***
Утро главному лицу государства положено проводить за завтраком с главной семьей государства, но перспектива слушать воодушевлённые речи Люка о юных джедаях и в очередной раз созерцать обиженно поджатые губы Леи — его не прельщает. Вместо этого сие лицо под покровом капюшона можно наблюдать в Имперском Сенате, никем не узнанное и потому грозящее ни о чем не подозревающим политикам многочисленными репрессиями. На этот раз там обсуждали заявление Панторы о превышении Мандалором полномочий и объявлении тому войны, а также о якобы появившейся в пещерах Альдераана некой жукоподобной расе. Оба вопроса, к неудовольствию пребывающего инкогнито Императора, всерьез поставили на голосование, проигнорировав при том робкие заявления некоторых сенаторов о копошащихся на их планетках прихвостнях Альянса Повстанцев. Дальше же начался форменный цирк: причиной войны с Мандалором назвали незаконную конфискацию нескольких космических судов Панторы без каких-либо объяснений, а вопрос с жуками без доказательств или опровержения их существования решили посредством пары Звездных Разрушителей. "Лея называет Сенат кружком пустоголовых пожирателей кредитов", — почему-то приходит на ум. Вейдер трясет головой и желчно хохочет, привлекая, наконец, внимание собравшихся. По огромному залу проносится ропот возмущения, разбавленный кое-где вполне однозначными гневными выкриками. Нарушителя требуют вытолкать из помещения, а некоторые даже настаивают на аресте за непочтение к деятельности уполномоченного Сената. И только Верховный Визирь, сухонький человек средних лет с глубоко посаженными глазами-угольками, почтительно склоняется на своей центральной платформе. — Для нас честь, что Вы посетили Сенат, Ваше Императорское Величество. Волнения моментально стихают, сменившись давящей пустой тишиной. В Силе ясно видно, как расцветает, сияя всеми темными оттенками, ужас, постепенно светлея на пару тонов до страха или даже до любопытства. Вейдер движется к центру зала. — Панторанские суда нарушили космическое пространство Мандалора, всё законно. Империя войны объявлять не будет. Если вам наплевать на жизнь — объявляйте ее сами. — Это угроза? — гордо интересуется леди-сенатор от Панторы, но ситху прекрасно видно, как кусает она губы, боясь ответа. Глупая букашка. Лея бы сказала, что та с ним просто заигрывает, Лее почему-то невдомек, что его слишком боятся, чтобы позволять себе нечто подобное. — Вас Мандалор размажет на раз-два, сенатор, а не Империя, которой вы служите. По залу снова проносится шепоток. Император груб, говорят они. Кажется, он услышал еще "солдафон", но ему плевать. — Какой дурак придумал зачищать пещеры с помощью Звездных Разрушителей? — задает он новый вопрос, на который опять никто не отвечает. — Где сенаторы с Лотала, Альдераана и Набу? Три платформы плавно перемещаются к центру помещения пред янтарные очи Вейдера. Подрагивающая блондинка, спокойный малец и прямой, как жердь, старец. — Нет ли донесений о повстанцах? Женщина мигом оживает, растягиваются в обольстительной улыбке пухлые губы. Она просто воняет страхом. — На Лотале повстанцев не было, нет и не будет, Ваше Величество. Раздаются одиночные смешки. Вейдеру хочется ее придушить, так как именно на Лотале несколько лет назад он видел собственными глазами якобы не бывавших там никогда повстанцев. Не говоря уже о том, что они, по достоверным данным, и сейчас ошиваются где-то там — Мерис почти перед самым своим отлетом пихала ему под нос пару прошений с Лотала, которые стоящая сейчас перед ним блондиночка обязана была проверить со всем тщанием. — Сенатор от Набу? Пожилой мужчина выпрямляется и кашляет в кулак, прочищая горло. — Набу не позволит скрываться у себя повстанцам, мы целиком преданы Империи. — То что вы не хотите, чтобы они там были, еще не значит, что их там нет, — сухо произносит император, внимательно всматриваясь в спокойное, словно маска, лицо набуанца. Сила мечется вокруг него, он просчитывает варианты, и, наконец, уверенно заявляет, что повстанцев на Набу иногда встречают. Пусть в действительности там их и нет. — Сенатор от Альдераана? Тонколиций юноша сдержанно кланяется. — Да, Ваше Величество, на Альдераане есть повстанцы. Более того, мы выяснили, что наш король, Бейл Престор Органа, спонсирует Альянс и является его членом. Знатные дома Альдераана хотят организовать перевыборы, но без разрешения Империи это невозможно. — Что же вы молчали, сенатор? — мрачно усмехается Вейдер, отчего шрам на его щеке дергается влево, и блондинка со стариком отводят взгляд. Сила снова приправлена легким флером страха. — Начал с новостей о жуках, Ваше Величество, а потом не смог вставить и слова, — в голосе юнца проскальзывает легкая насмешка. Император неопределенно хмыкает. Скрытая перчаткой рука тянется в сторону трех сенаторов, но замирает в раздумьях. "Была бы я императрицей, казнила бы сразу, без второго шанса", — обычно говорит Лея. Но хотя бы он-то должен следовать собственным законам? Ситх фыркает, его голова поворачивается к визирю, открывая на всеобщее обозрение прежде скрытый капюшоном тонкий, похожий на молодой месяц рубец у правого глаза. Силу разбавляет отвращение, но ему плевать. — Сенаторов с Лотала и Набу сместить, заявление Панторы отклонить, никаких ИЗР к Альдераану не подпускать — отправить на зачистку Имперских Рыцарей, дать разрешение знатным домам на перевыборы, отправить за Органой инквизиторов, — четко приказывает Вейдер, и помощник визиря быстро протоколирует все распоряжения. Сенатор от Альдераана благодарно кивает и отдаляется от центра зала. Руки императора, наконец, покоятся у широкой груди, желтые глаза внимательно сканируют зал из под сдвинутых бровей. — Внести поправку, по которой сенатор, не просмотревший прошение и не составивший отчёт в течение трех стандартных месяцев, освобождается от должности. Прошу прощения, что отвлек, — платформа с императором возвращается на свое обычное место, провожаемая опасливыми взглядами. Он выходит в коридор здания, привычным размашистым шагом добирается до кабинета Айлет Мерис, якобы мандалорского посла, не обращая внимания на изумленно смотрящих ему вслед работников. Ее нет уже довольно долго, и зная Айлет, ситх предполагал, что она могла рвануть в Сенат раньше, чем в Императорский Дворец. Стража кланяется при его приближении, но самой мандалорки в комнате не наблюдается, и Вейдер возвращается к залу заседаний, надеясь встретить ее там. Но вместо этого замечает другую до боли знакомую фигурку рядом с альдераанским сенатором мило беседующей. Мило, конечно же, конкретно для Леи. И то, вероятно оттого, что она сейчас не так уж много говорит, а больше слушает. Внимательно, чуть склонив голову. Карие глаза смотрят на собеседника прямо, не моргая, пока он под этим взглядом не запинается, вызывая тем самым несколько мгновений знакомого звонкого смеха. Вейдер проходит мимо, надеясь, что дочь и не подумает, что он мог заявиться сюда так, без брони, не узнает. Сила ласково касается его плеч, прося остановиться. Из легких вырывается злой вздох, больше похожий на его прежнее искусственное дыхание, ситх нехотя разворачивается на каблуках и замирает, делая вид, что присматривается. Длинные ресницы девушки на миг касаются щек, будто от смущения очередной репликой мальца, а затем медленно взметаются, как бы невзначай давая взору зацепиться за темную фигуру в отдалении. Тонкие брови удивленно приподнимаются. Сенатор от Альдераана оборачивается, прослеживая ее взгляд и торопливо кланяется. "Неплохое представление, Лея". Губы девушки растягиваются, обнажая белоснежный оскал. — Отец, вы все-таки здесь, — Лея почти невесомо касается плеча своего недавнего собеседника в знак прощания, заставляя того вздрогнуть, и бросается к Вейдеру, оплетая его торс тонкими руками и прижимаясь щекой к груди. Тяжёлые рукава ее темно-красного платья с прорезями оголяют предплечья и остаются болтаться у боков мужчины, задевая их при каждом мимолетном сквозняке, так, что чувствуется даже сквозь одежду. "Представление продолжается, милорд. Не стойте истуканом, обнимите дочь". Ситх отстраняет девчонку от себя за плечи, возможно, излишне резко. Она смотрит на него с укором снизу-вверх, чуть поджав губы. Возможно, со стороны это выглядит забавно, но Вейдера ужасно раздражает. Он движется к выходу из Сената, и дочь без промедления следует за ним. "Давно ты болтаешься с сенаторами?" — Сенатор Антиллес любезно сообщил мне, что вы действительно в здании и предложил подождать у зала для совещаний. Он рассказал, что вы поставили на место этот гадюшник, — непринужденно сообщает Лея, а через Силу приходит ехидное "Ревнуешь?". Она беззаботно дергает головой, стряхивая с лица пряди, и волнистые от недавно расплетенных кос волосы теперь упруго пружинят за ее спиной в такт быстрому шагу. Вейдер непроизвольно следит краем глаза за каждым их движением. Девушка глядит на него с насмешкой. "Хороша?". Губы ситха гневно искривляются, и с них слетает презрительное "пф". "Сенатор Антиллес женат?" — продолжается мысленный допрос через пару поворотов. Узкая ладонь нежно касается металла ладони мужчины. "Все-таки ты ревнуешь. И зря". Мягкая щека прислоняется к живому плечу. Вейдер сжимает руку Леи до хруста, и ее губы становятся тонкой ниточкой. "Я хочу от тебя избавиться". Девушка отстраняется, стараясь смотреть по сторонам как можно более дружелюбно. Его раздражает этот фарс.***
Император не спал четыре недели и три дня. На медитацию уже не хватает сил, поэтому в горло проскальзывает холодный склизкий каф, принуждая ситха недовольно сморщить нос. Но каф тоже не помогает. Прошлой ночью он не был настолько уставшим, несмотря на то, что разница в день, когда прошло уже тридцать восемь, мало что значит. Хочется почесать зудящие отчего-то шрамы, хочется чтобы Айлет притащила, наконец, свой зад на Корусант, ради хоть какого-то стимула спать по ночам. Хочется что-нибудь сломать. Хочется зарычать по звериному на упертую Лею. Император откладывает очередную деку в сторону, и яростно потирает переносицу. Душные объятья кровати манят к себе с непреодолимой силой, и он все-таки сдается, выключает свет и идет в спальню, скидывая по пути ненужные части облачения, хотя, по-сути, осталось от него уже не так много: рубашка, брюки, перчатки и сапоги. Сапоги снимаются один за другой, перчатки с остервенением стягиваются зубами, рубашка снята через голову, не усложняя процесс расстегиванием, и летит куда-то в угол. Вейдер останавливается у заправленной постели. Настает и ее очередь полететь вниз. Покрывала, одеяла и простыни покрывают пол неравномерным и неровным слоем, образовывая на нем своеобразные островки. Не тронуты лишь подушки, но и те скоро отбрасываются прочь, оставляя под собой лишь голый прохладный матрац без пропитанного мерзостью белья. Ситх валится на него, засыпая почти тут же. Но долгожданный пустой сон без сновидений прерывается чередой прикосновений. Чьи-то пальцы гладят обнаженную спину, шею, проходятся по короткому ежику волос. Принимая все за пришедшее все-таки видение, мужчина с тихим стоном переворачивается на спину. Кровать чуть ощутимо прогинается под весом еще одного тела, обосновавшегося на бедрах мужчины, и холодные металлические руки ситха ложаться на тонкую талию, приподнимая легкую ткань, отчего ее обладательница вздрагивает. Узкие ладони скользят по его груди, спускаются по твердому прессу до брюк и снова возвращаются к груди, шее, плечам. Тонкие пальцы следуют по линии ключиц, очерчивают подбородок, касаются губ, и Вейдер легко целует эти пальцы, вызывая смутно знакомый вздох. Он замирает, пытаясь поймать ускользающую мысль, а ладони девушки тем временем останавливаются на его лице, чуть приподнимая. Теплые губы опускаются на кожу, где-то чуть повыше виска, следуют по изгибу шрама-полумесяца, по скуле до подбородка, наконец, добираясь до чужих губ. Сила закручивается в невообразимом темном вихре, донося по связывающей нити отголоски зарождающегося удовольствия, и Вейдер вдруг вспоминает. Резко перекатившись и схватив ночную гостью за запястья, садится на кровати. — Я сказал. Чтобы ты так не делала. Никогда, — цедит ситх сквозь зубы между частыми вдохами, нависая над девушкой и стараясь нигде ее больше не касаться. Лея не отвечает, лишь смотрит на отца широко распахнутыми темными глазами все то время, что он пытается нормализовать сердцебиение. Мужчина, наконец успокоившись, отпускает ее запястья. — Лея... Голос его звучит еще приглушенно и хрипло и для нотаций в такой момент вряд ли подходит, поэтому он тут же замолкает. Лея подтягивает к себе ноги, позволяя Вейдеру нормально сесть. — Больше бы я ничего не сделала, я сейчас же уйду. Я... — она вдруг ни с того ни с сего замолкает, и в неверном свете, проникающем через зашторенные окна, обозначаются под трепещущими ресницами тонкие сверкающие дорожки. Девушка прячет лицо в коленях. — Я не могу, Лея, — тихо, словно маленькому ребенку, втолковывает ей Вейдер. — Как только я узнал, что... От мерзости на лице ходят желваки. Мерзости и презрения к себе, и ненависти к ней. Стоит ей захотеть, и он уже не сможет остановиться. Она не смогла. А ведь узнала все раньше, гораздо раньше него... Ситх давит подступающий к горлу гнев быстро и привычно. — Ты мой отец, — повторяет Лея дрожащим голосом. — И скоро ты умрешь. Желтые глаза вопросительно взирают на нее из под сведенных бровей. — Размечталась, — он кривит губы. — Не будешь меня слушать и умрешь быстрее. Карие глаза медленно наполняются слезами. — Я бы... Но это видение... — она жмурится, но слезы продолжают скатываться одна за другой по щекам. Вейдера это раздражает, но он не может просто игнорировать переходящую к нему через связывающие их в Силе узы боль. Поэтому сгребает Лею в охапку, гладит по скрытой тонкой тканью спине, и соленые капли стекают по его плечу. — Я не умру. Не умру, — успокаивает ее Вейдер, повышая голос с шепота почти до крика. Когда она не реагирует, он целует ее в лоб, гладит по волнистым волосам. Целует в соленые от слез губы, и металлические пальцы впиваются в темные пряди, рождая сдавленный стон ни то боли, ни то наслаждения. Лея отвечает ему пылко и страстно, будто он уже успел умереть и сейчас вернулся живой, идеальный для нее со всем своим металлом и незалеченными шрамами, что у всех остальных, включая Айлет, вызывают только отвращение. Из огня пагубной страсти, потушенного с таким трудом, слишком быстро разгорается пожар. Но почему-то Вейдеру снова плевать.***
Император просыпается оттого, что кто-то целеустремленно трясет его за плечо. Перед его расфокусированным от яркого света взором медленно формируется женский силуэт, и ночные воспоминания пробуждают в нем целую палитру отвратительных чувств. Но вместе с ними приходит и какое-то темное, извращенное удовольствие, от которого пробивает дрожь. Или это от сквозняка из распахнутых настежь окон? — Все-таки решила меня убить? — интересуется ситх, садясь на кровати. — Какие мы нежные, — усмехается совсем рядом Айлет. — Жарко стало, мой темный лорд? — Ночи на Корусанте душные и липкие, — отзывается Вейдер и, морщась, как от зубной боли, оглядывает спальню на наличие Леи. Но кроме них с мандолоркой в комнате пребывали в основном одни лишь разбросанные им вчера тряпки. — Всю жизнь здесь живешь, и только сейчас это начало тебе мешать, — женщина хмыкает. — Может, мне здесь встать, опахалом махать? Ну давай. Только сначала завтрак. — У меня дела, — резко заявляет император и, выпроводив из покоев Айлет, раздраженно разбрасывает мешающие передвигаться ткани по углам. Его маниакальная заинтересованность всем, чем только можно, — лишь повод, достойная ширма, чтобы скрыть нечто недостойное. Вот уже несколько лет они с Леей разыгрывают одну и ту же сценку. Все думают, что она его раздражает, и это действительно так. Все думают, она его ненавидит, и об этом Вейдер рассуждать не берется. Потому что сам ненавидит. Ненавидит оттого, что не может остановиться, не может спокойно спать по ночам и не путаться в липких простынях, когда призрак Падме проклинает во снах.