Энума Шунгаллу

      Когда наверху небо не было названо,       Когда не имела земля ещё имени...       Когда никого из богов ещё не было,       Не знали имен их и судеб не ведали -       Тогда-то средь вод божества зародились.       Лахаму и Лахму впервые по имени       Рождённые водами, здесь были названы.

      — В те дни, когда Змей ещё ходил среди живых, всё было иначе. Тогда ещё казалось, что мир во Вселенной возможен. Казалось, что Долгая Ночь кончилась и человечество вновь станет единым. Если бы я тогда знал, как сильно мы ошибались... Если бы он знал... Увы, никто не ведал, что все слова о воссоединении окажутся ложью. Никто не знал, что стать частью нового человечества можно только преклонившись перед Террой. Согласие или пламя — иного выбора не было. Ни для кого. Страшнее судьбы несогласных могла быть только кара, уготованная отступникам. — Асоланус говорит с лёгким ваальбарским акцентом, и даже безукоризненный вальдиббу не может этого скрыть.       Чудна его речь, ох, чудна...       Таласс и Нинширкуг молчат, слушают, затаив дыхание — мало кому выпадает шанс услышать рассказ самого Асолануса. Нечасто командир Бессмертного — первого из Воинств, славнейшего из них, — снисходит до разговора с вчерашними рекрутами. Что ему, разменявшему десять тысячелетий, до новобранцев Огненного? Но не отказался ведь, дождался их в главном зале Абсунну, где над пластиглассовым потолком чернеет океаническая бездна. Тысячелетиями вечные волны Тиамтум скрывают Абсунну, глубоководную обитель Змей, от любопытных глаз. И лишь серобокие лиоплеврисы и зубастые симолесты знают о её местоположении.       Жаль, что в те дни, когда Великий Змей был жив, у Легиона не было ни Абсунну, ни остальных подводных баз. Жаль, что в то время на Ваальбаре почти не строили подводных городов. Всё могло быть иначе.       По крайней мере, так думает Асоланус — он уже несколько раз с горечью поминал недальновидных архитекторов древности, своих современников. А сейчас он молчит. Несколько секунд старый командир смотрит сквозь прозрачный потолок в холодную темноту океана, не говоря ни слова — будто задумавшись или вспоминая. Дети Тиамтум ждут. Наконец он оборачивается.       — Слышали ли вы о Змеях Триасы? Змеи были частью Ваальбары, но в Империуме им не было места. Как и другим обычаям нашей планеты. И всё же наш примарх, Келио, сумел сохранить их.       — Почему ты зовёшь его так? — спрашивает Таласс, на мгновение опережая Нинширкуг.       — «Келио» — это сокращение от имени Келиофис, — охотно поясняет Асоланус. — За десять тысяч лет язык сильно изменился, и правила сокращения, разумеется, тоже.       — Нет, — хмурится ваальбарец. — Я хотел сказать, почему ты называешь его столь фамильярно?       — Он был не против и сам разрешил.       — Так ты знал его лично? — изумляется Таласс. Нинширкуг едва сдерживает смех: даже она до сих пор не видела своего друга настолько удивлённым.       — Знал. Но в любом случае, Келио мало обращал внимание на то, какие имена и прозвища ему давали люди. Думаю, он не сильно бы удивился, даже узнай, что вы зовёте его Кингу. Как того древнего демона, из крови которого были созданы люди...       — Не демона, — тихие слова сами срываются с губ.       — Не демона? — Асоланус с интересом глядит на Нинширкуг. — Разве аннунаки не демоны?       — Нет... — качает головой аккадка, и тёмно-рыжие кудри спадают ей на лоб. — Аннунаки были подземными божествами. Они, конечно, сражались против небесных богов, игигов, но их никогда не называли демонами.       — Вот как? — командир Бессмертных смотрит прямо на неё, и Змея отводит взгляд.       Вальдиббу — язык наполовину искусственный, смесь высокого диалекта аккадум и Единого Ваальбары. Вальдиббу неточен, он не отражает многогранности аккадум. Неужели Асоланус этого не знает?       — Это слишком грубый перевод, — упрямо повторяет Нинширкуг. — Оттенки всегда имеют значение.       Особенно в их мире. В мире, где границы между знанием и заблуждением, между истиной и ложью настолько размыты, о полутонах нельзя забывать. Как можно сравнить аннунаков с тварями варпа? А ведь и тех, и других на вальдиббу называют демонами.       Но Асоланус — странное дело! — улыбается. Его неживое, обезображенное старым шрамом лицо светлеет, мгновенно преображаясь.       — Ладно, ладно, больше не спорю. Честно говоря, мне и самому не по душе называть его демоном, пусть даже аккадским. Тогда... Шунгаллу-то назвать можно?       Шунгаллу? Великий Змей? Да, пожалуй, это прозвище идеально подошло бы примарху. Неужели Бессмертный знает аккадум?       — Можно.       Как будто от её ответа что-то зависит...       Но Асоланусу этого хватает. Командир Бессмертных примирительно кивает в ответ. Лишь неуловимые искорки в золотистых глазах выдают его веселье.       Асоланус продолжает рассказ. Его речь с не по-аккадски тягучими гласными завораживает, и Нинширкуг вслушивается в его слова, не желая ничего упускать...       Гранитный Воин. Страж Равновесия. Великий Змей.       Под этими и другими, не менее громкими и гордыми прозвищами был известен в Империуме второй сын Владыки Человечества. Сам же примарх смеялся над этими именами, предпочитая им одно, данное ему далёкой суровой родиной.       Келиофис. Небольшая змея, обитающая среди рыжих песков Ваальбары. Сложно было бы найти менее подходящее имя для примарха.       Келиофис. Лорд Второго Легиона.       По правде говоря, его всегда тяготил этот титул. В отличие от братьев, легко принявших своё привилегированное положение, Пустынник так и не смирился с ним до конца. Он привык считать себя первым среди равных, и чужое преклонение его раздражало. А наши терранские братья этого не понимали.       Да, терранцы сильно отличались от нас. Для них Келио всегда был полубогом, а ваальбарцы считали его товарищем. И имели на это полное право. Конечно, за время Долгой Ночи дети Тиамтум утратили многое, но жизнь на Ваальбаре закалила их дух. Им действительно удалось создать нового человека. И когда Келиофис попал к Змеям, ваальбарцам уже было чему его научить.       Но не с них началась история примарха. По крайней мере, он сам так считал. Океан, великий океан Тиамтум, со дна которого много миллионов лет назад поднялись к звёздному свету древнейшие живые существа, первым встретил его на нашей планете.       Келио попал на Ваальбару в последние дни Грет-Дингской бури. Его капсула раскололась при падении, и примарх оказался во власти бушующих волн. Ему пришлось научиться плавать раньше, чем ходить, а звёздный свет и призрачное сияние моря навсегда остались в его памяти. «Вода будто смешалась с ночным небом, — уже спустя много лет рассказывал он. — Вода сияла бледным огнём, и звёзды рассыпались по гребням волн. Никогда позже я не видел ничего подобного...»       Признаться, я до сих пор не понимаю, как Келио выжил. Море Тетис всегда славилось яростью своих штормов, что в щепки разбивают корабли и приносят с собой ледяные серые ливни. Лишь чудо могло спасти человека, застигнутого яростной стихией. Именно на долю Келиофиса оно и выпало...       А дальше были Змеи. Один из патрулей нашёл Келиофиса. Я был там, у берегов Тетис, и видел всё своими глазами. Но как же рассказать вам о том необычном дне?       С древних времён на Ваальбаре обитают странные и опасные создания — лиоплеврисы и морские змеи-пеламиды, крылатые талассадры и зубастые селофизы. Много тысяч лет назад для поддержания равновесия между людьми и исконными обитателями нашей планеты у границ Триаской пустыни была создана необычная организация, не единственная в своём роде, но уникальная. Змеи — так назвали пустынников благодарные ваальбарцы в честь юрких келиоф, мудрейших, если верить легендам, существ в наших землях. Из года в год Змеи защищали людей от чудищ Ваальбары — а иногда и наоборот. Величайшей честью было служить среди Змей, стать одним из них.       Я помню, это был мой первый рейд. Меня, совсем ещё мальчишку, только-только приняли, и попасть в настоящий патруль было сказочной удачей. Я помню, как среди прибрежных скал мы с товарищами обнаружили обломки странного устройства — наши учёные нескоро сумели его воссоздать. Я помню, как командир Смилодон привёл поцарапанного мальчишку — лет двух, не старше. Заметив Змея, он попытался сбежать, и Смилодон с трудом поймал его среди камней. Мог ли я тогда предположить, что вижу перед собой человека, который станет моим лучшим другом?       Откуда был этот ребёнок? Кто он, и что делал среди источенных волнами скал? Кем были его родители? Змеям не удалось ничего выяснить. Как других сирот на Ваальбаре, его отдали на воспитание в приёмную семью.       Но через несколько лет найдёныш вернулся к нам, как он сам утверждал, для того, чтобы выплатить долг за своё спасение. Я не раз размышлял, что же двигало Келиофисом — такое имя дали будущему Пустыннику — на самом деле? Сомневаюсь, что просто благодарность. К нам не приходили, «желая выплатить долг», Змеями становились лишь те, кто готов был сражаться во благо Ваальбары всю свою жизнь, отдав её без остатка.       Как бы то ни было, юный Келиофис без труда добился права стать одним из Змеев. Мы уже знали, что он далеко не обычный человек, но разве имело это значение в то время?       Всего за несколько лет Келио достиг невероятных успехов. Он стал одним из величайших учёных нашей планеты, и мало кто знал об обитателях Ваальбары, их прошлом и настоящем больше него. Безбрежный океан и каменистый простор пустошей, прибрежные леса и сухие степи — везде он был как дома, и лишь человеческих городов Змей старался избегать.       Келио был рыжей пылью от красных скал, как шутили у нас тогда. Коварство песков научило Пустынника осторожности, а беспощадное солнце над Триасой и Силурой до черноты опалило его кожу. Он был одним из тех, кто — как у нас говорили — слышал дыхание самой планеты. И лишь одна черта, помимо громадного роста, сразу выдавала в нём чужака.       У истинных детей Тиамтум никогда не было синих глаз, тёмных и глубоких, точно воды ваальбарского океана.