Слишком много "но"

      Донателло никогда не лез в ссоры старших братьев, и, тем более, никогда не вставал на чью-либо сторону, считая эти конфликты — пустой и бесполезной показушностью, пока сам поголовно не вляпался во всю эту бессмыслицу.       — Ты своими выходками ставишь всю семью под нож, Рафаэль!       И всё же всегда поддерживал старшего брата, хотя вряд ли признается в этом в слух, так как осознание явного недовольства темпераментного братца привело бы к большим конфликтам и неизвестным последствиям.       Донни просто не желал что-либо менять.       — Любимчик! Только и можешь следовать своим правилам, а на поле боя ты — никто! Чертова ледяная глыба бездушная, которая и капли не может пролить над стонущим телом младшего брата!       Донателло отчётливо видел вмиг сжавшиеся губы Леонардо и почти бледные напряжённые костяшки пальцев, неосознанно царапающие до мелких царапин собственные ладони.       Да, их лидеру было обидно, и, в противовес всеобщему мнению, неаккуратные слова не то, чтобы казались едва ощутимым укусом в чужую душу, а нет — они по-настоящему задевали, въедались в достоинство, с новой силой давая ощутить себя гадко и не достойным носить ношу лидерства, но Леонардо всегда молчал…       Донателло не отрицал, что все эти красочные описания — плоды больной фантазии, а, возможно, всё гораздо страшнее и мучительнее, и позже старший часами будет сидеть в комнате Микеланджело, бессонно ожидая, когда израненный и отравленный каким-то ядом братик, наконец, откроет свои ясные глаза, и лидер вновь попросит у него прощение за свою оплошность.       И плевать, что младший братик сам полез вместе с темпераментом под обстрел новой группировки в городе, и под конец, уже с пулевым ранением, едва не свалился с лестницы пятого этажа, так как «потому что» хотел, чтобы «всё было эффектно и красиво». Дон всегда молчал в таких случаях, являясь истинным любителем спокойной жизни без лишнего внимания к своей особе, и давления (которое доставалось всегда Лео), что легко мог великодушно подарить каждый из братьев, стоило тому сказать хоть слово лишние…       Донни хотелось (чаще, чем осознавал) заступиться за старшего брата или утешить в конце концов, но с возрастом он оставил все идеи, вечерами запираясь в маленькой и уютной, тихой (!) лаборатории.       «Слишком много „но“», — думает Донателло за чашкой холодного кофе (та ещё гадость), следя за редким спокойным сном Леонардо.       К сожалению, покой — единственное, что гениальная черепашка может подарить своему старшему брату, и пока это абсолютно всех устраивает.       — До-о-они! —  Микеланджело врывается в лабораторию с криком и без предупреждения, за что сразу же получает довольно сильный подзатыльник от следующего темпераментного гостя с весьма тихим, но не лишённым злости «тш-ш» одновременно с красноречивыми знаками Дона, который сразу же перевёл взгляд на узкий диван, с облегчением замечая всё ещё спящего брата.       Бессонные ночи изматывают любого великого воина, даже Леонардо.       — Что с ним?       — Он умрёт?!       Донни закатил глаза, глухо закрывая за братьями дверь, когда три черепахи оказались в гостиной.       — Обыкновенная мигрень. Через день-два должно пройти.       — Оу-у… Ясненько. Значит, с ним всё… хорошо?       Донателло терпеливо кивнул.       — Так мы можем идти?       — Да, но, Раф,  — мастер бо перехватил вспыльчивого брата за руку, чуть притягивая к себе. Микеланджело удивленно взирал на старших братьев. —  Без лишнего шума в ближайшие дни. Договорились?       Рафаэль хмыкнул, наверное, прекрасно осознавая, что под лишним шумом гений подразумевает их с Лео перепалки, и Донателло был удовлетворён (скорее, счастлив) обыкновенным молчанием, а уже при входе в лабораторию с облегчением заметил, как звук от телевизора мгновенно стих.       — Ты не спишь?       Леонардо мутным и усталым взглядом тёмных глаз сопроводил Дона до его рабочего места и начал приподниматься в сидячее положение.       — И не спал.       — Прости.       Донателло и сам не понял, за что извинился, а Лео лишь отрицательно покачал головой (насколько это было возможно при острых болях), утыкаясь лбом в раскрытые ладони.       На следующий день старший, вновь будет стоять на твёрдых ногах без единого намёка на приступы, головокружение или другие не очень приятные симптомы. Майки с Рафом были довольны, Сплинтер лишь поприветствовал здорового ученика, а Дон… ему снова пришлось (решил) молчать, невзирая на желательный спокойный отдых Леонардо, а то ведь, и правда, что за чушь? —  скажет кто-то: «Лидер и в койке?!»       Донателло согласился с самим собой сквозь сжатые зубы.       Он покорно терпит наглые нападки темпераментного брата в свою сторону и неясное (раздражающее) послушание по отношению к старшему брату, что, в прочем, никого в зале не слишком-то и смущало или Леонардо вновь решился скрыться за маской безразличия.       — Эй, сын джунглей, рванём наперегонки по крышам вечером?        Донателло остановился у выхода из додзё, краем глаза замечая, как к Лео, в конце тренировки, подошёл подозрительно весёлый и улыбчивый (на редкость утром) Рафаэль с протянутым личным (!) чёрным полотенцем для пота.       — Извини, Раф, — Донни перебил уже открывшего рот Леонардо, вставая перед ним. —  Лео всё ещё находится в нездоровом состоянии и нуждается в спокойном темпе.       — Слушай, очкарик…       — Намечается тусовка?!       — Да, Майки, намечается… У тебя, — Дон сделал сильный акцент на последнем слове. — С Рафаэлем «тусовка» вечером.       Микеланджело засиял и рванул к домашнему телефону, верно сообщая великолепную новость Эйприл с Кейси, пока Леонардо смиренно позволял увести себя за стены лаборатории на «дополнительные анализы», и Донателло собирался совершить этот замысел как можно быстрее, чувствуя прожигающие стрелы медовых глаз в свою спину.       Это был первый раз, когда он осмелился возразить собственному брату, и, чёрт возьми, простит всевышний, это было чертовски превосходно!       — Очкарик?       — Угу, — в доказательство на зелёный узкий нос было помещено нечто подобное человеческим очкам, но с тугим кожаным поясом вокруг головы и более широкими линзами под стать черепашьим. — Смастерил на скорую руку, когда ты только уехал в джунгли, а потом и не вспоминал как-то…       — Тебе идёт.       Щёки гения приняли нездоровый яркий оттенок, и тот поспешил отвернуться, попутно цепляясь за жёсткий материал для какого-то там изобретения, пока…       — Спокойно, — мягкий и тихий смех лидера под ухом последовал за отдающими теплом ладонями на его, Донателло, собственных.       Господи, Леонардо не понимал (?), что творил!       — Лео…       — Прости, младший братик.       Лидер легко откинулся на компьютерный стол позади, так и продолжая сиять своей лёгкой полуулыбкой и тёмно-карими, почти что чёрными, глазами.       «Явно эффект отсутствия сна».       Для Лео это была всего лишь присущая для него детская прихоть, а для Дона — появление неизвестных и непонятных чувств.