It's a pain, you know?

«Мораль? Совесть? Что ты там еще говорил?» -Это все. Когда в тебе этого нет, становится гораздо легче… -Тебе! -Что конкретно тебя не устраивает, Шистад? Вроде как ты сам этого хотел. -Нахуя ты это делаешь? -Дежавю. Ты уже что-то подобное спрашивал. -В тот раз ты мне ответил. А в этот? Опять стало скучно?! Вильям стал медленно сползать с меня вниз, не отрывая от моего лица взгляд до того момента, пока он не оказался на полу. Парень молча стал собирать и надевать разбросанную повсюду одежду, кажется, совершенно не понимая, где чье. Да, что-то на нем явно оказалось моим. Одевшись, тот чуть ли не с грохотом повалился на пол, тяжело вздыхая и проводя рукой по волосам, лицу и шее. -Хороший ответ — рявкнул я, потягиваясь и переместившись на край кровати, положил руки на плече Магнуссона, — но он не прокатит. Почему? -Блять, решил сделать легче себе — совсем тихо прошептал он, убирая мои руки, и напрягся еще сильнее — Знаешь, почему ты «подвернулся мне под руку»? Да потому что я знал, что ты не станешь задавать лишних вопросов. Ибо тебе поебать всегда и на все! И на всех. Я просто надеялся, что ты не будешь лезть со своим дружеским благородством, или, что это у тебя, ко мне. Да, он меня совсем за человека не считает. Только какой-то использованной старой грязной игрушкой. Плотью. Пустым местом. Или, нет, он хочет, чтобы я был этим. Ему так легче? С чего это вдруг? Он же нихера не хочет рассказывать. Ему это «просто надо». Так я это должен понять? «Да блять, он прав, тебе ли не все равно?» -К тому же я знал, что ты ко мне не совсем равнодушен. Не в плане дружбе, я про другое. -Да пошел ты! Резко встал с постели, буквально спрыгнул с нее, перед этим кинул жутко недовольный взгляд на парня, который обернулся на мои слова и продолжал вопросительно смотреть на меня, пока я одевался. Подходя к нему, мои руки уже были сжаты в кулаки, а костяшки успели побелеть. Нет, я его не хотел бить. Да и не собирался. Пока что. Ведь пока я еще не выяснил самого главного: -Какого хера, Вильям? Это не смешно! Я понять не могу, ты себя Богом что ли возомнил? -Почему ты так думаешь? Я не… — он смотрел на меня снизу вверх, совершенно пустым и потерянным взглядом, но его голос был как никогда груб. В общем, как и мой. -Иначе я не могу объяснить того, — я перебил его, — почему ты считаешь меня просто плотью, пустым местом. Ничем, в твоем понимании. -Почему. Ты. Так. Думаешь? — он повторил свой вопрос, теперь уже с презрением. -Мне поебать? Ну, да, не спорю, обычно это так. Но давай мы сейчас забудем про то, что было сегодня и несколько дней назад. Включим друзей, окей? Он максимально показательно закатил глаза и убрал взгляд с моего лица, посмотрев в сторону окна. Вилл абсолютно точно не хотел разговаривать со мной. Но мне, же поебать, не забыли? На все и всех. А значит и на то, хочет он со мной разговаривать или нет. -Ответь мне, друг — раздраженно произнес я, наклоняясь ближе к нему, — что с тобой случилось, что ты решил использовать меня в своих целях? В чем причина? Спустя около полминуты мертвой тишины, Вильям подал голос: -Тебе это знать необязательно. Попросту незачем. -Я не отъебусь от тебя, пока не получу внятный ответ. Да, вот такой я мудак. Желание ударить его возрастало. Еще чуть-чуть и кому-то придется идти за льдом. Почему я так хочу это сделать? Молчит, уходит от ответа. Как он там сказал? «Дружеское благородство»? Ну, хоть что-то у меня есть. -Это боль, понимаешь? — наконец-то, он ответил. -Нет, не понимаю, — резко выпалил я. — Ты же ничего мне не говоришь. Все, что ты делаешь — это приходишь ко мне и выплескиваешь всю эту боль на меня. Без объяснений. Просто используешь мое тело, как антистресс, наплевав на что-то другое. Но мы же лучшие друзья? Мы обязаны помогать друг другу… но, знаешь, Вильям, если кому и поебать, так это тебе. Ведь ты и, правда, посчитал меня кем угодно, но не человеком. -А разве это неправда? -Ты все обобщаешь, блять! — огрызнулся, несильно ударяя парня по плечу. Боль — понятие растяжимое. Есть физическая и душевная. Во втором еще несколько тысяч понятий: горе, печаль, потеря, пустота, скорбь, растерянность и так далее. Что он имел в виду? -Что же заставило тебя чувствовать боль? -Ничего. Просто тупая боль и никаких тут нет добавлений. -Причина есть. Не беси меня! -Крис, а тебе не приходило в голову, что я просто не желаю тебе это рассказывать? Что просто хочу, чтобы ты отъебался от меня со своими нудными, дурацкими и бессмысленными вопросами?! — вскрикнул Вильям, вновь взглянув на меня, и тот сам сжал руки в кулаки, ударяя ими по коленям. -Приходило. Но это не значит, что я отстану от тебя! — сев на корточки, наши лица оказались на одном уровне и только сейчас, в минимальном расстоянии я заметил полную растерянность, при этом апатию. Стоит ли до него докапываться? Может, оставить его в покое?..

Ну, раз начал, то закончу!

-Мне нечего тебе сказать. Прошу, отстать от меня. -Обычный человек уже давно бы отстал — я поднялся и пошел к противоположной от окна стене, — но представим, что я чем-то отличаюсь. Так что нет, не отстану. Я услышал очень громкий стук по паркету, казалось, что упало нечто тяжелое с небольшой высоты. Но нет, так звучит удар кулаками по моему полу. Даже немного вздрогнул от такого резкого звука и обернулся к его источнику: -Смерть, Шистад, теперь тебя стало легче?! — я давно не слышал, как он орет. — Получил ответ?! Доволен?! А теперь блять отъебись от меня, в конце концов! Его слова выбили меня из колеи. Смерть? Я даже не знал, что во мне сейчас преобладает. Горечь? Жалость? Потрясение? Сожаление? Нет. Есть то, что стоит выше всего этого: -Подожди-ка, смерть? Я все правильно понял, кто-то из твоего окружения погиб, кто-то из близких людей?! — на свое уточнение я получил лишь утвердительный кивок. — То есть то, от чего ты избавлялся с помощью меня — горечь по утрате?! — он снова кивнул, окончательно поникнув. Ну, все! -Магнуссон, ну ты и ублюдок! -Ты охирел?! -Я охирел?! Ты умом тронулся? — разозлить меня не так сложно, но это парень довел меня до состояния ненависти к нему — У тебя погиб кто-то из друзей или близких, неважно. А ты вместо того, чтобы думать о произошедшим и пытаться справиться с болью, вот так просто решил все это спихнуть на меня, не думая ни о чем! -А зачем мне об этом думать? Наоборот, я пытаюсь это забыть. -Это так не работает! В смысле, конечно, переключаться тоже необходимо, но то, что сделал ты никак недопустимо. Справляться с проблемой ВОТ ТАК нельзя! Черт, да на твоём месте, я бы включил все присущие человеку чувства. На твоём месте, я бы сидел и думал «какого черта так произошло?!». Задавался бы вопросом «почему» и «за что»! На твоём месте… -На твоём месте, на твоём месте. Крис, я — это я. Я сделал так, как считал нужным. Пусть для тебя или других людей этот поступок кажется отвратительным, мерзким и так далее. Но мне так, черт возьми, легче! — Вильям поднялся с пола и подошел ко мне вплотную так, что мы буквально касались друг друга лбами. — Мне все ещё больно. С этим чувством жить просто невозможно. Я выплескивал все это на тебя. Потому что считал, что мне это поможет. И я не ошибся. Это и, правда, помогает. -И это вместо того, чтобы просто поговорить со мной или другими людьми, которые тебя могут помочь в такой сложной ситуации? Издеваешься? Ты не желаешь справляться с болью, принять её, как и правду о смерти. Нет, ты блять решил, что легче и правильнее будет избавиться от неё с помощью твоего лучшего друга, взяв его за шкирку и трахнув без вопросов. -Я вот что-то не пойму, Шистад, а с чего это вдруг ты сейчас меня отчитываешь? Ни первый, ни второй раз ты не сопротивлялся, а лишь стонал, как грязная сучка, хотя, нет, даже хуже неё, и получал удовольствие, пока я избавлялся от боли. Все в плюсе. -Потому что я не знал, почему ты это делаешь! Даже у меня есть совесть и какое-то понимание правильности. И когда что-то идёт уже совсем из ряда вон, то я включаю в себе и совесть, и правильность. То, что сделал ты, Вильям, один из тех случаев. -А твоё поведение с другими, значит, не то? -Я это делаю, потому что хочу. Ты это сделал, потому что просто не хотел думать о случившемся, забыть об этом человеке, чтобы тебе было легче, как и твоему телу, в котором сейчас происходит настоящий ад. -И что с того? Да, я не хочу думать об этом, потому что от этого становится еще больнее. Но это абсолютно нормально! -Если тебе больно, то набухайся до беспамятства, поговори с другом, выскажись ему, а не втрахивай боль в другого человека, играясь на его совершенном неравнодушии к тебе! — вскрикнув это, я с силой толкнул Вилла в грудь и тот отступил на пару шагов. Несколько раз тяжело вздохнул, понимая, что также выплескиваю боль на друга. Не совсем правильно, но сделать хуже, чем Магнуссон можно разве что убив человека от горя. Подумайте сами, разве это нормально? Как я понимаю, это произошло на прошлой вечеринке, когда он ушел, а потом вернулся, озлобленный, серьезный, отрешенный. Вообще не думал, что когда умирает кто-то из твоих близких можно взять и заняться сексом с первым встречным, только для того, чтобы уменьшить боль. Звучит, как бред. Но я скажу иначе: -Отвратительно. Ты отвратителен. Уж блять не думал, что услышу это от СЕБЯ, да и еще в ТВОЮ сторону. Это последнее, что я ему сказал. Он что-то буркнул мне в ответ, уже полностью потерявшись в реальности. Вильям был опустошен. Полностью. Ответив мне, он развернулся и ушел. После этого, я его не видел. В школе он больше не объявлялся, да что уж там, Вилл даже не числился в списке учащихся. Кто-то из наших друзей ему звонили при мне, но в ответ получал лишь слова о том, что абонент недоступен. Не знаю, может, уехал куда-нибудь. У него есть такая возможность. Ну, то, что он прислушался к моим (!) словам я даже не надеюсь. Наплевал на них. Может, нашел себе другую девушку или парня, который не будет задавать лишних вопросов. Ты же этого хотел, бро? А, может, он вообще мертв? Да поебать! Ну, да, точно, ему ведь тоже наплевать. На все. На всех. И я тут не причём, как и то, что почувствовал тогда. Но он ощущает только боль. Или ощущал. Возможно, тот нашел новый способ избавления от боли. Суицид. Я не знаю, и никто наверняка не знает, что с ним сейчас. Все, что осталось в память о нем — его футболка, которую он перепутал с моей во время нашей последней встречи и которую я все еще храню у себя и иногда хожу в ней. Ну, и боль. Понимаю ли я его? Да. Это боль. Моя боль. Наша боль. И больше ничего.