Давай разрушим потолок И будем видеть бездну звёзд, Читать падений их следы.
Спустя полтора года после событий галереи, Гарри впервые берётся за кисточку. Руки его дрожат, краски расплываются перед глазами, сплетаясь в какую-то адскую фееричную какофонию из цветов и — неожиданно — звуков. Он и сам не знает, откуда идут все эти многочисленные стуки, шуршание и ощущение, что за спиной кто-то стоит. Всё это началось после того, как… Парень ощутимо вздрагивает, мотнув головой. Нет. Не-ет, он определенно не хочет даже задумываться об этом. Вспоминать — тем более. В конце концов, сейчас он занят совершенно другими делами. Ему нужно нарисовать то, что пленило сознание на несколько месяцев и никак не собирается отпускать. То, что стало его самой настоящей одержимостью. Того, кто ею стал. Дверь в комнату закрыта, окна зашторены, на часах без двадцати четыре утра, а сам парень одет в одну только тёмно-синюю футболку и бледно-голубые штаны. Страсть к синему проснулась в нём так же резко, как к чёрному и красному. Эти цвета манят его, но в то же время — пугают. Потому что это особенные цвета, все они были… Дрожащей рукой Гарри вымазывает кисточку в чёрной краске. И принимается творить, погружаясь в процесс с головой, ныряя в то, что творится на холсте. Сам он сейчас — лишь продолжение кисточки, не больше. А вот она — живая, движется, творит то, что стоит прямо перед глазами. Пусть он не рисовал уже очень давно, навык никуда не делся. И страсть всей жизни, ставшая ядом после посещения адской галереи, вновь вернулась к нему, наполняя душу и тело. Столько образов в голове, столько идей, и как же хочется воплотить! Но самое важное — в первую очередь. А голова гудит. Что-то странное продолжает шуршать рядом. Голоса… нет голосов, никаких. Только за дверью словно бы кто-то ходит. Но кто там может быть, ночь ведь, все спят. Пять часов. А Гарри продолжает творить без остановки, без перерыва на что-либо другое, ни разу не отводит взгляд от холста. Неожиданный стук в дверь заставляет его вздрогнуть всем телом, выронив кисточку. Оборачивается резко, с каким-то даже звериным выражением лица. И тут же осознает, что ведёт себя немного неправильно. — Кто там?.. — спрашивает он негромким, охрипшим голосом. — Это я. Можно войти?.. Голос, вне всяких сомнений, принадлежит Заку. Испуганно дёрнувшись, Гарри быстро завешивает холст тряпкой, и всё же подходит к двери, тут же открывая её. Прямо перед ним — Зак. Немного сонный, в бинтах лишь частично. И какой-то подозрительно тихий. Не говоря ни слова, пропускает парня в свою комнату. А тот проходит молчаливой тучей прямо к его кровати и тут же садится, уже через несколько секунд поднимая на Гарри какой-то безумно усталый взгляд. — Могу я… поспать у тебя? Парню требуется несколько секунд, чтобы переварить сказанное. А чтобы осознать — намного дольше. То есть, как это — у него? Почему? И откуда такая обреченность в глазах? — Ну… да, наверное. Что случилось?.. Зак только поджимает губы и укладывается, тут же накрываясь одеялом. И отодвигается к стене, повернувшись спиной к Гарри. Но, за мгновение до того, как он делает это, парень всё же успевает увидеть влажную дорожку на его щеке.Я притворюсь, сглотнув комок, Что я твоих не вижу слёз Сквозь волны темноты.
Сделав вид, что ничего не заметил, он вновь отходит к холсту. Поворачивает так, чтобы Зак ни в коем случае не увидел, а что же там нарисовано, и срывает ткань. Идеально… Но не совсем! Нужно продолжать, он должен закончить эту картину сегодня. Обязан! И вновь кисточка оживает, носясь по холсту туда-сюда, окрашиваясь то в могильный чёрный, то в пламенно-красный, то в солнечно-жёлтый. Но жёлтый не солнце, совсем нет! Жёлтый — это одна из составляющих огня. В какой-то момент он даже умудряется забыть, что в комнате с ним находится Зак, настолько погружается в процесс. И испуганно отскакивает в сторону, услышав его голос. — Ты спать не собираешься?.. Гарри лишь судорожно, как-то нервно вдыхает и тут же улыбается натянуто, покачав головой. — Нет. Я не усну, пока не закончу. — Не знал, что ты рисуешь. — Я занимаюсь этим с раннего детства. Учился в художественной школе, закончил и поступил в институт, — улыбка, с которой он начинал говорить, вдруг ломается, а через несколько секунд пропадает окончательно. — Я бросил его… почти год назад. А не рисовал уже полтора… Взгляд становится совершенно потерянным. — Почему? — Что?.. — голос Гарри чуть заметно дрожит. — Почему ты перестал рисовать? — спрашивает Зак негромко. — Зак, я… я не… А маньяк вдруг на несколько секунд поворачивается к нему лицом. И вздрагивает — парень прекрасно видит это. — Это всё из-за того красноглазого чудовища? Ощущение такое, будто весь мир обрушился на его голову всей своей тяжестью. Рухнул, задавив мысли Гарри обломками. — Откуда ты… — Мне стало интересно, почему ты такой дёрганный и откуда вообще все эти заскоки. Я ведь даже у тебя спрашивал, какого хрена творится, а ты — кошмары. Но что мне твои блядские кошмары? У меня они тоже есть, но они-то точно не одинаковые! Должны быть причины, твоё короткое — «галерея» — нихуя не помогло, — Зак даже садится, завернувшись в одеяло, и смотрит на него, хмурясь. — Пошёл к Еве. Но эта девочка ещё более молчаливая, чем Рэйчел. Всё, что узнал — тебя схватило какая-то стрёмная хуйнина. И всё. Больше я ничего не знаю. Думаешь, я могу что-то сделать в таком случае? Гарри смотрит на него расширившимися от шока глазами. И молчит. Поверить не может в то, что Зак самостоятельно провёл такое вот расследование и копнул глубже. Возможно, он всё же не такой поверхностный пофигист, как ему казалось?.. Но, в любом случае… — Мне не помогают таблетки и врачи. Как же поможешь ты?.. — А ты всё этим своим врачам рассказываешь? В ответ — лишь тягостное молчание. Конечно, нет. Разве может он сказать психотерапевту, что на него напали чёртовы куклы? Что он был в другой галерее? Что его пыталась убить маленькая девочка — может сказать? Нет. Конечно же, нет. — Почти ничего не рассказываю, — признаётся Гарри, тяжело вздыхая и прислоняясь спиной к стене. — Так, может, надо взять и рассказать? Легче станет. — А что видишь в кошмарах ты? Вопрос этот явно вызывает у маньяка ступор. И молчание, которое длится минут пять, не меньше. А потом он всё же выдавливает: — Зачем тебе это?.. — Ты хочешь помочь мне. Хочешь узнать, что не так. И я хочу того же, понимаешь? В конце концов, ты мне небезразличен, Зак, и ты это знаешь. — Пожар. — Что?.. — Ты глухой, что ли? Мне снится пожар. Снится омерзительно ржущая баба, бьющая меня током. А ещё Рэй, постоянно повторяющая — «убей меня». Каждую ёбаную секунду. И это раздражает всё больше, больше, пока я не… убиваю её. Взгляд убийцы заметно мрачнеет. Гарри молчит, ошарашенно глядя на него. Понимает, что тот не договорил, видит по выражению лица. И дожидается продолжения. — А потом я ухожу. Просто оставляю её лежать там, где она упала. Всегда идёт грёбаный дождь, как в каком-то херовом сериале, и гром… просто оглушает, — голос Зака тихий, тон — совершенно потерянный. — Я всегда просыпаюсь на этом моменте. И если её по какой-то причине нет рядом, я… начинаю паниковать. Воцаряется тишина. Она внезапно становится почти осязаемой. Гарри понимает, что должен сказать что-нибудь, но у него не получается. Всё, что он может сейчас — это с сочувствующим видом смотреть в ответ. Никак не получается решиться просто взять, подойти и обнять его. Чёрт! Ну что ж такое? Это ведь просто! Но ведь он же сказал… — Ты совсем не хочешь её убивать… — проговаривает Гарри, внезапно поняв, почему же он так этого и не сделал, не смотря на её многочисленные просьбы и какое-то там обещание, о котором сам парень только слышал краем уха. — Она единственная, кому на меня не насрать, — только и вздыхает в ответ Зак. — До неё никому не приходило в голову узнать, а что я, собственно, чувствую. — Ты… влюблён в неё? — решается на важный вопрос парень. — Нет, не думаю, — отвечает маньяк после долгого молчания. — Она важна, но… её саму все эти чувства вряд ли ебут. Хотя, она ведь считает меня другом. И эту твою Еву… кажется, тоже. Вновь молчание. Которое на этот раз прерывает уже Зак. — Я сказал. Теперь твоя очередь. А Гарри лишь вздыхает очень тоскливо и… берет в руки кисточку, вновь начиная рисовать. Так ему легче и успокоиться, и сосредоточиться. В конце концов, он знает, что говорить о том, о чём даже думать страшно — непросто. — Мне снится… чудовище, которое напало на меня в галерее. Их там много было — разных, отвратительных. Манекены без головы, картины в виде женщин с острыми когтями, которые пытались убить меня. А одна почти смогла — меня тогда от неминуемой гибели спасла Ева, — проговаривает, постепенно погружаясь в воспоминания. И не прекращает рисовать, потому что чувствует — это единственное, что не позволяет ему удариться в истерику. — Во сне я переживаю всё заново. Вижу Мэри, слышу её отвратительный голос. Жизнь вновь и вновь ускользает из моего тела, пока она гадает на розе, от которой зависит всё моё существование… А потом появляется огромная красноглазая кукла, которая словно бы вытягивает из меня душу. Их много таких — больших и поменьше. Все они кричат, что хотят поиграть со мной… И смеются отвратительными высокими голосами… Кисточка в его руках неожиданно замирает. Замирает и сам Гарри, смотря куда-то прямо перед собой невидящим взглядом. — Мне страшно. Я ведь до сих пор боюсь, что всё то, что происходит сейчас — это лишь мой сон. Что я действительно умер и мой труп лежит теперь там… в галерее, среди оживших картин… Он не замечает, как роняет кисть и начинает дрожать. Солёных слёз, стекающих по щекам, не замечает тоже.Давай не будем Завершать картину нашу, Бросим так, оставив смутные мазки.
Но он определенно просто физически не мог не заметить, как на его плечо ложится чужая рука. Вздрагивает, дёргается, как от удара и вдруг видит прямо перед собой Зака, вставшего прямо рядом с картиной. Внутри всё сковывает липким страхом, он панически переводит взгляд с маньяка на холст, начав дрожать ещё сильнее. А тот, явно недоумевая, в чём же дело, поворачивается… — Стой! Поздно. Уже увидел. И лицо его вытянулось, являя миру совершенно ошарашенное выражение. С холста смотрит… Зак. Не проработанный детально, местами всё ещё без теней, но очень узнаваемый и натуральный до ужаса. Гарри и сам не знал, что может рисовать так. От страха, ледяной рукой сдавившего горло, парня даже ненадолго оставила истерика, сменившись другими, не менее неприятными эмоциями. — Ты всё же сделал это, — произносит убийца через несколько минут шокированного молчания. — Ты правда нарисовал меня. — Да, — тихо роняет Гарри, слабо кивая. — Можно я… заберу её?.. — Но я ещё не закончил…И каждый будет сам искать На ней надежду Или мрак, сады или пески.
— И не надо. Я хочу забрать её именно такой. Можно? Видеть Зака таким — почти что робким — странно до безумия. Что? Что такого переменилось в их отношениях, и когда это вообще произошло, что он стал показывать себя с такой — спокойной — стороны?.. — Можно. А маньяк ведь не убрал руку. Продолжает держать его за плечо. И это почему-то успокаивает больше всего остального. Потому что… он прикасается к нему. Спокойно, без отвращения, совсем не как раньше. Неужели действительно простил за тот поцелуй? Поцелуй…Пьянит заведомая ложь, В неё на миг поверил сам, Так обезумел от тепла.
Он сказал, что убьёт его, если вновь произойдёт что-то подобное. Поэтому — нельзя. Ни в коем случае нельзя… — Ты боишься меня, Гарри? Вопрос заставляет чуть ощутимо вздрогнуть и поднять на парня изумленный взгляд. Но он тут же берет себя в руки и мягко улыбается, чуть качнув головой. — Нет. Сейчас — точно нет. Не думаю, что ты станешь убивать меня сейчас, ведь… — Я вообще не собираюсь тебя убивать. — А?.. От такого внезапного откровения все мыслительные процессы в голове резко останавливаются. Что он только что сказал?.. — Ты глухой или тупой? Я сказал, что не собираюсь убивать тебя. Пусть и хочется периодически, видя все твои ебучие улыбки, которыми ты так и сыпешь во все стороны. Эти слова создают в голове Гарри самый настоящий вакуум. Пусто, совершенно. Никак поверить не может в то, что Зак действительно сказал это. Это же… просто невозможно. Он во сне? Смотрит на свои ладони. Пять пальцев. Значит, реальность. Но как это может быть реальностью? Ведь всё так странно и непривычно! — Правда?.. — только и может выдавить из себя парень. — Да. — Обещаешь?.. А выражение лица Зака неожиданно меняется. Он тут же отводит взгляд, опуская голову и произносит каким-то странно охрипшим голосом: — Жизнь показывает, что я крайне хуёво умею держать обещания… Может, ты просто поверишь мне на слова? Хотя у тебя нет причин мне доверять, я тебя вообще порезал при первой встрече. — Что случилось, Зак? — В смысле?.. — Ты ведёшь себя иначе. Раньше ты только и делал, что ругался со мной и постоянно пугал. А теперь спрашиваешь, что мне снится ночью и хочешь забрать картину, которую я нарисовал. Что происходит? — А ты, блять, не думал, что мне может быть стыдно? Молчание. Шок. Осознание. Определенно, он действительно об этом не думал. Вообще. Ни разу за всё то время, что Зак начал вести себя подобным странным образом. Ему… стыдно?.. — Что?.. — спрашивает Гарри каким-то жалобным голосом. — Сюрприз, мать твою. Я не ебаный бесчувственный выродок, прикинь? — Я не… — Да знаю я, что ты обо мне думаешь. И вообще не представляю, как в таком случае умудрился запасть на меня. Ты мазохист, что ли? — Не… — Заткнись. Просто заткнись. Не видишь, я пытаюсь объяснить? — со вздохом интересуется Зак, сильно сжав его плечо рукой и посмотрев таки в глаза. — Ты второй человек во всём этом блядском мире, которому на меня не плевать. Первая Рэй. Но она и сама с приветом, а ты… типа, нормальный? Хотя я уже не так в этом уверен. Но ты боишься и эмоции у тебя нормальные — это точно. И я просто не понимаю, почему ты остаешься таким пиздецки добрым, даже когда я тебя оскорбляю. Думал, ты это специально делаешь, а потом понял — это настоящее. Скажи мне, Гарри, какого хрена? Какого хрена ты продолжаешь общаться со мной, не смотря на то, что я угрожаю тебе смертью? Гарри молчит. Он не просто в прострации или шоке, он едва не вышел в чёртов астрал от всех этих внезапных откровений. На откровения принято отвечать такими же откровениями. Поэтому… он всё же собирается с духом и отвечает, серьёзно глядя Заку прямо в глаза и наблюдая за тем, как они медленно расширяются всё больше: — Потому что о вас с Рэйчел больше некому позаботиться. Если вам не буду помогать я, то никто не будет. Если вас не укрою в своём доме я, то никто так не сделает. А я не хочу, чтобы вас поймали. Не хочу, чтобы поймали тебя. Не важно, как ты ведёшь себя. Не важно, что делаешь по отношению ко мне. Я боюсь умирать, но не только из-за того, что не хочу этого для себя. Я просто… боюсь, что тогда вам придётся вновь скрываться. А выражение лица у Зака такое же ошарашенное, как у него самого несколько минут назад. — Ты раньше не мог сказать, что ли?.. — спрашивает маньяк чуть дрогнувшим голосом. — А ты бы поверил? — Нет. — Вот тебе и ответ. Какое-то время оба молчат, просто смотря друг на друга. А взгляд Гарри неожиданно падает на губы Зака. Они кажутся безумно мягкими. Да что там — действительно такие, помнит ведь. А он ещё и без бинтов сейчас, только частично видно — на руках и, кажется, на животе — торчит краешек из-под футболки.Я человек со снятой кожей, Каждый поцелуй, как шрамы, Каждая слеза — игла.
— Надеюсь, ты не захочешь убить меня после этого. — После че… Гарри не даёт ему договорить — тянется… и обнимает. Сильно, прижимая Зака к себе, как плюшевую игрушку. Тот от удивления застывает на месте, не шевелясь. А парень только обнимает его ещё сильнее, чуть ощутимо вздрагивая. А потом начинает дрожать — очень сильно. И цепляется за Зака, как утопающий за соломинку, шепча: — Прости, пожалуйста… я просто очень давно хотел это сделать, но не мог… прости… про… — Заткнись. Твои хреновы извинения всё ещё бесят. — Про… — Гарри… — Молчу. А Зак вдруг поднимает руки и как-то очень неловко обнимает его в ответ.Больше не будет больно и плохо, Сегодня не кончится никогда.
— Зак?.. — Не порть момент. — Хорошо.Между выдохом каждым и вдохом С неба летит звезда.
Вновь молчание. — Так я могу забрать картину? — Да, я же сказал, что можешь. — Ага. Ещё одна короткая пауза. — Ты ложиться собираешься? — интересуется Зак негромко. — Сначала я должен зако… А, точно… Ну, наверное, собираюсь. — А где буду спать я? — У тебя же есть ко… — начинает Гарри и тут же замолкает, осознав, что маньяк не просто так пришёл ночью к нему в комнату, завалившись в кровать. — Можешь лечь со мной, если тебя это не будет смущать… — Окей. Будешь распускать руки — плюну на всё и сломаю тебе нос. Понял?Гаснет звон последнего слога И шкатулка вопросов пуста.
А Гарри лишь улыбается в ответ, всё же отпуская его и отстраняясь. Во взгляде его плещется какая-то невообразимая нежность, которой там раньше в таком количестве точно не было. — А объятия тоже считаются? — Попробуешь обнять меня в кровати — прибью. — Значит, я не буду так делать.***
А засыпать, когда рядом лежит кто-то тёплый и дышащий, пусть и странно, но всё же безумно приятно.Больше не будет больно и плохо, Сегодня не кончится никогда.
Этой ночью, впервые за долгое время, Гарри вообще не снятся кошмары.