сирот: они пребывали в невежестве, будучи как и все, одурманены пропагандой Мудрого Папаши. Джек приходил навещать брата каждый вечер, и Томми каждый день, ждал его все в том же месте. Они подолгу разговаривали и играли в шашки через ограду.       – Знаешь, что больше всего невыносимо тут, – заметил Том, – Тут приставки нет. Я уже так привык к компьютерным играм, что не могу без них. Никто здесь не понимает, что это такое.       – Как же я тебя понимаю… – вздохнул Джек, передвигая фишку на поле.       – Хоть бы на десять минут поиграть. Все бы отдал за это…       – Прости, брат, я бы с радостью принес сюда и телевизор и игру, но боюсь, их некуда будет подключить…       В глазах Томми читалась величайшая тоска и хандра.       – Джек, не бросай меня тут, пожалуйста. – попросил Томми, всхлипывая.       Старший брат крепко обнял младшего вкупе со стальными прутьями:       – Я вытащу тебя отсюда, Томми, даю слово! – пообещал он. – Скоро мы снова будем дома играть в Робокота и Свихнувшегося Сурка.       По дороге обратно в поселок, медленно идя через кукурузные поля, Джек утирал рукавом горькие слезы. Зачем он дал брату обещание, которое не сможет выполнить? Как он собирается вытаскивать Томми из приюта? Делать подкоп? Поймают однозначно. Что тогда будет – страшно представить. Куда, интересно, Хоп-Фрог определит Джека в этом случае: в тюрьму к Клаусу, или в приют к Тому? Еще неизвестно, что хуже.       Трава, колышущаяся от теплого ветра, казалось, плакала вместе с парнем, разделяя его чувства, сама природа сочувствовала Джеку Кингсли. Бродя по полю, он ощущал полнейшую свободу, вот она, вокруг: хоть прямо сейчас бери семью и беги куда хочешь. Он мог бы так и поступить: рассказать матери и сестрам про тайный лаз, вывести их поздно вечером из города и тогда они смогут отправиться куда захотят, хоть в Джорджвилль, хоть в Зверополис, в гости к Смитам. Но парень понимал, что это невозможно, ведь Клаус и Томми в плену у Папаши, и ни Джек ни кто либо другой из его семьи не бросят их в одиночестве, потому они продолжат оставаться в Джимсвилле столько, сколько нужно.       – Папа-папа, – произнес Джек, обращаясь к безоблачному небу, – Как тебя не хватает…

***

      Кристиан сидел за столом в своем кабинете, опираясь локтями на стол и подперев кулаками подбородок. Он пребывал в тягостных раздумьях, прислушиваясь к потрескивающим дровам в камине. Перед серым волком на столе лежало первое письмо, полученное им от Мельника, через некоторое время, после того, как он занял этот кабинет в качестве хозяина. Шугарсолт решил сохранить это письмо и множество раз перечитывал его, сам не зная зачем:       «Уважаемый Кристиан Шугарсолт,       Пишет вам Мартин Миллер. Спешу поздравить Вас с вашим вступлением на должность Мудрого Отца. До Вас эту великую должность занимали пятеро зверей. Трое из них были выдающимися и достойнейшими зверьми, прямо как Вы. Я абсолютно уверен, что и Вы окажетесь величайшим зверем, который впишет свое имя в историю нашего великого поселения Джимсвилль исключительно в положительном свете. Я говорю “нашего”, потому что тоже считаю этот поселок своим домом, ибо я родился здесь когда-то давно, также как и Вы. Но двое Мудрых Отцов, что правили городом до тех троих ваших великих предшественников были тиранами и гнуснейшими из живущих, нет никакого оправдания их деяниям. С прискорбием должен сообщить, что являюсь сыном одного из них. Но я прекрасно понимаю, что Вы, Мудрый Отец, прекрасно осознаете ту непогрешимую истину, которая гласит, что сын не в ответе за своего отца. Я также отрекаюсь от своего никчемного родителя и нисколько не жалею о его гибели. Но я также являюсь и сыном Оливии Миллер, наследницы фабрики «Кэнди-Миллерс».       Мой отец, женившись на моей матери, прибрал фабрику к своим копытам и сделал её достоянием города. После смерти моего отца, фабрику должна была унаследовать моя мать, однако следующий Мудрый Отец выгнал нас с матерью из города на произвол судьбы и запретил приближаться к поселку. Теперь же, после смерти Оливии Миллер, я являюсь единственным законным наследником фабрики.       Не подумайте, Мудрый Отец, что я хочу отнять “Кэнди-Миллерс” у Вас и у города. Напротив, я знаю, сколько денег она приносит в казну общины и хочу, чтобы так было и дальше. Продукция фабрики очень ценится в нашей стране и я хочу, чтобы ее слава вышла за ее пределы. Я хочу открыть множество филиалов по всей стране, что увеличило бы доход на несколько порядков. Но для этого мне нужны авторские права. Теперь собственно к делу: мне всего лишь нужно, чтобы Вы, друг мой Кристиан (позвольте мне так Вас называть), признали бы меня владельцем товарного знака. Для этого достаточно будет всего одного официального вашего распоряжения, зачитанного прилюдно. Тогда я смогу осуществить свой план, по открытию филиалов. Оригинальная фабрика останется в собственности Джимсвилля и по прежнему будет приносить доход исключительно общине, я же буду получать деньги лишь с открытых мною филиалов. В благодарность я даже буду отдавать Вам определенный процент, который мы обговорим заранее. Заверяю Вас, что я не какой-то мошенник, но, если Вы все же переживаете, то можете пригласить юристов и адвокатов, они подтвердят вам мои слова. Я готов обсуждать детали плана в компании любых юристов, которых вы пригласите сами.       Главное – это пойти навстречу друг другу и начать диалог. Я готов обсудить все детали сделки с глазу на глаз, нужно только Ваше согласие. Я много раз обращался к Вашим предшественникам, Фергюссону, Больвангару и Свальбарду, но они игнорировали меня. Вы же, как молодой и умный зверь, в отличии от них, должны понимать нашу общую выгоду. Я живу в Джорджвилле. Напишите мне пожалуйста, что готовы начать диалог. С нетерпением жду вашего ответа,

Искренне Ваш Мартин Миллер»

      Перечитав записку в очередной раз Шугарсолт скомкал её и швырнул в огонь, куда отправлял все последующие письма Миллера. Никак этот олень не уймется, за десять лет уже можно было сообразить, что никто не собирается ни отдавать ему кондитерский завод, ни делать его владельцем товарного знака. Уж и часы карманные ему присылали и отряд полицмейстеров к нему посылали, а этот пройдоха все отирается в окрестностях и пугает местных детей своим внезапным присутствием.       Серый волк снова подпер голову руками и поглядел на две старые фотографии, стоящие на краю стола в красивых резных рамках. На одной фотографии был запечатлен сам Кристиан в возрасте пяти лет со своими родителями, Анной и Кормаком Шугарсолтами: мать стояла в красивом платье, а отец – в форме полицмейстера, маленький Кристиан в матросской форме с флотской шапочкой на голове. Волк улыбнулся, вспомнив те былые времена. Вторая фотография, стоявшая рядом была гораздо более старой: на пожелтевшем снимке двое детей волчат, несмотря на то, что фото черно-белое, в их одежде угадывается клетчатая фиолетовая униформа воспитанников Приюта Симпсона. Маленькой девочкой была мать Кристиана, а пацаном рядом с ней, насколько он знал, являлся ее старший брат Кристофер Мунхарт. Мать рассказывала, что ее брат умер в приюте от чахотки, когда ему было четырнадцать лет, потому Кристиан никогда не видел своего дядю. Сейчас Кристиану было сорок пять, и он прожил почти три жизни своего дяди.       Кристиан вспоминал свои первые восемь лет жизни в поселке. Его отец был полицмейстером и с самого юного возраста готовил сына на ту же службу, а мама работала на фабрике «Кэнди-Миллерс», благодаря чему в их доме всегда был неисчерпаемый запас сладостей. Мать хотела, чтобы Кристиан тоже в будущем стал работать кондитером, однако отец наотрез отказывался связывать судьбу сына с этой «сахарной богадельней», потому настоял, чтобы младший Шугарсолт пошел по его стопам.       С самого раннего детства отец знакомил Криса с его будущей профессией, к ним в гости приходили коллеги отца по службе: красный волк Фердинанд Фон Гарретт и гривистый волк Леопольд Ван Тассел. Крис завел дружбу с их детьми – Сесилом и Юджином. В сферу работы Кормака Шугарсолта входила Южная улица и Приют Симпсона, куда он часто ходил, беря с собой Криса. Там-то маленький волк завел дружбу с некоторыми воспитанниками этого заведения: гиеной Туко Наварро, бизоном Бакстером Далтоном и несчастными братьями-сиротами Джоном и Джимом Хоп-Фрогами. Кристиан с двумя другими волчатами, красным и гривистым, часто ходили в приют, играть с этими детьми. Поскольку все трое волков были детьми полицмейстеров, овцы милосердия пропускали их на территорию интерната, что было категорически запрещено остальным жителям поселка. Бизон, гиена и братья-кенгуру очень завидовали волкам, что те являются свободными детьми и могут свободно гулять и бегать по всему Джимсвиллю, в то время как им дозволено довольствоваться небольшой территорией вокруг их интерната, огороженной со всех сторон металлической оградой. Кристиан даже пару раз выходил за пределы родного города, когда Мудрый Отец Залонус Крепкий-Билл подписывал его отцу разрешение на право выхода за пределы Ограды Найстли, тогда он имел возможность полюбоваться красотами близлежащих полей и лесов, а также искупаться на речке. Это были лучшие мгновения первых восьми лет его детства.       Маленькому волку очень нравилось наблюдать за публичными экзекуциями в тюрьме поселка: он получал большое удовольствие, глядя, как надзиратели тюрьмы привязывают заключенных к бревну и избивают их по спине шпицрутенами, иногда до обморочного состояния, а также любил смотреть на казни узников через повешение. Папа рассказал сыну, что эти звери – предатели общины и пошли против Мудрого Отца, а следовательно – против всего Джимсвилля. Кристиан рвал в огороде лопухи, после чего, привязав их к дереву, избивал ивовыми прутьями, до тех пор, пока от растений не оставались одни лохмотья, фантазируя при этом, как в будущем будет собственноручно наказывать предателей Джимсвилля.       Крис отчетливо помнил один момент, когда лично своими глазами видел того самого Мудрого Отца, первого в своей жизни. Он, вместе с детьми других полицмейстеров, тогда находился на Центральной площади перед Главным Дворцом. Всех детей выстроили в шеренгу и они стояли по стойке смирно, наблюдая как долговязый благородный олень с длинными ветвистыми рогами и серьезным взглядом, медленно ходит туда-сюда вдоль этой шеренги и зачитывает длинную патриотическую речь:       – Сегодня, дети, мы собрались здесь, чтобы посвятить вас в юные джимсовцы! – говорил он, – С этого момента вы встанете на путь своих отцов и будете готовиться ко вступлению в полицмейстеры, когда вырастите. До этого момента вам придется долго и упорно трудиться, дабы освоить азы этой важной и благороднейшей профессии нашей Общины! Запомните дети: дисциплина и тяжкий труд – вот истинные добродетели, закаляющие характеры сильных хищников!       Шугарсолт слушал речь оленя в воодушевлением и благоговением. Он не мог понять, как этот, казалось бы, травоядный зверь может иметь такой сильный характер, какой бывает только у хищников. Черт возьми, да он даже каким-то образом умудряется командовать настоящими хищниками. После этого все дети, включая Криса, зачитали клятву верности Джимсвиллю и Мудрому Отцу, после чего Обер-Прокурор толстый манул повязал всем им красно-зеленые галстуки, цветов флага общины. Родители, столпившиеся на противоположной стороне улицы, зааплодировали деткам. Кристиан увидел счастливое лицо своей матери и гордую физиономию отца, и был доволен собой. В толпе также находились жена и маленький сын Залонуса Крепкого-Билла, они стояли впереди всех и тоже аплодировали, однако на лицах первой леди и маленького принца не было ни радости, ни гордости: у оленихи в глазах читалась какая-то величайшая усталость, а у олененка – страх и отчаяние, словно его лупят каждый божий день.       Через несколько недель Кристиан проснулся в своей кроватке от какого-то оглушающего взрыва. Хотя этот страшный шум и донесся откуда-то издалека, волк ощутил, как задрожали стены его дома, а стоявшая на кухонном столе чашка, разбилась вдребезги, упав на пол. Отец семейства пулей вылетел из дома на улицу, а сын с матерью осторожно подошли к окну и с опаской наблюдали, как жители города суетливо направляются куда-то на восток. Крис и Анна не покидали дом, так как Кормак запретил им делать это за секунду до того, как сам убежал невесть куда. Спустя несколько минут отец вернулся в дом, но не один, а в компании с Фон Гарреттом, Ван Тасселом, атакже некоторыми другими полицмейстерами. Охранители порядка привели с собой своих жен и детей, те были напуганы не меньше Кристиана с Анной:       – Быстрее собирайтесь! – рявкнул Шугарсолт своей семье. – Надо уходить! Сейчас-же!       Не отвечая ни на какие расспросы, глава семейства помог жене и сыну собрать вещи, после чего они покинули дом, даже не заперев входную дверь и, вместе с друзьями отца и их семьями, быстро двинулись в сторону Западных Ворот. Это было странно, ведь поток жителей Джимсвилля двигался в совершенно противоположную сторону, а именно им навстречу, приходилось их обходить. Младшие Братья направлялись в сторону Восточной улицы, на их мордах читалось какое-то радостное воодушевление. Западные Ворота впервые на памяти Криса оказались не запертыми и без охраны. Беглецы преодолели их и покинули поселок.       Полицмейстеры, их жены и дети пешком двигались по лесной дороге в сторону Джорджвилля. Лишь спустя час, когда беженцы преодолели половину пути, отец все же рассказал им с матерью, что произошло:       – Кто-то убил Мудрого Отца. – сказал Шугарсолт-старший. – Взорвали его бомбой… прям на дороге… на Восточной улице. Он умер во дворце.       – Но почему мы уходим? – Анна задала резонный вопрос, который тут же возник у всех в головах.       – Потому что теперь Мудрый Отец – Кон Кот, а это не то, чтобы хорошо, а скорее совсем не хорошо. – пояснил серый волк. – Я был на посиделках в Большом Дворце и слышал, какие предложения делал этот манул. У этого жирного кошака в голове такой трындец, что оставаться в Джимсвилле небезопасно. Ох, не завидую я тем жителям, что не успеют свалить из города. Ох, как не завидую…       И они поселились в Джорджвилле, так у Кристиана появился новый дом. Несмотря на то, что этот город был намного больше, чем родной поселок, Кристиан все время скучал по родине. Скучали и его друзья Сесил и Юджин, семьи которых поселились неподалеку. Трое друзей гуляли вечерами, представляя, как однажды вернуться обратно в родную деревню и снова встретятся с другими своими приятелями, что живут в приюте: близнецами-кенгуру, бизоном и гиеной. Их отцы стали работать охранниками и грузчиками на каком-то складе, а матери пошли кассирами в магазины. Детей устроили в общеобразовательную школу, которую они возненавидели за одну первую неделю. Отец Юджина, Леопольд Ван Тассел, вместе со своим родным братом Алексом Больвангаром, тоже бывшим полицмейстером Джимсвилля, временами отправлялись в общину, но каждый раз возвращались и пожимали плечами:       – Еще не время. Возвращаться нельзя! – твердили они.       Прошло четыре долгих года. За это время маленькая троица подружилась лишь с одним из своих одноклассников по школе: яком Реджинальдом Скофилдом. Он был уроженцем Джорджвилля и ему настолько понравились рассказы новых приятелей про таинственную общину Джимсвилль, что он захотел когда-нибудь лично увидеть её. И вот, в один прекрасный день, родители сообщили детям, что то страшный манул Кон Кот умер, новым Мудрым Отцом поселка стал осел Джошеми Фергюссон и теперь можно возвращаться домой. Правда пришлось подождать еще полгода, поскольку у нового правителя были какие-то проблемы с какой-то там “семиотцовщиной”, но когда он справился с ней, Фон Гарреты, Ван Тасселы, Шугарсолты и Больвангары наконец собрались и отправились на свою родину.       Радости Криса не было предела: когда он снова прошел через Западные Ворота. Казалось, город встретил двенадцатилетнего Криса таким же, каким восьмилетний Крис оставил его, однако это лишь на первый взгляд. Обустроившись в своём старом доме, Кристиан отправился в Приют Симпсона, чтобы навестить тех, по кому он скучал все эти четыре с половиной года. Он не мог поверить своим глазам, его друзья симпсоновцы так сильно изменились, что он не сразу их узнал: кенгуру Хоп-Фроги и бизон Далтон были настолько худыми, прямо кожа да кости, что казалось будто из них высосали душу. При этом Туко Наварро выглядел бодрячком. Они рассказали Крису ужасную историю про голод, что царил при Кон Коте: травоядные воспитанники приюта умирали от истощения, а их тела приходилось подъедать хищникам, в итоге выжили в основном хищные обитатели интерната, а те немногочисленные оставшиеся в живых копытные, типа Далтона и Хоп-Фрогов спаслись только благодаря Алексу Больвангару, дяде Юджина, который каким-то образом умудрялся втайне от Штазиритате передавать в город продовольствие по ночам. Кристиан сделал все возможное, чтобы восстановить здоровье своих друзей, давая им еду, которой теперь было в избытке, и в конечном итоге они поправились.       Новый Мудрый Отец Фергюссон в благодарность за гуманитарную помощь, сделал Больвангара Обер-Прокурором. В скором времени Кормак Шугарсолт стал Министром обороны, а Кристиан, по достижении восемнадцатилетия – полицмейстером. Мать Криса само собой была не в восторге от этого, ведь она всю жизнь надеялась, что ее сын станет работать на кондитерской фабрике, но против мужского слова не попрешь. Кроме того, приятели Криса из приюта, после того как отпраздновали свое совершеннолетие, смогли наконец покинуть интернат и поселиться в нормальных домах. Бакстер, Джон и Джим решили остаться в Джимсвилле, в то время как Туко Наварро решил навсегда покинуть поселок и переселиться в Джорджвилль, хоть и продолжал поддерживать дружбу со старыми друзьями (он частенько захаживал в гости, и они навещали его, когда посещали большой город). На смену Туко, из Джорджвилля в Джимсвилль переехал Реджинальд Скофилд, яку понравился поселок, о котором ему столько лет рассказывали волки и Мудрый Отец позволил ему остаться здесь.       Не стоит вдаваться в большие подробности, что происходило на протяжении последующих трех десятилетий, отметим лишь важные события: после ухода Джошеми Фергюссона в отставку, когда должность Мудрого Отца занял Алекс Больвангар, дядя Юджина, Крис и его компания решили, что это неплохая возможность попасть в Совет министров, так сказать «по блату». Первым там оказался Юджин, которого дядя назначил Министром экономики, затем, после смерти Кормака Шугарсолта, Юджин нашептал дяде на ухо, что неплохо было бы заменить покойного на его сына, тот мол, достойный продлжатель дел своего папы. Больвангар согласился, и таким образом Кристиан стал вторым министром из их компании в Большом Доме. Шли годы, раз за разом, Шугарсолт и Ван Тассел руками Больвангара ставили на освобордившиеся должности своих корешей: Сесил и Скофилд стали заправлять фабрикой и сельским хозяйством, а Джон Хоп-Фрог – стал главным по делам травоядных. Мечтой Бакстера Далтона было стать главой Приюта Симпсона, в котором сам когда-то рос, и его мечта также сбылась не без помощи его друзей, которые имели большое влияние на Мудрого Отца.       Кристиан предлагал Туко Наварро вернуться в поселок, и стать одним из Старших Братьев, Крис обещал найти для гиены удобное место в Совете министров. Однако тот ни в какую не хотел возвращаться в ненавистную ему общину. Туко сказал, что теперь неплохо обустроился в Джорджвилле, он работает на некоего мистера Джоффри, главу картеля, который ему отлично платит. Кроме того, Туко раскры своему старому другу один секрет: во время кризиса продовольствия при Кон Коте, сиротам-хищникам неофициально, но разрешали есть мясо умерших от голода травоядных детей, Туко настолько понравился вкус мяса, что он быстро привык к нему и не смог больше жить без этого порочного удовольствия. Наварро рассказал Шугарсолту про тайный черный рынок Джорджвилля, где в подвале одного “кафе” для тебя могут приготовить мясо любого травоядного. Любопытство возобладало над Крисом и он позволил гиене сводить себя в данное заведение. Вкус животной плоти словно вызвал фейерверк в мозгу серого волка, тот пристрастился к этой пище с самого первого раза и больше не мог жить без этого. Со временем Туко и Крис приобщили к этому делу и остальных своих приятелей хищников.       Кроме того, вся компания шугарсолтских министров стала временами подрабатывать у мистера Джоффри, благодаря тому, что Туко поручился за них. Джоффри оказался медоедом, крутившим всякие грязные дела, типа подпольных лотерей, букмекерских контор и само собой наркотиков. Парни стали заниматься ликвидацией всех неугодных медоеду личностей. Шугарсолт и его дружки пустились во все тяжкие: первым заданием было похитить одного оленя и убить его в лесу, что они и сделали. Однако компания пошла еще дальше: мистер Джоффри сказал, что они должны избавиться от тела любыми способами, и друзья решили зажарить тело оленя и съесть. Плоть убитого врага медоеда оказалась даже слаще той, что подают на черном рынке, кроме того, за нее не то, что можно было не платить, они даже получали деньги сверху. Какое-то время волки и гиена скрывали это от своих травоядных друзей, но те со временем все узнали. Ко всеобщему удивлению оказалось, что Джон, Бакстер и даже Реджинальд не только не осуждают такое поведение своих приятелей, но разделяют это садисткое удовольствие: кенгуру, як и бизон с наслаждением наблюдали, как Крис, Сесил, Юджин и Туко медленно расправляются с очередной жертвой мистера Джоффри, а потом устраивают барбекю-пати на лесной поляне. Только один Джим Хоп-Фрог не разделял их увлечений, и испытывал по этому поводу колоссальное несогласие, однако его старший брат убедил остальных, что держит Джима в узде и тот будет сидеть тихо: «За Джимми не волнуйтесь, парни» – сказал Джон, – «Мой братец - тряпка, я надавлю на него и он будет молчать как рыба!». Почти все члены компании умудрялись скрывать свои увлечения от общественности, только вот Бакстер Далтон однажды прокололся на убийстве детей из своего приюта, пришлось отправить его в одну из тюрем Большого Мира. Но даже там друзья не забывали о своем приятеле, всячески помогая ему (во-первых: по старой дружбе и во-вторых: чтобы он не сдал их самих). Благодаря работе на картель Кристиан разбогател, однако, несмотря на это, серый волк метил еще выше – ему просто необходимо было стать главой общины, и в конечном итоге, спустя много лет, кучу различных манипуляций и авантюр, он таки добился своего.       После того, как умер Кормак Шугарсолт, его жена впала в затяжную депрессию и понемногу стала терять рассудок, деменция прогрессировала с каждым годом, и в последние месяцы жизни жизни Анна впала в прострацию. Женщина перестала понимать, где она находится и, судя по тому, что она говорила, можно было понять, что несчастная переместилась сознанием в свое детство, где постоянно разговаривала со своим покойным братом. В ночь, когда умер Оскар Свальбард, а Майкл Тёрнер был изгнан из города, Шугарсолт-младший пришел домой, отпустил сиделку и сел рядом с постелью матери. Анна посмотрела на него блуждающим взглядом:       – Кристофер? – с улыбкой произнесла она.       Волк окинул её усталым и грустным взором:       – Мама, – с небольшим раздражением произнес он, – Я Кристиан, твой сын! Кристофер умер много лет назад!       – Кристофер… где ты?       – Мама, Свальбард только что скончался. Я стал Мудрым Отцом Джимсвилля. Ты гордишься мной?       – Мне нельзя есть шоколад до обеда… – ответила мать.       – Мам! – Крис почти что кричал, – Я – Мудрый Отец Джимсвилля! Ты понимаешь меня? Я – глава общины, самый важный зверь в поселке. Могла ли ты подумать когда-нибудь, что такое произойдет?       Анна молча поглядела на сына. В её глазах на мгновение блеснула тень здравого рассудка. Она повернулась на другой бок. Кристиан печально вздохнул.       – Лучше бы ты стал кондитером! – сказала мать. Это были её последние осмысленные слова, обращенные к сыну.       Когда Анна отправилась в иной мир на встречу со своими братом и мужем, Кристиан распорядился упокоить её в мраморной гробнице на острове, где обычно хоронили исключительно Мудрых Отцов. Никто не стал спорить с Шугарсолтом, ведь он все-таки глава общины и ему виднее, как поступать…       Мысли серого волка были прерваны стуком в дверь. Вошел Ван Тассел:       – Все готово, Крис. – мрачно сказал он. – Можем приступать в любой день.       – Остальные наши что думают по этому поводу? – поинтересовался Шугарсолт.       – Все согласны и готовы без колебаний выполнить план. Все мы понимаем, что без этого никак. – вздохнул гривистый волк. – Джон говорит, что это единственное правильное решение.       – А его брат?       – Джим не знает. Его пока не посвящали, мало ли, что он может выкинуть. Джон поставит его в известность в самый последний момент.       – Будьте готовы начать в любой день, хоть завтра. Три дня уже прошло, а значит эти чертовы бумаги Артура уже отправлены по почте федералам.       Когда Юджин ушел, Крис поднялся и поглядел на картину, что висела над камином. Это полотно ему подарил на празднование столетия общины один художник-барсук. На холсте в три ряда были изображены все правители общины за все сто лет её существования. В верхнем ряду сумчатый волк Джон Джимс, основатель общины, ленивец Додрик Найстли, построивший забор, шакал Алонзо Алонси, умерший через три месяца после вступления в должность, и хомяк Стюарт Симпсон Бат, основатель приюта. Во втором ряду – невезучий медведь Джошеми Клыкс, страшный диктатор олень Залонус Крепкий-Билл (при котором родился Кристиан), еще более суровый тиран манул Кон Кот (период правления которого они с семьей переживали в эмиграции, и при котором Хоп-Фроги с Далтоном чуть не окочурились от голода в приюте), а также умный, но наивный осел Джошеми Фергюссон. В последнем третьем ряду – гривистый волк Алекс Больвангар, старый и дряхлый Оскар Свальбард (непосредственный предшественник серого волка, чудовищный консерватор, благо умерший через месяц после инаугурации) и сам Кристиан Шугарсолт собственной персоной. Волк любовался своей физиономией, потом перевел взгляд на оленя и манула: традиционно эти двое считались самыми худшими и неудачными правителями, однако никто из Братьев поселка, как Старших так и Младших, не подозревал, что он, Кристиан Шугарсолт, перещеголял их. Ведь какими бы свирепыми ни были Крепкий-Билл и Кон Кот, они не жрали мясо животных и не убили собственноручно столько зверей, как это сделал он, вместе со своими друзьями детства. А то, что Крис планировал сделать со дня на день, могло бы полностью реабилитировать этих двоих и причислить их к лику святых, по крайней мере на его фоне…

***

       С лязгом отворилась чугунная дверь. Жоржетта Кингсли вошла в помещение, держа в руках сверток, и дверь с грохотом захлопнулась. Она оказалась в пустой и просторной камере с двумя решетчатыми окнами. В центре комнаты для свиданий стоял маленький столик, за которым сидел её брат. Николас Кингсли, облаченный в оранжевую тюремную робу, ждал её, положив свои скованные наручниками лапы на твердую поверхность стола.       – Жоржетта! – радостно воскликнул он, завидев сестру. Он попытался вскочить с места, но цепи не позволили ему сделать это.       – Привет, Клаус. – девушка присела напротив него и положила на столик свой маленький сверток. – Я принесла тебе еды. Тут консервы, фрукты и мамины лепешки.       – Ох, вот спасибо! – с искренней благодарностью брат заглянул внутрь, – Как давно я мечтал о маминой стряпне. А то тут дают лишь перловку и полбу, да и то не каждый день.       – Как ты тут, держишься?       – Как могу. Будь уверена, им не удастся меня сломить. Что там стряслось? Что с отцом?       – Мы… мы не знаем. Мы не видели его с того дня, как тебя забрали. Обер-Прокурор теперь Хоп-Фрог. Папаша сказал, что наш отец трусливо сбежал из города, когда его разоблачили…       – Враньё! Гнусное враньё! Наш отец никогда не стал бы предавать общину и строить козни против жителей!       Сестра коротко пересказала брату, как ужасно они живут последние несколько дней. Клаус приблизился к Жоржетте как можно ближе, насколько позволяли ему цепи:       – Слушайте, – тихо прошептал он, – Вам нужно покинуть город. Не думайте обо мне, я тут не пропаду. Скажи маме, пусть соберет вещи… Ночью возьмите Джека, Джулию и Томми и покиньте город через дыру в заборе (Джек знает, где она). Отправляйтесь как можно дальше в Джорджвилль. Мой друг Франко приютит вас на первое время, он хороший зверь, я дам вам адрес…       Жоржетта опустила голову, её глаза заслезились:       – Клаус, мы… мы не можем уйти…       – Я сказал забудьте обо мне…       – Это не только из-за тебя, милый, это… Они забрали Томми.       – ЧТО?!       – Они забрали его в интернат. Сказали, что теперь он будет воспитываться в Приюте Симпсона и нам нельзя его навещать…       – УБЛЮДКИ!!! – проорал Клаус. Он вскочил с места и попытался избавиться от цепей, выдрав их из пола, но у него не хватило сил.       За дверью послышался ехидный смех, надзиратели наблюдали за тщетными попытками арестанта освободиться. Вскоре скунс сдался и успокоился.       – Что же делать?! – прошипел он.       – Я не знаю. – всплакнула Жоржетта.       – Ну ладно, возьми себя в руки. Что-нибудь придумаем…       Сестра уронила голову на грудь и застонала:       – Клаус, последние пару дней меня постоянно тошнит… и рвёт…       Брат взял её руки в свои ладони и улыбнулся ей:       – Успокойся, дорогая, посмотри на нас скунсов: белая полоска, черная полоска… Сейчас у нас в жизни черная полоса, а потом все переменится к лучшему.

***

      В один из дней, когда Джек пошел к приюту тайно навещать младшего брата, он взял с собой Джулию. Она была несказанно счастлива увидеть его целым и невредимым, хоть и в симпсоновской одежде. Джек с Джулией принесли Томми шоколадку с воздушным рисом и тот моментально уплел её. Вопреки опасениям старшего брата, Том держался вполне бодрячком, кажется им не удалось сломить его.       – Ну и как ты тут живешь? – поинтересовался Джек. – Как остальные дети к тебе относятся?       – Никак. Они стараются держаться от меня подальше, словно я болен. Некоторые относятся с презрением, говорят, что я сын предателя.       – А ты что?       Томми усмехнулся:       – Послал их куда подальше и показал это, – он продемонстрировал средний палец. – Они говорят, что я здесь отщепенец, а я им говорю: “Я в отличии от вас хотя бы первые восемь лет жизни прожил свободным зверем, ходил купаться когда захочу, играл в приставку когда захочу, а вы всю жизнь тут гниёте и в туалет ходите только с разрешения старших”.       Джек и Джулия рассмеялись:       – Вот это я понимаю! – похвалил старший брат, – Молодец, что стоишь за себя и сохраняешь честь семьи.       – Это еще что, – продолжил Томми, – Эти овцы пытаются заставить меня мыть полы и чистить кастрюли, типа чтобы “перевоспитать меня и выбить из меня дух предательства”. Я отказываюсь. Я не соглашаюсь носить этот дурацкий берет, сколько бы раз они не пытались натянуть его мне на голову, я вечно сопротивлялся и они сдались. Овца била меня линейкой по рукам, а я ей говорю: “Это всё, на что ты способна, старуха? Ну же, постарайся, моя бабушка и то сильней лупила”.       Джек с гордостью пожал лапу брату:       – Молодчина, Том! Продолжай бунтовать против них. Пусть знают, что такое семейство Кингсли!       Одна из овец милосердия что-то гневно проорала издалека.       – Упс! – Томми весело подмигнул брату и сестре, – Мне пора продолжать свой бой со старухами. Всё, давайте я побежал.       – Счастливо, мы еще придем к тебе. – пообещала напоследок Джулия. Они вдвоем возвращались обратно в приподнятом настроении, осознание того, факта что у Томми все более-менее хорошо и он не позволяет сотрудникам интерната сломать себя, грела душу Джулии и Джеку.       Однако, когда они дошли до Центральной площади сернули на родную улицу, радость парня улетучилась, стоило ему услышать, как кто-то окликнул его. Повернув голову Джек увидел Клайда Греймейна, стоящего на обочине важно сложив лапы на груди. Его бывший друг глядел на него с высокомерной злорадной улыбкой:       – Ну и каково это, быть родным братом симпсоновцу? – поинтересовался он.       – Пошел ты нахрен, Гипноз! – скунс продемонстрировал ему неприличный жест, после чего слегка подтолкнул сестру в спину, – Пойдем быстрее, Джулия.       – Ну надо же, – усмехнулся им вслед рысь, – Ну и семейка собралась: мало того, что скунсы, так еще и какие! Один брат – зэк, второй – симпсоновоец, отец вообще предатель общины…       Джек молча ускорил шаг, стараясь не слушать колкости Гипноза, однако он увидел что Джулия сильно погрустнела.       – Ах да, – не унимался Клайд, – Мне тут еще по секрету один енот рассказал, что твоя старшая сестра… как бы это помягче сказать, слаба на всякие выдумки.       – ЗАТКНИСЬ!!! – проорал Джек, обернувшись. Он почувствовал как в его голове словно зашипел кипяток, лапы машинально сжались в кулаки.       – Твоя Жоржетта оказывается та еще шалунья. Ха-ха-ха! За одну ночь отсосала и дала под хвост восьмерым самцам из близлежащих окрестностей. И как они только не побрезговали прикасаться к скунсу?       Джек бросился на бывшего друга. Не успел Гипноз опомниться, как Полоска сбил его с ног, повалив на землю и принялся избивать кулаками. Он молотил, стараясь попасть прямо в лицо обидчику, тот первые секунды пытался прикрыться руками, но это не помогло:       – Ты чё сдурел? Прекарти! – заорал Клайд.       Но Джек был вне себя от ярости и даже и не думал останавливаться. Не обращая внимания на боль скунс метелил и метелил обеими руками, стараясь принести как можно больше урона.       – А-А-А-А-А-А-А-А!!! – завопил Гипноз.       Джек всё бил и бил, даже вид крови не остановил его. Он уже не понимал, что происходит, все было словно в каком-то тумане. До его уха донесся крик Джулии, умоляющий брата остановиться, но тот все делал на автомате, душа его заливалась стенаниями.       Кто-то схватил его за шкирку и оттащил в сторону. Кто-то из взрослых…       – Ты что наделал, гаденыш?       Джек находился в одной из комнат Большого Дома, напротив него стоял разъяренный красный волк.       – Ты отдаешь себе отчет в том, что натворил? – спросил Фон Гарретт, – Ты избил сына Министра обороны, мальчишка чуть глаза не лишился. Его отец Греймейн требует возмездия.       Джек отвернулся в сторону, он не желал видеть никого из своих бывших коллег, их морды внушали ему отвращение: пропадите вы все пропадом!       – Он первый начал! – прошипел скунс.       – На первый раз прощаю, но если еще раз выкинешь чего-нибудь подобное – пеняй на себя: я отправлю твою младшую сестру в приют, а старшую в тюрьму. Рассказать, что с ней там сделают? Так что веди себя тихо и не лезь больше к детям. Ты меня понял?       Джек молчал какое-то время. Ему хотелось сказать Сесилу какую-нибудь гадость, послать его куда подальше, или еще как оскорбить, но он очень сильно переживал за сестер: если и их распределят по всяким закрытым заведениям, то только он один останется в доме с матерью.       – Я понял! – сказал он.       – Пошел вон отсюда!       Парень вернулся домой, чувствуя великое облегчение на душе: как же легко он отделался в этот раз от министров. Мать и сестры бросились обнимать его:       – Джек, какой ужас! Мы думали они отправят тебя в приют… или еще куда…       – Сказали, что на первый раз прощают. – объяснил брат.       – Что на тебя нашло? – испуганно поинтересовалась Жоржетта, – Ты же чуть не убил того мальчишку.       – Он оскорбил тебя, та рысь. – объяснила Джулия, – Сказал, что ты путалась с восемью парнями за раз.       – Да и то, что я его чуть не убил – преувеличение. – пожал плечами Джек, – Так, поколотил слегка. Глядишь, мозги на место встанут.       Жоржетта крепко обняла братика:       – Ох, ты мой заступник и защитник моей чести! – она нежно потрепала Джека по макушке.

***

      Юджин Ван Тассел сидел на скамейке у Большого Дома, с головой погрузившись в книгу, что привез из Большого Мира. Он был так увлечен, что не сразу заметил Саманту Хайскул, что подошла к министру и с интересом наблюдала за ним. Когда он обратил внимание на маленького ягуара, девчонка улыбнулась ему:       – А что ты читаешь? – поинтересовалась она.       Вопрос возмутил гривистого волка, как может какая-то малявка из числа Младших Братьев вот так вот бесцеремонно обращаться к нему, самому Министру финансов?       – Тебе что, заняться больше нечем? – грубо прорычал он, – Топай давай отсюда!       Улыбка Саманты растворилась, сменившись гримасой обиды. Девчонка гордо задрала голову, и пошла прочь по направлению к своему дому. Гривистый волк вернулся к чтению. На обложке его книги было написано: «Багровый Сюртук. Ужас Блэкчапела, самого темного района Зверополиса»

***

3 августа 100 года от основания Джимсвилля. Исторический день.

      Спустя ровно месяц и три дня после того, как жители поселка отпраздновали столетний юбилей истории своей общины, Джек проснулся от того, что услышал, как кто-то запустил игровую приставку в его комнате. Это оказалась Джулия, она непринужденно сидела на краю его кровати и играла в «Боевую столицу».       – Как ты прошмыгнула в мою комнату? – спросил он, потирая глаза.       – Уже три часа, – сказала сестра, – Ты продрых полдня.       Джек вышел на кухню, сделал себе маленький сэндвич из остатков ветчины и сыра и налил четверть стакана газировки. Мама с Жоржеттой что-то оживленно обсуждали в соседней комнате, но скунс не смог расслышать, что именно. Еды в доме осталось максимум на полтора дня и он рассчитывал сегодня или завтра выбраться из поселка, добраться пешком хотя бы до Франкофа и закупиться припасами на следующую неделю. Но судя по всему уже поздно, если он выйдет сейчас, домой засветло вернуться уже не получится, так что Джек решил перенести поход на завтра.       Он вернулся в свою комнату и сев на кровать рядом с Джулией, принялся уплетать бутерброд, наблюдая как младшая сестренка играет в танки:       – Надо же, ты дошла до двенадцатой стадии. – заметил он.       – Ага, три дня тренировалась, – с гордостью заявила Джулия, – Ну вот, проиграла! Сыграешь со мной в Свихнувшегося сурка?       Они вдвоем залипли в похождения Сэмуэля Снайкса минут на двадцать, после чего дверь спальни отворилась и в комнату заглянула старшая сестра.       – Ребята, – сказала она, – Зайдите в гостинную, нам надо серьезно поговорить.       – Может чуть попозже? Мы сейчас заняты.       – Это важно! – настойчиво нахмурилась Жоржетта, – Живо в гостинную!       Джек и Джулия вышли в большую комнату. Мать и старшая сестра ждали их там. Они выглядели взволнованными и не находили себе места:       – Дети, – сказала мама, – Собирайте свои вещи. Сегодня мы уезжаем отсюда!       У младших членов семьи округлились глаза. Джек не поверил своим ушам:       – Как это уезжаем? – переспросил он, – Мы же не можем… Томми и Клаус у них в лапах.       – Томми забрали военные, – сказала Жоржетта, – Они приехали около часа назад и забрали всех детей из приюта, всех до одного. Сказали, что их разместят в интернате Зверополиса и… и их будут усыновлять.       Джек был шокирован и не нашелся, что сказать.       – По крайней мере он будет в безопасности вдали от Мудрого Отца, – вздохнула мама, – Он выбрался из лап Совета министров Джимсвилля, а значит у нас появился шанс вернуть его в семью. У нас есть документы, что он мой сын, а значит его не могут не вернуть в семью. Но нам нужно убраться подальше от этого места. Сегодня мы переместимся в Джорджвилль, а оттуда попытаемся добраться до Зверополиса.       – Но… но как же Клаус? – воскликнула Джулия.       Мама с Жоржеттой одновременно обреченно вздохнули, стыдливо отводя взгляд.       – Мы пока не можем ничем ему помочь, – пожала плечами старшая сестра, – Он сам сказал мне, чтобы мы не думали о нем и спасались сами. Сперва нам надо позаботиться о Томми, ведь мы рискуем потерять его из виду навсегда. Клаус никуда не денется, может быть… те военные помогут нам освободить его. Так что первым делом мы должны добраться до Джорджвилля. Поселимся там у коллеги Клауса по работе, он дал мне его адрес.       – Но как мы пройдем через охрану у ворот? – справедливо заметил Джек, – Вряд ли нам одобрят выход из общины, учитывая, что мы самое презираемое семейство Джимсвилля.        – Клаус сказал, что ты знаешь какое-то место, где можно перелезть через ограду, при этом не будучи замеченным. Ночью, пока все спят, мы тайно пройдем туда и… окажемся на свободе.       – Ясно, – вздохнул парень, – Прям как во времена Кон Кота. Хорошо, что сейчас нет Штазиритате и стрелять в спины нам никто не будет.       – Пережили Кон Кота, переживем и Шугарсолта. – ободряюще усмехнулась мама, – Идите пока собирайте вещи. К заходу солнца все должны быть готовы к побегу.       И ребята отправились паковать чемоданы. Джек чувствовал какое-то духовное очищение: сегодня его последний день в этом городе, последний день вечного страха, волнения и унижения со стороны окружающих. Уже завтра они будут в Джорджвилле далеко отсюда, где их не достанут ни Папаша Шугарсолт, ни кто-либо другой из его мерзкой шайки. Джек сложил в чемодан свою одежду, комиксы и рисунки, после чего отодвинул одну из досок пола и извлек из тайника коробочку, в которой лежали карманные часы, предназначавшиеся Мельнику, которые он украл из Хижины отшельника много лет назад, Джек зачем-то решил взять эти часы с собой. Потом пришла Джулия и помогла ему упаковать игровую консоль со всеми картриджами, джойстиками и проводами. Пока они собирались в дорогу, Джек рассказал младшей сестре о Джорджвилле, который она никогда не видела, как не видела ни Полска, ни Франкофа, ни какого-либо из других городов мира. Сестра была в полном восторге от рассказов брата и ей не терпелось увидеть этот самый Джорджвилль, который по сравнению с их поселком, казался огромнейшим мегаполисом.       Пока они собирались, Джек постоянно вспоминал его последнюю встречу с Дейзи в пещере под водопадом. Ему не терпелось еще раз сходить туда, ведь теперь он навсегда покидает дом, как и она в тот день. Сходить в пещеру последний раз, последний раз полюбоваться её жуткими очертаниями, последний раз почувствовать ту атмосферу.       – Мы готовы, – объявил Джек, притащив свой чемодан в гостиную. – Я пойду погуляю.       – Что значит погуляю? – удивилась мама, – У нас важное дело.       – До темноты еще целых полдня! Не сидеть же на месте? Я всего на часок, погуляю по полю. Заодно разведаю местность, нет ли кого рядом с дырой в ограде.       Мать попыталась спорить, но Джек настоял на своем и она смирилась:       – Ладно, только возвращайся как можно быстрее, слышишь? К закату мы всей семьей должны быть дома.       – Не задерживайся долго, Джекки, – попросила Жоржетта.       – Можно я возьму твои фломастеры? – поинтересовалась Джулия.       – Конечно, бери! – радостно ответил Джек.       Находясь в дверях, он помахал рукой своей семье, пообещав вернуться как можно быстрее и выбежал на улицу.       В течении следующего часа, женщины семейства Кингсли смотрели телевизор. Жоржетта не находила себе места, и постоянно посматривала на часы.       – Не стоило наверно его отпускать, – сказала она, – Я так переживаю.       – Переезд всегда волнительный, – сказала мама, – Особенно в таких условиях, в которых мы с вами оказались.       Внезапно с улицы донеслась сирена, заставившая всех встрепенуться. Спустя пару минут, когда вой прекратился из динамиков донесся низкий голос Реджинальда Скофилда:       – Внимание всех жителей Джимсвилля! Мудрый Отец велит Братьям общины, как Старшим, так и Младшим, немедленно явиться к Главному Дворцу, дабы он мог сообщить важную информацию! Повторяю: всем Братьям общины, срочно явиться к дому Мудрого Отца!       Женщины с тревогой посмотрели друг на друга:       – Не пойдем! – замотала головой мать. – Не наше дело, что у них там происходит. Все равно уже завтра нас тут не будет, да и ктому же никто не желает видеть нас на людях.       – Согласна. – кивнула Жоржетта, – Их проблемы – уже не наши проблемы.       И они продолжили смотреть сериал, не обращая внимания на своих соседей за окном, которые начали медленно направляться к Центральной площади.       Однако через несколько минут Барбара, Жоржетта и Джулия Кингсли подскочили от неожиданности, услышав громкий хлопок входной двери. На секунду они подумали, что это вернулся Джек, однако в комнату ввалились пятеро полицмейстеров: двое серых волков, носорог, буйвол и черная пантера. Носорог держал в руках пластмассовый планшет для бумаг, на котором что-то отмечал карандашом. Скунсы поднялись с кресел, маленькая Джулия трясясь от страха, спряталась за спиной матери.       – Вы что сидите? – грозно проворчал волк. – Не слышали, что вам было велено? Всем жителям общины без исключения нужно явиться во Дворец.       – Мы… мы… мы… – запинаясь от волнения промямлила Жоржетта.       Пока четверо полицейских обыскивали комнаты, пятый, тот что с планшетом, пересчитал членов семьи:       – Где ваш сын? – требовательно спросил он, глядя в список.       – Он ушел гулять… час назад… – сказала мать, – Мы не знаем, где он.       Вернулись остальные Старшие Братья.       – Все чисто, никого нет. – объявила пантера.       – Ладно, найдется. – сказал носорог, что-то чиркнув в планшете. – Идемте с нами!       – Прямо сейчас? – удивилась Барбара.       – Вот именно! Приказ Отца.       Полицмейстеры вывели троих женщин на улицу. Подойдя к дороге, они увидели поток зверей, жителей Восточной улицы, медленно движущихся к Большому Дому со своими семьями. Некоторых, как и скунсов, подталкивали полицмейстеры. Кингсли присоединились к соседям и тоже пошли в сторону запада. Барбара и Жоржетта были не на шутку взволнованы, они взяли Джулию за руки и не отпускали до самого конца пути.       На Центральной площади скопилось огромное столпотворение: самцы, самки, крупные и мелкие, высокие и низкие, старики, молодые и дети, всех мастей собрались на круглом плацу. Периметр площади патрулировали полицмейстеры, каждый из которых держал в лапах боевой автомат. Также к большому удивлению Жоржетты, она увидела кучку детей в фиолетовых униформах и беретах, воспитанников интерната. Что они тут делают? Ведь она же собственными глазами наблюдала, как пару часов назад солдат увел их из поселка и повел вереницей куда-то в лес. Один из детей, единственный на голове у которого не было берета, отделился от толпы и бросился к скунсам.       – Мама! Мама! – крикнул он, – Жоржетта! Джулия!       – Томми! – прокричало сразу трио голосов. Семейство Кингсли бросилось навстречу младшему сыну и стиснуло его в крепких объятьях. Никто из толпы, казалось не обращал внимания на эту сцену, всем было наплевать. Женщины были счастливы снова увидеть своего сына и брата.       – Томми, дорогой, как ты здесь оказался? Вас же забрал с собой тот военный.       – Нас вернули обратно. Он повел детей в свой лагерь, но на полпути министры и полицмейстеры догнали всех на фургоне. Они оглушили этого военного, потом приехало еще две фуры и нас забрали обратно.       – Что это значит? – мать вопросительно посмотрела на старшую дочь, нахмурив брови, но та, очевидно, тоже не знала ответа, – Неважно! Главное, что ты опять с нами! Мы снова вместе!       Раздался треск колонок, из которых опять полился вой противной сирены, а когда все стихло, открылись двери на балконе второго этажа Большого Дома. Взгляды семисот пар глаз уставились на этот балкон. Из дверей вышли Мудрый Отец и Обер-Прокурор. Кенгуру встал чуть в стороне, сложив руки на уровне пояса, а серый волк подошел к микрофону:       – Братья и сестры, – голос волка, усиленный несколькими сабвуферами разнесся по округе, – Как вы знаете, несколько часов назад сюда заявился один из военных Большого Мира, которого к нам послал предатель, бывший Обер-Прокурор Артур Кингсли. Этот военный потребовал отдать ему всех детей-сирот, которых наши овцы милосердия спасают, кормят, одевают и воспитывают на протяжении семидесяти лет, с тех пор как был основан приют. Вы знаете это, так как многие из вас являются выходцами из этого приюта. Мы вынуждены были отдать воспитанников, так как этот военный, в случае отказа, угрожал немедленным вторжением и геноцидом всему нашему городу. Однако это была уловка со стороны наших доблестных полицмейстеров: мы устроили этим военным засаду, вырвали воспитанников из их цепких лап и вернули всех детей домой!       Жители Джимсвилля начали массово аплодировать Мудрому Отцу и кричать «УРА!». Шугарсолт какое-то время молча смотрел на то, как ему рукоплещут его подданные, после чего жестом попросил тишины:       – Мы восстановили справедливость, вернули наших детей туда, где их истинный дом. Однако наши благородные и правильные, с точки зрения морали действия разозлили этих негодяев. Прямо сейчас они идут сюда с оружием и мы не знаем, что еще они задумали… что еще задумал их предводитель Артур Кингсли…       Теперь по толпе пробежали испуганные шепотки.       – Наши полицмейстеры вооружены, – продолжил Шугарсолт, – Мы собираемся встретить их и договориться мирно. Мы уверены, что у нас это получится, так как у нас две сотни вооруженных Старших Братьев, а их всего восемь особей. Но… до тех пор, пока мы не убедимся, что для жителей общины нет никакой опасности, мы просим вас, Братья мои, держаться вместе, не расходиться и соблюдать величайшую осторожность.       Шугарсолт отошел от микрофона, и его место занял Хоп-Фрог, до этого молча стоявший позади:       – Мудрый Отец великодушно решил предоставить свой особняк в качестве убежища для всех жителей общины. – сказал кенгуру, – Мы просим вас, братья и сестры, войти в этот дом и переждать в нем тот момент, когда наши защитнику будут договариваться с негодяями Артура Кингсли. Пока часть полицмейстеров будет вести переговоры с военными, другая часть будет охранять Большой Дом, пока вы будете прятаться внутри. Этот особняк максимально защищен, поэтому, даже если военные решат напасть на него, наши охранники смогут с легкостью отбить их атаку. Мы защитим жителей общины малой кровью. Я попрошу вас всех сейчас войти в особняк и занять любые комнаты, которые вы только пожелаете. Через три часа, самое большее через четыре, когда враги оставят нашу территорию, мы отпустим вас по домам. А пока воспользуйтесь нашим гостеприимством.       После этих слов серый волк и кенгуру вернулись обратно в помещение, закрыв за собой двери. В этот же самый момент распахнулись входные двери первого этажа и на крыльцо вышло несколько львов, один из которых держал в лапе планшет, такой же, что был у носорога, который пришел в дом скунсов:       – Друзья, – громко сказал полицмейстер, – Перед тем, как войти в дом, назовите мне свои имена и фамилии. Это нужно, чтобы убедиться, что абсолютно все жители поселка смогли укрыться в доме, до того, как мы забаррикадируем двери!        Барбара Кингсли с тревогой посмотрела на своих детей: Жоржетта, Джулия и Томми ответили ей такими же взволнованными взглядами. Им абсолютно не понравилась затея Мудрого Папаши, они хотели как-то незаметно покинуть площадь и вернуться домой, однако их тут же начали толкать в спины еноты, барсуки, куницы и другие звери, стоящие сзади. Скунсы поняли, что будут раздавлены толпой, если не станут продвигаться вперед.       Стоящие ближе всех к дому звери уже начали подниматься по мраморным ступеням на крыльцо, и сообщать свои имена охраннику.

***

      Джек прошел сквозь водопад в скрытую пещеру. Как всегда в этот момент он надеялся увидеть свою подругу, ждущую его у костра, и как обычно испытал сильное разочарование, не увидев ни одной живой души. После ухода Дейзи из поселка, пещера казалась сырой, холодной и мрачной, абсолютно недружелюбной по отношению к маленькому скунсу.       Парень вздохнул и принялся сгребать в центр пещеры остатки хвороста. Вскоре пламя затрещало, озаряя своим светом покрытые сыростью влажные стены пещеры. Джек сидел на земле перед костром, обняв ноги, как это обычно делала его подруга и предавался горестным мыслям. Он зажмурил глаза и все вокруг окунулось в полнейшую темноту. Ему осталось провести в Джимсвилле последние полдня. Завтра в это же время он будет уже в другом месте. Но где? Непредсказуемость будущего сильно волновала его, но Джек понимал, так нужно. В том мире, куда они сегодня отправятся испокон веков царит скунсофобия. Однако какая теперь разница, если скунсофобия теперь абсолютно везде, включая Джимсвилль? Теперь уж можно и уходить. Как-то же скунсы выживали все это время в других городах, верно? Значит и они с семьей привыкнут к новой жизни.       Джек приподнял веки и увидел её. Она сидела напротив него с противоположной стороны костра по-турецки сложив ноги. Желтая походная футболка, красные шорты, эти белые спортивные кеды, которые так нравились ему. Белочка переворачивала потрескивающие сучья в костре при помощи веточки.       – Привет, дорогой! – сказала она.       – О, Дейзи, как же я рад тебя видеть!       – Как видишь мне удалось улизнуть от предков и придти к тебе. Ну как у тебя дела?       – Честно говоря, не очень, – вздохнул скунс. – Клаус по прежнему в тюряге, Томми забрали в Приют Симпсона…       – Какой ужас! – Дейзи злобно надула щеки, – Вот же мерзкий вонючий Папаша…       – Но есть и хорошая новость: военные забрали всех симпсоновцев в Большой Мир, так что мы в ближайшее время уходим из Джимсвилля навсегда. Прямо как вы с родителями.       – Давно пора, Джек, это место стало абсолютно невыносимым в последнее время.       – И не говори. Ну, а ты-то как, а?       – О, просто отлично! Мы поселились в Зверополисе у брата моего папы. Родители уже нашли работу и устроили меня в школу. А в свободное время меня приняли в кружок актерского мастерства, скоро я буду выступать в школьном мюзикле.       Джек искренне порадовался за подругу. Однако мысль о предстоящей авантюре сильно тревожила его:       – Знаешь, – сказал он, – Мы будем убегать из города ночью, когда все лягут спать. Прямо как во времена Режима Вишни, представляешь? Ха-ха! Если нам удастся это сделать, то мы с семьей будем проходить мимо этой пещеры. Дейзи, ты… ты проводишь нас?       Белка тоскливо вздохнула. Она бросила ветку в костер и обойдя его вокруг, присела рядом с другом:       – Джек, дорогой, – произнесла она, глядя ему прямо в глаза, – Я бы с радостью, но я не смогу. Ты же знаешь, что я – всего лишь плод твоего воображения. Я сейчас нахожусь совсем в другом месте.       – В каком же?       – Эх, знать бы…       Они посидели в молчании пару минут.       – Ничего страшного, – сказала белка, приободряюще подмигнув парню – Скоро вы будете свободными от этого места и тогда мы встретимся. Не грусти, дорогой. Иди и дай обнять тебя!       Джек вытянул вперед руки, но вместо своей подруги, внезапно, обнял холодную пустоту. Он открыл глаза по настоящему и не увидел вокруг себя никого и ничего, кроме тлеющих углей. Он опять сел на пол и погрузился в тяжелые философские думы.       Скунс не знал, сколько времени он провел в тот день в пещере: десять минут, тридцать, час… Когда догорела последняя хворостина, он медленно поднялся на ноги, в последний раз обвел взором пещеру, где они с Дейзи встречались и играли на протяжении последних пяти лет, которая теперь является кладезем многих теплых воспоминаний, и вышел сквозь водопад наружу.       Небо было каким-то желтым, солнце уже клонилось к закату. Джек прошел чуть в сторону от водопада и остановился у свежей могилы, которую соорудили лошади по приказу Ван Тассела. Здесь они похоронили того неизвестного дровосека, останки которого нашли в речке. Большой, присыпанный землей бугорок, уже начавший зарастать понемногу травой, в его изголовье воткнут большой деревянный крест, к которому проволокой привязано ржавое лезвие топора, найденное в той же реке рядом с костями. Кем был этот дровосек? Как давно он умер? При каких обстоятельствах? Этого уже не узнать никогда. Джек походил по округе, нарвал люпина и положил букет цветов на надгробие неизвестного коня.       После этого он еще какое-то время погулял по полям, подышал свежим воздухом и отправился обратно в поселок.

***

      Поток зверей медленно вливался в вестибюль Большого Дома. Кингсли ничего не оставалось, кроме как следовать движению этого потока, поскольку их постоянно потталкивали в спины и притесняли со всех сторон. Барбара крепко держала своих маленьких детей за руки, стараясь не потерять их. Вдруг Жоржетта схватила её за локоть.       – Мам, смотри!       Со стороны тюрьмы двое тигров волокли заключенного. Это был старший сын семейства.       – Эй, а можно полегче? – грубо попросил он, пока с него снимали наручники.       – Топай давай! – закончив с делом полицмейстер толкнул скунса в сторону толпы.       Клаус недовольно потирал освободившиеся запястья, и в этот момент на него набросилась Жоржетта, пленив в цепкие объятия.       – Жоржетта! Мама! Джулия! Томми! – Клаус бросился по очереди обнимать всех членов своей семьи, которые светились от счастья, осознав, что его наконец освободили. – А где Джек? И куда нас ведут? Что происходит?       – Мы не знаем. – покачала головой мама, ответив одним предложением сразу на три вопроса.       Вот они оказались уже в дверях особняка. Лев с планшетом пересчитал всех скунсов и с сердитым видом обратился к самой старшей из женщин:       – Почему не все в сборе? Где ваш средний сын?       – Он сбежал. – ответила Барбара, – Еще вчера вечером… убежал из поселка… Он давно собирался убежать и мы не знаем, где он.       Жоржетта опустила глаза в пол. Она сразу поняла, почему их мать соврала: она осознавала, что происходит что-то странное, и пыталась защитить сына. Младшая дочь с удивлением уставилась на маму, но промолчала.       – Неважно. – сказал лев и кивком головы велел им проходить вперед, – Следующий. Вы кто?       – Годрик Браун к вашим услугам, – вежливо произнес какой-то бобер, идущий вслед за скунсами, – А это моя жена Элеонора и дети: Колин, Гарри, Ролан, Джерри, Артур, Ангус, Саша, Хелен, Митчелл…       Кингсли вошли в просторный вестибюль. Здесь уже было много зверей, которые как и они, не знали куда им деваться. Впереди была большая лестница ведущая на верхние этажи. Вдоль стен и на лестнице стояли полицмейстеры с автоматами, которые пытались руководить потоком поселенцев:       – Не задерживайтесь, идите вперед! Там наверху полно свободных комнат. Займите любую из них.       Скунсы повиновались и двинулись вверх на второй этаж. Над ними нависали жирафы, слышался топот множества копыт по мраморному полу. Томми оглядывался по сторонам: то тут, то там сновали дети, симпсоновцы и мажоры, кто был с родителями, кто держался поодиночке.       – Мам, а где Джек? – тоскливым голосом спросила Джулия, – Почему ты сказала, что он сбежал?       – Так надо, милая. Не волнуйся, он скоро придет и присоединится к нам.       – Давайте найдем свободную комнату. – предложил Клаус, – Стойте тут, а я пока поищу.       Он оставил семью в стороне и отправился вперед по вестибюлю. Кингсли стояли в углу, глядя как мимо них проходят газели, овцы, антилопы, зайцы, енотовидные собаки. Вот медленно побрел, опираясь на трость, молчаливый поэт Вальтер Блонд. Через какое-то время вернулся Клаус:       – Здесь все занято. Пойдемте на третий этаж!       Они поднялись еще выше. На последнем этаже народу было значительно меньше. Пока что. Они прошли по правой стороне атриума до противоположного конца и вошли сквозь дубовые двери. Семейство оказалось в просторной комнате, где стояла большая кровать, покрытая пурпурным покрывалом. Клаус подошел к окну и выглянул наружу: окна выходили прямо на главную площадь и скунс с ужасом увидел, как со всех трех улиц сливается мешанина животных, огромный поток, которому, кажется нет конца.       – Вот черт! – воскликнул он, – Весь город в этом здании не поместится! Надо заблокировать двери, а то станет совсем тесно!       Однако не успел он что либо предпринять, как в помещение ввалилось сразу четыре семьи: олени, барашки, кролики и оцелоты. Один из оленят оглянулся по сторонам:       – Ого! – сказал он, – Это спальня Мудрого Отца!       – Откуда ты знаешь? – спросил оцелот.       – Мы с зайцем Джонатаном Парки четыре года назад ночью забрались на балкон дворца, пока никто не видит. – сказал олень. – Потом вместе залезли на карниз и заглянули в это окно. Я помог Джонатану, подтянуться, так как он был маленького роста, чтобы он тоже мог увидеть, что здесь происходит. Мы с ним увидели Алекса Больвангара, который лежал на этой кровати. Он, кажется, тоже нас увидел и, похоже, сильно испугался, потому что закричал. Ну мы сразу же спустились вниз и скрылись.       Думали на следующий день Больвангар будет нас отчитывать за то, что мы лазаем по его дому, но этого не случилось, так как утром сообщили, что он умер.       Между тем в помещение начали входить зебры, леопарды, газели, лоси…       – Закройте двери! – закричал Клаус, – Слишком много народу в комнате создаст давку.       Но присутствующие посмотрели на парня с презрением:       – Что ты тут раскомандовался? Ты и твой отец – предатели общины. Из-за вас это происходит!       Скунс закатил глаза и попытался сам все сделать, однако не успел: в Отцовскую спальню уже ввалились зубры, кабаны, циветты, два верблюда и несколько ежей.       – Пойдемте отсюда. – сказал семье Клаус. – Надо найти комнату и закрыться в ней, иначе это добром не кончится. Мама, следи за детьми, не упускай их из виду.       Толпа все напирала и напирала, третий этаж стал похож на второй, нескончаемые полчища Младших Братьев искали место где бы пристроиться. Джулия и Томми прижались к матери, а Жоржетта шла сзади, чтобы не упускать их из виду. Старший сын разведывал местность, открывая каждую попадающуюся на глаза дверь и заглядывал внутрь, после чего сразу же разочарованно захлопывал её и шел дальше:       – Там уже все забито! Везде все забито! Надо было оставаться в спальне и сразу же её запереть изнутри.       – Вот же угораздило… – проворчал Томми.       Жирафы, верблюды, буйволы, кабаны, зубры… Тяжелые звери шли навстречу и толкали скунсов своими могучими телами, видимо не замечая их в этой суматохе. Какой-то конь бегом промчался через коридор, расталкивая всех на своем пути. Несколько маленьких зверей упали на пол. Дикобразы царапали прохожих своими колючими спинами.       – Осторожнее! – прокричала Жоржетта.       – Клаус, – вдруг сказала мать, – Давайте уйдем отсюда? Обратно на улицу. Мне это не нравится.       – Согласен! – ответил сын. – Пойдемте обратно к выходу. Это не очень разумная идея собирать весь город в одном доме.       С каждой минутой передвигаться по Дворцу становилось все труднее и труднее, дом становился похож на банку с сардинами. Голоса сотен и сотен зверей смешивались в какую-то бессвязную какофонию звуков:       – Салли! Салли! Где моя дочка? Вы не видели мою дочь?       – Вы не видели мою жену? Я заметил, как она поднялась на второй этаж, но не могу ее найти.        С трудом протискиваясь сквозь мешанину тел, семейство Кингсли умудрилось спуститься на первый этаж в вестибюль. Каждый миллиметр здесь кишел живой массой, не было ни единого свободного пространства, куда можно было бы уронить свой хвост. В противоположном конце виднелись распахнутые двери, ведущие на крыльцо, через которые семья вошла двадцать минут назад. Но как подойти к ним, когда тебе навстречу льется буквально поток из тел животных? Это словно плыть против течения в шторм.       На улице, рядом с памятником, в этот самый момент стояли министры Ван Тассел, Фон Гарретт, а также Мудрый Отец и Обер-Прокурор со своим братом. К ним подошел лев с планшетом:       – Почти все жители внутри, – сказал он, демонстрируя серому волку планшет со списком фамилий, рядом с которыми стояли галочки.       – Почти? – переспросил Шугарсолт, – Кого еще нет?       – Двух детей: койот Олли Дринксдейл из приюта, но вы сказали, что он у вас, так как он вам нужен, а таже скунс Джек Кингсли. Его родственники сказали, что он сбежал из поселка.       Министры молчаливо поглядели друг на друга. Обер-Прокурор сделал шаг вперед навстречу своему младшему брату:       – Найди его, Джим! – велел он.       Младший кенгуру, хотя и был сильно встревожен, тем не менее отправился куда-то в сторону Восточной улицы.       – Вы обыскали все дома? – поинтересовался серый волк у льва.       – Да, Мудрый Отец, никого нет. Во всех домах пусто, как и в приюте. Все жители уже в вашем доме.       – Отлично. – кивнул Шугарсолт, – Можете вводить полицмейстеров внутрь. Пусть они займут крышу и балконы. Там отличные точки для стрельбы, видеть врага со всех сторон. С какой бы улицы они не подошли – мы дадим им отпор.       – А вы сами-то где будете? – поинтересовался охранник.       – Там же, где и все. – ответил Ван Тассел, – Мы войдем последними и вы закроете за нами двери.       – Будет исполнено!        Какие бы усилия Клаус не прилагал для того, чтобы протиснуться в сторону выхода, его усилия обнулялись, так как льющийся навстречу поток, оттеснял его и его родных назад к лестнице. Как бы сильно они не кричали: «Дорогу! Дайте нам выйти!» никто не расступился, так как их голоса смешивались с криками сотен других зверей. С каждой секундой заветный выход становился все дальше и дальше от скунсов.

***

      Джек перелез сквозь прутья ограды, и выйдя на Северную улицу медленно побрел на юг в сторону дома.       Обстановка вокруг показалась ему странной: кругом не было ни одной живой души, вообще никого. На памяти Джека он еще ни разу не наблюдал такого посреди дня. Он шел, оглядываясь по сторонам, глядя на окна домов по обе стороны улицы и не мог понять, что происходит: кажется, что дома необитаемы, обычно за окнами двигались силуэты или слышались голоса, но сейчас ни того ни другого не было.       Как только парень дошел до фабрики, он наконец заметил вдали чью-то фигуру: какой-то зверь ходил по округе, будто бы высматривая кого-то. Внезапно силуэт замер, а спустя мгновение бросился, чуть ли не бегом, в сторону скунса. Джек слегка занервничал. Когда расстояние между ним и странным субъектом сократилось, скунс понял, что это кенгуру. Он уже приготовился выслушивать гневные причитания нового Обер-Прокурора, но когда тот подошел вплотную, по его испуганному лицу Джек понял, что это младший из братьев.       – А, привет, Джим. – скунс вздохнул с облегчением. – Что ты тут делаешь?       – Тише! – внезапно прошипел Джим, с тревогой оглядываясь назад. Он видимо был сильно напуган.       Подойдя к парню вплотную, он резко схватил его за руку и потащил куда-то в сторону.       – Эй, что ты делаешь? – недоумевал юноша.       – Не ходи туда! Прошу, не ходи!       – Ты о чем это? Что происходит?       Кенгуру завел его в заулок первого попавшегося частного участка, и потащил в сторону дома.       – ЭЙ! КАКОГО ЧЕРТА? – не унимался пацан. – КУДА ТЫ МЕНЯ ТАЩИШЬ?       Джим Хоп-Фрог завел его в хижину. Джек не знал, чей это дом, хотя часто проходил мимо него. В гостиной было пусто, как видимо и во всем здании, хотя телевизор, стоявший на этажерке был включен. Это показалось Джеку очень странным, как будто хозяева вынуждены были резко и внезапно для себя покинуть помещение.       – Они обыскивают каждый дом. – сказал кенгуру, оглядываясь по сторонам. – Эту улицу уже осмотрели.       – Кто они? Ты объяснишь, что происходит?       Джим подвел парня к незаправленной двуспальной кровати, что стояла в углу комнаты.       – Тебя ищут полицмейстеры. – голос Джима сильно дрожал, – Они не должны найти тебя. Полезай под кровать!       – ЧТО? Это еще зачем? – теперь Джек не на шутку испугался.       – ЖИВО! – рявкнул Хоп-Фрог.       Скунс повиновался. Он опустился на пол, лег на спину и боком заполз под кровать. Кенгуру опустился на одно колено и заглянул в импровизированное убежище.       – Если они зайдут, постарайся не издавать ни звука! Делай вид, что тебя здесь нет. Запомни, Джек: тебя нет в поселке. Что бы ни случилось, что бы ты ни услышал, будь здесь и не вылезай. Понял?       – Но… что с моей семьей? Где они?       – Они в Большом Доме, вместе с остальными жителями. Держись как можно дальше от этого места. Ты меня понял? Ладно, мне пора. Сиди тихо!       Джим поднялся на ноги, подошел к телевизору и выключил его, потом быстрыми шагами проскочил через всю комнату и исчез на улице, хлопнув входной дверью.        Джек опустил затылок на пол. В нескольких сантиметрах от его носа был целый ряд деревянных досок, сквозь просветы в которых, словно бы пыталась протиснуться ткань матраса. Его сердце колотилось от волнения, по телу пробежала дрожь. Что происходит? Чуть больше часа назад, когда он уходил из дома, все вроде было как обычно, а теперь вдруг все резко переменилось.

***

      Джим подошел к своим дружкам, что по прежнему стояли у памятника. Они вопросительно уставились на него.       – Никого нет. – развел руками кенгуру, – Город полностью пуст.       К этому моменту с других улиц вернулись охранники, что обследовали эти районы.       – Ладно, хрен с ним! – махнул лапой Шугарсолт, – Заходим внутрь!       Семейство скунсов уже было на верхнем пролете лестницы. Они понимали, что бесполезно сопротивляться этому морю туш, лап и ушей, но все еще не сдавались. Свобода была так близка, всего лишь в каких-то десятках метров, до нее всего лишь рукой подать.       Внезапно сквозь ворота в вестибюль вошла толпа вооруженных громил, а вслед за ними министры, Обер-Прокурор и Мудрый Отец. Войдя, серый волк дал жест льву и бегемоту и те прикрыли за ним входные двери.       – СТОЙТЕ! – отчаянно завопил Клаус. – НЕ ЗАПИРАЙТЕ!       Однако само собой его никто не услышал. Громилы закрыли дверь на все засовы и забаррикадировали её огромной доской. Теперь выхода не было. Скунсы позволили толпе унести себя на второй этаж.       – ДОРОГУ МУДРОМУ ОТЦУ! – закричал в мегафон бизон, – РАССТУПИТЕСЬ! ДАЙТЕ ДОРОГУ!       Как тут дашь дорогу, когда все звери буквально сидят друг у друга на носу? Кингсли прижались к стене и какой-то слон чуть не придавил их своим задом. Томми увидел, как вслед за гривистым волком и кенгуру прошел Министр обороны Греймейн, ведя за руку своего сына Клайда. Лицо у мальчишки рыси было все разбито, глаза заплыли, а под шерстью наверняка огромные синяки.       Суматоха продолжалась. Все толкались и орали друг на друга. В этой неразберихе тяжело было увидеть, кто есть кто. Внезапно какой-то заяц оступившись упал на пол и, идущая вслед за ним толпа копытных принялась бесцеремонно ступать по нему ногами, словно по коврику даже не замечая бедолагу. Послышался крик боли, хрустнули кости.       – Здесь нельзя оставаться!!! – прокричала Жоржетта, так чтобы ее голос хоть как-то услышали родные.       Они все взялись за руки и цепочкой побрели вдоль стены, шаркая по ней спинами.       Вскоре еще несколько зверей попадали в толпе. Их вопли смешивались с криками всеобщего негодования. Брызнула кровь. Началась паника, которая только усугубила давку. Саманта Хайскул отстала от родителей, вереница дикобразов прошедшая наискосок разорвала их связь. Девочка споткнулась и упала, кто-то наступил ей на руку. Саманта завизжала от боли, почувствовав, как хрустнули фаланги её пальцев. Кто-то обхватил её за талию и помог подняться на ноги. Это была ее подруга Рене Штокроза. Окапи обняла Саманту и отвела ее подальше в угол к вазе с каким-то цветком, за которой они вдвоем спрятались. На верхних этажах зверей было так много, что они начали падать вниз, переваливаясь через перила и пролетая сквозь атриум с третьего этажа прямо на первый, на головы тем, кто имел несчастье в этот самый момент оказаться внизу. Именно это случилось с Ричи МакКапсом: кто-то пронесся мимо него на всех порах, и норка, потеряв равновесие, полетел вниз.       – Ричи! Мой Ричи! НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! – кричала, обливаясь слезами, его мама.       Приклад лежал на мраморном полу вестибюля в неестественной позе, повернув голову на бок и не шевелился. В нескольких метрах от него, также не подавая признаков жизни, лежал Вальтер Блонд, старый поэт, написавший множество песен, прославляющих Джимсвилль, включая «Марш Глоттовцев», его знаменитый гимн. Толпа наступала на их тела, не обращая на это никакого внимания

***

      Джек смотрел перед собой, изучая узоры на древесине возле своего носа. Это было единственное развлечение, которое он мог себе позволить в данной ситуации. Его бил озноб, спина затекла, хотелось выпрямится, но он до смерти боялся вылезти из-под кровати, Что, если в этот самый момент слуги Шугарсолта войдут в дом, чтобы провести обыск и увидят его?       Парень повернул голову направо и в небольшом проеме между кроватью и полом увидел часть комнаты. Он представил себе, как видит нижнюю часть чьих-то ног, обутых в черные сапоги, как эти ноги с топотом медленно приближаются и приближаются к нему с каждым шагом. Скунс сглотнул и отвернулся, снова уставившись в доски. Вокруг абсолютная тишина, с улицы не доносится ни единого звука, за исключением небольшого тоненького завывания ветерка.       Сколько ему так лежать? Час? Два? Сутки? Они же должны сегодня вечером уйти в Джорджвилль. А что если родственники уйдут без него, а он один останется тут под кроватью? Месяц за месяцем, год за годом. Джек представил, как этот небольшой промежуток между досками пола и досками кровати становится его домом. Как он в буквальном смысле живет здесь год за годом, десятилетие за десятилетием… А через много лет, кто-нибудь войдет в этот обветшавший покинутый особняк, заглянет наконец под кровать, и обнаружит под ней скелет, покрытый толстым слоем пыли и паутины.

***

      В Большом Доме в буквальном смысле становилось трудно дышать. Все понимали, что в толпе гибнут звери, но остановить давку были не в состоянии. Часть толпы как снежный ком направилась к запасному выходу, но им преградил путь носорог-полицмейстер, который выкинул вперед руку, угрожая пистолетом:       – НАЗАД! – кричал он, – Я СКАЗАЛ НАЗАД! РАЗОЙДИТЕСЬ! ЭТА ДВЕРЬ ЗАКРЫТА!       Пятеро скунсов, держась за руки, стояли на цыпочках, прижавшись спинами к стене, словно хотели просочится сквозь нее. И даже в таком положении, дышать им удавалось с большим трудом. Маленькими шажками они продвигались куда-то вправо, сами не понимая, куда идут. Внезапно Клаус наткнулся рукой на какой-то гобелен. Его предплечье скользнуло за ткань и кисть сомкнулась на каком-то предмете, подозрительно напоминающем… дверную ручку. За гобеленом оказалась потайная дверь. Парень машинально крутанул ручку и, чуть чуть приоткрыв дверцу, протиснулся внутрь, затаскивая за собой всех остальных членов семьи. Оказавшись внутри потайной кладовки, Клаус подождал, пока его мать, сестры и брат пройдут вперед, после чего захлопнул за собой дверь и быстро щелкнул замком. Несмотря почти на кромешных мрак, Жоржетта нащупала выключатель. Помещение заполонил свет.       Наконец-то они смогли вздохнуть полной грудью. Целая просторная комната только для членов семьи Кингсли, где они могут спокойно передохнуть и избавится от возможности быть в любой момент затоптанными насмерть. В помещении, где они оказались не было ни окон, ни мебели. Вокруг стояли стеллажи, заполненные какими-то бумагами, куча коробок, а также один архивный шкафчик. Барбара и её дети разошлись по разным углам и присев на коробки, обхватили руками головы, переводя дух.        – Говорите, пожалуйста потише. – попросила мама, – Если кто-нибудь услышит нас и поймет, что тут есть свободная комната…       – Я запер дверь, сюда никто не зайдет. – уверил её Клаус.       Он подошел к стеллажу и поглядел на бумаги, аккуратно разложенные на полках. Парень не поверил своим глазам: это все были деньги, тонны денег, целые пачки. Откуда тут все это? Что это за комната?       – Надо же! Мы богаты! – саркастически воскликнул он, подбрасывая банкноты в воздух.        – Клаус, потише пожалуйста!       – Когда мы наконец поедем в Джорджвилль? – всхлипывая спросила Джулия.       – Очень скоро. – заверила ее Жоржетта, – Честно-честно!       – Главное пережить нападение военных. – заметил Томми, глядя на потолок.       Коробки также были доверху заполнены тоннами бумажных банкнот. Клаус подошел к архивному сейфу и, выдвинув верхний ящик, с любопытством заглянул внутрь. Там лежали распечатки каких-то фотографий. Скунс вынул их и начал просматривать. Внезапно он почувствовал, как к горлу начала поступать тошнота, снимки напоминали фотографии из криминального архива полиции: обгоревшие тела мертвых травоядных животных. Он перелистывал и перелистывал карточки: на одной из них Юджин Ван Тассел, судя по всему в лесу, вместе с какой-то гиеной с улыбкой позировал на фоне трупа оленя, голова которого была разбита вдребезги, хищники при этом держали в руках окровавленные монтировки. На другой фотке красный, гривистый и серый волки, сидели на том же месте вокруг сожженного тела, каждый из них улыбался, демонстрируя в камеру кулак с оттопыренным большим пальцем, а Шугарсолт еще и держал во второй лапе шампур с нанизанными на него кусочками плоти. Последнее фото ужаснуло Клауса больше всего: тот же самый лес, в центре большое бревно, лежащее на земле, на нем лежит совершенно обнаженная лань, возрастом не более двадцати семи лет, руки ее связаны за спиной, во рту кляп. Глаза несчастной выражают абсолютный ужас. Слева от бревна лежит скомканная одежда и походный рюкзак, а справа – сидит Реджинальд Скофилд с улыбкой до самых ушей, положив руки на колени девушки, он раздвигает её ноги в разные стороны.       – Что там? – спросил Томми.       – Ничего! – Клаус поспешил убрать снимки обратно в ящик и захлопнул его.       Старший сын подошел к центру комнаты и, присев на корточки, подозвал остальных к себе. Мать, сестры и брат сели рядом с ним и он обнял их всех разом.       На первом этаже грянул выстрел. Высокий леопард упал на спину, сраженный пулей. Послышались крики ужаса.       – Я СКАЗАЛ НАЗАД! – продолжал орать носорог, размахивая дымящимся пистолетом. – ЭТО ДВЕРЬ ЗАПЕРТА! УЙДИТЕ ОТСЮДА!       – СВОЛОЧЬ! УБЛЮДОК!       Переступив через тело убитого ягуара, толпа, озверев ринулась на охранника. Последовало еще несколько выстрелов, после чего носорог завизжал от боли. Вскоре выстрелы прогремели и на верхних этажах.       Никто не понимал, что происходит, но всем было страшно. Звери начали хаотично бегать туда-сюда не отдавая себе отчета в том, скольких собратьев они при этом затаптывают. Коллективные завывания заполонили весь дворец, крики и стоны отскакивали от стен и потолка. Саманта Хайскул и Рене Штокроза плакали, обняв друг друга за цветочной вазой в углу. Ваза треснула под копытами быка и на головы девочек посыпались стеклянные брызги. Том Скайскреппер и Клайд Греймен со своими отцами сидели на крыше здания, вокруг них по крыше бродили вооруженные патрульные. Джон Хэмиш валялся под лестницей и стонал: кто-то случайно хватил его головой о стену, кровь хлынула из раны на лбу, залила глаза и он лишился зрения. Огромный слон, споткнувшись упал на кроличье семейство и придавил их своим весом. С верхних этажей сыпался дождь из животных.       Внезапно под полом вестибюля словно завыл ветер. Те звери, что хаотично метались по первому этажу вдруг почувствовали ногами, что стало тепло.       Семья Кингсли продолжала сидеть в кругу, обнимая друг друга.       – Не волнуйтесь, скоро все закончится. – утешал всех Клаус.       – Как жалко, что Джека нет с нами. – простонала Джулия.       – Без него я бы пропал в этом изуверском интернате. – сказал Томми. – Вот бы поиграть в приставку хоть пару минут.       – Ничего страшного, он скоро придет. – Жоржетта прикрыла рот рукой, с трудом сдерживая тошноту.       – Все в порядке, дорогие мои! – вздохнула Барбара Кингсли, улыбаясь своим детям. – Главное, что мы вместе.       – Да, мы вместе!       Снизу донесся какой-то странный звук, как будто разом хлопнула сотня воздушных шариков. Внезапно, блеснула ослепительная вспышка. Пол под ногами разверзся, и гигантский поток пламени хлынул вверх.

***

      Джек продолжал лежать на спине, упершись взглядом в доски кровати. Такое впечатление, что он пролежал тут уже несколько часов, хотя скорее всего прошло каких-то десять минут. Нога затекла, невозможно терпеть, еще и этот зуд по всему телу.       И тут тишину впервые нарушил какой-то странный звук: словно где-то зажглась огромная газовая конфорка. А еще секунды через две грянул такой оглушающий грохот, что Джек просто не смог не нарушить данное Джиму обещание молчать и громко вскрикнул. А далее произошло сразу несколько событий одновременно: парню показалось, что его сильно шибанули по голове, дом словно подпрыгнул, с грохотом выбило стекла на окнах и волна блестящих гранул усыпала весь пол, со стола попадали книги и посуда.       Мальчишка решил, что началось землетрясение и попытался выползти из под кровати. Вскоре ему это удалось, он кое как поднялся на ноги и огляделся. Все вокруг было усыпано битым стеклом. Больше ничего не грохотало, но с улицы доносился страшный воющий шум. Джек спиной вперед поплелся в угол и прижался к стене. Он тяжело дышал, его сердце колотилось как бешеное, по телу бежали мурашки.       Скунс в ужасе глядел на улицу сквозь разбитые окна. Вскоре он заметил, как по ветру плывет какая-то полупрозрачная серая пелена. Что это? Привидение? Очень похоже. Пелена становилась все более и более объемной и плотной, заполняя собой все вокруг. Нос скунса уловил запах гари и пацан понял: это не призрак, это обычное задымление.       Натянув на лицо футболку, он выбежал на улицу, повернул голову в сторону Центральной площади и обомлел от ужаса: все пространство вокруг заполонило дымом, а на месте Большого Дворца сейчас было огромное кострище. Никогда еще в своей жизни он не наблюдал такого большого костра. Внезапно страх сковал мышцы мальчика, как только он вспомнил о семье. Джек побежал на Восточную улицу, он бежал чужими огородами, так как пройти через площадь не представлялось возможным. Он преодолел земельный участок Штокрозы, Кейнов, Греймейнов и вот, наконец, оказался на родной улице, которая также была абсолютно пустынна, как и все остальные.       Джек ринулся в дом. Миновав калитку, словно заяц тремя прыжками заскочил на крыльцо и оказался внутри.       – Мам! – закричал он, – Джулия! Жоржетта!       Никто не отозвался. Скунс забежал в гостинную, все здесь оставалось таким же, каким было и до его ухода: собранные вещи, чемоданы и рюкзаки, лежали на полу, прислоненные к спинке дивана. Багаж покорно дожидался своих хозяев, готовясь отправиться в дальний путь. Джек поглядел на приставку, аккуратно сложенную в коробку, которую ему помогала собирать сестренка.       – Джулия! – крикнул он второй раз, – Жоржетта!       Снова никакого ответа. Забежал в свою спальню – там никого, бросился на кухню – тоже самое. Оббежав все комнаты дома, несчастный окончательно убедился в том, что и так было понятно: здесь никого нет. Тем не менее Джек все же вышел на улицу и обошел весь участок Кингсли, но ни в огороде, ни в палисаднике не обнаружил своих родных.       Слезы начали наворачиваться на глаза, когда скунс вышел на улицу и еще раз поглядел на кострище. Теперь ветер дул в восточную сторону и запах гари отравил здешний воздух. Паренек забежал в дом напротив:       – Клайд! Миссис Греймейн! – позвал он, – Вы здесь? Гипноз?       Бесполезно. Дом абсолютно пуст. Брошенная приставка, рисунки Клайда на кровати, недоеденный обед на столе. Все говорило о том, что еще час назад здесь кипела жизнь, а теперь…       Джек заплакал. Он не хотел думать о плохом, но что еще ему оставалось делать? Как объяснить то, что происходит? Внезапно Джек вспомнил, что его брат Томми в Приюте Симпсона! Он ринулся к приюту, по пути проскочив, сквозь огромное смоляное облако, скопившееся на Центральной площади (при этом его шерсть чуть не воспламенилась от высокой температуры) и уже оказавшись на Южной улице понял, что к интернату идти бессмысленно, ведь с его стороны тоже шел поток черного дыма, значит и в приюте также бушевал пожар.       Скунс упал на дорогу, заливаясь рыданиями. Слезы капали на асфальт, вперемешку с соплями, и парень со злости молотил кулаком по жесткой поверхности.       Когда дым понемногу рассеялся, Джек решился таки подойти ко Дворцу и осмотреть его. Огонь продолжал бушевать внутри здания, языки пламени вырывались из всех окон и с плясом взмывали в небо. Облако дыма теперь шло исключительно вверх от крыши величественного здания. Было очень жарко и душно. Двери главного входа словно оплавились обнажив за собой огромный проход, за которым не было видно ничего, кроме золотого сияния окисляющейся плазмы. Перед крыльцом лежало несколько обугленных тел, плоть которых дожирали маленькие синие огоньки, вонь горелого мяса щипала глаза. Рядом с ними лежали автоматы. По всей округе были разбросаны глыбы камней: это были детали величественного памятника сумчатому волку Джону Джимсу, основавшего эту общину ровно сто лет, один месяц и три дня назад. От памятника остался лишь постамент, на котором теперь красовалась только пара задних ног, из которых, словно поломанные кости, торчали прутья арматуры.       Наверное правильным поступком было броситься внутрь дворца и попытаться оказать помощь тем, кто находится там, вынести из горящего здания хоть кого-нибудь. Но как несчастный скунс мог сделать это, когда там так жарко и страшно? Джек ненавидел себя за то, что не может помочь своим родным. Он был абсолютно уверен, что они были внутри дома Папаши, как и все остальные жители общины. Он громко кричал, звал их по имени, но никто не отозвался. Из особняка не доносилось ни криков, ни стонов, ни просьб о помощи, лишь только рёв злого огня.       В нескольких сотнях шагов от того места, где находился Джек, к городу, со стороны Западных ворот подходил какой-то зверь. Несмотря на то, что ворота были наглухо заперты, этот зверь попытался попасть внутрь, протиснувшись сквозь прутья ворот и у него это получилось.       Джек упал на колени, продолжая заливаться стенаниями по своим любимым членам семьи, по своим бывшим друзьям (хоть они и предали его, но это уже было неважно) Гипнозу, Рентгену, Прикладу, Пиджаку, Буре, Джону Хэмишу, по симпсоновцам, по всем остальным детям города. Он поднял глаза и глянул на горящий балкон второго этажа, вспоминая, как сам много раз стоял на этом балконе, как его папа Обер-Прокурор выходил на этот балкон, чтобы зачитывать декларации. Где теперь его папа? Жив ли он?       Внезапно, колонны крыльца треснули, не выдержав жара, балкон раскололся на две части и с грохотом обрушился вниз, раздробив под собой величественные ступени. Джек интуитивно прикрыл лицо лапами, чтобы его не задело обломками, но до него долетела лишь щебенка и белая пыль.       – ШУГАРСОЛТ! – до левого уха скунса донесся крик и он тут же обернулся.       Он увидел зверя, идущего в его сторону по Западной улице. Из-за дымового тумана было видно лишь его силуэт. В лапах у незнакомца был автомат. Кто это? Один из полицмейстеров Папаши вернулся, чтобы убить его? Ну и пусть! Плевать! Пусть только он сделает это быстро.       Зверь приближался очень уверенными шагами, потом внезапно замер на месте и резко рванулся вперед. Он остановился прямо рядом с Джеком и тот наконец смог разглядеть его: молодой гепард в камуфляжной военной форме и армейских ботинках, через плечо у него перекинута связка боевых гранат. Незнакомец переводил свой шокированный взгляд со скунса на пылающее строение и обратно несколько раз подряд.       – Что… Что здесь случилось? – спросил он у мальчика.       Тот вместо ответа, опустил взгляд в землю и снова залился рыданиями. Гепард снял с себя пояс с гранатами, отложил их в сторону подальше от огня и осторожно приблизился к дому.       – Где Шугарсолт? – спросил он.       Джек не ответил. Он понимал, как жалобно и противно он сейчас выглядит, истекая слюнями и презирал себя. Он машинально повторял вслух имена своих братьев и сестер. А гепард завороженно смотрел на пылающий особняк, с выпученными глазами и отвисшей челюстью, словно никогда в жизни не видел столь прекрасной картины. Он опустился на мостовую и припал затылком к мраморному постаменту памятника, продолжая зачарованно глядеть на пожар.Так они и сидели вдвоем на земле, охваченные жаром и угарным газом, а серые частицы пепла медленно опускались с неба, словно снежинки, и оседали на их головах.       В нескольких шагах от постамента на асфальте валялось художественное полотно. Это была картина, выброшенная из Большого Дома ударной волной. На холсте были изображены анфасы одиннадцати животных: сумчатого волка, ленивца, шакала, хомяка, гризли, оленя, манула, осла, гривистого волка и газели… Одиннадцатое лицо было сплошь покрыто черной копотью, и невозможно было разобрать, кем был последний зверь.