Энума Шунгаллу

      Мир менялся. Менялся стремительно и неконтролируемо, на глазах разрушаясь и собираясь в нечто новое, чудовищное и непонятное.       Зловещее явление Древнего на площади оказалось лишь очередным знаком в цепи событий, после которой Ваальбара не могла остаться прежней. Ксианг приспособилась ко многому: к возросшему страху перед модификантами, к слухам о возвращении технократов, в которые не хотелось верить, к неотступной тревоге, заставляющей подрагивать руки, к ненормально сильным переживаниям из-за любой мелочи и каждой ошибки, к готовности в любой момент сорваться с места и бежать – хоть мгновенно по стенам, хоть вглубь материка, – но не сумела бы принять всё разом, да ещё и помножить на прибытие пришельцев из других осколков человеческой цивилизации, развалившейся задолго до создания самой Ксианг. Это уже было чересчур, и новость о нашествии инопланетян – право слово, как в дурацком боевике! – уже вызывала лишь нервный смех. Наверное, случись контакт в более мирные времена, пришельцев из космоса встречали бы с интересом, но сейчас к ним отнеслись настороженно. И вроде бы всё объяснялось: ученые подняли книги и записи, где упоминались предшественники Древних – первые люди на Ваальбаре, что изменили их мир под нужды собственного вида. Стремительно распространялись отрывки из самых старых легенд, где упоминалась даже прародина человечества – Терра, единственная планета во Вселенной, где человечество развилось из простейших форм жизни и откуда отправилось на покорение Галактики. Вся сеть увидела интервью с пришельцами и кадры из других миров – чужих и чуждых, но населённых почти такими же людьми, как и сами ваальбарцы, разве что пониже ростом и пошире в кости. Вроде бы всё налаживалось, но волнение Ксианг лишь нарастало. Она понимала: оживление ваальбарского общества не радостное, а беспокойное, оно говорило о готовности к любой беде, что может исходить от пришельцев с орбиты или от Древних из недр земли.       Ксианг чувствовала, как нарастает напряжение: ночью – работа, днём – бесконечный новостной поток. Интеграция с Империумом – так называли своё государство чужаки, – очередное решение Совета, чьё-то очень ценное мнение, торговый союз, интерес имперцев к модификантским программам… А ещё безумный слух, который вскоре подтвердился: пришельцы из космоса хотели переделать часть ваальбарских мужчин в боевых модификантов. Решили, видимо, уравновесить гендерный состав модифицированных – иного объяснения, которое казалось бы хоть немного разумным, Ксианг не видела. Любые модификации проще получить и отработать именно на женщинах, и даже позже перенести их на мужской организм не всегда получается, но почему же чужаки идут другим путём? Не могут же люди, освоившие космические путешествия, настолько очевидно отставать в области биотехнологий! Или могут?..       Да и что вообще заставило их посетить Ваальбару? Как они нашли их мир и зачем прилетели? Что же надеялись здесь встретить?       Ксианг не знала, но почему-то была уверена, что едва ли узнает истинные причины призвать её родную планету к Согласию и объединению с Империумом. В любом случае, поверить в бескорыстное желание защитить Ваальбару от неведомых призрачных угроз или просто восстановить единство человечества она не могла. Слишком сложно, слишком затратно, слишком нерационально – Ксианг ни за что бы не смогла убедить себя, что даже Всепланетному Совету известна вся правда. Скорее всего, им тоже никто не раскрыл истинные причины инопланетного дружелюбия.       Что же двигало властями Империума на самом деле?       Двести десятая экспедиция и Второй легион Космодесанта прибыли в систему Ур семь стандартных терранских месяцев назад. В центре её находилась тусклая желто-белая звезда, вокруг которой вращались три горячие газовые планеты, а рассеянное каменно-ледяное облако окружало систему, заканчиваясь далеко за точкой Мандевилля. Несколько крупных планетоидов, отмеченных на древних картах, до сих пор были обитаемы – луны раскаленных миров и блуждающая на границе холодной сферы карликовая планетка стали домом для непокорной технократической цивилизации. Хь'ар – так величали себя их правители, скрывавшие лица за ровными золотистыми масками из неизвестного металла, одинаковыми и лишенными выражения, но расчерченными голубыми и фиолетовыми узорами. Однако в экспедиции их всегда называли безликими.       Седьмой капитан Ян'Ве предполагал, что так было проще видеть в урских технократах врага, с которым не имеет смысла вести переговоры. Когда имперские дипломаты и космодесантники Озаренных впервые встретились с посланниками безликих, те не просто отказались от добровольного присоединения к человечеству. Урцы напали первыми, использовав своих телохранителей – генно-модифицированных воинов в чешуйчатой броне из зеленоватого металла, которые не уступали в бою Астартес и каким-то чудовищным образом могли проявлять нуль-ауру. Потрёпанные космодесантники выстояли против нечеловечески быстрых стражей, но те пленили одного из раненых Астартес и несколько смертных посланников. Урцы выпытали у них всё, что желали знать об Империуме, и вернули назад искаженными, больше похожими на насмешку над идеалами Империума или Культом Механикус, чем на живых людей. Существа, что вернулись от безликих, представляли собой сплетение живой плоти и проросших сквозь неё механических жил, они не помнили себя и видели в бывших сородичах лишь врага. Их не отпустили – урцы отправили их к противнику как боевых автоматонов, продемонстрировав своё презрение к Империуму и отказ от общего будущего для всей человеческой расы.       Безликие бросили вызов человечеству и должны были заплатить за гордыню. Но эта война оказалась для Имперской Армии и прикрепленного к экспедиции Второго легиона тяжелой. Ян'Ве ожидал, что приведение Ура к Согласию затянется – координаты системы были переданы именно двести десятой экспедиции неспроста, здесь требовались умения Озарённых и их союзников из числа техножрецов. Но никто не мог представить, с чем они столкнутся на самом деле. Существование развитой человеческой цивилизации, которая опиралась бы не на технологические решения времён Тёмной Эры, а на собственные разработки, не включенные в систему СШК, допускалось, но предсказать настолько иной путь эволюции для осколка человечества не мог никто. Безликие создали собственную систему кодировок и команд и опирались на использование наномашин почти во всех своих устройствах и разработках, они ввели в употребление шифры, построенные на иных, контринтуитивных и уже не совсем человеческих принципах мышления, а потому взлом и перехват контроля над наномашинами, жилы которых прорастали через стены и устройства, точно живые сосуды, был невозможен. Чешуйчатые стражи могли управлять нанитами через неведомые техноарканы, используя их множеством способов: от пуль-ульев до заливающих коридоры серебристых потоков. Наномашины проникали через поры и микротрещины в материалах, повреждали и заражали электрические устройства, разъедали живую плоть.       И всё же безликим и их слугам можно было противостоять. Техножрецы нашли способ остановить наномашины, очистив от них коридоры, догадались, как рассекать и замораживать жилы внутри стен, подавляли вокс-сигналы чужаков. Озаренные дорого платили за каждый шаг вглубь спутников, но наконец-то продвигались, отвоёвывая цитадели у безликих вместе со всем оборудованием и лабораториями. Чудовища в золотой броне были смертны, а тела их оказались немногим крепче, чем у Астартес. Ян'Вэ помнил радость пятой роты и гордость капитана Ранлиха, когда его космодесантникам удалось захватить одну из этих тварей живьём. Стазис-поле остановило воина в силовой броне, и замерший во времени золотой страж был доставлен магосу Вайтор невредимым. Ян'Ве понимал: он завидует, но не отчаянной храбрости капитана пятой роты или его удаче, нет. Пленённый страж – не только шанс понять врага и подобраться к победе, это символ того, что победа вообще возможна, что безликих можно сокрушить. Это понимали все, от командиров Второго легиона и генералов Имперского Флота до последнего серва, но даже не слава вестника перемен или грозы чудовищ задевала седьмого капитана. Всё было гораздо сложней.       Ранлих отличился не только среди своих собратьев и смертных, сейчас его триумф мог возвысить Пятого капитана в глазах куда более могущественных существ. По легиону ходили слухи, что Император почтил своим присутствием двести десятую экспедицию не ради безликих и их техноарканов. Говорили, что Он надеется найти здесь одного из потерянных сыновей и потому прибыл в звёздную систему Ур. Догадки оказались близки к истине – Император нашёл его, но не среди скал Нибиру или на лунах Афлантис, терзаемых имперскими войсками, а в соседней системе, у желтой звезды, так похожей на Сол.       Вскоре слухи подтвердились. Случай благоволил Озаренным, и радостная весть пришла из космоса: Император воссоединился с примархом Второго легиона, и отец Озаренных был найден. Космодесантники чувствовали: это их последний шанс совершить невозможное. Последний шанс принудить безликих к Согласию, завоевав этот мир без отца и для него – это был вопрос чести. Последний шанс превзойти Ранлиха с его пятой ротой для Ян'Ве лично.       Но надежда и гордость вновь столкнулись с коварством врагов, и Озарённые опять потерпели поражение.       Захват Нуны шёл вовсю, и Ян'Ве приписывал это доблести собственной роты. Он знал своих воинов и видел, на что они способны. Как офицер Озаренных, он не мог участвовать в этом сражении лично – Ян'Ве обязан был стать для своей роты координатором и направлять отряды к единой цели. Не на поверхности – на орбите, точно он смертный или трус. Не в безопасности – пока флот прикрывал плацдарм среди пыльных камней луны от атак из космоса, говорить о ней было глупо, – но Ян'Ве чувствовал себя дезертиром.       Седьмой капитан получал все данные от спустившихся на спутник десантных групп, пусть связь с ними и становилась всё хуже. Сверхчеловеческая память Ян'Ве без труда удерживала схему помещений и сеть машинных жил, вдоль которых продвигались его воины, а разум привычно анализировал записи и донесения, распределял новую информацию между адресатами, вновь и вновь выполняя привычный алгоритм. Каждый из сержантов знал свою задачу, но лишь Ян'Ве видел картину целиком.       Он знал, что Астартес собирают схему жил, вычисленных и замороженных железными братьями, но отследить нанитные сосуды целиком не удалось никому из Озаренных. Знал, что Стражи сопротивляются наступлению, но не могут сдержать его. Знал, что даже их чешуя не выдерживает болтерный огонь дольше сорока двух секунд. Знал, что полчища тварей с нанитной кровью тоже смертны и с оторванными конечностями не опасны. Знал, что большинство групп преодолели лабораторные комплексы и машинные залы, а отряд Эрхи обнаружил оранжереи безликих, залитые зловещим розоватым светом. Ян'Ве видел: чем дальше продвигались Озаренные, тем больше странностей им открывалось, – и тем меньше Седьмому капитану нравилось происходящее. Техноарканы и когитаторы безликих в основном уцелели, и в них всё ещё теплилась чудовищная механическая жизнь, таящая угрозу. Некоторые из машин скрывали саркофаги с телами смертных. Не живые и не мертвые, пребывающие на грани – существование несчастных поддерживалось системами жизнеобеспечения, и попытка сержанта Зиана освободить одного из людей лишило человеческую оболочку остатков жизни.       Ян'Ве чувствовал: что-то не так. Слишком далеко продвинулась седьмая рота, слишком легко удавалось удерживать связь между поверхностью и глубинами. А ещё в подземельях Нуны его воины не встретили ни одного технократа, облаченного в фиолетово-золотые одеяния и лишенные выражения маски. Тени, живые мертвецы, искаженные слуги безликих – и ни следа самих хь'ар. Единственное существо, не похожее на стража, и обладавшее подобием воли, стало вестником конца.       Человек в белом – будто в робе марсиан или накидке медике, – выскочил к взводу Зиана. Безоружный, он размахивал руками, что-то кричал на родном языке, и одного удара мечом хватило, чтобы чужак рухнул грудой окровавленного тряпья. Он не боялся космодесантников, но был в ужасе от чего-то иного, как отметил Зиан. Сержант не успел передать ничего больше: треск помех стал нестерпимым, и связь с десантными группами прервалась. Через несколько минут поверхность Нуны раскололась, залитая плазмой чудовищных взрывов. Безликие не уничтожили спутник целиком, но все биолаборатории и комплексы, в которых нуждался Империум, были потеряны навсегда.       Штурм провалился.       В тот день седьмая рота потеряла почти два десятка воинов, и это поражение стало тяжелейшим для Ян'Ве. Бесчестье и позор, которые не смывались кровью, а сам Седьмой капитан даже не мог искупить их личной доблестью. Его место было на командном троне, с подключением к потокам данных, а не в поединке со стражем или очередной технотварью безликих. Он готов был поклясться: каждый, кто ступил на пыльный камень Нуны и не посмел вовремя сбежать, подписал себе смертный приговор в тот миг, когда Озаренные пробились сквозь укрепленные рубежи. Урские технократы тоже осознавали, что поражение возможно, и потому подготовились к встрече. Седьмой капитан не знал, заманивали ли его роту в ловушку или доблесть космических десантников просто не оставила безликим выбора, но склонялся к первой версии.       Безликие... Существа в тускло-золотых масках с бирюзово-фиолетовыми узорами, без сомнения, произошли от людей, как и их измененные слуги. Но что случилось с ними за тысячелетия Долгой Ночи? Какой скверне подверглись, утратив связь с Террой? Их действия противоречили сами себе, и Ян'Ве чувствовал, что не может предугадать их. Он не видел или не понимал чего-то очень важного, что объяснило бы их. Безликие отказались от союза с Империумом, желая сохранить свою власть и техноарканы, но готовы были с каменным равнодушием уничтожить всё, что им принадлежало. Подобной решимости можно было ждать от фанатиков, готовых экспериментировать на людях, но во время первой и последней встречи с ними седьмой капитан видел и чувствовал иное. Холодный разум безликих и расчет, неуязвимый для страха или страстей, ледяное спокойствие стражей – нет, уничтожение Нуны не было жестом отчаяния. Но почему?..       Ян'Ве не знал. И никто в экспедиции не мог ответить ему. Магос Вайтор после попыток исследовать пойманного стража вообще сомневался в том, что образ мыслей у безликих и их слуг походил на человеческий. Частично Седьмой капитан был с ним согласен: разум стражей точно не походил на разум смертных. Стражи были изменены, в их тело вживлялось множество имплантов, связанных с нервной системой – живое оружие, созданное для войны. Они напоминали самих Астартес, вознесённых над обычными людьми, пусть и казались зловещей насмешкой над гениальным замыслом Императора – психическая тишина на месте живого сознания, присущего любому космодесантнику. Ян'Ве знал о людях, лишенных души – париях, но поверить в создание Астартес-неприкасаемых ему было сложно. Почти столь же странной казалась идея выбирать для боевых модификаций женщин – однако по какой-то неведомой причине безликие сделали именно это.       Седьмому капитану не хватало информации о враге. Но, как и полагалось офицеру Озаренных, он хотел бы понимать, с кем или чем сражается на самом деле, и в этом интересы космодесантников и техножрецов совпадали. Механикум не посмели бы тронуть трофей Ранлиха без его разрешения, и потому позволили Астартес наблюдать за своими действиями. Тяжелая броня стражей напоминала доспехи Астартес, хотя вместо керамита её пластины были из тёмного материала, все повреждения на котором затягивались как на живой коже. Но магоса больше интересовали боевые импланты стражей, и он был вынужден отключить стазис-поле. Ян'Ве предполагал, что страж попытается освободиться и добраться до врага – сам он поступил бы именно так, если бы оковы вдруг не выдержали, – но пленница не стала ломать оковы. Когда время вернуло свой ход, взгляд стража скользнул по космодесантникам – оценивающий и холодный, уже не вполне человеческий. Техножрецы ещё не успели подключить нужные им сканеры и когитаторы, но стражу хватило пары секунд передышки. Короткий хриплый вдох, чуть заметная судорога и гаснущий разум в глазах – у неё был способ покончить с собой, не имея даже возможности пошевелиться. Как потом прошипел раздосадованный магос, структура нейроимпланта и мозга была разрушена теми же нанитами, что оживляли измененных чудовищ, наполняли их пули и шелестели в стенах лабораторий. Ртутная кровь текла даже по искусственным жилам их стражей, слитым с живой плотью, приводила в действие аугментические устройства в телах и защищала их даже после смерти носителя. Страж умерла почти мгновенно, забрав с собой все секреты безликих. Она даже улыбнулась им на прощание – жутковато и неестественно, одними губами. Как будто просто подражала человеческому жесту – имитация жизни, страшная именно своим сходством с людьми и понимающая это. Каждый раз, вспоминая о пленнице и её смерти, Ян'Ве ловил себя на мысли, что эти существа и их хозяева ушли от людей слишком далеко, чтобы их труды могли принести человечеству пользу.       Но кем был Седьмой капитан, чтобы оспаривать приказы? Империум нуждался в тахноарканах безликих, и ради них в систему Ур направили именно двести десятую вместе с Озаренными – легионом, чью тактику презирали некоторые из собратьев-Астартес. И пусть в глазах Гончих Войны или Сумрачных Рейдеров космодесантники Второго выглядели трусами, не желающими платить судьбе кровавую дань в бою, Ян'Ве понимал, почему избрали именно их. Никто из Астартес, кроме Озарённых, не способен был найти обходной путь и справиться с неведомым врагом с минимальными потерями. Даже упорства Лунных Волков не хватило бы, чтобы сломить безликих, в отличие от древних генокультов Луны, а обрушиться всей своей мощью на спутники Империум не мог – бесценный археотек, которым обладали безликие, мог пострадать, и даже техножрецы пока не изыскали способа заполучить его. Империум ждал успеха и сверхчеловеческой аккуратности от Озаренных – но даже они терпели неудачу за неудачей. Нуна была уничтожена, новая высадка на Нибиру отложена, а Родхинеа с Паннотис, столь же неприступные, как и несколько месяцев назад, равнодушно чернели на фоне светящегося газового гиганта. Орбитальные установки безликих каждый раз восстанавливались после атак на них, а под поверхностью спутников воинов ждали новые ловушки.       Ситуация казалась безнадёжной, и в это тёмное время случилось неизбежное: радость воссоединения и окончательный приговор настигли Озарённых. Император вернулся, и вместе с ним Второй примарх прибыл в двести десятую экспедицию.       Им едва хватило времени на подготовку встречи, но никто не роптал и не жаловался. Все понимали, что этот день изменит жизнь двести десятой навсегда. Аудиенц-зал на "Королеве Теней" не мог вместить весь легион, поэтому чести увидеть примарха лично были удостоены лишь офицеры и смертный экипаж корабля. Ян'Ве чувствовал себя неловко: даже украшенный колоннами и барельефами зал казался ему неподходящим местом для встречи отца. Не во время войны с безликими, не в то время, когда его братья умирали, даже не узнав о возвращении их примарха. После того, как эта война закончится, они сделают всё правильно – мелькнула глупая мысль. Ранлих, кажется, почувствовал его сомнения и чуть заметно кивнул, поймав взгляд Седьмого капитана – как будто согласился. Думал ли он о том же самом? Спросить Ян'Ве не успел: их высокие гости прибыли и ступили на помост.       Оба сердца Ян'Ве пропустили удар: впервые он видел Владыку Человечества во плоти, и все слова осыпались шелухой перед лицом божественного воителя. Его благородный облик дышал совершенством, и ни капли притворства или излишества не было ни в едином его жесте. Казалось, Он вовсе не замечал тяжести искусных золотых доспехов, двигаясь в них столь же свободно и плавно, будто древняя броня облегала его тело, точно послушная ткань. Седьмой капитан опустился на колено – он не мог не преклониться перед тем, чья воля объединила людскую расу и вернула ей былую славу; перед величайшим правителем, по приказу которого начался Великий Крестовый поход; перед гениальным творцом, что вознёс самого Ян'Ве над смертными и создал его сверхчеловеческого отца. Но где же тот?!       По правую руку от Императора он заметил Лемана Русса, но сразу отвел глаза, не желая встречаться с янтарно-звериным взглядом примарха. Скользнув взглядом по сияющим рельефным пластинам, где смешались золотые геральдические кресты, орлы и молнии, Ян'Ве на миг замер: рядом с Ним Седьмой капитан увидел высокую фигуру в слишком знакомом тёмном доспехе. Бритоголовый страж или?.. Этого не могло быть!       Перед космодесантниками стоял их примарх, и мелкая чешуя блестела на его руках и теле. Зеленоватая броня стражей на отце, стоящем рядом с Императором и фенрисийцем Руссом, смотрелась чужеродно в аудиенц-зале, и Седьмой капитан не мог поверить собственным глазам, не мог принять и осознать это зрелище. Величественное облачение Императора, тяжелый алый плащ и сияние золотых доспехов казались продолжением Его могущества и воплощением Его воли, волчья шкура на плечах Лемана Русса, грубоватая одежда и знаки далёкого Фенриса лишь подчеркивали яростную силу полубога – но чешуя на их отце лишь напоминала о враге, который так и не был повержен. Ян'Ве почти ощущал боль этого противоречия: перед ним стоял наконец обретенный примарх, и каждая черта в его лице напоминала любого из Озаренных. Те же внимательные синие глаза, та же смуглая кожа, тонкий подбородок с ямочкой – мутация, о которой они предпочитали не вспоминать. Почти совершенный образ – и чудовищное святотатство, похожее на предательство, на преклонение перед безликими. Их отец носил доспехи стража, и его трофей вызывал у Ян'Ве злую обиду.       – Почему в их броне?.. – еле слышно прошептал лейтенант Агбан, замерший рядом с Ян'Ве. Седьмой капитан ощущал его горечь и растерянность как свои собственные, пусть и знал, что тот ни единым жестом не выдаст свои чувства, и ни тени сомнения не отразится на его бронзовом лице с широкими скулами и чуть более узкими, чем у большинства Озарённых, глазами. И всё же Ян'Ве был рад, что капитаны рот, их лейтенанты и вексиллярии находятся дальше от примарха, чем более высокие чины. Если бы Агбану или самому Ян'Ве пришлось бы встать рядом с примархом, скрыть свои чувства было бы сложней. Нет, он бы не смог преклонить перед отцом колено перед столь же спокойно, как претор Сао-Шин, не сумел бы вручить примарху украшенный болтер, созданный под его руку в надежде на грядущую встречу. Не смог бы с достоинством произнести слова клятвы, глядя в глаза сыну Императора, но Ян'Ве, как и все его братья, опустился на колено в знак уважения перед своим примархом – что бы ни роднило их отца с безликими, именно Озаренные были связаны с ним кровью, космодесантники со своим прародителем существовали друг для друга, и Второму легиону предстояло принять своего примарха, Келиофиса – такое имя дал их отцу родной мир и так он представился своим сынам.       Седьмой капитан не мог не вслушиваться в голос Келиофиса – негромкий, но сильный, хорошо поставленный. Неудивительно: на своей родной планете, Ваальбаре, их отец был не воином, а ученым и преподавателем и посвятил жизнь изучению безликих – Древних, как называли их ваальбарцы. Обида по-прежнему грызла Ян'Ве, но он верил, что примарху известно об их врагах очень многое. Он не посмел бы не поверить своему примарху.       – …Те, с кем вы столкнулись в системе Ур, гораздо старше, чем кажутся. Бессмертные, умиравшие и возрожденные не раз – эти люди могли застать закат Тёмной Эры, но даже они не всесильны. Вы уже заставили бежать их с Нуны, почти ничего о них не зная, пусть и не смогли победить. Меня восхищают ваши сила и ваше упорство, я ценю ваши попытки избежать лишних жертв и сожалею обо всех, кто пал в борьбе против урских хь'ар. Отныне всё изменится. Вам не придётся выламывать дверь, ведь отмычка для замка, созданного технократами Ура, теперь у нас в руках, и все их труды обернутся прахом. Безликие столетиями играли с Ваальбарой, столетиями стояли над человечеством, изменяя и перекраивая его по собственной воле. Они бросили вызов вам, они бросили вызов мне, и теперь настало время вместе остановить нашего общего врага!       Рёв десятков Астартес стал ему ответом. Они видели безликих и знали, на что те способны, но верили своему примарху, а примарх верил им! Келиофис верил, что Озарённые смогут сокрушить урцев, и хотел вести их за собой. Ян'Ве чувствовал, ощущал эмпатическим чутьём, унаследованным их легионом: примарх не лжёт и не притворяется, примарх искренен с ними. Так и должно быть, это правильно! Рядом с Ян'Ве кричал Агбан, а Ранлих скалился, обнажив тонкие змеиные клыки – теперь они ни в чём не сомневались: встреча прошла идеально, и почти забытая надежда воспламеняла сердца Озаренных. Почти как тогда, во времена их первого триумфа на темной сверхземле Барнардса, где Второй легион получил своё имя…       Позже, когда возбуждение от встречи улеглось, а восторг померк, Седьмой капитан вновь и вновь вспоминал эту встречу. Точно наяву, он опять ощущал, как отступали сомнения, как образ потерянного и обретенного отца заслонил собой зловещую тень безликих, как от тихого ропота, от обиженного недоверия не осталось и следа, и даже присутствие Императора и чужого примарха перестало что-то значить. Всё заслонил голос их прародителя и его признание своего легиона. Келиофис не ждал от Озаренных подвигов и не желал как-то их испытывать, но Ян'Ве чувствовал, что война с безликими Древними станет первой проверкой для их примарха перед долгим путешествием на Терру, и понимал: судьба дала легиону второй шанс сокрушить урцев, захватив их техноарканы, и в этот раз проиграть Озарённые не могут.       Роль, которую примархам отводил в своих планах создавший, действительно удивила Элу. Келио не был охотником, стражем или солдатом, не был экспериментальным образцом, первым в серии и новой генетической линии. Нет, Келио готовили для командования, как и нескольких его братьев-примархов. Первые во власти, в глазах бренных примархи-сотворенные считались вершиной генетического искусства. Они стали генетическим шаблоном для других воинов, но те и вовсе казались насмешкой над сотворенными и бренными разом. Вместо того, чтобы создать идеально-функциональных сотворенных, пополнение для Легионес Астартес формировали из бренных, изменяя и возвышая их по подобию примарха. Переусложнение, ненужное и расточительное – но опыт подсказывал Элу, что здесь скрывался подвох. Почему избран столь странный путь? Ответа она не знала, но предполагала, что однажды сумеет его найти. Стражей не лишали эмоций и любопытства полностью, ведь стремление понять и объяснить окружающий мир позволяло подстраиваться и корректировать планы, но интерес Элу и выходил за грань необходимого.       Изменённые-бренные ожидали воссоединения со своим примархом, а Келио… Келио до конца не верил, что его место и предназначение именно здесь, во главе легиона, и сомневался в себе. Удивительно: кажется, он счел, что не заслуживает своего положения. И всё же он не мог отказаться: ему дали цель и смысл существования, даровали оружие против его же врага и поставили над верными воинами – Высокие Ура не только сражались против тиаматцев, но и вступили в противостояние с пришельцами из иных человеческих миров.       Келио выпал шанс показать себя, и он не собирался его упускать – так он заявил Элу, несмотря на все свои сомнения. Высокие вызывали беспокойство, и союз против них был оправдан. Она присутствовала на совете, где решалась судьба Ура и их с Келио плана. Элу оказалась скорее наблюдательницей, чем советницей или стражем, но ощущала на себе взгляд чужого правителя – и физический, мимолетно-незаметный, и психический, пристальный, выворачивающий разум и память. Она не скрывалась: её создавали для противодействия тем, кто был отмечен психическим даром, и существование Келио, его собрата-сотворенного или даже самого Императора – титул-имя-роль-правитель, – создавало определенные риски.       Император это понимал и позволил Элу ощутить отражение собственного разума. Он в совершенстве владел своим даром, куда более сложным и многогранным, чем всё виденное Элу раньше, и поделиться частицей собственных мыслей для него не составляло труда. Уверенность Элу позабавила его, и потому он позволил ей на миг осознать пользу, что приносили отмеченные его империи. Он показал Элу путешествия в пространстве со скоростью, заметно превышающей световую, дал почувствовать, как важна была для Империума быстрая связь, заставил взглянуть через собственную память на трёхглазых мутантов-навигаторов, и астропатов, связывавших бесчисленные миры и флоты друг с другом, и иных псайкеров. Она не могла отрицать его правоту: Высокие зависели от пространства и времени куда сильней его подданных, предпочитая не пользоваться без крайней нужды силами, связанными с варпом – но стояла на своём. Бездна, с которой отмеченных связывал психический дар, таила опасность, о которой Император знал даже больше Элу или любого из тиаматцев.       И всё же Император был скорее доволен тем, что узнал. Образы, открытые Элу, свидетельствовали о его впечатлении ярче слов и жестов. Он не интересовался принципами работы имплантов стража – пока не интересовался, что не преминул подчеркнуть, раскрыв ей крупицу собственного разума, – но нуждался в способности обращать психический дар пустотой. Ради стражей он направил свои флоты в Ур и тратил ресурсы на сохранение их цивилизации, поэтому готовность Элу и Келио поставить творения Высоких на службу человечеству его устроила. Он знал, что ни Стерегущая, ни его изменённый – творение-эксперимент-сын-инструмент-потеря… – не посмеют открыто выступить против него. Знал – и всё же предупредил Элу о цене отступничества. Вечное забвение разума или смерть тела не испугали бы её, но бесконечное заточение сознания в оболочке, отныне не подвластной и выполняющей чужую волю, казалось действительно жутким.       Она понимала, чем рискует, и дала свое согласие – а он его принял, как и клятву Келио. О доверии речи не шло, лишь о необходимом союзе: ради человечества, ради спокойствия родного мира, ради устранения угрозы Высоких. В чем-то их мотивы оказались схожи…       Воля Императора значила больше, чем возражения его свиты, и он сделал свой выбор, отпустив разум Элу. Всё было решено, и ей предстояло лишь вслушиваться в чужую речь, изучая незнакомый язык и вычленяя известные фразы и корни. Сходства между готиком и речью древних тиаматцев было больше, чем у языков древней и современной Тиамтум, и понять разговор Келио, Императора и его советников для Элу не представляло труда. Понять – но не вмешаться, и пусть для всех, кроме Императора и, наверное, Келио её знание готика останется тайной.       Она прислушивалась к разговору, вспоминая и сравнивая, и прошлое накладывалось на настоящее, столь же четкое, как и несколько дней или столетий назад…       Время совершает оборот, и разговор повторяется спустя столетия. Вновь Вознесенный ищет её понимания, и разум бренного в бессмертном теле живет безумной надеждой: переманить Стерегущую на свою сторону. Заключить новый договор, которого не знала Тиамтум, – Стражи не предают создавших их и не выбирают соратников, но Вознесенный верит, что сможет переубедить её. И неважно, избран ли он Высокими и возвышен среди бренных или сотворен как страж чужой цивилизацией. Одна и та же мысль, одно и то же сумасшествие, и вновь Элу отвечает на немыслимый вопрос.       Она помнит о ничего не значащих долге и предназначении, она знает, что приказы Высоких не имеют над ней власти, но колеблется и раздумывает – долго, невозможно и неестественно для Стража.       Их вечность длинна, а время переменчиво, и принять сейчас сторону Келио – не худший выбор из возможных. Для Элу привычно исполнять чужие приказы, но впервые за сотни лет ей предлагают союз, а не требуют служения. Ей доводилось быть Стерегущей и Сопровождающей, она охотилась на звездных странников и иных чужаков, но теперь станет кем-то вроде советующих или даже Вознесенных. А ещё есть и сами Высокие – тот, кто создал Келио, ведёт с ними войну и потому готов принять любую разумную помощь.       Сперва Высокие, затем покорение космоса и возвращение Галактики человеческому виду – цель, предложенная Келио, заманчива, но платой за новый путь будут остатки безопасности для Элу и технологии Древних. Последняя тень величия и тех далёких дней, когда домен Ки-Аруру достиг зенита своей славы, должна пасть к ногам чужаков и вознести их к совсем иным вершинам и мирам. Элу не Страж и даже не Стерегущая, но почему же единственно разумный выбор кажется ей предательством?       Решение принято.       – Я помогу тебе. Сказанное нерушимо, Вознесенный.       …Император не интересовался её мотивами и воспоминаниями больше необходимого, в этом Элу – уже не Стерегущая, но определять себя иначе она пока не могла – не сомневалась. Чужого присутствия и прикосновения психического дара она больше не ощущала. Безопасности и планам ничего не угрожало, в психических щитах и обороне не осталось нужды, и отныне её интересовали иные цели. Личные гвардейцы Императора – столь же безмолвные и безликие, как создания Высоких, но неуловимо иные, и эта инаковость лишь подчеркивалась нефункциональными украшениями на аурамитовой броне. Аурамит – недостаточно гибкий для чешуи, не способный восстанавливать повреждения самостоятельно; камни и узоры на доспехах – напрасная трата ресурсов и материала, подчеркнутое расточительство, что скрывало простую суть: воины в вычурных доспехах – живые орудия на службе Императора, немые и глухие Стражи, такие же, какими задуманы Элу и её сестры. И всё же – другие: каждое движение императорских Стражей, отточенное и верное, кричало об их различии. Они отличались друг от друга куда сильнее, чем сотворенные сестры Элу, и не смогли бы при необходимости действовать как единый разум. Им не под силу слышать мысли друг друга, атаковать и отступать, чувствуя своих соратников как собственное тело – в отличие от её сестёр. Элу не сомневалась: под аурамитовыми доспехами, рельефными орлами, орнаментами и многоцветьем камней они оставались измененными бренными, как и присягнувшие Келио космические десантники. Императорские Стражи, Легион и сами примархи – творения Императора несли на себе печать общего замысла, и их создание подчинялось единой цели, пусть пути её достижения и казались Элу сомнительными. Но у неё ещё будет время постичь волю Императора в полной мере.       И всё же ей не давала покоя его странный выбор, лишенный смысла. Возвышение бренных до сотворенных длилось несколько десятилетий и требовало куда больше времени и усилий, чем воспитание Стража в домене Ки-Аруру. Разумным казалось иное решение: использовать данные, собранные по первому поколению примархов, для изменения новых. Так поступали Высокие, когда рядам Стражей требовалось пополнение, и все юные сестры превосходили прежних. Эволюция сотворенных продолжалась всегда и служила воле Высоких тысячелетиями. Император не мог не рассматривать этот путь, и именно эволюция могла объяснить его эксперимент и все различия образцов. Элу видела всего двоих, но не сомневалась, что остальные братья Келио схожи с ним не больше, чем золотисто-рыжий, белокожий и ширококостный примарх с нерационально длинными и густыми волосами – адаптация для холодного климата? – прибывший с Императором. В одном случае ставка была сделана на скорость и реакцию, во втором – на силу. Скорее всего, сами Высокие начинали с похожих существ, но даже они не заходили настолько далеко в своих трудах и не наделяли сотворенных столь сильным и разным психическим даром: и Келио, и его рыжий брат были отмечены сверхъестественными способностями, пусть и слабее, чем сам Император.       План Императора явно простирался гораздо дальше во времени, чем представляли служившие ему, и от завершения его отделяли сотни лет и тысячи деяний. Совершенство таилось во мраке грядущего, и мало кто мог бы узреть его сейчас – кроме Высоких, чьи интриги и свершения растягивались на столетия. И пусть у Императора были неисчислимые армии, аурамитовые воители и легионы космического десанта, пусть примархи сильнее и эффективней Стражей, сейчас им не победить Высоких окончательно. Не победить – без её помощи. Келио это понимал и собирался использовать знания Элу против урцев. Вслушиваясь в его слова, она внутренне ликовала: ни один из доменов Ура не ожидал возвращения тиаматцев. Те давно сокрушены и забыты, а сигнал с поверхности Тиамтум слишком долго идет до радаров. Высокие Ура могли противостоять Империуму и победить разобщенные тиаматские домены поодиночке, но не сражаться против тех и других разом.       Ур падёт – начиная с Неберу и её ретрансляторов, и вопрос лишь в том, как скоро это случится.       Воодушевление Ян'Ве после встречи с примархом быстро померкло. Впереди их ждала долгая война за луны Афлантис, но примарх выбрал первой целью для Озаренных планетоиды на границе системы, крупнейшим из которых был Нибиру. Каменные обломки, в которых теплилась та же неестественная полумеханическая жизнь, служили хь'ар не только защитным роем, через который флот двести десятой экспедиции сумел прорваться с боем, но и узлами связи, что передавали и записывали сигналы из ближнего космоса и самого Ура. Как утверждал примарх, безликие не использовали астропатов и не доверяли способностям псайкеров. Хь'ар были ограничены предельными скоростями материального мира, но они и не нуждались в их преодолении. Им хватало гравитационной или световой скоростей для того, чтобы отреагировать на происходящее в системе Ур или сбежать от врага. Безликие бросили Нуну, отправив на границы системы или сохранив в защищенных глубинах всю важную информацию. Её предстояло найти и собрать – но позже, когда система будет зачищена, и можно будет исследовать поврежденный спутник, не опасаясь, что корабли прикрытия не выдержат очередной атаки, уступив слугам хь'ар господство на орбите.       Сейчас же флоту предстояло вступить в бой и открыть легиону путь к поверхности планетоидов, а затем защитить высадившихся Астартес, чтобы те уничтожили гнёзда налётчиков, созданных безликими. Ян'Ве не знал, подчинялись корабли-смертники программе или человеческому разуму, но успел убедиться, что налетчиками хь'ар жертвовали без колебаний. Мелкие и маневренные, они роем атаковали имперские корабли, перегружая пустотные щиты и заставляя тратить на себя боеприпасы, чтобы потом уничтожить ослабленное судно.       Налетчики причинили двести десятой экспедиции немало беспокойства с момента прибытия в систему, но куда более подозрительным казалось отсутствие каких-то крупных защитных судов. Седьмой капитан не жаждал увидеть их, но очевидная ошибка безликих казалась неправильной и неестественной. "Несколько месяцев, и завоеватели будут здесь. Стоит отозвать приказ раньше", – уклончиво и ломано ответила на этот вопрос спутница примарха, ваальбарская женщина-страж, которая почему-то согласилась служить Келиофису и поддержала его в войне против хь'ар.       Ян'Ве ей не верил. Седьмой капитан не мог прочитать намерения существа, именовавшего себя Элу, не мог почувствовать, какой замысел скрывается за непроницаемым безразличием тёмного лица. Он не понимал, как отец может положиться на порождение безликих. Почему примарх считает, что она не служит другим чудовищам в маске – пусть не урским, так ваальбарским?       Ей не стоило доверять. Её не стоило принимать на корабль, не стоило позволять присоединиться к легиону. Не стоило прислушиваться к ней и полагаться на странное оружие, созданное безликими, – но приказ примарха был важнее всех сомнений Седьмого капитана.       В плане Келиофиса информация, которой владела Элу, и ваальбарские техноарканы играли решающую роль. Страж понимала принципы, которыми руководствовались безликие, могла предсказать их действия и понимала, как найти их уязвимое место. Сеть из наномашин пронизывала все постройки и устройства хь'ар, поэтому на неё и должен быть направлен основной удар.       В арсенале техножрецов не имелось средств, способных перепрограммировать нанороботов и управлять ими, и все прошлые попытки магоса Вайтора и его слуг окончились неудачей, но безликие с Ваальбары подобной технологией владели, и теперь примарх хотел использовать её против урцев. По его приказу были доставлены особые резервуары с подготовленными нанитами, способные заразить нибирианские системы, и если пули для ручных рельганов не вызывали особых вопросов, то полуживые-полумеханические твари в стазис-камерах внушали Ян'Ве лишь отвращение. Существа, похожие то ли на уродливых ящеров с громадными кожистыми крыльями, то ли на длиннохвостых скатов из терранских морей, поблескивали серебристыми ртутными жилами среди тёмной плоти, а под их чешуей на хвосте и недоразвитых лапах скрывались когти и шипы. Тварей создавали с единственной целью: отыскать уязвимые места и ввести аналог яда, губительный для колонии.       Примарх считал, что эти создания достаточно эффективны и помогут Озарённым захватить планетоид, и Седьмой капитан был вынужден подчиниться приказу. Ему отчаянно хотелось отговорить отца от задуманного, но он чувствовал, что решение принято. Келиофис спустится в глубины Нибиру, чтобы управлять рукотворными тварями, пока его легион сдерживает Стражей и прочих чудовищ хь'ар, и Ян'Ве оставалось лишь поверить своему повелителю.       Когда корабли имперского флота прорвались сквозь первые рои, сотканные из угловатых игольчатых структур, и обрушили ярость макро-орудий на восстановленную – в который раз! – поверхность Нибиру, выжигая антенны и пусковые шахты гнёзд, времени на раздумья уже не осталось. За первым ударом следовала высадка десанта и атака на подземные сооружения.       Как и в прошлых боях, Седьмой капитан должен был стать узлом связи для отдельных отрядов до тех пор, пока заразители не сделают свою работу и помехи в работе вокса, генерируемые нанитами хь'ар, не будут полностью устранены. Но теперь – уже на поверхности, рядом со своими воинами и отцом, как и положено капитану Космического десанта. Примарх считал, что безликие не станут уничтожать Нибиру, даже когда Озаренные её захватят, и поэтому легион мог позволить себе больший риск.       Ян'Ве наконец видел собственными глазами, как замерзают машинные жилы и живые ртутные потоки осыпаются серой пылью, как техножрецы вскрывают шлюзы и защитные переборки между отсеками и коридорами хь'ар. Но в этот раз всё было иначе: освобожденные из своих стазисных клеток заразители на несколько мгновений зависли над полом и все, кроме одного, ринулись в глубину по безмолвному приказу примарха, что проводил их взглядом рубиновых линз из-под золотистой маски, а затем обернулся к последней крылатой твари. Та скользнула вдоль изуродованной стены к центральной жиле – техножрецы отсекли её и обезвредили, но не смогли уничтожить, – припала к разрезу над ней, дрожа всем телом. Едва ощутимый шелест наномашин, тревожный и жуткий, расползающийся по жилам внутри стен, расходящийся от летучего уродца, – совершенно не понравился Ян'Ве. Сквозь треск помех Седьмой капитан услышал голос сержанта Агбана, а поток данных, приходящий от него и других отрядов, стал четче. Объемная карта подземных строений хь'ар, похожая своей неестественной структурой на комплексы Нуны, вновь начала собираться в голографическое изображение на линзах. Но теперь она многократно усложнилась: в ней змеилась сеть мерцающих нитей, что пронизывала все устройства и уходила вглубь, к неведомому сердцу, более объемная и ветвистая, чем все модели марсиан.       – Капитан, следите за машинными жилами, – знакомый спокойный голос на несколько мгновений перекрыл все прочие сигналы, – ищите самые крупные и сложные узлы. Они укажут вам путь к цели.       Значит, самые крупные сплетения нанитных сосудов принадлежат сложнейшим установкам, и задача Озарённых – не повредить их и не дать стражам и технотварям безликих уничтожить их.       – Вы не поведете нас, милорд? – вырвалось у Ян'Ве прежде, чем тот успел остановить себя. Как мог он ожидать, что примарх будет сражаться с ним плечом к плечу, если сам не раз вынужден был наблюдать за боем со стороны? Но ответ его озадачил.       – Я пойду вниз, к ядру.       Казалось, что за несколько минут Седьмой капитан успел забыть о близости отца к безликим и их секретам, несмотря на чешуйчатую броню стража и заразителей, которыми Келиофис мог управлять. Ядро? Ян'Ве помнил, что именно так примарх назвал машинное сердце любого строения хь'ар, через которое осуществлялось управление всеми их устройствами. Вероятно, даже повреждений периферических жил не хватало для контроля над всей системой и неведомым ядром, поэтому примарх растворился в зеленоватом полумраке коридора, выбрав одному ему ведомый путь.       Последовать за ним Ян'Ве не смог при всём желании и потому вернулся к карте, разрастающейся с каждым мгновением. Несколько привычных команд, и обновленное задание и схему машинных жил получили все отряды. Сам же Седьмой капитан и сопровождавшие его Хаим и железный брат Сонам Кунга двинулись вдоль потока машинных жил, который уходил в сторону от известных коридоров и не соответствовал открытым другими группами.       Тайный проход без шлюзов или дверей за пористым камнем – вскрывший его Сонам Кунга считал, что из безликих открыть этот путь мог лишь мастер, способный управлять наномашинами и изменять строение по собственной воле – мало чем отличался от бесконечных зеленовато-серых покоев и залов, уже виденных ими. Близость нанитных резервуаров к поверхности, покрытой угловатыми знаками, заставляла стены звучать от внутреннего движения. Это походило на сбивчивый шепот под гипнотический шелест волн, и Ян'Ве лишь чудом почувствовал приближение охраны.       Они явились беззвучно, но их выдала лёгкая неправильность в потустороннем биении машинных жил. Наверняка кто-то из стражей пытался вернуть контроль над нанитными потоками, но лишь предупредил о себе Озаренных. Очередной поворот подземного хода скрывал их от стражей и мешал ударить первыми. Ян'Ве отказался от ваальбарских рельганов, больше доверяя привычным болтеру и клинку, и теперь ждал единственного движения или отблеска на золотой чешуе.       Авточувства брони засекли нечто за миг до удара, расколовшего левую линзу. Вверху и впереди!       Выстрел сбил с потолка многолапую тварь, та откатилась к стене, разбрызгивая нанитную кровь из ран, взмахнула длинным хвостом-щупальцем, запустив в Астартес порцию игольчатых снарядов. По серому керамиту вокруг вонзившихся иголок растеклись ртутные пятна, но Хаим заслонил Ян'Ве. Следующий выстрел прикончил создание, разорвав его тело, но по потолку уже ползли новые существа. Очередное творение хь'ар, чей вид и неестественные движения вызывали омерзение, а скорость и маневренность превращали в очередную проблему.       Не прекращая стрельбу, Ян'Ве передавал накопленные и сведенные воедино данные союзникам – своим сержантам, железным братьям и примарху. Успеть бы – раньше, чем наниты выведут из строя поврежденные системы. Сонам заменит своего капитана, чтобы седьмая рота не лишись координатора. Быстрей же, быстрей!       Очередная тварь увернулась от выстрелов, метнулась вниз, пронеслась по стене и прыгнула на плечи Хаиму, зацепившись когтями за наплечник и трубы генератора. Тот попытался стряхнуть с себя тварь, но она ударила его хвостом, скользнула в стык доспехов, обмоталась вокруг шеи, дернулась и с хрустом оторваала космодесантнику голову. Заряд плазмы из резака Сонама разодрал её на части слишком поздно.       Ещё один монстр попытался достать самого железного брата, но силовой клинок Ян'Ве рассёк его в полёте. Нельзя было подпускать к себе тварей, и почти ни одной не удалось добраться до Седьмого капитана и его брата. Только почти – лишь потому за уничтожение десятка чудовищ Хаим заплатил жизнью, и теперь едва ли апотекарий успеет добраться до него раньше, чем вездесущие нанороботы, и извлечь прогеноиды.       Преодолев очередной поворот, Ян'Ве очутился лицом к лицу со стражем.       Ледяная пустота нуль-поля обрушилась на него, но Седьмой капитан ожидал её и не дрогнул. Яростная атака заставила его двигаться на пределе возможного, отвлекая врага, отражая удар за ударом. Связать стража боем на мечах, уйти с линии огня – в замкнутом пространстве коридора чешуя давала больше свободы, но держала выстрел хуже, чем керамитовый Мк.II.       От резкого выпада и боли в висках Ян'Ве пошатнулся, чужой меч отколол кромку наплечника, но сама безликая не смогла увернуться от болта в голову. Нуль-поле исчезло, и мысли Седьмого капитана прояснились. Пары ударов сердец ему хватило, чтобы прийти в себя и двинуться вновь вперёд, к таинственному узлу, сплетенному из нанитных жил.       Извилистый коридор окончился очередной поднимающейся дверью, за которой находилось помещение, полное когитаторов незнакомой Ян'Ве конструкции. Сотни слоистых золотых пластин, помещенных в специальные гнёзда, Седьмой капитан предпочёл не трогать.       Попытка кого-то из соратников связаться вызвала на экране поврежденного шлема завесу помех. Сквозь пробитую линзу Ян'Ве заметил, как обернулся к нему железный брат.       – Примарх скоро прибудет лично, – прогудел Сонам через вокс. Ощутимый трепет боевого брата свидетельствовал красноречивей слов: место, где они находились, было чрезвычайно важно, и примарх явно это знал.       Когда дверь открылась, и Келиофис, даже без шлема зловеще похожий на стража, появился в зале когитаторов, Ян'Ве внезапно захлестнул стыд за гибель Хаима, переложенные на Сонама обязанности и собственную потрепанность. Но примарх, кажется, ничего не замечал – настолько его поглотил вид странных когитаторов. Отец пробормотал что-то себе под нос, повернулся к Седьмому капитану и железному брату и вдруг опустился на колено перед ними, склонив голову. Скользящее движение, похожее на безумное наваждение – примарх поклонился капитану роты! Даже не командору, именно ему, Ян'Ве! Седьмой капитан замер, точно статуя, и посмел вздохнуть лишь после того, как отец поднялся на ноги и вновь поглядел на него с высоты собственного роста. Слова Келиофиса отдавались в ушах Ян'Ве, вторя ударам его сердец:       – Благодарю вас, капитан Ян'Ве. Вы добыли ценнейший трофей.       Что должно быть записано на тонких золотистых пластинках, чтобы они были важнее всех производственных линий и систем связи, захваченных и подчиненных на Нибиру? Что видел в них примарх? Что же разожгло в нем восторг, который ощущал Седьмой капитан, даже будучи не самым одаренным эмпатом легиона?       Келиофис точно услышал его мысли и пояснил:       – После посвящения технократы хь'ар не страшатся смерти и не учитывают её в своих планах. Потеря физической оболочки и создание нового вместилища не причиняют им существенных неудобств, ведь их разум уже не привязан к единственному материальному носителю, он… думаю, на готхике можно сказать, что он зашифрован и записан кодом, подобным бинарному.       Невозможно. Это невозможно.       Примарх тонко улыбнулся в ответ на невысказанные сомнения Ян'Ве.       – Вы поймали безликих.       Несколько месяцев Ур вёл войну против Империума, но теперь в ней наступил перелом. Нахождение второго примарха и накопленные о противнике знания позволили потеснить хь'ар без чрезмерных потерь и разрушений. Волей Императора эта кампания стала первым испытанием для Келиофиса, и тот оправдал все ожидания. Если остальные планеты Ура падут столь же успешно и быстро, грядущая победа станет триумфом второго легиона, который не омрачит даже его цена или путь, избранный примархом.       За годы, проведенные в рядах Легио Кустодес, Антаресу довелось пройти сквозь множество битв, исполняя приказ своего господина. С начала Объединительных войн на Терре кустодианские стражи сопровождали Его, и во время Великого крестового похода они продолжили нести свою службу. Они были личной гвардией Императора и воплощением Его воли, элитным войском, способным переломить ход сражения, и телохранителями, способными оглохнуть и ослепнуть в нужный Ему момент. Он доверял кустодиям больше, чем кому бы то ни было, и это доверие позволяло сверхчеловеческим воинам сопровождать Его во время бесед, тайных даже для высших чинов Империума.       Так было и в этот раз, когда Императору предстояло определить судьбу очередного осколка человеческой расы, приняв беспрецедентное решение. Никому, кроме кустодианской гвардии и примархов, Он не позволил узнать, сколь сложным узлом переплелись судьбы двух цивилизаций в этом уголке космоса. Одна из них, построенная бессмертными хь'ар, соседствовала с другой, обманчиво понятной и мирной, и история их сосуществования внушала тревогу. Безусловно, уничтожить хь'ар вместе со всей системой Ур было бы легче и безопасней, чем завоевать. Их смертные преемники оказались немногим проще, и интеграция Ваальбары в Империум не могла пройти гладко. Веками на планете поддерживалось демократического правление, которое устояло лишь потому, что за сотни лет этот мир ни разу не столкнулся с по-настоящему серьезной опасностью, требующей быстрых и жестких решений, и сейчас платой за него стала медлительность всех общественных изменений. Ваальбара отличалась от большинства миров, присоединенных к Империуму, и физическое отклонение не уступало социальному. Население сохранило чистоту человеческой расы, и даже постоянные генетические модификации не исказили их образ, но почти каждый ваальбарец нес в себе штамм местного вируса, слишком чужеродного для человеческого вида и опасного для смертных. Да, вакцина и лекарство существовали, но невидимая печать, растворенная в крови немногочисленных жителей пустынно-океанической планеты и воспитанного ими примарха, отделяла их от остального человечества и несколько ограничивала контакты.       Крошечная деталь, незначительная для общей картины, стала серьёзной проблемой. Второй легион никогда не смог бы нарастить численность и восстанавливать потери достаточно быстро, он навсегда остался бы лишь незначительной деталью Великого крестового похода, а не острием копья, выкованного Императором для возвращения Галактики человечеству. Оставался единственный выход, которого второй примарх, казалось, всеми силами избегал. Очевидный – и столь же непростой, как и всё, связанное с ваальбарской цивилизацией.       – Хочешь или нет, но придётся искать неофитов на Ваальбаре, – заявил Леман Русс, устав от увиливаний брата: – Да, твои соплеменники не воинственны, но вряд ли они столь безнадежны, что их не возьмут даже гипнограммы.       Создавал ли Император своих сыновей непохожими друг на друга или влияние чужих миров изменило его замысел, Антарес не знал и не мог предполагать, но уже найденные примархи, казалось, воплощали в себе абсолютно разные черты, и спор между ними казался чем-то большим, чем просто перепалка между братьями.       – Не в этом дело. Они не сочтут это за честь и не увидят возвышения, – ответил Келиофис, высказывая свои истинные сомнения: – Для них превращение неизменённого в модификанта – безумное и бессмысленное извращение. Мы почти не найдём добровольцев, готовых стать частью Легиона. Да и возраст подходящих кандидатов... Это усложнит задачу.       – И что ещё с твоим миром не так?       – Нашему миру дети обходятся дорого, а полностью самостоятельными считаются только после совершеннолетия. Сильно позже оптимального возраста для вознесения, в котором родители не отдадут своих детей легиону добровольно. Мы можем применить силу и забирать рекрутов сами, но эта мера поможет лишь на первое время. Очень скоро рождение мальчика станет для неизмененных бременем, вознесение обернется не честью, а риском потерять своего ребёнка… Всё равно что сдать на опыты, позволив превратить в живое орудие. С годами количество новорожденных мальчиков будет уменьшаться, а это усложнит поиск свежей крови для легиона и окончательно разрушит демографический баланс в обществе.       – Почему ты так цепляешься за их желания?! – оскалился Русс, и Антарес догадывался, почему. Фенрис – родина Волчьего короля – был ледяным миром смерти, а на подобных планетах люди взрослеют рано, гораздо быстрее, и потому упорство брата-примарха, желавшего во что бы то ни стало сохранить миролюбивый уклад своей родины, его раздражало. В чем-то Келиофис был прав: даже несмотря на нерациональность управления, эта планета могла служить Империуму своей промышленностью и технологиями, но едва ли способна стать родиной великих воинов. Ваальбара не подходила на роль родного мира для Легио Астартес, но генетическое отклонение и вирус не оставивили второму примарху выбора.       – Я предлагаю оценивать реальные последствия, и я не думаю, что Ваальбара может стать хорошим рекрутским миром для моего легиона. Если, конечно, действовать вашими методами. Наш мир слишком развит, чтобы они сработали.       – Если вопрос лишь в технологиях, эту проблему решить легко…       – Чтобы открыть дорогу Древним? Они будут рады построить второй Ур, а ваальбарцы им помогут. Безликим не потребуется принуждение, достаточно будет лишь воспользоваться моментом. Вы разгоните Совет, назначите своих чиновников и будете жить от мятежа к мятежу, пытаясь выкурить Древних из их нор. А они не выйдут на бой, они будут жертвовать смертными годы и десятилетия, до тех пор, пока не добьются цели. В лучшем случае этот мир будет вечно тлеть, в худшем – станет серьёзной угрозой, которую вам придётся уничтожить. Древние не приняли Согласие в Уре, не примут и на Ваальбаре.       – Какой же выход видишь ты? – вмешался наконец Император, и примархи смолкли, прекратив свой бессмысленный спор. Антарес чувствовал, что до сего момента его господин не особо вслушивался в их слова – словно Он знал что-то иное, куда более важное, чем условия присоединения нового мира или поиск новобранцев для Второго Легиона. Император ждал, пока Келиофис заговорит о хь'ар: примарху было известно об их врагах нечто действительно полезное, нечто интересное Ему лично. Но что?       Ободрённый вниманием Императора, Келиофис вскинулся и с жаром выпалил:       – Мы сделаем так, чтобы ваальбарцы нашли в Империуме не врагов, а защиту от Древних, и нам поможет победа над урцами. Не нужно завоевывать мир силой, не нужно свергать власть и лишать людей привычной жизни. Оставь им знакомую форму, люди не любят перемен. Совет будет работать с Империумом, кого бы в него ни избрали граждане, а смена советников и их конкуренция не позволит никому усилиться настолько, чтобы стать для вас угрозой. Пусть развлекаются и грызутся друг с другом, пусть решают проблемы и ищут пути для взаимодействия с Администратумом – насколько мне известно, большинство советников во все времена безумие обходило стороной, и сейчас они будут за союз с силой, способной сдержать величайшую опасность для всей планеты. Никто не выступит против торговли со всем человечеством Галактики или защиты от возвращения Древних, ведь Ваальбара от контакта с Империумом только выиграет. А для пополнения легиона мы можем использовать модификантов. За ними не нужно гоняться и забирать их силой – многим из них идея возвышения понравится, они будут видеть в нём не искажение, а путь наверх. Думаю, среди модификантов найдутся подходящие легиону юноши... да, сейчас большинство модифицированных – женщины, но этот вопрос можно решить за нескольких лет. Однако есть ещё один путь. Можно воссоздать д'агх-мэ, боевых стражей Древних, которые так впечатлили мой легион.       – Неприкасаемых? – Леман Русс тоже вспомнил о воинах, что причинили много проблем имперским войскам в системе Ур. Согласно донесениям, среди слуг безликих технократов были парии, которые сражались на равных с легионерами Астартес, и Антарес подозревал, что даже для Легио Кустодес чешуйчатые стражи стали бы не самым легким противником. Их присутствие и существование казались чем-то абсолютно неправильным – все или почти все стражи безликих обладали нуль-аурой, и их общее количество на планетах Ура превышало численность Дивизио Инвестигатес. Но Безмолвное Сестринство представляло из себя аномалию, носителей гена парии просто не могло быть столь много в единственной малонаселенной системе.       – Кого?       Заметив недоумение ваальбарского примарха, Русс пояснил:       – Бездушных. Существ, у которых нет отпечатка в варпе. В Империуме их ещё называют париями. Келиофис осторожно кивнул:       – Наверное, это определение соответствует действительности. Я не особо разбираюсь в явлениях, связанных с психофизикой и влиянием варпа, но не сомневаюсь в эффективности стражей и их боевых имплантов. Я сделаю так, что творения Древних будут служить Империуму и человечеству. Позволь мне принести их, позволь использовать реликты против их создателей, и все технологии хь'ар однажды окажутся в твоих руках.       – А если ты потерпишь неудачу?       Спокойный голос и непроницаемое смуглое лицо скрывали истинные помыслы Повелителя Человечества, которые всегда принадлежали лишь ему одному. Удивила ли его дерзость Келиофиса или заинтересовал безумный порыв, кустодий не смел даже предполагать. Антарес не нуждался в понимании, чтобы исполнять волю своего господина, и всё же чувствовал: этот разговор изменит многое, и решение Императора не просто определит судьбу единственного осколка человеческой расы и одного из легионов космического десанта, но повлияет на миллиарды людей, что несут Имперский Мир по всей Галактике.       Келиофис почти сумел скрыть свое замешательство. Лишь на мгновение он помедлил с ответом, но ничем больше не выразил своего беспокойства.       – Если я ошибаюсь, – отчеканил примарх, – клянусь, я готов заплатить за провал своей головой, а вся Ваальбара со своими реликтами будет в полной твоей власти.       – Если… – будто взвешивая цену победы и поражения, произнёс Император и вдруг улыбнулся. – Надеюсь, ты преуспеешь, сын мой.       Решение было принято. Империум Человечества принял очередное подношение, и отныне будущее пустынно-океанической Ваальбары переплеталось с путями тысяч иных миров. Великий крестовый поход продолжался.       В последние недели вселенная окончательно сошла с ума. Сказал бы кто Хететии, что через год их новостные сводки будут напоминать план для фантастического романа или очередной труд каких-то конспирологов, она бы точно не поверила. В её жизни и так хватало приключений, из половины рабочих передряг и проблем можно было собрать неплохой сюжет для книги, но сейчас волна перемен несла её в совершенно безумном направлении. Пропажа Келио и возвращение Древних оказались лишь началом безумной цепи событий, в которой нашлось место и возвращению людей-терранцев с мифической прародины человечества, и генетическим экспериментам за гранью всего известного лично Хететии, и закулисным кукловодам-технократам, и вовсе невозможным совпадениям! Как модификант, созданный в лабораториях далёкой планеты за сотни световых лет от Ваальбары, мог попасть к ним задолго до всех экспедиционных флотов и звездных кораблей? Как Келио оказался на их планете в настолько удачное время, как вмешался в интриги Древних, что тянулись сотни лет, и спутал их? Как сама Хететия ухитрилась влезть в политику галактического масштаба и оказаться на пути чужой звёздной империи?       Империум Человечества – так называли своё межпланетное государства пришельцы, которые действительно принадлежали к одному виду с ваальбарцами, но отличались куда большим разнообразием фенотипов и любовью к модификации неизмененных. Короткая встреча с технократами Империума оставила у Хететии очень тягостное впечатление: то, во что со временем превращали себя некоторые имперцы, лишь отдаленно напоминало живых людей. Не ученые, а технослужители и послушники, что стремились избавиться от человеческого несовершенства, – их облик и отношение к технологиям, их желание заместить собственное тело машиной казались недопустимыми и кощунственными. Обожествление и одушевление машины было шагом за ту грань, которую не перешли даже Древние, поставив над своими технологическими реликтами человека и живой человеческий разум. Древние и современные ваальбарцы создавали искусственных людей, чтобы заместить машины, – имперские технослужители замещали машиной человека, чтобы избавиться от ограниченности людских способностей. Точно пытались нарушить дух старейшего из запретов, наложенных на все науки еще во времена бессмертных технократов…       Правда, Келио её опасения не разделял, и когда Хететия поделилась своими сомнениями, лишь покачал головой. "Технослужители приблизились к созданию мыслящих машин не ближе, чем сами Высокие. Поверь мне, технократы во многом похожи на них, пусть их импланты и не столь заметны на первый взгляд. Их пути близки, хоть и не одинаковы…" – сказал он тогда, но больше ничего вытянуть из возлюбленного Хететии не удалось. Это даже немного обижало: как будто существовала невидимая черта, за которую Келио не собирался пускать никого. Хететия не могла осуждать его, она понимала, откуда берется подобная секретность: далеко не все исследовательские и коммерческие проекты можно раскрывать даже близким людям и самым надёжным друзьям, даже в общих чертах. И всё же в глубине души она была уязвлена – нерационально, эгоистично и некрасиво. Мир сходил с ума, не считаясь с её желаниями и планами, и перекладывать свое недовольство лично на Келио не стоило.       Тем более, знала она куда больше Асолануса, который отчаялся разобраться в происходящем и пытался вытянуть информацию уже из неё. Ему совсем не везло: служащие Администратума и посланники Совета не рассказали ему ничего выходящего за пределы официальных заявлений, никаких открытых документов о планах Келиофиса и Императора на их мир не существовало, а высокопоставленные имперские чины и вовсе не стали с ним говорить.       – …Даже когда я нашёл переводчика, который готов был помочь мне, я получил отказ, понимаешь?       Хететия кивнула, отмечая нервозность Асло, сидевшего напротив. Отказ за отказом, которые не могли сбить его с пути. Или всё же могли?       – И что же ты будешь делать дальше? – её слова отдались эхом собственных мыслей.       Здесь, в глубине города, вдали от кораблей на орбите и от административных зданий, где велись переговоры и намечались рабочие планы, Хететия могла чувствовать себя чуть увереннее и спокойней, как будто тонкая скорлупа нормальности могла защитить её от хаоса вовне и дать необходимую передышку. Увы, от перемен и событий, взбудораживших планету, нельзя было скрыться даже у себя дома, а значит, не стоило забывать о пути, который её ожидал. И Асло явился, точно живое напоминание обо всём, что её волновало, пытаясь выведать хоть что-то о будущем Ваальбары и изменениях, которые принесли с собой чужаки.       – Буду и дальше обивать пороги, попробую дойти до Советников, раз уж с Келио мы встретимся нескоро. Или мне это не понадобится?       Хететия лишь пожала плечами. Если Асло чего-то от неё хочет, пусть говорит прямо. Ему повезет, если он вообще сможет встретиться с Келио и расспросить хоть о чем-то – судя по длительности варп-переходов, с помощью которых терранцы путешествовали по космосу, и размерам бывшей человеческой цивилизации, что раскинулась на всю Галактику, воссоединение человечества закончится только через пару столетий.       – Ты же понимаешь, что я не могу ничего тебе рассказать?       – Понимаю, но некоторые неофициальные встречи куда важней формальных запросов и предложений.       – Нет, – одно Хететия знала точно: раскрывать информацию, доверенную ей Келио и имперцами, она не будет даже под пытками. Не посмеет и не рискнёт – платить за минуту хвастовства его доверием и собственной безопасностью она не станет.       Асоланус, кажется, догадался о её мыслях. Он вздохнул и перевернул изрисованный геометрическими узорами лист, покачал головой:       – Хет, я же не прошу тебя выдавать государственные тайны или переписывать какие-то высочайшие приказы. От тебя мне нужно только впечатление, только какой-то общий взгляд на происходящее, на терранцев и на то, что ожидает нас теперь.       – Если б я сама знала… А терранцы… Не скажу, что общалась с ними много или что мне это понравилось, но кое-что видела и слышала. Думаю, они будут делать вид, что считаются с нами, но лишь до тех пор, пока мы им полезны.       – С нами или нашими соседями? Или с Келио?       С присутствием Древних. С ваальбарским генотехом и творениями технократов, которые нужны были Империуму вместе с мирной, согласной и интегрированной в общую систему планетой. Не с желаниями Совета или даже самого Келио.       – Со всеми разом.       – Ну, допустим. Пока польза перевешивает затраты, риск оправдан, хотя мне кажется, что от людей в золотых доспехах можно ожидать не самых рациональных решений. А самого их… Императора этого… ты видела вживую?       Почему-то борьба Асло с самим собой Хететию забавляла. Журналист никак не мог смириться с титулом, который носил терранский правитель, и его можно было понять. Император – слишком архаично и пафосно для главы инопланетной цивилизации, это что-то из древних сказок и дешёвых романов, замшелое и подгнившее. Хететия и сама так считала, пока не оказалась лицом к лицу с тем, кого с восхищением и трепетом называли Владыкой Человечества.       Когда Келио представил её как ученую и будущую руководительницу их модификантского проекта, Хететия увидела не сказочного персонажа в сияющих доспехах, легендарного технократа, странного модификанта, гениального биоинженера или чужого политика. Нет, она стояла перед существом невероятного могущества, чьи воля и неоспоримое право повелевать любым человеком ощущались физически и подавляли. Тот, кого именовали Императором Человечества, был чем-то гораздо большим, чем она могла вообразить. Казалось, Он читал её душу и разум как открытую книгу, пока Хететия боялась пошевелиться. Похоже, в тот раз Он остался доволен увиденным, и пока она пыталась прийти в себя, опираясь на руку Келио, Император успел обсудить какие-то детали работы с ним. Хететия слышала обрывки фраз про технократов и их стражей, про особые характеристики их модификантов, про легион космодесантников для Келио, которому нужно будет пополнение. Какое счастье, что она уже знала об особенностях предстоящей работы и потому сумела подтвердить, что задача выполнима и по зубам её научной группе!       И всё же Келио стоило предупредить её не только о живых Древних и их боевых модификантах, но и о том, что представляет из себя его создатель. Хететия не любила подстраиваться под ситуацию и лихорадочно искать выход, не любила сюрпризы, которые выбивали её из колеи. Сюрприз – хорошая и приятная штука, если ты его автор и организатор, но не тогда, когда ты сталкиваешься с абсолютно нечеловеческим сверхразумом! И всё же… Можно ли вообще объяснить это ощущение присутствия, это подавляющее чужое величие?       – Видела, – коротко ответила Хететия.       – И что из того, что о нём рассказывают, правда?       – Ну, я бы сказала, очень многое. Мне даже показалось, что к нему нельзя относиться как к человеку. Это больше похоже на стихию, на какую-то природную силу… Не на неизменённого или модификанта.       Её слова явно заставили Асолануса задуматься. В его тёмно-жёлтых глазах промелькнула тень какого-то мрачного сомнения, но он тут же взял себя в руки и привычно усмехнулся.       – Кажется, на нашей планете столкнулось слишком много стихийных сил, и подземных, и небесных… Даже не знаю, за кого болеть.       Хететия нахмурилась. Вот только выбирать из зол меньшее им сейчас не хватало!       – Ни за кого, – отчеканила она, – у нас своя сторона, где своих проблем хватает. И ни Древние, ни терранцы не будут их решать.       А если и вмешаются, то дело кончится катастрофой. Древние могут повлиять на модификантов, подтолкнуть их к агрессии. Терранцы, если пожелают, успокоят все волнения, отправив на Ваальбару свои войска – те же Легионес Астартес, один из которых отдали Келио. Нет уж, ваальбарцам не по пути ни с технократами, ни с пришельцами.       Словно подслушав её мысли, Асло осторожно заметил:       – А Келио всё-таки прибился к одной из них.       – Келио как-нибудь сам разберётся, что ему выбирать.       Слишком уж резко, слишком громко говорила в Хететии обида. Но что делать, если Келио видит для себя единственно верный путь и не хочет сворачивать с него? Ничего. Принимая человека, его принимают и любят целиком, как есть, не пытаясь перекроить под себя. Да и Император умел убеждать, наверное, не только союзников-неизменённых.       – Ты же вроде на одной стороне с ним, нет? – продолжал допытываться Асоланус, и карандаш плясал в его пальцах всё быстрей.       – С ним, а не с Империумом или Древними. Асло, здесь есть большая разница. Я хочу помочь именно Келио и именно потому что он меня об этом попросил. Я так решила, я давно пообещала ему свою помощь, если понадобится, и отказываться от своих слов не собираюсь.       – То есть, даже если бы вы расстались, ты всё равно согласилась бы?       – Ещё бы! Величайшую задачу современной науки второй раз не предложат!       И пусть наступить своей гордости на горло оказалось бы непросто, Асло знать об этом необязательно. Прикосновение к секретам Древних стоило любых жертв и обид, а договариваться они с Келио умели всегда.       Карандаш, который Асоланус крутил в руках, наконец замер.       – Интересненько… И всё же, что это за задача? Что-то очень важное… наверняка связанное и с модификантами, и с этим их легионом космодесанта разом. Ну да, подробностей я не пойму, но хотя бы в общих чертах можешь сказать?       В его голосе слышалось не только отчаянное любопытство, но и что-то иное, тщательно скрываемое и едва уловимое. Чего же Асло от неё хотел и что она имела право ему рассказать? Хететия на миг задумалась, подбирая слова, и медленно проговорила:       – У космодесантников скоро возникнет проблема с набором рекрутов с Ваальбары. Они не очень-то похожи на людей, на неизменённых, но собираются искать пополнение именно на нашей планете, среди немодифицированных мальчишек. Как ты понимаешь, добровольцев будет немного…       – Тогда почему бы Империуму не потребовать от нас десятину новобранцами? Терранцы не похожи на любителей переговоров и компромиссов, не за тем они в свой великий поход среди звёзд отправились!       – Не похожи, – кивнула Хететия, – но требовать или брать нужных людей силой они не станут. Келио как-то отговорил их воевать с нами, чтобы не искушать смутой Древних, но ему тоже нужны новые легионеры. Правда, в отличие от терранцев, он хочет к себе набирать модификантов. Вот в их подготовке к возвышению до космодесантников я и должна помочь.       Асоланус посмотрел на неё с недоверием:       – Складно, но слишком уж сложно получается. Ты что-то не договариваешь, но ладно, притворюсь, что я поверил. А что вы планируете делать с неизменёнными, которые захотят присоединиться к Империуму?       – Разумеется, им не откажут. Правда, для взрослых людей процесс превращения в космодесантника и создание всех их модификаций весьма опасен. Не вздумай лезть туда, я не шучу, шансов действительно мало, – предостерегла его Хететия, но Асоланус лишь снисходительно улыбнулся:       – Это мы ещё посмотрим. За возможность выведать все тайны легиона я готов заплатить даже своей головой. Целая Галактика против одной планеты – по-моему, выбор очевиден.       Последний подъем на борт космического челнока напоминал прощание. Скомканное, нелепое и неправильное, больше похожее на побег, чем на приличный уход в новую жизнь. Келиофис не мог привыкнуть к осознанию, что действительно нужен в ином мире и важен для собственого создателя, и эта мысль казалась столь же странной, как и мысль, что "Громовая птица", уносящая его прочь от поверхности, теперь принадлежит ему. Келиофис не чувствовал себя вправе распоряжаться чужими судьбами, но всё же в его новом положении было нечто заманчивое, нечто прямо-таки… искусительное.       Он мечтал о том, чтобы изменить мир, – и теперь ключ к переменам у него в руках. Он хотел узнать все тайны Древних – и ему выпал шанс изучить технократов лучше, чем он когда-либо смел надеяться. Он втайне хотел вести за собой людей – и оказалось, что ему с самого начала предназначалось стоять во главе нескольких тысяч измененных людей, легиона космических десантников, возвращая человечеству потерянные миры. В нём больше не увидят чудовище, модификанта с неизвестной программой – цель его существования ясна всем людям Империума, и при встрече с ними Келиофис чувствовал не чужой страх и недоверие, а восхищение.       Всё это завораживало. Ожившие желания, даже самые глубокие и запретные, манили лёгкостью воплощения. Даже если бы ему не хватило чужого обожания и разгадки величайшей ваальбарской тайны, создатель сумел задеть самые глубокие струны его души, предложив Келиофису семью. Не неизмененных, что всегда ощущали его инаковость и, к сожалению, не дали ему забыть о собственной природе, а общество других модификантов. У него было девятнадцать братьев – девятнадцать примархов, первых во власти, способных увидеть в нём равного себе. Когда настал день знакомства с легионом, рядом с Императором были не только воины в искусной золотой броне – Кустодианская стража, личные войска его создателя, как узнал Келиофис, – но и ещё один примарх. Ещё один уникальный модификант, похожий на него больше, чем кто бы то ни было. Леман Русс – чуждое Ваальбаре имя, рычащее, резкое, точно удар или укус, столь же яркое, как и его хозяин. Первый из братьев, с большинством из которых Келиофису только предстояло встретиться. И пусть ему не хотелось вновь примерять на себя роль, в которую он не сможет вписаться, но теперь от него не ждали соответствия и правильности. Русс не требовал от него стать кем-то иным, сам Император видел Келиофиса настоящим и даже искренне называл своим сыном – Келиофис бы почувствовал ложь, неуверенность или сомнение! – и собственные воины готовы были принять его, хоть и испытывали оправданную неприязнь к Древним. Но…       Но у него уже была семья, с которой он едва сумел пересечься перед отъездом! Даже если новообретенные брат и отец принимали Келиофиса таким, какой он есть, променять приемных родных на кровные узы казалось неправильным. Леману Руссу ничего не стоило смириться с модификациями и особенностями Келиофиса, а родители прилагали немало усилий, чтобы не выдать свой страх и неприязнь. Не окажись Келиофис эмпатом, так ничего бы не узнал и не почуял за привязанностью и желанием любить даже его. Пусть он был модификанта, представляющим реальную опасность – и всё же приемная семья пыталась видеть в нём именно человека, родители пытались переступать через предубеждения, а Айканто просто был слишком мал на момент их первой встречи. Нельзя требовать от едва научившегося ходить ребёнка сознательности, которой не хватает даже взрослым, да и самому Келио следовало бы вести себя иначе… Но что толку сожалеть об упущенных по глупости возможностях?       Подвох таился и в прочих желаниях, осуществление которых манило Келиофиса. За любые перемены приходилось платить. Легиону требовалась новая кровь, но дать её могла лишь Ваальбара, и кто-то из её жителей обязан был уйти, чтобы сражаться и умирать ради людей из чужих миров, ради их спокойствия и жизни. Келиофис не имел права выбирать, кто должен приносить себя в жертву, – и всё же выбрал, как ему казалось, самый безболезненный путь. Предложить выбор, в котором очевиден верный вариант – точно поставить ловушку, и на кого? На таких же модификантов, как он сам… А будущие д'агх-мэ? Келиофис не собирался лишать личности никого из рекрутов для легиона – для Озарённых, у его воинов уже было дарованное Императором имя, о котором нельзя забывать, – но сама суть космодесантников Астартес делала вмешательство неизбежным. Конечно, гипнотерапия – это не коррекция личности, но лучше её проводить на разуме стража, который потребует меньших изменений. Даже при правлении Высоких д'агх-мэ не учились жить в модифицированном теле и не привыкали к нему, в отличие от скаутов-неизменённых, которые превращались в космических десантников за годы вознесения. И несмотря на все разумные доводы, Келиофис чувствовал себя предателем. Почему? Что он предавал? Он не мог облечь свои сомнения в слова – или просто не хотел? – но понимал: иного пути нет.       Он сделал выбор и собирался исполнить обещание, какую бы цену ни пришлось за него заплатить. И никто – ни смертный, ни бессмертный – не смог бы ему помешать. Келиофис понимал, что вступил в опасную игру, где его противники на много тысяч лет мудрее и на мощь целой цивилизации сильней, но не собирался отступать. У каждой стороны свой интерес, и почему бы им не увидеть в Келио ключ к достижению собственных целей? Да, он не может действовать с позиции силы, но сейчас он может пригодиться и Империуму, и Высоким, которые вскоре окажутся в безвыходном положении. А впереди его ждёт Великий крестовый поход, и успехами в нем Келиофис заплатит за покой для Ваальбары и всех, кто ей принадлежит: семьи, друзей, Хететии…       Ради всех вас.       Келиофис слегка кивнул собственным мыслям. Почему-то в голове вертелось слово-клятва, произнесённое Элу.       Эйё-цса. Сказанное – нерушимо вовек.       Личные покои Повелителя Человечества могли считаться самым защищенным местом в Галактике. Золотой корпус "Буцефала" и многослойные поля выдержали бы урон, нанесенный любым врагом из реального мира, а Кустодианская Стража охраняла покой своего господина на борту. Неизвестно, действительно ли Он нуждался в телохранителях и пустотных щитах или Его окружение всего лишь соответствовало образу и роли, что он избрал для себя, встав во главе Империума. Но за закрытыми дверями, вдали от чужих взглядов, привычная роскошь и блеск доспехов уступали место функциональности и прагматизму, которые всегда скрывались за сиянием героической маски, но неизменно оставались в тени. Собеседник Императора знал о них и видел за всеми символами и знаками, из которых было соткано Его обличие, но даже он не мог быть уверен, что понимал истинные мотивы личности, возглавлявшей людскую расу. Он не позволял себе заблуждаться: даже ему, привычному к тайным планам и долгим интригам, предназначалась лишь малая часть великого замысла. Но всё же в ней он имел широкую свободу действий, он мог возразить даже Императору и предпочитал распоряжаться своим правом с умом. Он подозревал, что иногда даже Его мудрости может не хватить, и готов был стать голосом сомнения.       – Эта сделка слишком опасна. Даже примарх едва ли способен переиграть хь'ар, если предположения об их образе существования хотя бы вполовину верны. Неудача создаст немало проблем…       – А успех усилит человечество. Предложение Келиофиса весьма заманчиво, и я позволю воплотить его в жизнь. Империум может получить рабочий археотек и использовать те крупицы разработок, что сохранились здесь со времён Тёмной Эры.       – Но почему бы не предоставить механикум доступ к урским шаблонным конструкциям?       – Техноарканы Ура не связаны со стандартами напрямую, как и вся их наука. Последние искры от прежнего пожара разгорелись вновь, но это иное пламя, зажженное в новом очаге. Эти реликвии представляют для нас интерес, но они не могут быть интегрированы в общую систему. Не без значительных преобразований и долгих исследований, которые займут непозволительно много времени. Однако они могут послужить человечеству уже сейчас.       – И всё же мы рискуем вызвать недовольство марсиан.       – Они уже недовольны Келиофисом, но не могут не понимать: он преуспел там, где Марс проиграл. Им не удалось получить археотек хь'ар самостоятельно, и теперь они вынуждены договариваться с твоим братом, а ему предстоит научиться ладить с техножрецами. Конфликт не станет действительно серьезной проблемой.       – А вмешательство союзников Келиофиса? Да и сам он может решить, что цели Великого Крестового Похода расходятся с его личными интересами. С учетом той маленькой демонстрации на Нибиру… Он может причинить немало беспокойства.       – У меня есть ты, и тебе по силам проследить, чтобы ни он, ни его союзники не вышли из-под контроля.       Собеседник Владыки Человечества ожидал такого исхода и нуждался лишь в подтверждении, чтобы начать работу. Он уже был готов ко всему и осторожно поклонился в знак согласия:       – Да, отец.