Слишком много "но"

      — Донни, приготовь мне хлопья, пожалуйста.       — Я сделаю!       Рафаэль, словно бешеный, рванул со стула к стопке мытой посуды, небрежно высыпая все остатки круп разных сортов в жирное (первое, что попалось под руку) молоко.       Леонардо, чьими устами и была произнесена эта просьба, как можно тише и незаметнее уселся на свободное место, тупым взглядом утыкаясь в скучную и монотонную салфетницу, пассивным голосом поблагодарив младшего брата, как только миска с раскисшим лакомством, являющимся, прежде всего, завтраком, оказалась перед его носом.       Донателло выглядел озадаченным, Рафаэль — победителем в понятной только ему войне.       — Как насчёт совместного просмотра кино, Бесстрашный?       — Рафаэль…       Резкое появление изо спины вышеупомянутого младшенького брата в тёмном коридоре между холлом второго этажа и ванной комнатой заставило Леонардо судорожно задрожать, и проходящий мимо Донателло готов был сгореть от стыда (опять же, не понятно откуда взявшегося) и как можно быстрее пройти мимо, но стоило поравняться с братьями, как твёрдая опора исчезла, и Донни со сдавленным криком рухнул на жёсткую поверхность, выпуская из рук в миг разлетевшиеся по полу пустые склянки и колбы.       — Что же ты, Донни, — мастер бо пропустил мимо ушей явную издёвку в свой адрес, на автомате кивая, будто и впрямь не замечая ехидную, говорящую саму за себя, улыбку краснобанданного с тёмно-зелёной ступнёй под ногами, которую не мог не заметить при падении.       Такое флегматическое поведение всегда вызывало потеху у Рафаэля.       Не оставшийся в стороне Леонардо тогда сильно обругал «неосторожного» брата, уводя гения за аптечкой для обработки ран от мелких стёклышек, которые они вдвоем собирали и выковыривали с разных щелей голыми руками, пока Рафаэль на протяжение двух часов благополучно отрабатывал самые навороченные ката с посохом бо вслепую и под присмотром ничуть не скучавшей младшей черепашки.       — А знаешь, что я понял, Донни? — и без того тихий бас Леонардо перешёл на очаровательный шёпот, и безуспешно пытавшийся работать Донателло поймал себя на сладкой дрожи по всему телу, стоило старшему брату продолжить.       — Что же? — чёртов наконечник отвёртки никак не хотел попадать в головку болта.       — У тебя просто неимоверное количество работы!       — Я рад, что ты это заметил тогда, когда я в очередной раз пытаюсь починить сломанный тобой тостер вот буквально на прошлой неделе! — гений честно старался состроить как можно более серьёзную и недовольную братом морду, чем только и вызвал непродолжительный хохот в стороне.       Донателло любил, когда кто-то из родных радуется или проявляет настоящие эмоции, ведь это как-никак лучше отражало гармонию в их небольшой семье, особенно, когда одна из этих редких улыбок принадлежала лидеру… правда, иногда казалось, что такую вольность с возрастом Леонардо проявлял только при своём гениальном брате, но…       — Ты слишком много сомневаешься, братик, — тёмные глаза были едва скрыты толстым слоем стекла тех самых, «унизительных и ужасных», очков, которые, Дон клялся, были спрятаны в самом надёжном месте из всех возможных! — Я же говорил, что они отлично смотрятся на тебе.       Легко и бесшумно, свойственно только одному существу их клана, мастер парных мечей спрыгнул с высокой кушетки, чрезвычайно приблизившись к не смеющей двинуться черепашке, выставляя руки по бокам пластрона, и Донателло невольно прижался к широкой спинке компьютерного стула, едва пропуская тёплый воздух через ноздри.       — Лео… тебя бросает в жар, нужно срочно…       — Неоригинально, Донни.       Леонардо надавил на нагрудные пластины, заставляя встревожено подскочившего брата принять прежнее положение и даже не пытаться сопротивляться твёрдому напору лидера, чьё дыхание так близко ощущалось на влажной шее.       Такое слабое, щекочущее…       Донателло, конечно, замечал, как часто (очень) стал думать о Лео, и как всё новые картинки, очертания настойчиво, словно паразиты, лезли в голову одна за другой, что поначалу приводило в недоумение и даже пугало. Пока больная фантазия собственноручно не стала прорисовывать кое-какие детали, заставляющие краснеть и биться головой об стенку, что хотелось сделать и в настоящие время, даже не замечая скользящие костлявые пальцы на бёдрах и сладкий привкус фруктового чая на собственных губах…

***

      — Яблоко?       Леонардо пожал плечами, в очередной раз, крутанувшись вокруг своей оси на полюбившемся ему стуле. Дон явно не мог точно сказать, сможет ли он ещё раз сесть в него, не возвращаясь к недавним чарующим воспоминаниям.       — Даже не заметил. Ты против?       «Нет», — хотел бы крикнуть Донни, но вовремя заметил приоткрытую дверь.       «Хорошо, что ни минутой раньше, — Дон покосился на вошедшего в лабораторию Майки и перевёл взгляд на почему-то отвернувшегося Леонардо, так пристально и внимательно изучавшего почти разобранный тостер. — Ох, точно».       — Донни! А мы к тебе с гостинцами!       Дон и забыл про «некачественно» поставленный засос на чужой шее у ключиц…       — Не встретишь нас, Лео? — за младшим показался и раздражённый старший, так недобро сверкнув медовыми глазами в сторону хозяина комнаты.       Лидер вяло отмахнулся, но не обернулся к прибывшим братьям, демонстративно опуская голову на сложенные перед собой руки.       Что же, Донни с радостью подыграл такой качественной актёрской игре Лео, всем своим видом показывая, что под плотной тканью маски скрываются огромные тёмные синяки, и мастер бо вновь сославшись на новый приступ мигрени, как можно быстрее сопроводил пришедших братьев к выходу.       — О-о-оу, ну раз мы такие уста-а-авшие…       — Спасибо за понимание, Раф, — и запер тяжёлую дверь прямо перед носом мастера сай, едва успев выдернуть из крепкой хватки коричневый бумажный пакет.       Наверное, это было его второе в жизни противостояние темпераментному брату, и, как бы Донни не старался отрицать сей факт, это являлось по-своему прекрасно.       Воцарилось неловкое молчание.       — И всё же… яблоко?       — Нектарин. Я хотел, чтоб наш первый поцелуй был сладкий…