Алмаз желаний

Every Sunday’s getting more bleak A fresh poison each week 'We were born sick,' you heard them say it I’ll tell you my sins and you can sharpen your knife No masters or kings when the ritual begins There is no sweeter innocence than our gentle sin In the madness and soil of that sad earthly scene Only then I am human Only then I am clean По улице струился пыльно-серыми змеями дождь. Он капал по лужам, всё ускоряя своё биение. Она смотрела на него сквозь немытое стекло окна. Трещина на окне чуть преломляла изображение, и ей показалось, что капля, проползающая по окну, приняла причудливый узор. Она провела рукой по трещине, как будто в надежде разгадать нечитаемую руну. Она вздрогнула. Палец стал медленно наливаться кровью, пока она не закапала на подоконник. Уловив запах дыма, она подбежала к плите, следом за ней тянулась кровавая нить. «Опять подгорело, — Дейнерис взяла лопатку и попыталась отскрести пригоревшие утиные яйца. — Надо бы добавить воды», — подумала она, но вместо этого случайно капнула кровью на сковородку. Сложив яичницу в тарелку, она взяла с полки спирт, попыталась найти вату, но её и след простыл, если она вообще была — трудно было что-то найти, они ещё не обжились здесь. За время их скитаний это был их четырнадцатый дом. В комнатах не было отопления, так что ближе к зиме придётся снова искать себе новое пристанище. Дейнерис намочила спиртом подол юбки и прижала к пальцу. Потом она села на табуретку у окна и стала ждать. Сначала она сидела смирно, будучи уверенной, что ждать ей осталось недолго. Но время тянулось, и она подвинула табуретку ближе к окну, сложила руки на подоконнике и умостила на них голову. Нити пыльного дождя, стекающего в лужу, смотрелись теперь занятнее, если глядеть на них боком. Потом ей стало скучно, и она снова стала изучать пальцем ту трещину, на сей раз более осторожно. Она обводила трещину вокруг, стараясь не задеть острые края. Глянув на часы, она заволновалась: обычно к трём он был уже дома. «Может быть, он снова пошёл на свидание, — подумала она недовольно. — Мог бы и сказать мне». Пробило четыре. Дейнерис прошла в комнату и с удивлением взглянула на гитару у стены. Она точно знала расписание Визериса и ничего не могла напутать. В это время он всегда давал Жану, сыну их соседки Мари, уроки игры на гитаре. Гитару они повсюду таскали с собой из города в город. Это была гитара Рейгара. Хорошо, что он успел научить Визериса играть на ней — теперь они с её помощью могли выручить себе кое-какие деньги. Иногда, в совсем плохие дни, они приходили на рыночную площадь; тогда Визерис брал в руки гитару и начинал играть, а Дени брала в руки шляпу и пела. Пела она громко и весело — так, как будто им со всем не нужны деньги и им совсем не хочется есть. Яичница уже давно остыла. Скудный обед. Надо сварить суп, но Дейнерис не умела. Однажды она попыталась сварить луковый суп, но они оба были недовольны этим. «Ты не умеешь готовить», — сказал ей тогда Визерис. Хотя она специально для этого приходила к Мари, чтобы та её научила. Мари была милой полной женщиной, жившей по соседству. Она и предложила им пожить здесь, а также частенько приносила им свежие утиные яйца, молоко, козий сыр и свои фирменные открытые пироги. Она называла их «киш». Дейнерис скучала по швейцарскому пирогу с мёдом и персиками, который традиционно готовили в Гризоне. (Вообще-то, большинство жителей называли его Граубюнден, потому что они говорили на немецком. Но Дейнерис называла его Гризон, потому что родным языком Таргариенов был романшский. На нём говорил всего один процент населения Швейцарии. Конечно, Таргариены знали и немецкий, а также французский и итальянский.) Нежное песочное тесто, сладкий и тягучий персиковый конфитюр, присыпанный сахарной пудрой, словно снегом и фисташки сверху. Повторить рецепт не стоит и пытаться — только продукты зря переведёт. Мама часто готовила этот пирог, и они собирались все вместе: она, Визерис, Рейгар и Элия с детьми и мама с папой. Потом они стали всё чаще собираться без отца; у папы появился ряд странных чудачеств: он подолгу запирался в своём кабинете, а ночью спускался в подземелье — что он там делал, Дейнерис не знала; да и с Рейгаром он часто ругался. А вот Визерис был его любимцем — поэтому-то тот так тяжело переживал его потерю. Из-за папиных странностей их и вытулили из родного дома. Их дальний родственник, Роберт Баратеон, вместе с братьями усердно плели слухи о том, что Таргариены пособничают фашистам. И папино странное поведение только способствовало укреплению этих слухов среди населения Гризона. Однажды в их владения забежал соседский пёс. Отец попытался сунуть его в пылающий камин. Рейгар чудом успел спасти животное. «Сжечь их всех!» — кричал Эйерис. Самым худшим было то, что это слышал хозяин собаки — Дейнерис сама привела его в комнату, потому что он сказал, как видел, что его пёс забежал к ним во двор. «Я сейчас позову отца, поищем его вместе», — сказала она ему. Рейгар пытался объяснить, что это недоразумение, но отец и не думал ему в этом помочь. Он продолжал вопить и даже попытался снова схватить собаку. Никто не знал, из-за чего он вдруг помешался, но население было уверено в том, что Таргариены — приспешники фашистской власти. Роберт Баратеон не терял времени даром: его агитационная кампания разворачивалась вовсю, и последний случай пошёл ему на руку. «Кто знает, может, следующими будут ваши дети» — гласили листовки. Он пообещал жителям Гризона лучшую жизнь и заверил, что он вполне имеет право занять замок, так как по бабушке он тоже Таргариен. Почти перед самым окончанием войны Роберт во главе войска ворвался в дом. И все родные были убиты. Всего до одного. Только Визерису и Дейнерис удалось сбежать. А через несколько дней война кончилась. Дейнерис услышала, как в замке поворачивался ключ. Дверь открылась. Дейнерис прошла в тёмный коридор. У брата было явно хорошее настроение. Странно, ведь было темно, и она не могла бы видеть это по его глазам, но она, как думалось ей самой, настолько хорошо его знала, что могла определить его настроение по частоте его дыхания или повороту головы.  — Дени! — он зашёл на кухню. — А, ты здесь! Она подошла к нему сзади. Он и не заметил её в коридоре до этого — так тихо она туда прокралась. — У меня для тебя кое-что есть, — сказал он и улыбнулся. Она не ошиблась, он действительно был в хорошем настроении. Что было странно, учитывая то, что было вчера. Визерис открыл пакет и достал оттуда маленькую бутылочку. Дейнерис посмотрела на неё недоверчиво. — Это же… Но как? Визерис, откуда у нас такие деньги? — сказала она с испугом. — Попробуй, — улыбнулся он, словно не расслышав вопроса. — Нарцисс, ветивер, гардения, — он уселся, положив ноги на соседнюю табуретку, поставил флакончик на стол и продолжил перечислять. — Ирис, жасмин, роза, — выделил он, зная, как Дейнерис любит запах роз, — бергамот, сандал, нероли. Дейнерис захлопала в ладоши и чуть не запрыгала. — Давай сюда скорей! Это была парфюмерная вода ‘Miss Dior’ — та самая. Дейнерис читала о ней два года назад в журнале мод, когда они с Визерисом миновали Париж. Тогда как раз был первый показ Диора на авеню Монтень. Дени так хотела хоть одним глазком посмотреть. Но некогда было предаваться воспоминаниям, она брызнула в воздух несколько капель и закружилась в облаке аромата. Шипрово-цветочный аромат парижского шика разлился по маленькой захудалой кухоньке в приморском городке Канкаль. Дени подошла ближе и поцеловала его в лоб.  — Ой, ты же совсем промок.  — А, не страшно.  — Я поставлю чайник.  — Подожди. Это ещё не всё.  — Что ещё? — Дейнерис была слегка напугана. «Уж не ограбил ли он кого?» Один раз, когда им совсем нечего было есть, они стащили кошелёк у какого-то туриста. Бежать пришлось три квартала. Он подошёл к ней и протянул маленький букетик чайных роз.  — О, какая прелесть… Визерис… Откуда это всё?  — Неважно. Вот тебе деньги, — он положил на столик несколько крупных купюр. Дени смотрела на него удивлённо. — Пойди купи себе что-нибудь. И жди меня к ужину. А мне надо ещё пойти на дело…  — Но… Он уже пошёл обратно к двери.  — Поешь хоть что-нибудь. Он глянул на угрюмую яичницу, скорчившуюся в тарелке.  — Перекушу что-нибудь по дороге.  — По дороге?.. — Дени провожала его до двери.  — Я скоро буду. Ни в чём себе не отказывай. Она налила воды в пустую бутылку из-под какой-то смеси и поставила в неё розы. Вечером Дейнерис вернулась домой, нагруженная пакетами, и плюхнулась на софу. Полежав так какое-то время в раздумьях, она принялась разгружать пакеты. На рынке она купила несколько видов рыбы, креветки и мидии в надежде приготовить буйабес. Вечером торговцы старались как можно быстрее сбыть свой продукт, потому продавали всё по сниженной цене, но ей было не привыкать к дешёвому. Хоть и сейчас она могла позволить себе большее, она сделала это скорее в силу привычки. На десерт она купила круассаны и персиковый тарт — какое-то подобие того персикового пирога, что готовила мама. Один пакет она оставила нераспакованным и пошла на кухню. Она поправила розы, а потом достала из корзины помидоры и другие овощи, помыла их, почистила, потом помыла рыбу и поставила вариться бульон. Пока он закипал, она нарезала овощи. За готовкой время прошло незаметно, но потом она стала всё чаще смотреть на часы: «Где же Визерис?» Суп уже готов, он как раз успел бы к ужину, а так опять всё остынет. Пока его не было, она решила получше рассмотреть свою драгоценную покупку. Она раскрыла пакет и достала оттуда кружевные чулки и лёгкую сиреневую комбинацию. Продавщица заверяла её, что это чистый шёлк, но Дейнерис сомневалась в этом. Хотя на ощупь ткань была приятной. Она надела её и подошла к зеркалу. Молча она вглядывалась в своё отражение. Она подумала, что сказал бы Визерис, увидев её такой. Она поставила в патефон пластинку и стала танцевать. Время близилось к полуночи, Визериса всё не было. В желудке неприятно заурчало. Она хотела дождаться его к ужину, но больше терпеть было невмоготу. Сначала она хотела разогреть суп, но потом просто зачерпнула пару ложек прямо из кастрюли. Холодный суп горчил на вкус. По оконному стеклу уныло сползали капли — снова шёл дождь. Дейнерис долго вглядывалась в трещину на окне, рисуя в голове самые жуткие сюжеты, которые могли стать причиной отсутствия Визериса, пока, наконец, всё же не заснула. Холодные лучи сырого утра разбудили её. Она подняла голову и медленно встала. Бросив быстрый взгляд на плиту, она увидела, что крышка лежит на столе, и половина содержимого отсутствует. Пройдя в комнату, она увидела на софе свернувшегося калачиком Визериса. Она стояла так, пока он не почувствовал на себе её взгляд и не проснулся. Устало повернув голову, он пробормотал: «Ты не умеешь готовить», после чего снова плюхнулся головой на подушку. Через секунду он снова повернулся: «Что на тебе надето? - было странно видеть сестру такой, ещё более странно было то, что увиденное ему понравилось. - Сними это». Дени прошла к шкафу, который стоял в той же комнате, сняла с себя сиреневый шёлк, странным образом сочетающий развратность и невинность, и надела чёрную рубашку Визериса. Она часто ходила в его рубашках — у них было мало вещей. К сожалению, его джинсы она носить не могла — как их не подкатывай, они всё равно были слишком длинны, да и широки тоже. Однажды она попробовала: она нашла это зрелище смешным, но Визерис нашёл её очаровательной. Что-то было в том, что она носила его вещи. Теперь она стояла перед ним в его рубашке и в чулках. Это было даже хуже. Так обычно выглядели по утрам девушки после ночи с ним. Это вызывало странные ассоциации.  — Ты можешь сдать это обратно? — спросил он с жалостью в голосе.  — Это же нижнее белье… Оно не подлежит возврату, — сказала Дейнерис обиженно и удивлённо. «Да, и духи тоже не сдашь», — подумал Визерис.  — Собирайся, и поживее. Мы уезжаем, — он сделал паузу. — Немедленно. Они стали быстро упаковывать вещи, которых было не так уж и много. Визерис закинул за спину гитару и взял сумки.  — Подожди, возьму что-нибудь поесть, — сказала уже одетая и собранная Дени и подошла к столу. Собирая в кулёк круассаны и тарт, она случайно смахнула бутылку с цветами. Она хотела поднять их, но Визерис остановил. — Оставь их, — сказал он. Она хотела взять их с собой. Глупая, неуместная сентиментальность. — Надо попрощаться с Мари. И сдать ей ключ. — Положи ключ на стол. Мари не нужно знать, куда мы отправились. Они не пошли на автобусную остановку, как ожидала Дени. Они пошли в какие-то закоулки, где она раньше никогда не была. Там их ожидала машина. Визерис открыл дверь, она села, он следом за ней. Они разглядывали серые утренние пейзажи, проносящиеся за окном. — Куда мы едем? — шепнула Дени спустя какое-то время. Визерис выдохнул дым от сигареты в окно, повернулся и шепнул ей прямо в ухо. — В Париж. Дейнерис обожгло от его прикосновения. — Париж… — сказала она завороженно. Перед глазами сразу замелькали улицы большого города. — За нами опять гонятся люди Роберта? — Именно. — Я так и подумала… Больше она не задавала вопросов. Они остановились перед большим отелем. Дейнерис удивило то, что они не заплатили за проезд. Но, возможно, Визерис заплатил раньше. Они стали подниматься по мраморной лестнице, устланной дорогим ковром. Дейнерис ступала настороженно. Её пугала дороговизна отеля, она словно внушала ей, что здесь что-то неладно. Днём они гуляли по городу. Возле Эйфелевой башни они сели и доели пирог и круассаны, купленные Дейнерис вчера. Спали они в одной кровати. Когда Визерис проснулся, Дени уже не спала и смотрела в потолок. «Приведи себя в порядок сегодня. Сходи в душ, причешись. Ты нужна мне сегодня. Пойдёшь на встречу вместе со мной». Она кивнула. «И надень юбку, а не джинсы. Или платье». Вечером они зашагали по парижской улочке, которая искрилась огнями веселья. В воздухе витал аромат безмятежности. Они вошли в кафе. Судя по атмосфере, оно явно было из дорогих. Дейнерис была в миленьком платье в цветочек, но это был лучший из её нарядов. За столиком их ожидал плотный, бородатый мужчина. Он улыбался, посверкивая золотым зубом.  — Вот и мой дорогой друг, — он пожал Визерису руку. — О, а это, должно быть, ваша очаровательная сестра, — он привстал и неумелым жестом поцеловал Дейнерис руку. — Ещё краше, чем вы рассказывали. Дейнерис села рядом с Визерисом, растерянная и напряжённая. Иллирио — так звали этого мужчину — во всех красках описывал выгодный брак с одним марокканским бизнесменом. Слова расплывались и, размытые, плавали вокруг Дейнерис, окутывая её туманом. Конечно, пока Дейнерис нет 18, до брака она поживёт под покровительством Иллирио.  — Куда ты? — удивлённо спросил Визерис, потому что она хотела выйти.  — Погодите, миледи, ваш жених вот-вот придёт. Через несколько минут колючего ожидания, в темноте кафе появился высокий темнокожий мужчина с ещё более тёмными волосами. Его глаза внушали странную тревожность. Дейнерис показалось, что Визерис испугался его. Мужчину звали Дрого, он сел возле Иллирио, напротив Дейнерис и гладил её руку, осыпая, наверное, комплиментами. — Он говорит только на арабском. Но он быстро учится, — улыбнулся Иллирио. Всё происходило быстро и скомканно, а главное, мнения Дейнерис вообще никто не спрашивал. Но больше всего её поразил такой подвох от брата, который докуривал уже четвёртую сигарету. Каждый раз, когда он тушил её об пепельницу, она замечала, как у него дрожат руки. Он сказал, что выйдет на пять минут, и Дейнерис не удержалась и пошла за ним. Они вышли во внутренний двор, где он вкратце и не глядя ей в глаза, объяснил, что Дрого никакой не бизнесмен, а главарь банды ассасинов, и что он поможет им вернуться домой. Кроме того, он очень богат, и ей больше не придётся голодать и ходить в вещах с блошиного рынка. — Ты, конечно, можешь убежать прямо сейчас. — Что? Убежать? От тебя? — Ну, я тебя не держу. Дейнерис опешила. И что она будет делать без него, по его мнению? — Просто сделай это ради меня. Он не сказал «Ради нас», и Дейнерис подумала, что он что-то недоговаривает. Но она молча и решительно вернулась назад в кафе. Вскоре они попрощались с их внезапным гостем — такой короткой была встреча — и сели в машину вместе с Иллирио. Они подъехали к дому. Визерис открыл дверцу машины. Она осталась сидеть, недоумевая, но потом спросила: — А ты не пойдёшь со мной? Он замотал головой. Дейнерис вышла из машины, слыша, как Иллирио что-то довольно тарахтит. Она подошла к дому, где её ждала девушка. Она провела её в квартиру, но ключ, конечно, не оставила. Квартира была богато обставлена, но сейчас Дейнерис этого не заметила. Она рухнула на кровать и заплакала. Попрощавшись с Иллирио, Визерис прошёл несколько метров и замер у перекрёстка. Он достал сигарету, чиркнул спичкой и закурил. Иллирио оставил ему деньги. Много денег. Он подписал с ним договор. И всё же. Через час зарёванная Дени услышала стук. Она осторожно подошла к окну, по дороге прихватив с собой подушку. Она открыла занавеску и увидела Визериса. У неё сразу отлегло от сердца. — Ты можешь открыть окно? Она попыталась и покачала головой. Видно, её побега так опасались, что даже окна заперли. — Выбей стекло, — говорил Визерис. — Ты поняла? Она закивала. — Отойди! — крикнула она. Визерис спустился пониже и прикрыл голову на всякий случай. Она взяла тяжёлый стул и изо всех сил ударила им в окно. Стекло разбилось, и осколки разлетелись с отчаянным звоном. Визерис неслышно поднялся. — Дай мне что-нибудь. Чтобы сбить осколки. Ты сможешь сломать этот стул? Отломать от него ножку? Сейчас Дейнерис всё могла. Она колотила стулом по паркету изо всех сил, так что Визерису даже стало страшно на неё смотреть. Волосы растрепались, рот исказил оскал. Но она отломала всё-таки ножку от проклятого стула и протянула её Визерису. Она отошла, и он стал сбивать осколки. Он подал ей руку, и она осторожно пролезла через острые края стекла, зацепившись платьем. Осколки серебрились в лунном свете, как чешуя кобры. Ночь пахла грозой. — Я знала, что ты спасёшь меня, — радостно улыбнулась она. — Да. Но теперь нам конец.