Кровавый Писатель

Негатив от этой компании исходил не просто волнами, а волнами-убийцами. Девушки демонстративно встали рядом с нами, словно в арене, рассчитанной на десять тысяч людей, больше не было мест. Кара, двадцативосьмилетняя девица с огромной копной иссиня-черных длинных волос, сначала громко фыркнула, а потом специально громко сказала своей собеседнице: - Отличное шоу, но не такое хорошее, что устроил этот дистрофичный птенчик в первый день. Двое ее собеседниц громко засмеялись, посматривая на нас, ожидая нашей реакции. И естественно, хоть я и понимала, что они просто хотят скандала и немного внимания своим персонам, эта реакция незамедлительно последовала. - Если она тебя не понимает, это не дает тебе права обсуждать ее. Кара развернулась ко мне полностью и одарила взглядом полным пренебрежения. Ее приспешницы о чем-то перешептывались всего в трех метрах от меня. - А, это ты, - она поставила ударение на слово ты так, что я почувствовала себя алкашкой из подворотни, которая сидит в грязных лохмотьях и клянчит деньги на стакан водки, - наш герой. И что бы мы без тебя делали? Музыканты закончили репетицию, и сейчас до нас доносился только шум перестановки аппаратуры и обрывки их бесед между собой. Хотя они были на расстоянии не меньше ста метров от нас. Да, акустика тут фантастическая. - То же самое, что и со мной, - я безразлично пожала плечами, - выглядели бы как рядовые группиз и наслаждались своим ограниченным мирком. В одно мгновение рот Кары открывается и приобретает форму буквы «О», она так театрально вскрикивает, словно ей на ногу упало пианино. Никаких бесед со сцены больше не доносилось, скорее всего, наш милый разговор привлек к себе ожидаемое внимание. - Как ты смеешь! – выкрикивает Кейт и делает пару шагов в мою сторону, - это оскорбительно. - Разве? – я развожу руками и смотрю на Наташу. Ее глаза мечутся, как у дикого зверька, попавшего в ловушку охотников, - а для нее этот разговор не оскорбителен? И прошу заметить, это не мы к вам подошли. - Рот закрой, - прошипела Кара, ее лицо исказила злость, и кулаки непроизвольно сжались, - послушай меня. Ты, - она тыкнула своим указательным пальцем практически мне в лицо, - на глаза мне не попадайся. Не строй из себя черт пойми что, и свою дешевую уродку-подругу держи подальше от Тилля и мальчиков. Это наш час славы. Понятно? Я спокойно отвожу ее руку от своего лица и попутно оцениваю ситуацию. Кара подошла слишком близко и полностью закрыла меня, а ее подруги – Наташу. Со сцены нас не видно. - А то что? – спрашиваю я, - что ты сделаешь? Мы тут на равных правах и никого лучше или хуже нет. Будешь пускать про нас сплетни? Уверена, что взрослым мужчинам жизненно важно слушать твой треп и обсуждать меня и мою подругу-уродку. - Держи свой язык за зубами! - она повышает на меня голос, почти до крика. Как и полагается всем прилипалам, которые окружают мнимого лидера в виде свиты, ее подруги просто бездействуют. - Нет, это ты держи свою вагину. Держи ее, сука, двумя руками, иначе твой голодный лангольер кого-нибудь покусает, окей? – я нагло улыбаюсь и жду её ответного хода. Кара от такой неожиданной дерзости, практически действуя на автомате, замахивается для нанесения пощечины. - Прекрати это немедленно! – зычный голос Тилля из микрофона останавливает эту драму за секунду до развязки. Кара в страхе оборачивается, понимая, что музыканты все видели, и осознает, в каком свете теперь она для них предстала. На ее глазах наворачиваются слезы, группа поддержки уже ретировалась и где-то на половине пути к выходу. Ну, ты хотела свой час славы, не так ли? - Стерва, - бросает она мне, словно кобра ядовитый плевок и спешит покинуть арену. Смотрю на Наташу, девушка беззвучно смеется, провожая взглядом разъяренную фурию. Чему она так радуется? Или она понимала каждое слово разговора? Тут у нее звонит телефон. Мы сидим рядом, но она поворачивает телефон таким образом, чтобы я не видела экран. - Мне нужно выйти, - говорит она. - Да, конечно. И что мне тут делать одной? Репетиция окончена, ребята из группы собираются в гримёрку, чтобы отдохнуть перед концертом. Я встаю со стула, но голос вокалиста останавливает меня на месте. - Кристина, да? – говорит он со сцены, но я его слышу даже без микрофона. Киваю головой, и разворачиваюсь в сторону выхода. - Поднимайся на сцену, я хочу поговорить с тобой. Только когда Тилль оказывается в непосредственной близости от меня, я поняла насколько он большой. Во всех смыслах этого слова: высокий, мускулистый, с широкими плечами. Настоящий мужчина, с таким не пропадешь. В нем чувствуется сила, уверенность. - Здравствуй, Кристина, - он смотрит в глаза и улыбается, - все в порядке? На сцене остался только Пауль, он склонился над своей гитарой и не проявлял к нашему разговору никакого интереса. - Да, все хорошо, - заверяю я, - Вы что-то хотели? - Что это сейчас было? – он кивнул в сторону зала. - Ничего криминального, обычное женское недопонимание. - Мне приятно наблюдать, как ты защищаешь эту девочку и помогаешь ей, это правильно. Но тебя не видно за ее проблемами. Вот мы даже толком не познакомились. «Эх, Тилль, что мне с тобой знакомиться. Я тебя с детства знаю» - Еще найдется время для этого, - говорю я, - не стоит об этом думать. - Ты должна присутствовать на концерте. Будет горячее шоу, - улыбается он. - Ну, конечно же, она будет, - раздается голос за моей спиной, - вдруг опять кому-нибудь понадобиться помощь. Шнайдер. Опять он. С большим усилием сдерживаюсь, чтобы не нахамить. Нужно помнить для чего я здесь и за что мне платят, а не ввязываться в ненужные проблемы и конфликты. - Я, наверное, пойду, - я попятилась назад, в сторону выхода, - было приятно с Вами пообщаться. Настроение было паршивым, я летела по коридору как бронетранспортер, не замечая никого и особо даже не смотря под ноги. Чем скорее я закончу это дело, тем лучше для меня. Из раздумий меня вырвал женский крик, полный ужаса. Потом к нему присоединился еще один, и еще, и еще. Из гримерки музыкантов стали выбегать перепуганные девочки. Они закрывали рты руками, кто-то еще продолжал кричать. Кейт вывернуло как только она покинула апартаменты группы. Понимание того, что произошло нечто ужасное, врывается в мою голову пулей, и я срываюсь на бег. Через несколько секунд, растолкав толпившихся участниц, я оказываюсь на пороге этой комнаты. От увиденного волосы на голове начинают двигаться в направлении потолка. Огромный кожаный диван, что красовался по центру комнаты, был практически полностью выворочен. Разорванные на куски пласты пенополиуретана были разбросаны по всему полу, словно останки человека после взрыва бомбы. И все было красным. Все было в крови. Растерзанный диван утопал в крови, она струилась по его обивке, вытекала из каждой его щели и образовывала на полу кошмарное темное озеро, на идеальной поверхности которого так красиво отражались огни верхнего света. Все это выглядело как инсталляция по Стивену Кингу: безмолвное озеро крови, которое подбиралось к нам с каждой секундой все ближе, и возвышающейся над ней обезображенный человеческой яростью диван, на спинке которого острием было вырезано лишь одно слово «Твари». Захожу в свой номер отеля, когда часовая стрелка показывает уже далеко за полночь. Бросаю ключи на маленькую тумбу около двери, раздеваюсь на ходу, скидывая вещи на пол, и прохожу сразу к мини-бару. Точно зная, что мне сейчас поможет, достаю бутылку белого вина и, откупорив пробку, пью прямо из горла. « Вести себя как закоренелый алкоголик – это прекрасный способ распутывания этого дела» - Иди в пизду, - произношу я в пустоту, обращаясь к внутреннему голосу. Но все же достаю бокал и переливаю напиток. Уже у зеркала в спальной комнате, критически осматриваю свое отражение и импульсивно срываю парик пепельно-белого цвета и пинаю его со всей злости. Он отлетает в дальний угол и сиротливо остается там, поглощаемый тенями ночного сумрака. Осушаю бокал одним глотком и ставлю пустой сосуд на пол рядом с собой. - Успокойся и думай, - говорю я своему отражению в зеркале. Раскладываю копии любовных посланий Писателя на кровати и начинаю перечитывать их снова. Итак, первая угроза пришла в офис музыкальной группы восемь месяцев назад вместе с многочисленными фанатскими письмами. На конверте указан только адрес получателя, почтовые штампы отсутствуют. Как он нашел этот адрес? Ответ: этот адрес фигурирует во всех официальных источниках группы как адрес обратной связи. Хорошо, другой вопрос: как письмо без почтовых штампов оказалось в кипе фанатских писем? Ответ: возможно, что его подкинули уже в офисе. « Конец лета в Берлине особенно прекрасен, Вы так не находите? В воздухе распространяется особый аромат согретой солнцем листвы и цветов. Мне нравится наблюдать за счастливыми людьми, которые не спеша прогуливаются по паркам моего любимого города. Я чувствую странное удовлетворение от лицезрения их улыбок. Я могу чувствовать себя живым. Вы понимаете, насколько прекрасна эта пора? Эта жизнь? Конечно же нет. Не уверен, что Вам вообще знакомо это слово. Вы как свиньи, живущие в сарае без окон. Не видите ничего кроме дерьма и грязи, живете грязью, дышите грязью, наслаждаетесь грязью, упиваетесь грязью. Ведь Вы сами – грязь. Грязь и дерьмо. И вся цель Вашей жизни – измазать своим дерьмом как можно больше людей, чтобы все оказались в одном сарае с Вами и больше не видели ничего. Паршивое отродье! Но это ненадолго. Можете верить мне, я найду способ затолкать все дерьмо обратно в Ваши вонючие задницы, чтобы Вас разорвало к чертям. А потом, когда вы захлебнетесь своей кровью и дерьмом, я сравняю Ваш сарай с землей. И никто. НИКТО! Не вспомнит о Вас. Писатель» Следующие три письма были однотипные: Писатель изливал ругательства на бумагу, сообщал о своих намерениях уничтожить группу, и неизменно подписывал сочинение своим псевдонимом. Я видела такое не раз. К сожалению проявления фанатской любви может выражаться и через негатив. Но тогда почему директора этой группы придали столько много значения именно этому случаю, ведь, насколько мне известно, музыканты сталкивались с такими угрозами не один десяток раз? Четвертое письмо уже отличается от предыдущих сменой настроения, больше нет показной агрессии и брани через слово. Но послания стали еще зловещей. Четвертое и пятое письмо пришло с интервалом четыре дня, в девственно чистом конверте. « Ночь была тяжелой, головная боль вернулась совсем неожиданно, без предупреждения, как старая хорошая подруга. И я думал о вас. Именно о вас. Я даже не буду писать это с заглавной буквы, потому что у меня нет к вам никакого уважения. Вы хуже помоечных крыс, что когда-то давно разнесли бубонную чуму по всей Европе. Ваша музыка – худшее, что было в моей голове за всю мою жизнь. Даже хуже боли. Но я нашел способ утихомирить эти взрывы в голове, и нашел способ заткнуть вас. Купайтесь в своей славе, в своих деньгах, в наркотиках и выпивке. Наслаждайтесь, ребята. Потому что в загробную жизнь вы не сможете взять ничего. Ничего, кроме своей протухшей, гнойной, смердящей душонки. Когда я представляю, как вы будете страдать и кричать, надрывая свои глотки, там, а аду, я улыбаюсь, как ненормальный. Но я не испытываю к вам ненависти. Вы же не можете сказать, что ненавидите мусор под ногами. Это же просто мусор, зачем питать к нему хоть какие-то эмоции. Его нужно просто убрать и все встанет на свои места. И вас я тоже уберу, как по утрам в парке дворники убирают пустые бутылки из-под выпивки и прочих хлам, чтобы не портить настроение первым прохожим. Они сметают его из всех щелей и складывают в огромные черные мешки, чтобы потом увезти на городскую свалку. Где вам и место. В огромных мусорных мешках, среди вони и помоев. Да, там вы и закончите, как и полагается любому мусору. Писатель» Пятое послание совсем короткое, но, тем не менее, шума оно сделало очень много. Именно после него, служба безопасности задумалась о передаче дела в полицию. Там им отказали, за отсутствием состава преступления; автору этих угроз, пока его обещания оставались на бумаге, грозило лишь административное наказание. « Боли больше нет. Она растворилась в моей голове очень быстро, даже не прошло и месяца. Наверное, я даже буду немного скучать. Но мне есть чем заняться. И мой план готов. Вы так любите пороки человеческой души, ее мрачную темную сторону и черные мысли. Все ваше творчество лишь дань тьме человеческих душ. И я вам ее покажу во всей красе. Вы ей захлебнетесь. Вы испытаете много боли и страха, прежде чем все закончится. Я вам это обещаю. До скорой встречи. Писатель» Я вышла на балкон и закурила. Раз затяжка. Девять писем за восемь месяцев. Два затяжка. Два происшествия за два дня и еще двенадцать дней впереди. Три затяжка. Почему за столько лет карьеры именно сейчас? Телефон оказывается в моих руках за пару секунд. Вообще не задумываясь о том, какое сейчас время, я жду соединения с абонентом и нервно курю уже вторую сигарету. - Вы хоть видите, сколько сейчас времени? – мужской голос строго спрашивает меня, - у вас одна минута на то, чтобы выложить суть дела или я ложу трубку. - Альфред, прошу прощения за ночной звонок. Но мне нужно кое-что у Вас узнать прямо сейчас. Начальник личной охраны группы Альфред Джонсон при встрече сам сказал, что я могу обращаться к нему в любое время дня и ночи. Так что я просто воспользовалась его предложением. - Слушаю, - буркнул он. - Чем Вы руководствовались, вынося послания Писателя в свой приоритет? Почему именно его письма Вас насторожили? - Ничего я не выносил. Я за двенадцать лет службы столько их видел, что меня уже мало чем можно удивить. Паника началась после истерики фрау Мюррен. Она их приносила нам, носилась с ними в полицию, и тебя наняла тоже она. - Но это же не в ее компетенции? Она же просто менеджер? - Я говорю, что знаю. Что бы там не было, она не ошиблась. Наверное, бабское чутье сработало. Теперь-то я могу поспать? - Еще раз простите, - произношу я и скидываю вызов, но тут же набираю другой, - алло, Питер? Питер – мой давний знакомый, познакомились мы около пяти лет назад, когда я загремела в КПЗ за пьяную драку в баре, а Питер за вандализм. Ситуация конечно очень быстро разрешилась и на этом наши пути разошлись. Но через несколько месяцев у меня было поручение найти хакера, который похищал деньги со счетов крупной фирмы. И я его нашла, им и оказался Питер. От тех обвинений я его чудом отмазала, за что он отдал мне четверть похищенных денег. До сир пор не понимаю как, но мы с ним сдружились. Когда мне выпадал шанс провести свободное время как мне того хотелось, то я всегда брала билет в Санкт-Петербург, и приезжала к нему. К Питеру из Питера. И он всегда рад был меня видеть. Много времени прошло, но я точно знаю, что если у меня будет просьба к этому блондину с вечно взъерошенными кудрявыми волосами, то он мне поможет. И он тоже всегда рассчитывает на мою помощь, если к нему на хвост кто-то сядет. - Что опять у тебя стряслось? – сонно спросил парень, - хотя даже в такое время я рад тебя слышать. Где ты теперь работаешь? - Сейчас в Германии. Как освобожусь, так сразу приеду к тебе. И мы пойдем в наш любимый бар. - Это даже не обсуждается, Соф, - мне даже было как-то непривычно слышать свое настоящее имя, - выкладывай суть дела. - Вот за что я тебя люблю. Мне нужно, что бы ты нарыл для меня информацию. Все о Кларе Мюррен, ее контакты я тебе сейчас скину. Мне нужно знать о ней все. Все звонки, сообщения, файлы и переписки на всех сайтах, которые только найдешь. - Понял тебя, сделаю. - И еще. С 20 июня у группы Rammstein начинается мировой тур после четырех лет перерыва. Мне нужны сметы и отчеты о вложениях и организацию и доходы с продаж билетов. Не забивай голову, не ищи там ничего, я сама. Просто скинь всю инфу мне. Хорошо? - Как скажешь, - ответил он, - пришлю где-то после полудня. Сейчас еще вздремну пару часиков и начну. - Спасибо, ты мой герой. Что тебе привести в подарок? - Себя привези. Целой и невредимой, горе луковое. Отбой. Мне кажется, что только общение с Питером может вызвать настоящую улыбку. А может и осознание того, что я на финишной прямой этого дела. В этих файлах обязательно что-то будет, в этом я уверенна. Она хочет что-то скрыть, перенести луч прожектора на бутафорского Писателя, чтобы выиграть время и замести следы. Или финансовые растраты и отмывание денег, или интимные связи с кем-то из группы. Есть ли Писатель на самом деле? Это даже и не важно. Возможно, что это дело рук ее помощника, того самого высокого худощавого парня, что привез часы. Может Писатель и существует, и пишет свои гневные послания от безысходности. Ведь уже давно известен психотип таких людей: слабые, асоциальные личности с глубокой травмой из детства и склонные к рефлексии и вознесению своих пережитых, скрытых эмоций в абсолют. Теперь понятно, почему психолог-эксперт дал такое страшное заключение после прочтения этих писем. Этого эксперта нашла фрау Мюррен. Понятно, почему из тысяч фанатских писем выделили это письмо. Прочли его, заинтересовались им, а не выкинули и посмеялись, как это было до этого. Понятно, почему страх перед Писателем так тщательно культивировался и поддерживался. Понятно, как часы с микро-бомбой оказалась в их кабинете, при том, что ни один магазин часов не получал заявки на данную модель. Понятно, как посторонний человек мог открыть личную гримерную комнату музыкантов и устроить там акт зловещего вандализма, а потом спокойно закрыть дверь на ключ и уйти никем не замеченный. Потому что за всем этим представлением стоит Клара Фон Мюррен. Женщина, которая нашла и наняла меня для охраны музыкантов от человека, который существует только на бумаге. Женщина, которая за два года сделала ошеломительную карьеру в этой компании, и пытающаяся всеми силами сохранить эту позицию. Но чего же ты боишься, фрау Мюррен? Что ты скрываешь?