запутанные в любви

      Все разваливается, распадается, рассыпается и ускользает сквозь пальцы. Все рушится, вдребезги раскалывается, и Ноа кажется, что ему не выбраться.       Он задыхается, смотрит на свои трясущиеся руки и не видит ничего из-за пелены, застилающей глаза. И желание исчезнуть такое непреодолимое; просто провалиться сквозь землю, потому что не хочется видеть, не хочется, чтобы видели. Не хочется ничего, просто зарыться куда-то и не показываться, пока не удастся заделать все трещины.       – Черт-черт-черт, Ноа! – голос Сэди доносится издалека, словно с другой планеты, когда она бросается к Шнаппу и перекрывает собой весь обзор. – Ноа, смотри на меня, хорошо? Мне так жаль, боже, если бы я увидела, то…       Она руками касается его щёк, оборачивается быстро на диван, где видит знакомого кудрявого парня, и злится. Злится так, что готова сносить здесь все, потому что Ноа разваливается прямо на ее глазах и причину она знает.       – Я просто хочу домой, Сэдс, – шепчет так сломлено и тихо, что Синк не сразу слышит его, но обнимает крепко, стараясь хоть как-то уменьшить его боль. – Не хочу больше находиться здесь.       Она кивает, вновь прижимает к себе и ведёт прочь, как можно дальше от дивана, как можно дальше от Финна. Сам же Ноа, кажется, и не чувствует ничего больше, словно пустота накрыла с головой, выскабливая все чувства и оставляя лишь усталость. Опустошение полное и такое болезненное, словно коснись и запылает агонией.       Ноа правда верил, что что-то меняется, что все это было искренне, но глядя на Финна с Джеком, теперь понимает, что нет. Что просто мешается, вытягивая по маленьким крупицам то, что принадлежит другому. Финн никогда не будет с ним таким, какой он с Джеком, Финн никогда не будет любить так, как Джека, потому что, если бы любил, то, без сомнений, уже бросил бы Грейзера. И от осознания этого Ноа не становится хуже или легче. Ему никак, только глаза слезами наполняются, что тот сдерживает, утирает тут же, чтобы не пролились.       Протискиваясь между людьми, Шнапп едва ориентируется в пространстве; где они сейчас? В какой стороне выход? Как далеко они ушли? Сэди по-прежнему держит его за плечи и не выпускает, словно, если сделает это, то тот исчезнет, растворится и потеряется в толпе. Ноа знает, что этого не будет – теряться в этом доме, возможно, самое худшее, что он может пожелать.       – Эй, ты в порядке? – перед взором всплывает знакомый уже парень, растягивает губы в улыбке и чуть склоняется к Шнаппу, который словно в тумане. – Коктейль в голову дал?       Сэди смотрит на него хмуро, отмахивается от слов, будто те надоедливые мошки, и говорит твёрдо:       – Послушай, ты знаешь Милли? Или Джейкоба?       Беннет удивленно вскидывает брови и вновь переводит взгляд на Ноа. Тот оглядывается, поджимает губы и старательно избегает взглядом центр комнаты с диваном и группой ребят, веселящихся и пьющих. Для него хватает и десяти минут, чтобы начать собирать себя, зализывать раны и выкарабкиваться из той пустоты, в которую угодил. Почти получается, но все равно кровоточит, все равно больно до воющего сердца.       – Да, Сарториаса знаю, – Беннет кивает, все ещё оглядывая Шнаппа с головы до ног, силясь понять, в чем же собственно проблема, – нужно привести?       – Не его, а его девушку, Милли. Скажи ей, что мы на веранде, хорошо?       Сэди дожидается кивка и продолжает свой путь к выходу, и Ноа полностью доверяет ей, следует за ней, крепко сжимая ее руку и отговаривает себя от всего, потому что уже словно помешательство кричит его имя голосом Финна Вулфарда вслед.       Почти хорошо, почти как надо, почти вновь как прежде, и кажется, будто и не менялось ничего. Будто, как и были с Джеком лишь вдвоем, так и остались. Словно нет ничего и никого другого в мире, пока целует губы Грейзера, пока чувствует его пальцы на своих щеках, его улыбку в изгибе шеи. И хочется бесконечно просить прощения, разваливаться и расщепляться на извинения, просить на коленях, чтобы забыл. Хочется вернуться в прежнее нормально, хочется не думать о парне с огромными серо-зелёными глазами и с этим невинным выражением на лице. Хочется стереть из мыслей и не любить.       Финн отрывается от губ Джека, смотрит на него, взлохмаченного и довольного, и улыбается сам. Печаль стирается с лиц обоих, остаётся в пустой тёмной квартире Финна и лишь напоминает о себе невысказанными словами, тоской на дне глаз и лихорадочно скользящими по телу ладонями.       – Я так скучал по тебе, – вновь целует и говорит правду, почти задыхался в отсутствии, почти завывал ночами, почти в болезненном раздумье тонул, когда не был рядом с Ноа.       Имя болью проносится по сердцу, эхом отскакивает от стен, вирусом передается другому и кажется, будто слышит, как кто-то выговаривает его вслух, почти выкрикивает. Мурашки бегут по коже, оседают в сердце, и Финн оглядывается, почти замирая.       Нет. Нет. Нет. Чертовой Сэди Синк не может здесь быть, как и не может быть Ноа.       Но Сэди здесь – он видит ее рыжие волосы, ее вздернутый нос, и Ноа здесь, без сомнений, его он тоже видит и узнает почти сразу, потому что не узнать не может, не допустит этого. И кажется, будто ничего не склеено, что все вдребезги разбито, разодрано на мелкие куски, потому что Финн знает, что, черт возьми, случилось и понятия не имеет, как это все разгребать. Джек рядом едва ли что-то замечает, выпивает ещё один стакан смешанного с колой алкоголя и рукой по его, Финна, колену, пока разговаривает с Уайаттом. Неправильно, вновь покореженно, вновь переломано, и Финн не знает, как лучше поступить; остаться и сделать вид, что не заметил, или пойти следом и постараться наладить.       Внутри все напрягается и больше даже не пьян, больше даже не счастлив – замерзает и тает, растекается льдом в стакане.       Сэди обнимает, щекой прижимается к плечу и забирается с ногами на скамью, на которой сидят. Темнота затягивает улицу, глушит звуки, согревает прошедшим днём, и Ноа словно и не чувствует холода в груди. Приобнимает Сэди в ответ и понимает, что уже и не так больно, что словно отпустило, когда вышел из дома. Кажется, что сможет пережить это, как переживал каждую разлуку с Финном, как переживал каждый звонок и сообщение с именем Джека, пока проводили с Вулфардом время.       – Мне, правда, очень жаль, что тебе пришлось это увидеть.       Голос Синк тихий и преисполненный печали, и Ноа ей даже благодарен, но сам он не чувствует ее. Словно отключилось все, сошло на нет, потому что вроде как и не имеет права – Финн не его.       – Все нормально, Сэди, это не такая уж и большая трагедия…       Она кивает, достаёт мобильный и быстро в приложении вбивает адрес, заказывая такси. Ноа следит за движениями ее пальцев и отвлекается, почти теряет нить разговора, когда она начинает говорить.       – Почему ты вообще так держишься за него, он же с Джеком, – имя Грейзера она шепчет так, будто то запретное, будто произнеси на полтона громче, и Ноа свернётся в болезненной агонии, ломая кости, – ты только больнее себе делаешь и…       – Он сказал, что любит меня, Сэди. Казалось бы, этого достаточно для того, чтобы его ждать, но… – говорить обо всем этом с Синк кажется простым, намного проще, чем с Милли. Сэди не осуждает, Сэди держит за руку, переплетая пальцы и словно надеясь этим забрать хоть небольшую часть боли, И потому Шнапп продолжает, говорит и не думает, что от этого станет хоть как-то хуже. – Ему тоже больно. По крайней мере, мне так показалось.       О да, глупый Ноа поверил, что Финну больно любить двоих, поверил, что он разрывается и подыхает, и верит до сих пор. Верит, и даже не винит ни в чем.       – Что случилось? – Милли врывается на тихую веранду ураганом, снося по дороге плетеный стул и едва ли удерживаясь на ногах. – Беннет прибежал и начал говорить о каком-то приступе. О том, что ты, Шнапп, перебрал алкоголя и…       – Он видел Финна с Джеком. Они целовались, – Сэди перехватывает быстрее, чем Ноа успевает хоть слово сказать и, слыша, как все это звучит из уст подруги, он, наконец, понимает. – Думаю этого достаточно для того, чтобы перебрать алкоголя. Так что…       – Я не перебрал ничего… – пытается вставить быстрое слово, но Браун перебивает, топает ногой и тут же приседает, расстегивая застежку на босоножке. У неё так устали ноги от этих каблуков и сейчас просто последняя капля была – снимает обувь с таким наслаждением, не забывая грозно прошипеть:       – Серьёзно? Так, все, хватит!       – Милли, ты чего? Собираешься избить Финна каблуком? – Ноа смотрит на босые ноги подруги, на воинственно зажатые в руках босоножки и только улыбается, слабо и устало, почти и незаметно, но так искренне, что Синк тоже растягивает губы в улыбке.       – Воу, подруга, это браво, я хочу даже глянуть на подобное! – она почти подскакивает на месте и выпутывается из объятий Шнаппа легко, бросаясь к Милли. Девушки с запалом обсуждают это, в красках уже перечисляют каждый удар, а Ноа лишь вздыхает и едва ли хочет, чтобы те что-то делали. Не хочется впутывать их вовсе, стереть тот день, когда вообще решил рассказать обо всем Браун, потому то, какими бы понимающими они не были, не помогают ни капли.       – Оставьте его в покое, – произносит тихим голосом Шнапп, – не надо начинать с ним разбираться и…       – И оставить все, как есть? – Милли оборачивается к нему и глядит сурово, готовая накинуться на него тоже, если понадобится. – Он убивает тебя, Ноа! Бесконечно причиняет боль, и ты говоришь мне не трогать его?       Шнаппу же на это нечего ответить; он столько раз терпел боль, столько раз зализывал каждую рану, что и в этот раз уверен, что переживет. Переживет, потому что без Финна больнее. Но он смотрит на подруг, видит в их глазах жалость и непонимание и не знает, как все им объяснить, как донести то, что это уже не выдрать из сердца, что вросло туда корнями.       Сэди прерывает их интенсивное молчание вздохом; она достает из кармана телефон, проверяет входящие сообщения и легко касается руки Милли, прощаясь. К Ноа она ступает с таким же печальным выражением, поджимая губы и вроде бы обдумывая, что должна сказать в это мгновение.       – Пойдём, машина уже приехала, – произносит, наконец, Синк, протягивая юноше руку и оборачиваясь к Милли, – я поеду с ним, не думаю, что ему лучше быть одному сейчас.       Все с этим соглашаются, даже сам Шнапп, потому что не уверен до конца, как воспримет холодный пустой лофт. Что угодно, но только не одному ехать домой и ночевать в мыслях о Финне. Милли это тоже понимает, обнимает на прощание, сдавливая в самых крепких объятиях, и шепчет на ухо о том, что любит его.       – Отзванивайся мне, – говорит она Сэди и оборачивается на только приехавшую машину. Настроения возвращаться на вечеринку у нее уже нет, но подняться и сказать об этом Джейкобу все же нужно, и потому Браун неохотно натягивает обратно босоножки и наблюдает за тем, как друзья направляются к автомобилю. Она еще думает о том, что непременно подойдет к Финну и выскажет ему все, что думает об этом его поведении, но даже обернуться к дому не успевает – Вулфард показывается рядом ураганом, взъерошенным и бледным, почти наэлектризованным. Едва ли вровень опавшему Ноа.       На его появление оборачиваются и другие; у Шнаппа внутри едва колышется, фантомной бурей не смывает, становится лишь хуже. У Сэди же пламя по венам гневное, разрушающее и готовое сносить одними лишь словами.       – Ноа, я… – Финн ступает вперед, почти задыхается от избытка чувств, – Позволь мне…       И можно было бы дать ему шанс объясниться – Ноа, как последний дурак, дал бы его, вновь кинулся в его объятия и убеждал, что будет продолжать ждать, но сейчас, в окружении подруг, он едва ли вообще чего-то хочет. Сейчас, увидев, какой Финн рядом с Джеком, Ноа едва ли вообще решится когда-либо захотеть чего-то от Вулфарда.       – Все нормально, Финн, – выдыхает он слабо, улыбается натянутой грустной улыбкой и смотрит так разбито, что у Вулфарда внутри все стягивается жгутами. – Я просто не хочу говорить о случившемся. Ни сегодня, ни, скорее всего, завтра. И… Я просто не хочу, хорошо?       Ноа стоит, дожидаясь кивка, чтобы убедиться, что Финн не станет приходить завтра, что не станет звонить, что даст ему времени, чтобы самому все понять, но Финн не кивает. Он ступает еще на пару шагов ближе, пока Браун не преграждает ему путь, указывая грубо:       – Кажется, тебя Джек потерял, не заставляй его ждать, Финн.       Он глядит на Милли, слабо ей кивает, отступая назад и вновь глядя за ее плечо, на уже садящихся в машину Ноа и Сэди. Шнапп чувствует на себе его взгляд; чувствует его то на плечах, то на лопатках, но обернуться не решается – его словно разрывает, раздирает изнутри криком отчаянья и боли, стоит только мельком взглянуть на беспорядочные кудри. Ноа старается сбежать от них скорее, пропускает мимо ушей очередное извинение Вулфарда и с трудом давит всхлип, захлопывая дверь машины и вновь оказываясь в объятиях Синк.       Раскрошилось все, разбились вдребезги все их отношения.