Разорванное

— Не надо.       Алисса судорожно вздыхает, пытаясь унять сердце. Фраза, брошенная вскользь, не покидает сознание, снится даже ночью, не давая нормально отдохнуть. Она привычна к кошмарам, что показывают прошлое, привычна к боли в сердце, но почему-то эти два слова бьют сильнее.       Не надо. Не снова. Оставь всё в прошлом.       И ей хочется. Правда. Алисса помнит боль от предательства, но вместе с тем — ту любовь, которая до сих пор стучится в сердце, ломая все барьеры. Прошли годы, кажется, сменился даже мир, — если в это вообще возможно поверить, живя на Земле, — но даже после всего пережитого её душа прощает, отзывается, ищет знакомые глаза в толпе, пытается поймать отзвуки голоса среди гомона людского.       Это отчасти похоже на сумасшествие. На помешательство. И Алиссе слишком часто кажется, что она и вправду помешана. Она пытается держать себя в руках, не обращать внимания, запереть старое, но такое сильное чувство в глубине, сосредоточиться на жизни настоящей, а не на той, что была.       Только из раза в раз ничего не выходит.       Они встречаются снова в каком-то кафе, куда она заходит за латте с корицей перед работой. Алисса выпила бы чая в своём любимом заведении, потому что он там как раз такой, какой она любит, но почти бессонная ночь даёт о себе знать. Поэтому именно латте — не слишком крепко, но в себя голову приведёт, а дома она, дадут бо… даст бог, отоспится.       Народу почти нет, девушка пробегается глазами по полупустые столикам и вдруг чувствует на себе чужой взгляд, такой знакомый. Старается повернуться как можно спокойнее, чтобы не выдавать своей заинтересованности, хоть сердце и срывается на сумасшедший ритм, а по спине бегут мурашки.       Она находит его в самом дальнем углу и едва не усмехается уголком губ — всё та же чёрная одежда, что и всегда. Сердце замирает на краткий миг, чтобы снова сорваться, Алисса выдыхает, чуть приоткрыв губы, но всё ещё пытается. Держать себя в руках, не броситься к нему с вопросами. Отчаянно хочется прикоснуться, вспомнить наяву, какие на ощупь эти тёмные волосы, узнать, восстановить и обновить воспоминания из снов.       — Чего желаете, мисс?       И Алисса, наконец, отводит глаза, приветливо улыбаясь молодому мальчишке, что с поднятыми уголками губ склоняет голову в знак приветствия. Ей легко говорить с другими, она спрашивает про то, сколько молока добавляют в латте и нельзя ли добавить побольше корицы, разговор плавно перетекает на погоду за окном, и она негромко смеётся, услышав замечание паренька.       Смеётся и твердит себе: не оборачивайся. Не смотри.       А в голове вновь звучит его голос, эта чёртова фраза, что не даёт спать. Девушка мысленно ругается, когда не получается с первого раза выловить мелочь из кошелька, пряча лёгкое раздражение за смущённой улыбкой, подхватывает нагревающийся стаканчик с кофе и движется к выходу, на ходу бросив «всего доброго!».       Спину обжигает взгляд, но Алисса не оборачивается, потому что нельзя.       Невыносимо больно от того, как сильно бьётся сердце.       В следующий раз, уже выходя с работы, она ловит себя на мысли, что чувствует знакомый аромат в воздухе. Привыкшая полагаться на чувства, — хах, похоже, это осталось от «ведьминской» жизни, — она с лёгкостью распознаёт запахи, которые чувствовала раньше, но этот был… более глубинным. Словно воспоминание, покрытое ворохом эмоций и лет, нечто отдалённое, но такое близкое по духу.       Пытаясь разобраться в собственных ощущениях, Алисса оглядывается и резко выдыхает, не успев даже сдержать себя. Пальцы резко сжимаются на ремешке сумки.       Каспиан только-только заходит в лифт и ещё даже не успевает обернуться, чтобы её заметить, но обязательно увидит позже — по крайней мере, девушке очень хочется в это верить.       Она помнит. Этот терпкий, знакомый до головокружения аромат преследует её во снах, напоминая о счастливых днях, а потом больно ударяет, когда начинаются кошмары — а они начинаются всегда, раз за разом, и нет ни спасения, ни возможности избавиться от них.       Алисса стоит, потому что ей отчаянно хочется вновь поймать взгляд этих карих глаз, хоть и издалека, едва различая.       Мужчина поворачивается и на какое-то мгновение ей кажется, что он, — хоть и совсем немного, — но удивлён.       А потом двери лифта медленно смыкаются.       Кожа скрипит под пальцами, Алисса встряхивает головой, зачем-то поправляет рубашку, потом скользит ладонями по юбке и заправляет прядь за ухо, то ли стараясь унять бешеное сердце, то ли просто желая что-то сделать, чтобы не потеряться совсем.       Уже позже, дома, ей думается снова и снова, что они встречаются не просто так. Все эти сны, ощущения, безмолвные знаки, которые они друг другу подают, постоянные поиски — всё это неспроста. В том, что рыжая ведьма из снов является частью самой Алиссы, она понимает давно, но рациональная часть, выросшая в другом мире, до последнего отрицает очевидное.       В прошлый раз ей понадобились недели, чтобы влюбиться.       В этот раз она отдала своё сердце сразу же, не имея никакой возможности сопротивляться. И всё было бы прекрасно — она помнит и его ласковые руки, и лучистые глаза, и улыбку, и нежный голос.       Всё бы ничего. Если бы не его слова.       — Не надо.       Всё бы ничего, если бы Алисса слишком хорошо не понимала, отчего всё происходит именно так.       Они встречаются снова и снова, проходят рядом, касаясь друг друга либо плечами, либо пальцами, Алисса видит, как иногда беззвучно шевелятся губы Каспиана, словно он хочет что-то сказать. Она тоже хочет, отчаянно и давно, но пока сдерживает себя, хотя и не знает, зачем и для чего. Разрешить бы всё это разговором, встретиться бы, наконец, нормально.       Сказать бы, что давно простила, не забыла, но простила. Объяснить, чтобы не видеть каждый раз в этих глазах столько боли и сожаления, которые он старается спрятать.       Она говорит себе, что ещё не время. Что никто из них пока не готов, но это настолько отчаянно лживо, что хочется взвыть. Алисса всё ещё видит кошмары, но теперь они мешаются с видениями о том, что она гонится за призраком — давно, безнадёжно, чувствуя в груди болезненную тяжесть. Гонится, спотыкается, стирая колени в кровь, но вновь встаёт. И не догоняет. Каспиан всегда уходит и поворачивает лишь под конец, всё так же печально улыбаясь.       Если бы были слёзы, Алисса бы не смогла их сдержать.       Она всё ещё пытается. Дни идут за днями, сменяются часы, солнце восходит и заходит. Девушка ходит в одни и те же места, улыбается одним и тем же людям, которые уже давно знают её, иногда выбирается на редкие встречи со старыми знакомыми, позволяя себе немного развеяться, а вечерами запирается в собственной квартире и забывается беспокойным сном, сжимая в руках телефон. Просыпается и смотрит на него, хотя прекрасно знает, что вот так вдруг никто ей не напишет, никто из тех, кого она так отчаянно хочет видеть рядом.       Потом ей снится Ева, и Алисса едва не прокусывает губу до крови.       Она ведь не знает, чем всё закончилось там. Её воспоминания обрываются на моменте собственной смерти, до этого же — лишь счастливо-светлые осколки, улыбчивая названная сестра и Эдмунд, с которым они часто препираются. У девушки теплеет в груди от вида родных людей, но всё равно слишком больно, чтобы нормально дышать — она просыпается с хрипами и рыданиями, которые давит подушкой и сжатыми костяшками.       Где они все сейчас? Что с ними стало? Счастлива ли Ева? И вернулся ли Эдмунд домой, кажется… в этот мир?..       На утро она ловит себя на том, что ищет в толпе не только Каспиана, но и два других лица. Свою семью. Старается делать это незаметно, вздрагивает каждый раз, когда видит что-то знакомое, и тем больнее осознавать, что всего лишь показалось.       Так ли их зовут до сих пор?       Алисса не знает ответа ни на один вопрос, и это давит. Они были одной семьёй, делили завтраки, обеды и ужины, вместе порой выбирались на природу, когда у обоих мужчин находилось свободное время. Девушка помнит, что с Евой они часто гуляли по парку, вместе засиживались в библиотеке в поисках интересных книг, порой сбегали на рынок, позволяя себе быть не особами из дворца, что порой слишком давило на Алиссу, а простыми девушками.       Алиссе так отчаянно не хватает этого сейчас, когда никого вокруг нет вообще. Не хватает тех мгновений, того тепла, чужого присутствия рядом. Ведьма внутри неё давно стала ручной, её приучили к людям и их обществу, и теперь без них девушка чувствует себя слишком пустой.       Порой Алисса думает о том, что, наверное, лучше бы она вообще ничего не вспоминала.       Каблуки глухо стучат по брусчатке, и Алисса шипит себе под нос. Хватит с неё. Надоело до чёртиков. Этот адский замкнутый круг, это постоянное молчание, хотя слов так много, эти печальные глаза.       С неё. Чёрт бы побрал этого Каспиана. Хватит.       Знакомое уже кафе встречает её едва заметным теплом и приветливой улыбкой работников. Девушка заказывает самое крепкое кофе, кажется, двойное эспрессо, потому что чувствует, что ещё пару часов — и она точно уснёт прямо на рабочем месте. Слегка нервно стучит ногтями по прилавку, дожидаясь заказа, от чего паренёк, с которым она так спокойно разговаривала, стушёвывается — на этот раз весь её вид разнится с прошлой приветливостью.       Алисса бы притворилась, что всё так же хорошо, как и тогда, но уже не может.       Наконец, стаканчик оказывается перед ней, девушка тянет руку, чтобы его взять, но внезапно чувствует чужое тепло рядом. Кофе перехватывает чужая рука.       — Не надо.       Она вздрагивает вместе с собственным сердцем. Фраза бьёт по ушам, только теперь она сказана уже не тем едва слышным шёпотом, а уверенно, твёрдо. Рядом.       — Что? — заторможенно переспрашивает девушка, пытаясь всё осмыслить. До сонной, уставшей головы медленно доходит происходящее.       — Кофе. Он слишком крепкий для т… вас.       Алисса резко выдыхает и разворачивается на каблуках, отчего на мгновение перед глазами темнеет. Эти слова слишком похожи на заботу, только вот сейчас это скорее раздражает, чем согревает изнутри. Столько времени они друг от друга бегали, а сейчас!..       — Прошу меня простить за грубость, но не ваше это дело, сэр.       Она поднимается на носочках, потому что Каспиан всё ещё слишком высокий, тянет руку за своим эспрессо, но не дотягивается — он поднимает руку выше. Раздражённо фыркнув, Алисса бросает через плечо:       — Дайте ещё один, пожалуйста.       — Не надо, — вновь повторяет мужчина, а для девушки это звучит, как пощёчина.       Она сжимает зубы и пальцы, слыша, как негромко скрипит сумка под ними, резко выдыхает, чтобы не сорваться и резко разворачивается, чтобы больше не видеть этого лица.       Разворачивается, надеясь, молясь, чтобы её оставили в покое, но на плечо тут же ложится тёплая, большая ладонь.       Алисса резко дёргается, больно ударяясь бедром о стойку, стряхивает чужую руку и шипит:       — Оставь меня в покое!       Она едва ли не выбегает из кафе, не обращая внимания на окрики мальчишки за кассой. В голове всё мешается, ясным остаётся лишь раздражение и гнев, но, вопреки всему, девушка всё ещё чувствует, что внутри предательски теплеет от мягкости, что оттенком проскальзывала в его голосе.       И злится от этого ещё больше. На кой чёрт ей все эти воспоминания и кошмары? Чтобы мучить? Изводить? Доводить до отчаяния?       Какой смысл вообще во всём этом?       За день на работе удаётся кое-как успокоить себя, привести мысли в порядок. Хрупкое душевное равновесие качается на пропасти в опасной близости с последней, и Алисса, поддавшись, наконец, уговору коллеги, глотает одну таблетку успокоительного — впервые, просто для того, чтобы хотя бы немного быть в себе. Постоянное эмоциональное напряжение, кошмары — всё это изводит её день за днём, шатает, мутит рассудок.       Она не только зла, но и устала от всего этого. Может, у неё и много сил на то, чтобы всё терпеть, всё прощать. Но бесконечно мало, когда собственное сердце отчаянно рвётся к человеку, который хочет его принять, но отказывается.       Она выходит и вдыхает свежий воздух улицы, что уже погрузилась в вечернюю темноту. Закрывает глаза на долгие мгновения и едва не падает на месте, когда вновь слышит:       — Не надо.       Успокоительное не помогает.       — Всё, — глухо шипит Алисса, резко разворачиваясь, — с меня хватит! Чего ты от меня хочешь, а!?       — Ты замёрзнешь, — просто отвечает он, но она видит, как устало вздыхают его глаза.       Два лжеца. Она не говорит того, что хочет, он говорит, но не то, что нужно.       Девушка обхватывает плечи руками больше для видимости, чем от холода, делает шаг вперёд и поднимается на носочки, потому что Каспиан слишком высок для неё. В нос ударяет знакомый запах.       — Ну и что!? Не твоё ведь это дело-то!       Он не меняется в лице, глаза его всё так же печальны и спокойны, и Алисса, не сдержавшись, бьёт его кулаком в плечо настолько, насколько может, потому что внутри кипит ураган.       — Перестань ошиваться рядом со мной! Перестань попадаться на глаза! Перестань делать вид, что тебя что-то да заботит! Если хочешь оставить всё в прошлом, забыть обо всём, то пожалуйста! Не надо!..       Она внезапно задыхается, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. Сердце отчаянно бьётся в груди, болезненно ноя, в голове мешаются воспоминания, смешанные с настоящим, и всё это вновь бьёт так сильно, что Алисса снова ударяет по груди Каспиана, только сил больше нет. Пальцами она сжимает ткань его рубашки.       — Я устала, понимаешь? Это больно. Постоянно видеть тебя где-то и не иметь возможности даже поговорить. Не иметь возможности просто стоять рядом. Не иметь возможности прикоснуться. У меня… — она резко втягивает носом воздух, давя предательские рыдания, — не хватает больше сил.       Девушка зажмуривается. Голос дрожит, не слушается, собственные эмоции выходят из-под контроля, совершенно не желая слушаться, и всё тело мелко трясёт. Алисса низко опускает голову, позволяя полумраку улицы закрыть лицо.       Опускает голову и шепчет, почти неслышно, глухо, устало:       — Всё это сильнее меня.       В ответ — лишь молчание. Алисса безумно хочет почувствовать хоть что-то в ответ: тепло руки, лёгкое прикосновение, дуновение ветра, услышать хоть какие-то слова. Она так отчаянно нуждается в поддержке, в надёжном плече, в заверении, что всё будет хорошо, всё наладится. Не в этой глухой пустоте, не в этом бегстве от самой себя, не в этой боли, что съедает грудную клетку день за днём, месяц за месяцем.       Пожалуйста, шепчет она мысленно. Пусть прошлое, наконец, останется в прошлом. Ей и вправду уже не хватает сил, чтобы нести на себе все воспоминания и старые чувства, она едва ли может скрывать собственное душевное состояние даже перед совершенно чужими людьми, что уж говорить о тех, кто постоянно где-то рядом.       Каспиан один из них, но он словно призрак — где-то вечно рядом, задерживает на ней свой взгляд, ходит следом, сталкивается, наблюдает. И в то же время слишком далеко — не дотянуться. Не дотронуться. Не докричаться.       Даже сейчас, чувствуя лбом тепло его груди, Алиссе кажется, сквозь весь вакуум собственных чувств, что он невообразимо далеко, не здесь и не сейчас.       Снова в Нарнии. Снова тот Король, которым был когда-то.       — Я уйду.       Алисса, чувствуя, как обрывается сердце, громко всхлипывает и цепляется за него уже обеими руками.       — Идиот!       Ей бы продолжить, сказать, что всё в прошлом, в этой жизни они могут быть счастливы, но слова тонут в глухих рыданиях, и Каспиан, словно издеваясь вновь, не отталкивает, но и не пытается что-то сделать — просто позволяет ей держаться, создавая иллюзию того, что он рядом.       Она цепляется, сбивчиво дышит, стараясь поскорее избавиться от слёз, которые слишком давно сдерживала, потому что всё-таки сказать надо слишком многое. Между ними миллионы недосказанностей и нерешённых вопросов, между ними стены непонимания, но одна на двоих — судьба. Алисса не может ей противиться, она хочет лишь тепла и, наконец, ответов.       Определённости.       Его рука почти обжигает полуобнажённое плечо, а голос режет слух.       — Не надо.       Алисса, наконец, чувствует себя достаточно спокойной, чтобы говорить. Если Каспиан не хочет отвечать, значит, говорить будет она.       Отступает, но всё ещё держится пальцами за ткань его рубашки.       — Надо, Каспиан, — мотает она головой, и бывший король вздрагивает. — Почему ты считаешь, что можешь решать за нас двоих?       — Я не…       — Почему ты думаешь, что прошлое ничего не стоит? Я помню всё точно так же, как и ты. Я, — она сглатывает на мгновение, — до сих пор всё чувствую, а ты продолжаешь повторять своё «не надо» так, словно пытаешься меня защитить.       Каспиан встречается с ней взглядом, и Алисса видит бесконечную печаль в его тёмных глазах. А ещё — своё отражение: растрёпанная, с покрасневшими глазами девчонка, у которой в глазах — почти отчаяние.       Она слышит тяжёлый вздох.       — Я и пытаюсь. Защитить тебя от себя.       Мужчина кладёт руки поверх её и медленно, но настойчиво пытается освободить ткань. Алисса поджимает губы — ну нет уж! — и сильнее их сжимает.       Хватит им уходить от темы и закрывать глаза на то, что происходит.       — Алисса, — негромко зовёт он, и девушка чувствует, как разом слабеют ноги. Память вновь даёт о себе знать, подбрасывая множество мгновений, когда он произносил её имя. Не с такой интонацией, не с такими глазами, но это всё ещё его голос, а вокруг — всё ещё его запах, такой привычный и родной. — Пожалуйста. Я не могу…       Я не могу простить себя.       Руки разжимаются сами собой. Алисса не отводит взгляд даже тогда, когда Каспиан опускает голову, закрывая лицо отросшими волосами. Она ловит его боль своим сердцем, ловит его отчаяние и впервые за всё время забывает о своём.       Девушка молча смотрит в ответ на его взгляд, обдумывая ответ. На языке крутится единственно-верная фраза, которую стоит сказать, которая нужна, важна и первостепенно, но отчего-то Алисса ждёт. Наблюдает.       Каспиан глубоко вздыхает, но не роняет больше ни звука, лишь негромко говорит:       — Накинь что-нибудь на плечи.       И, развернувшись, медленно уходит.       Алисса позволяет ему уйти, и снова в её душе виснет эта чёртова неопределённость.       Ей снова снится Ева с её широкой улыбкой, ядовитым сарказмом и яркими, тёмными глазами. Снится Эд, что стоит чуть в стороне, а в глазах его — бесконечная нежность и тепло по отношению к её названной сестре. Снится Каспиан, который предлагает пойти с ним, спасает от холода, от одиночества, дарит смысл после всех потерь, после всей боли, чтобы потом внезапно всё оборвать.       На этот раз Алисса не плачет, но задыхается, отчаянно стараясь успокоить собственное сердце. Она безумно скучает и по сестре не по крови, и по второму королю, который, на самом-то деле, является первым.       Скучает по Каспиану. И вновь вспоминает его удаляющуюся в темноте широкую спину, каждый кусочек которой она до сих пор помнила.       В голове вертятся вопросы, обвинения, потому что нельзя было позволять ему уйти, нельзя было терять его из виду, надо было взять себя в руки и сказать, наконец,всё, как есть.       Алисса проводит по отросшим за несколько месяцев волосам и тяжело вздыхает, залпом выпивая воду из стакана. Надо спать. Работа сама по себе не сделается.       А наутро, зайдя в уже привычное кафе, она не идёт к стойке, но разворачивается в другую сторону — Каспиан всегда сидит на одном и том же месте, словно прячется ото всех в своём уголке. Она ловит его удивлённый взгляд, видит, как он начинает подниматься, — видимо, не хочет вновь поднимать старую тему, — но Алисса лишь щурит глаза и качает головой.       — Сядь.       Мужчина так и делает.       Будь девушка в настроении, она бы хмыкнула про себя — вот ведь, сам король Нарнии ей подчиняется, не зря ведь столько легенд о ведьмах ходит.       Но, если говорить начистоту, то всё это действительно в прошлом, которое стоит забыть.       Он как-то слишком устало вздыхает и встряхивает головой. Алисса вдруг отчётливо видит под его глазами тёмные круги — точно такие же, как под своими собственными по утрам.       — Я могу, — просто говорит она, не отводя взгляда.       Она может за двоих. Простить предательство, простить всё. Она может, ей хватает любви к нему, чтобы это сделать. Ей хватает ощущения, что тогда всё было неправильно, неверно, как-то слишком быстро. Ей хватает воспоминаний, тепла и сил.       Каспиан сжимает пальцы в кулаки и качает головой.       — Проблема как раз не в этом, Алисса.       Сердце снова замирает — наверное, как и сотни, тысячи раз до этого, когда он звал её по имени.       — Как раз в этом. Потому что ты меня не понял, — она заполняет лёгкие воздухом и на выдохе говорит: — Я простила тебя.       Тишина обволакивает их столик, не пропуская посторонние звуки. Алисса смотрит мужчине прямо в глаза и молчит, потому что, наконец, нужные слова произнесены. У Каспиана глаза большие, удивлённо-шокированные, и он, кажется, даже не дышит, пока смотрит на неё.       Наконец, девушка поднимается из-за стола и на прощание говорит:       — Если ты хотел наказать себя за сделанное, то ты действительно идиот. Потому что в итоге страдаем мы оба.       Она не видит его ещё неделю и думает, что отчасти, но это правильно — пусть обдумает её слова и решит всё в первую очередь для себя. Алисса давно определилась и сделала свой выбор.       Работы наваливается катастрофически много, девушка приходит домой слишком поздно даже для того, чтобы думать об ужине, просто добирается до кровати и сразу засыпает, купаясь в, наконец-то, более-менее спокойных снах. Это всё ещё воспоминания, всё ещё старая Нарния, в которой вновь весна, цветёт то огромное дерево на утёсе, а леса полны трелей и звонких переливов. Пусть деревья давно не разговаривают, Алисса слышит их голоса и разводит руками в стороны, наслаждаясь, чувствуя присутствие рядом важного для себя человека.       Она вновь видит счастливую, улыбчивую Еву и спокойного, иронично-тепло улыбающегося ей Эда, который отвечает что-то на её подкол по поводу тяжеленного меча, из-за которого он едва ли её догонит.       На следующий день, вечером, Каспиан ловит её на выходе с работы. Алисса с какой-то усталой теплотой ловит себя на мысли, что он снова в чёрном, снова выше неё и шире в плечах, и, стоя рядом с ним лицом к лицу, ей комфортно и хорошо, словно так и должно быть.       Только голову поднимать неудобно, но это дело поправимо.       — Не могу так больше, — наконец, говорит он. Девушка кивает, мол, продолжай, я здесь, я слушаю. — Я хотел держаться подальше. Пытался. Ходил домой другими дорогами, старался обходить те места, где увидел тебя, но мы продолжали встречаться. Говорил себе, что нельзя, опасно, больно для тебя. Но раз за разом мы смотрели друг на друга, и я не видел никакой ненависти. Ты просто всегда смотрела в ответ так, словно постоянно чего-то ждала. Или хотела сказать.       Алисса качается чуть вперёд и находит его руку своей — прохладной, слегка замёрзшей. Сердце отчаянно колотится внутри, порываясь выпрыгнуть из грудной клетки.       Она вновь кивает — потому что сейчас нужно слушать. Но всё же негромко говорит:       — Прошлое должно остаться в прошлом.       Каспиан поднимает — хоть это и звучит смешно — на девушку глаза, и тишина уютным мгновением селится между ними.       — Ты готова вновь?..       Алисса резко выдыхает и так же — кивает, позволяя себе, наконец, улыбнуться — устало, вымученно, но счастливо.       — Я давно уже дала свой ответ, но ты всё на хотел его принимать.       Каспиан делает шаг вперёд, и с губ его срывается тихий шёпот.       Каспиан всё такой же высокий, от него всё так же пахнет терпким лесным орехом и совсем чуть-чуть — стиральным порошком и гелем после бритья. Его спина всё так же широка, и Алиссе приходится сцепить руки за шеей, чтобы было удобно.       Он всё такой же тёплый, а губы его — всё такие же мягкие, и горячее дыхание всё так же греет замёрзшие пальцы.       Только теперь это всё не сны и не воспоминания.       Настоящее гораздо ценнее и лучше, чем далёкое прошлое.       Алисса чувствует себя абсолютно счастливой в кольце чужих рук.