Семь минут для Вечности

Татьяна, 2007       Вжик! Вжик! Вжик!       Я хватала развешенные, расставленные и разложенные по гостиничному номеру вещи и методично швыряла их в чемодан, иногда промахиваясь.       — Ты все-таки подумай, прежде чем все бросать, — заметил Максим, хладнокровно наблюдая за моими метаниями. — Я имею в виду вообще ВСЕ.       — Я уже все обдумала. И решила. Ни минуты здесь больше не останусь!       Принято считать, что в паре всегда партнер — эмоциональный, взрывной человек, который каждую минут готов сорваться, а партнерша — мягкая и сдержанная — всегда его успокаивает. Ну или наоборот: партнерша истеричная, нервная, взвинченная дива, глаза на мокром месте, а партнер сильный, рассудительный, уверенный в себе, ее постоянно утешает. Но у нас с Максом было не так. Мы привыкли всегда быть абсолютно на равных. И характеры у нас этому соответствуют, мы до последнего будем держать эмоции и переживания в себе, но если уж срываемся — то конкретно, мало не покажется. На счастье окружающего мира у нас это никогда не происходит одновременно, психуем мы строго по очереди, так что один из нас, сохранивший трезвость рассудка и ясность мысли, непременно другого успокаивает. В этот раз была моя очередь психовать, а Макса — взывать к голосу разума.       — Обычно МЫ решаем, — напомнил он.       — Ты можешь оставаться. Я не настаиваю.       — Хорошие дела… Это как ты себе представляешь турне — партнерша в одном шоу, партнер в другом?       — У некоторых так вполне получается.       — Не будем раздражаться, — произнес Макс мягко. — Если ты решила сознательно и окончательно, я сам могу позвонить Авербуху и попросить, чтобы он нас взял к себе. Хоть сию секунду. Но я просто хочу, чтобы ты успокоилась, обдумала все трезво и тогда сказала мне на холодную голову, что ты именно этого хочешь.       — Да! Хочу!       — Это не слишком спокойно.       В это мгновение раздался стук в дверь. Мы с Максом замерли, я — со смятым свитером в руках.       — Открыть? — поинтересовался Макс деликатно.       — Я сама.       Я решительно тряхнула головой и промаршировала к двери. Вот уж прятаться я ни от кого не собираюсь!       Представший передо мной с занесенной для очередного стука рукой Евгений с порога увидел открытый чемодан и догадался, в чем дело без посторонней помощи.       — Пакуетесь?..       — В сообразительности тебе не откажешь.       Дежурная улыбка тут же слетела с его лица, теперь он смотрел на меня, вернее, сквозь меня холодно, своим фирменным льдистым взглядом.       — Учти, Татьяна, если уедешь сейчас, сильно пожалеешь. Мой тур не поезд, чтобы на ходу с него соскакивать.       Я скрестила руки на груди.       — Вовремя и грамотно соскочить — мой лучший профессиональный навык.       Макс фыркнул, но тут же придал своему лицу приличествующее моменту скорбное выражение.       Евгений, кажется, занервничал.       — Вы что, серьезно? Собрались уезжать?       Макс развел руками.       — Ну, вот так уж получилось, старик, что уж теперь…       — И куда же вы… Собираетесь направиться?       В его голосе уже звучала угроза. Для него это было принципиальное, если бы мы просто уходили, он бы нам первый сказал — выметайтесь. И даже если бы подались в зарубежное шоу, ему было бы наплевать. Но мы могли уйти в «Ледовую Симфонию» к Илье Авербуху, к его главному и единственному конкуренту, здесь, в России, а это ему, конечно, как кость в горле.       — Это уже не твоя забота.       — Имейте в виду, — теперь он смотрел не на меня, а на Макса, видимо, давая понять, что обсуждать ситуацию с глупой бабой ниже его достоинства. — Как только я узнаю… что вы участвуете в его шоу, я вас на всю страну ославлю. Сделаю официальное заявление в прессе, что вы бросили тур и нарушили контракт, потому что вам больше денег предложили. Вы меня знаете, и знаете, как это будет. Меня услышат.       Макс наклонил голову набок, задумчиво потеребил мочку уха.       — Ты нам это… угрожаешь, что ли? — уточнил он       — Я вам просто говорю, что будет и как это будет.       Макс еще глубже задумался, видимо собираясь сказать что-то разумное-доброе-вечное, но у меня в этот момент окончательно сорвало предохранитель.       — Прошли те времена, Женечка, когда ты у нас звезда соборной, а мы бессловесные новички, — выпалила я. — Теперь у нас медали из одинакового золота сделаны. Тебя, говоришь, услышат? А я, знаешь ли, тоже не без языка. И если дело дойдет до заявлений в прессе, мне найдется, что сказать!       — Это что же? — поинтересовался он со всем доступным ему сарказмом.       Этого я еще не знала. Потому ляпнула первое, что пришло в голову.       — А то, что тур твой… Липа! Полная хрень, в сравнении с авербуховским. И он нас звал! Первый! Если бы мы, дураки, тогда не решили тебя как начинающего гастролера поддержать, нас бы вообще здесь не было! К тому же… — я не удержалась, чтобы не напомнить об этом, — у него-то действительно звездный состав. А здесь у тебя кто?       — Не, Тань, ты уж совсем не загоняйся… — Макс попытался вернуть диалог в русло объективных фактов.       Но меня уже понесло на всю катушку.       — Допустим, есть пара имен, но нашего уровня… Олимпийских чемпионов здесь никого нет, кроме тебя, а там у него целая связка. Все великие там! Навка с Костомаровым, Петрова с Тихновым, Абт, Соколова… — я сделала выразительную пазу, не назвав еще одного имени, которое не то что витало, а просто-таки камнем повисло в воздухе между нами. — Там от одного списка имен на афише дух захватывает. А у тебя что за афиши! — я схватила со столика пачку рекламных листовок и шваркнула ему под ноги, с трудом удержавшись, чтобы не запустить прямо в лицо. — На всех афишах только ты, ты и еще раз ты! И только твое имя. Все остальные идут как «и другие»! Нигде никто не упомянут! Ты не звезд набираешь, ты себе подтанцовку набираешь! Может, зарубежных фигуристов, у которых достижений особо никаких, это и устраивает. Но нас-то, одной с тобой пробы чемпионов, знаешь ли, не устраивает. И это при том, что нас самих обязали в каждом чертовом интервью твой тур рекламировать! По контракту!       — Вот именно, по контракту, — он тут же ухватился за эти слова. — У нас контракт, юридически оформленное соглашение. А ты сейчас его нарушаешь!       — Я его не нарушаю, я его… Рву! — заявила я.       — И по какой, интересно, такой причине?       — А вот… — я споткнулось было, но ту снова подал голос Макс.       — У нас контракт на определенное количество шоу и за определенную плату. А совсем недавно ряд выступлений отменили, причем ни причины нам не объяснили, и никак не компенсировали. Просто поставили перед фактом. Мы время в итоге потратим впустую и ничего не заработаем. Контракт твой менеджмент уже нарушил, так что юридически претензий к нам быть не может никаких. Полезешь с этим к журналистам, сам будешь глупо выглядеть.       — А у Авербуха ни одно шоу не было отменено, ни даже перенесено, — добавила я. — И везде переаншлаг. И все звезды на равных. Мы идем не туда, где деньги, а туда, где стабильность и уважение. Если мы такие меркантильные, почему тогда все твои бывшие друзья — там? Антон, Саша Абт — все! Ты же еще недавно распинался во всех газетах о том, какие они замечательные, и как ты их любишь и уважаешь? Скажешь теперь, что и они у Ильи из-за денег?       — Да через сезон его шоу всем надоест до оскомины и сдуется! Он уже всех достал! Все то же старье, те же лица!       — Ну вот, мы и будем новыми, — Макс встал рядом со мной и обнял меня за плечи, призывая, наконец, успокоиться. — А тебе советую наш уход тихо-мирно… не комментировать.       А я подумала, что мы еще ведь ничего не решили. И не обсудили. И я даже не знаю, хочет ли он на самом деле уезжать к Илье. Но мне нужна была немедленная поддержка, и он встал рядом. Не раздумывая. Как было всегда. И я, если придется, то же сделаю, не раздумывая, для него. Так всегда было и всегда будет. Его спокойный рассудительный тон действовал на меня отрезвляюще. Теперь уже было стыдно за то, что я так разошлась, тем более и противник-то этого, в сущности, не стоил. Хотя более серьезному я бы и не позволила так себя довести.       — У него нет будущего, — отрезал Евгений. — Я вам предлагаю реальный коммерческий успех с перспективой скорого выхода на мировой уровень, а вы предпочитаете зачахнуть в средней руки варьете с выездами по местной глубинке!       Но я уже успокоилась.       — Провидец ты наш… Спасибо за заботу о светлом будущем, но меня сейчас настоящее больше заботит. А в настоящем нам у тебя в шоу делать нечего… Извини… Не тот уровень.       Кажется, у меня получилось произнести это достаточно пренебрежительным тоном. Потому что Евгений сразу вскинулся, его безупречно белое лицо пошло пятнами.       — Ты думаешь, я не знаю, из-за чего, вернее, из-за кого, ты так взбеленилась? А если я и это озвучу в прямом эфире?       — Евгений, выйди вон, — сказал Макс ровно, но вполне выразительно.       Женя вызывающе вскинул голову, но когда Макс шагнул к нему, почел за лучшее внять просьбе.       Макс посмотрел на захлопнувшуюся за ним дверь и развернулся в мою строну.       — Да, старуха, ты права, пора нам отсюда сваливать. Он серьезно считает, что какой-то контракт — это повод ежедневно надо нами издеваться? За одну только фразу, причем правдивую.       — Не за это, — сказала я.       Теперь, когда решение было принято, и пути назад отрезаны, я могла увидеть всю ситуацию с кристальной четкостью.       — Не за это, — повторила я. — Понимаешь, он думал, мы на его стороне. Оказалось, нет. Он с нами ошибся и теперь нам своей ошибки простить не может. А я думала, можно быть на одной стороне, а работать на другую… Оказывается, нет, нельзя тоже. Не с этими людьми.

***

      А ведь как хорошо все начиналось! Мы ведь и в самом деле выбрали этот тур, именно Женькин, потому что казалось: именно тут нам и место. Мы же с ним на одной Олимпиаде победили. И даже более того, нам музыку для выступлений один и тот же композитор писал. И когда Евгений решил устроить ряд шоу, на которых этот композитор-скрипач играл бы вживую, мне это показалось замечательной идей. Кататься под живой аккомпанемент, под музыку, с которой мы с Максом выиграли наши первые золотые медали на мировом первенстве, это выглядело абсолютно логичным и естественным решением на тот момент. К тому же и Ира Слуцкая, моя близкая подруга-одиночница, пошла именно в этот тур. Ну и… на самом деле, мне чуть-чуть боязно было, уж больно много у Ильи было звезд… Мы на их фоне могли и потеряться. А какие где были деньги я, если честно, даже и не вникла.       Кстати, в любом случае за границей заплатили бы больше, но многочисленные зарубежные предложения мы с Максом даже не рассматривали, патриотически выбирали из двух родных шоу. Ну вот и выбрали.       Ладно, каюсь, была еще одна причина, по которой я не хотела ехать к Илье, в его «Ледовую Симфонию». Я эту причину никогда не озвучивала не то, что вслух, но даже в мыслях. Вот только Макс об этом, конечно, знал. На то он и был моим партнером, чтобы знать досконально даже те мои мысли, которые я и сама додумывать не решалась. Но никто другой этого, запрятанного в самые глубины подсознания, знать был не должен…       …Если бы я сама себя так по-дурацки не выдала и не испортила этим все. Одна случайная неосторожная фраза… И ведь обычно я умею держать язык за зубами! Во всяком случае, контролировать то, что с этого языка слетает. В отличие от некоторых. Но и на старуху бывает проруха — уж очень утомляла меня с самого начала турне эта атмосфера всеобщего почитания и преклонения перед нашим лидером. Мы же не предполагали, что обязательным условием «Льда Страдивари» будет обязательное пребывание в тени Плющенко! И эти изнуряющие бесконечные перечисления его достижений, регалий и наград… Скажете, завидую, что у меня этот список не такой длинный? А я вам скажу, что не всегда количество — это качество.       Об этом я много чего могла бы порассказать… Но решила поначалу не связываться, не обращать внимания… Терпеливо сносила традиционные чествования нашего золотого мальчика. И вот на одной из пресс-конференций все же не удержалась. Во время очередного дифирамба от журналистов, когда прозвучала фраза «трехкратный чемпион мира», я, не обращаясь ни к кому конкретно, вставила:       — Жаль, что не четырехкратный!       И все! Честное слово, был только это. Никто даже и не заметил. Из журналистов точно никто, они же понимают и реагировать могут только на непосредственные сенсации, на свежачок. А это, если кто и расслышал, то понял именно в том смысле, что я посетовала: вот, не хватает нашему Женечке еще и этого титула… Но он-то понял. Понял, на что именно я намекнула, понял, потому, что сам думал об этом всегда, я так полагаю, что ежесекундно.       Ну и Макс, разумеется, понял. Бросил на меня слегка удивленный взгляд и шепнул:       — Ну, мать, это ты зря…       Я уж и сама поняла, что зря, но упрямо процедила:       — Наплевать.       Хотя прекрасно понимала, просто так это не кончится, подобного Женька никому не спустит. Зато сказала, что думала. На самом деле. И по мелькнувшим веселым искоркам в глазах Макса поняла — одобряет.       Женька повел на меня атаку сразу, но поначалу исподволь, прощупывая почву. Искал, где бы меня зацепить. Заводил при мне разговоры на темы, от которых трудно было уклоняться — но я упорно отмалчивалась. Понимала, что он меня старается вызвать на конфликт, но такие уж мы с Максом неконфликтные люди. Терпеть можем очень долго. Сначала Евгений методически изводил нас рассказами о своем детстве, отрочестве и первых годах тренировок. Ну, вы поняли. О ком же ему и говорить применительно к тому времени, как не о…       — Все внимание было ему в те годы. Он лучший ученик, ему все время на тренировках, лучшие программы, лучшая музыка… А я подбирал остатки. К тому же он коренной петербуржец, а я только и слышал в свой адрес: «Вали обратно в свой Волгоград!» И от него чаще всего. На тренировках нам приходилось играть в футбол для общего развития… И если я получал со спины кулаком под ребра или подножку, даже оглядываться не надо было, чтобы знать — кто.       Нам пришлось выслушать немало подобных историй, прежде чем Евгений понял, что они на нас не действуют. Но уж слишком топорно он начал. Это все была такая наглая беспардонная клевета и ложь, такая несусветная чушь, и это так отчетливо понимали все, кто его слышал, что даже рассердиться на такое было нельзя. Макс беспокойно на меня косился, но я просто сидела и слушала с вежливым интересом на лице.       Тут еще и Лена Бережная неожиданно помогла, заметив после очередного из таких рассказов:       — Да, это у него есть. Грубоват, прямолинеен… Несдержан. Может в лоб такое сказать, что закачаешься… а зато за спиной он о тебе всегда только хорошее говорит.       После этого Евгений на данную тему заткнулся окончательно. «Ври, ври, смешнее будешь» — кажется, этот мой посыл он все-таки понял, потому что резко сменил тактику.       Теперь его язвительные выказывания были направлены исключительно в адрес прекрасного пола, причем с таким расчетом, что из представительниц прекрасной половины человечества в радиусе слышимости находилась я одна.       Сначала он высказался несколько непочтительно в адрес Иры Слуцкой, которой пришлось покинуть шоу по причине беременности. Что-то в стиле: «я за нее, конечно, безумно счастлив, но нашла все же время». Потом плавно перешел на собственную личную жизнь, на жену, с которой он только что собрался разводиться… Вся мораль его рассуждений сводилась к одному: женщины рождаются без царя в голове, и с ними просто невозможно иметь дело адекватному человеку.       — Последней каплей стало, как ни странно, рождение сына… Я ведь радовался по-настоящему, так об этом мечтал! Наконец чувствовал себя настоящим мужчиной, ведь пока у тебя нет сына… Полноценным мужчиной ты считаться не можешь. А она… Даже не захотела, чтобы в день его появления ее навестили мои родители! Она, видите ли, слишком устала, чтобы кого-то видеть! Причем своих родителей она приняла! И когда я ее спросил резонно, а почему это, собственно, так, она мне, знаете, что ответила? «Да потому, что это мои родители!» Нормально, да?       — По-моему совершенно нормально! — я все же не сдержалась. — Совершенно нормально, что женщина сразу после родов хочет видеть только самых близких людей.       — А мои родители ей, значит, недостаточно близки?       — А вот это уж к ним должны быть претензии.       — Ты моих стариков не трожь.       Он бросил на меня взгляд полный оскорбленного достоинства. Теперь я у него получалась злодейкой, ни за что ни про что обхамила родителей чемпиона.       — Твоя личная жизнь — это твое лично дело, — буркнула я. — Совсем необязательно выносить ее на публичное обсуждение.       — Я публичный человек, к сожалению, — лицо сборной, — возразил Евгений. — И моя личная жизнь — это достояние общественности. Вот почему я должен быть в этом отношении безупречен. Развод, признаю, да, это неприятно. Но я хотя бы порядочный человек с твердыми моральными устоями. У меня только одна девушка всегда была, на которой я и женился… Поторопился, возможно, да, но у меня теперь есть сын, значит, все было не зря. Разве не так?       Я молчала. Я слишком поздно поняла, куда он клонит, а теперь уже не представляла, как из этого разговора выпутаться.       — Вот ты — женщина, скажи, разве семья, брак, дети, это не самое важное? — продолжал Евгений. — Я в твои дела не лезу, но вот ты — как говорят — ни с кем даже не встречалась еще, а ведь стоит думать и о будущем.       — Ты еще скажи — а часики-то тикают, — отмахнулась я устало.       Если еще так, то ладно. Пусть по мне проходится сколько угодно. Лишь бы больше никого другого не трогал.       — Не мне тебя судить, но просто ужасно интересно твое мнение по этому поводу. Какого именно мужчину ты так терпеливо и долго ждешь, и что в твоем понимании вообще настоящий мужчина? Альфа-самец, у которого баб было больше, чем в зоопарке обезьян? Вчера с одной, сегодня с другой, завтра с третьей? Который и с мужиками этим не брезгует, если придется? Американский образ жизни, свобода нравов? Это твой идеал?       — Подозреваю, что против титула альфа-самца никто из нас не возражал бы, — вступил Макс вкрадчиво, видимо, по выражению моего лица догадавшись, что гроза сейчас разразится. — А что до… Дам, которых у кого-то, хм-м-м… как в лесу белок, так это, может, тоже не так плохо? Ну, в смысле, лучше уж по молодости погулять, зато теперь…       — Зато теперь у него гражданская жена самая обычная девушка, — перебила я.       И тут же мысленно дала себе в лоб, все-таки он меня развел! Он ведь не говорил ни о ком конкретно, чисто абстрактно рассуждал, а я сама подставилась. Зачем я вообще позволила себе отреагировать… На эту грязь? А он тут же этим воспользовался.       — Гражданская жена это та, с которой регистрировались в загсе. А это по-другому называется — сожительница. А что до того, что самая обычная, так всех сколько-нибудь знаменитых он еще до двадцати лет пере… брал.       — Что я считаю очень круто. Есть, что вспомнить, — снова вставил Макс.       — Не говори ничего, — оборвала я его.       Внутри, наконец, назрело, вскипело и теперь рвалось наружу.       — Я тоже не буду ничего говорить. Но и быть я здесь тоже не хочу. И я уезжаю. Сейчас же.       Такой реакции ни Евгений, ни Макс не ожидали. Потому, когда я встала и ушла в номер, меня никто не попытался даже окликнуть. Сидели оторопевшие. Но Евгений просто растерялся, он не подумал сразу, что у меня это может быть серьезно. А Макс сразу знал, что раз я так сказала, то так и будет. И оцепенел еще и от сознания того, что вся наша гастрольная деятельность накрылась, не успев толком начаться. Впрочем, он пришел в себя первым и, поспешив за мной в номер, застал меня уже укладывающей, вернее швыряющей в чемодан вещи.

***

      Возможно, главная ошибка Евгения была именно в том, что он нас недооценил. Нас вообще называли самой недооцененной парой отечественного фигурного катания. Он не принял во внимание наших личных привязанностей и симпатий… да и откуда ему было знать, с кем мы дружим, как к кому относимся? Близко мы с ним никогда не общались, да мы ни с кем особо близко не общались… Да еще и репутация у нас была самых покладистых, спокойных и неконфликтных людей в команде. Никогда не видно, не слышно. Быстренько выехали на прокат, получили свои медали и испарились.       Как-то так вот вышло, что мы хоть и олимпийские чемпионы и что угодно, но уж очень мы, ну… Обыкновенные. Не было у нас на протяжении всей карьеры никаких ярких, запоминающихся историй или крупных скандалов, ни дисквалификаций, ни интриг, ни ссор… Мы даже влюблены не были, хоть катались всю жизнь только друг с другом, а на Олимпиаде изображали Ромео и Джульетту. Я и травмировалась-то толком всего один раз и без последствий. Журналистам про нас писать было неимоверно скучно. Революций в самом катании мы тоже не произвели. Были техничной, красивой парой с почти классическим стилем и стабильными результатами. В общем, слишком идеальными и правильными, что про нас писать?       После попадания в сборную и выхода на международный уровень мы сначала регулярно входили в пятерку лидеров, а после ухода двух сильнейших пар перебрались в тройку призеров, время от времени занимая высшую ступеньку пьедестала. Пред самой Олимпиадой соперничали только с одной китайской парой, такой же техничной, стабильной и классической. На чемпионатах мира побеждали попеременно то мы, то они… Олимпиаду выиграли мы, и эта наша победа была красивой и чистой, но уж слишком предсказуемой. Говорили, что китайцы в том году были не в лучшей форме, забывая о том, что прийти к пику формы именно в олимпийский год — это тоже особое искусство. После турнира один из журналистов даже спросил нас в прямом эфире, не считаем ли мы сами свои оценки завышенными. Здрасьте. Очень приятно получать такие вопросы от родного репортера, ну, да уж Бог с ними…       Хотя если на той Олимпиаде и была более предсказуемая и несенсационная победа, чем наша, так это победа Женьки в мужском катании. У нас хоть китайцы были, а он вообще мог откататься как угодно, он уже который год был чемпионом по умолчанию. Просто потому, что мужское катание на тот момент было в полнейшем застое, и кроме него, звезд там просто не было.       Я вдруг подумала, а сам Женя, наверно, очень не возражал бы против участия в «Ледовой Симфонии», вместо того, чтобы запускать свой собственный тур. И вписался бы он туда идеально. Но он не мог туда пойти, такой вариант был исключен с самого начала. По одной простой причине…       — Тань, — окликнул меня Макс, который созванивался с нашим агентом и с Ильей, пока я предавалась размышлениям.       Я обернулась и сразу же по выражению его лица поняла — что-то не так. Очень сильно не так.       — Что, Илья не захотел нас взять?       Что ж, этого тоже можно было ожидать. Надо было сразу идти, когда звали.       — Да нет, он захотел… Он очень рад нам будет… Особенно теперь.       Взгляд у него при этом стал совсем убитый.       — Что, — спросила я шепотом, уже понимая, что раз он не решается сказать, значит, что-то и в самом деле плохое, не простая неприятность.       — Ты только не волнуйся.       Зачем вообще это говорить? После такой фразы начинаешь не то что волноваться, а прямо-таки сходить с ума.       — Да говори — ЧТО?!       — Илья мне сказал… Алексей снялся с тура. Он сейчас в США, в клинике…       Я почувствовала, что пол уходит из-под ног, как лед из-под конька после неудачного приземления.       — …И на этот раз, похоже, все очень серьезно. Его будут оперировать на днях.