Алмаз желаний

«Это банально, но суть вот в чем: тебе тогда будет хорошо, когда ты сам будешь хорошим. Хорошим? Вернее сказать, честным. Не по уголовному кодексу честным – я могилу могу ограбить, медяки с глаз у мертвого снять, если деньги нужны, чтобы скрасить жизнь, – перед собой нужно быть честным. Можно кем угодно быть, только не трусом, не притворщиком, не лицемером, не шлюхой – лучше рак, чем нечестное сердце. И это не ханжество. Простая практичность. От рака можно умереть, а с этим вообще жить нельзя». (Трумен Капоте «Завтрак у Тиффани» ) «Нет, нет, я не буду нырять за мидиями!» - говорил Визерис сквозь сон. Дейнерис стояла в дверях и смотрела, как недоумённая и взволнованная Арианна горячечными касаниями пытается разбудить его. Дени подошла и врезала ему по лицу наотмашь. Он открыл глаза, непонимающе вглядываясь куда-то в сторону. Щека медленно начала алеть. - Это всегда работает, - объяснила Дени. И вышла. Воркования Арианны раздавались у неё за спиной, постепенно затихая; даже через затылок она могла видеть, как она трогает его за щеку и гладит, звеня своими браслетами на тонких запястьях. Весь день Дени гуляла по территории поместья и пропустила обед. Разыскивать её отправился Квентин. Дени думала, что её будут ругать, но не Квентин – он добродушно улыбался и предложил ей прогуляться вместе с ним и посмотреть на кое-что интересное. Вдвоём они прошли сквозь проход за палисадником, заросший кустами шиповника. Они зашагали по старой дорожке, вымощенной брусчаткой: она давно поросла мхом – её, наверное, сто лет никто не ремонтировал. Они подошли к ветвистому дереву, на котором стоял маленький ветхий домик. С дерева спускалась веревочная лестница. Квентин предложил взобраться по ней. Когда Дейнерис почти залезла наверх, она вдруг чуть не упала от хлопанья крыльев у неё перед лицом – Квентин удержал её за руку. Он улыбался. Но, в отличие от своей сестры, Арианны, улыбка его была доброй, исполненной какой-то щенячьей преданности и нежности, от которой щемило в груди. Дейнерис поняла, что зацепила и порвала колготки, но это ей было сейчас всё равно. Они вошли в деревянный дом, и Дейнерис увидела горстку голубей, сгруппировавшихся на насестах. Можно было бы ожидать, что голубятня будет полна неприятных запахов и птичьего помёта, но домик был чистым. Квентин сам здесь убирал. Это был его дом. Не в смысле, что он здесь жил, а в смысле, что он был здесь единственным полноправным хозяином. Дейнерис была уверена, что никто больше сюда не заходит. Голуби мягко ворковали, один из них сорвался с насеста, важно прошагал и выпорхнул в открытое окно, навстречу серому зимнему небу. Дени никогда не любила голубей. Даже когда они с Визерисом сидели на площади в Париже, где парижане любили кормить голубей, её они только раздражали. Но эти голуби ей понравились. Потому что они были Квентина. А всё, что было Квентина, не могло быть плохим. Квентин улыбнулся, снова, подошёл к окну и выставил руку, тот голубь вскоре вскочил ему на палец; на какие-то мгновения они, казалось, забыли о Дейнерис. Она кашлянула легонько, и он обернулся. - Если ты когда-нибудь захочешь побыть одна, то можешь приходить сюда. Они уютно устроились на полу, на мягких старых пледах, которые Квентин специально сюда принёс когда-то давно. Он поставил подбородок на руку и задумчиво глядел в небо, слушая рассказы Дейнерис о том, как они с Визерисом скитались по городам. Они проговорили несколько часов. Вдруг, они услышали какое-то шуршание. Дейнерис увидела, как в темноте засветились золотисто-зелёные глаза. Это была лиса. Дени показалось, что она давно уже за ними шпионит. Лиса понеслась вперёд по комнатке, запрыгнула на насест, голуби разволновались, стали шуметь и разлетаться, кто куда; глупые всё-таки создания, не зря говорят «птичьи мозги» - немногие из них догадались выпорхнуть в окно и улететь. Лиса стащила одного. Она понеслась обратно вниз, держа в зубах свою добычу. Голубятня наполнилась перьями. Дени казалось, что голубиная братия скорбит по утрате сородича. Она много читала и всегда что-то выдумывала в своей голове, Визериса это порой раздражало – он говорил, что она не умеет твердо стоять ногами на земле, хотя и сам он был таким же. Квентин за всё это время ничего не сказал и даже не выглядел удивлённым, из-за чего к Дени закрались подозрения. К ней пришла сумасшедшая мысль, что это Арианна превращалась в лису. После ужина Дейнерис гуляла по замку. Она нашла выход на крышу и хотела посидеть там, но там уже кто-то был. Это был её брат вместе с Арианной. - Они угрожали моей сестре, поэтому мне пришлось это сделать. Они схватили её, и я сказал: «Хорошо, ублюдки, но только ради неё». Я нырнул и нашёл устрицу. А в ней была чёрная жемчужина. Возникла пауза, а за ней какие-то чмокающие звуки, которые ужаснули Дейнерис. Она разозлилась. «Жемчужина, значит». Визерис рассказывал Арианне эту историю по-своему, но Дени помнила, как было на самом деле. Они приехали в этот маленький приморский городок и не прижились там. Визерис тогда сказал, что им лучше будет в больших городах, где легче затеряться. Смеркалось, был уже почти вечер. Визерис и Дени сидели на старой вышке с трамплином для прыжков в воду. Это был пустынный пляж, и вышкой давно никто не пользовался. Её закрыли из-за слишком большой высоты. Но вдруг они услышали позади смех и гул голосов. Это были местные, которые сразу невзлюбили ни Визериса, ни Дени. Возможно, Визериса больше, потому что компания состояла из мужчин молодого возраста, которых Дени могла заинтересовать. Там был один тип, который очень ею интересовался и бросал на неё сальные взгляды, но не мог подойти - она всегда была в присутствии брата. Да и подойдя к ней, он вряд ли бы придумал, что сказать. Это была типичная местная шпона: без образования, вечно пьяные, безработные и с клочковатой щетиной на лице. От них потянуло дешёвым пивом. Они не знали, к чему прицепиться, и стали высмеивать одежду на Визерисе, хотя сами были одеты не лучше, если не сказать – хуже. Он пытался не обращать внимания, но злость и обида закипали в нём, и он не выдержал. Он вскочил и высказал всё, что о них думает. Настоящий смысл слов едва ли дошёл до них – это был не их уровень, но по его интонации они поняли, что он говорит что-то обидное. Визерис тут же получил несколько ударов по лицу и в живот. Они остановились, выжидая, что он будет делать дальше. Дени поднялась и подбежала к нему. Она взяла его за руку, чем очень разозлила главаря шайки, в конце концов, тот заставил Визериса нырнуть и насобирать им мидий. «Я не шучу», - говорил он на каком-то жутком наречии французского. Скрепя сердце, ему пришлось повиноваться, иначе им было не выйти из окружения. Его злоба была словно осязаемой. Дени могла представить, что он сейчас чувствует, и она знала, в каком ужасном настроении он будет ещё несколько дней. Сняв одежду, он подошёл ближе к краю и прыгнул. Дени зашагала вперёд по мостику, вглядываясь в поверхность воды. Увидев Визериса, она обернулась к ним. Ей хотелось поколотить их всех. Верзила и его прихвостни продолжали шуметь, обсуждая, что дальше они будут делать с Визерисом, когда он выплывет. «Не троньте его! Пожалуйста!» - закричала она, пытаясь сделать тон просительным, но ничего не получалось. Они засмеялись. «Пожалуйста, не трогайте его», - она посмотрела в глаза главарю, который уже несколько недель не сводил с неё глаз. Он открыл рот и замер. Дени стала медленно стягивать с шеи платок. Она стояла на мостике для прыжков. Она протянула руку с платком. Полный парень со свиными глазками глядел на неё даже с каким-то трепетом. Он ступил на мостик и крошечными шагами подошёл ближе к Дени, беря платок из протянутой руки. Он пах лавандовым мылом. Возможно, сотни лет назад какая-то дама одаривала своим платком местного рыцаря. Сей куртуазный жест произвёл впечатление даже на такого простофилю. Он глядел на неё, как баран на новые ворота, скривив рот в подобии улыбки и сжимая платок. «Пожалуйста, не тронь его», - пролепетала Дени. Теперь его рот исказила гримаса злобы. Он несколько секунд пыхтел, как бык, готовый наброситься на тореадора, посмотрел на воду, на Дени, стоявшую на самом краю. Она не сводила с него глаз, словно в безмолвном поединке. Она видела каждый лопнувший сосуд в его глазах, которые за секунду наполнились сырой, первобытной яростью. Он топнул ногой, и Дени упала в воду с быстротой молнии. Но ей казалось, что всё происходит, как в замедленной съёмке: полы её платья взлетают и, омываемые ветром, застилают ей лицо, чтобы она не видела больше этого мерзкого увальня с бычьим взглядом. Падая, она слышала их смех. Она ушла под воду с головой. Она почувствовала на талии руки брата. Он поднял её, и она стала заглатывать воздух, попутно сплёвывая воду. Они выплыли на берег. Всё тело было как огромный синяк. Визерис всё-таки собрал со дна несколько устриц. Она слонялась по коридорам, пока, наконец, часа в четыре утра не встретила Визериса, выходящего от Арианны и устало потирающего голову. - Дени! Почему ты не спишь? - Жемчужина, значит, - она рассмеялась. – Как ты мог на такое пойти? – шепнула она. – Неужели ты так… - она подумала «так хочешь её заполучить», но вместо этого сказала: - так хочешь впечатлить её? - Ты всё слышала? - Это вышло случайно. - Пойдём. Они зашли к ней в комнату. Он закрыл дверь. Они сели на кровать. - Это была правда. Наступила тишина. - Я действительно нашёл чёрную жемчужину в устрице. Я продал её. Купил тебе духи. «И чайные розы», - подумала Дени. - Вечером я поехал в казино. Я выигрывал. Понимаешь? Потом я поставил все выигранные деньги. Потом я начал проигрывать. Я проиграл все деньги и одолжил ещё. И всё проиграл. Она молчала. - Там я встретил Иллирио. Теперь она закипала. - Он предложил за всё заплатить, дать сверху, рассказал про Дрого. - И ты продал меня? – она вскрикнула, и её голос отозвался эхом в тёмной спальне, опустился на пыльные полки и затих. - Они бы убили меня, Дени. Сказали, что убьют. Он посмотрел на неё жалобно, этого не видно было в темноте, но она знала, когда он так смотрит. - Тебе нужно было остановиться. Зачем ты вообще туда пошёл? Почему не остановился? - Я хотел сделать тебе подарок. Хотел купить то платье, которое тебе понравилось, помнишь, мы видели его в Париже. Ты замерла у витрины, и я подумал, что если бы мы были дома, ты бы легко купила такое, не думая, и почему вообще мы должны ходить в обносках, есть всякую гадость, спать в холоде, ютиться в каких-то сараях… Разве это наша жизнь? Разве этого мы заслуживаем? Я хотел, как лучше. Я не мог прийти к тебе с пустыми руками после того, как пообещал, что всё изменится… Она вспомнила тот вечер и ту ночь, когда она ждала его. Вспомнила утро и скорый побег, и цветы в опрокинутой бутылке, и воду, капающую на пол, как слёзы. Ей хотелось пожалеть его, понять, обнять, но вместе с тем в ней закипала ненависть. - Ты продал меня! Как ты мог? - Они бы убили меня! - Но как ты мог?! – она поднялась. - Ты что, не слышишь меня? Я хотел, как лучше… Думаешь, я сразу согласился? Но он сказал, что Дрого богатый, что ты будешь купаться в золоте… - В золоте… - Мне было страшно… Пойми меня, - его голос звучал отчаянно и нежно. - Вон, - сказала она холодно. Он остался сидеть в ошеломлённом молчании. «Пожалуйста», - сказал он тихо. - Почему ты сразу мне всё не рассказал? - Мне было стыдно. - Ты ведь не сразу решил прийти за мной тогда ночью. Ты подумал об этом уже потом. - Я был растерян, напуган. - А если я расскажу Арианне, что ты меня продал? - Это шантаж? И ради чего, интересно? - Просто… Просто… Она сжала руки в кулаки. Просто у неё всегда было это ненормальное чувство к Визерису. Не сестринское. Ненормальная влюблённость. Она читала об этом, что это проходит к 15-16 годам. У неё же это чувство не только не прошло, оно возросло, и оно нарастало, и, пока Дейнерис пыталась не обращать на него внимания, оно уютно устроилось в кресле, попивая кофе с бренди и укрывшись клетчатым пледом с бахромой, хихикая оттуда и радуясь, что его не замечают. Так ведут себя неизлечимые болезни. - Я никуда не уйду, пока ты не скажешь, что прощаешь меня. - Тогда тебе придётся сидеть тут вечно. - Отлично. Я пока посплю, - он откинулся на постель. Край рубашки задрался, обнажив светлую кожу, освещённую лунным светом. Это напомнило Дейнерис о том, что они встретились, когда он вышел из спальни Арианны. Она села в глубокое кресло и положила руки на подлокотники. Уставившись на дверь в предрассветной дымке, она стала вспоминать. Первый год их скитаний нельзя было назвать весёлым, впрочем, как и последующие. Визерис постоянно срывался и кричал на неё. Однажды, в небольшом городке возле Страсбурга они о чём-то спорили, стоя рядом с табачной лавкой. Визерис так увлёкся разговором, что не заметил, как врезался в идущую рядом тётушку. Он посмотрел на неё яростно, вовсе и не собираясь извиняться, но она окатила его таким тёплым взглядом, что ему стало почти стыдно. Позже они видели её ещё несколько раз, проходя, она всегда им улыбалась. Однажды, она поздоровалась и предложила им булочек. Они стали жить в её доме. Дейнерис старалась быть мягкой и приветливой, чтобы как-то отблагодарить хозяйку дома, но Визерис продолжал быть резким и колючим. Он кое в чём пытался помогать Изольде по дому, хотя выходило это у него поначалу не очень гладко. Как-то раз он сидел на крыльце. Рядом топтались голуби. Один из них подошёл к его ноге, и Визерис грубо пнул птицу. Он резко встал и увидел, что Изольда стояла позади и всё видела. Он метнулся обратно в дом, словно не замечая её, чтобы показать своё равнодушие к этому. «Тяжело-то быть без семьи», - сказала вдруг она, скромно ступая следом за ним. Он удивился, как внезапно внутри него что-то надломилось. «А ещё и сестра младшая», - она села рядом с ним. «Ничего, всё образуется», - она материнским жестом погладила его по плечу. Он не заметил, как вдруг начал неслышно всхлипывать. С той поры под чутким присмотром Изольды он начал смягчаться и таять, как кусочек масла на солнце. Визерис удивился, как это раньше он не замечал её заботы: тёплых пирогов, наглаженных рубашек, развешанных на стуле у его кровати, пока он спал и того, как на каждый жест нарочитого безразличия она по-прежнему смотрит на него с улыбкой. Просто он не хотел замечать. Он ненавидел жалость. Она бесила его. И когда он видел сочувствующие одинаковые лица полненьких дамочек в незнакомых городах, которые с сочувствием и пониманием смотрели на него и на Дейнерис, ему хотелось плюнуть в них. У Изольды был книжный стеллаж. Дейнерис пыталась читать Ремарка и Диккенса, но больше всего ей нравился «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр» сестёр Бронте, хотя Визерис называл это «дамскими романчиками», «гнусностью» и «глупостью». Она рассказала это Изольде, дополнив это своим замечанием, что просто Визерис не понимает ничего и он такой нечуткий. - Что ты, что ты! Не говори так! – сказала Изольда. – Наоборот. Он очень чуткий. И зачем ему переживания чужих людей, когда у него и своих через край, и он с ними не может справиться? Дейнерис старалась не выказать своего недоумения. - Ты думаешь, что он грубый? Да он просто честный. - Она подсела ближе к ней и взяла её за руку. – Он тебя никогда ведь не обманет, и не бросит, вот увидишь. – И она стала дальше заниматься своими кухонными делами. Потом они ушли от Изольды. Дейнерис увидела у Визериса ожерелье из жемчуга, такое же, как носила Изольда. Тогда она поняла, что он его стащил. Он сказал Дени, что они сдадут его в ломбард – им нужны деньги. Она выхватила его у него из рук. «Мы никогда не будем воровать. Изольда думала, что ты честный», - и она принялась бежать, пока, запыхавшаяся, не дотащилась до крыльца дома Изольды. - Да знаю я, что он его украл. Ну и пусть. - Но вы говорили мне, что он честный. Изольда усмехнулась. - Да разве ж это преступление – украсть поганый жемчуг, когда куска хлеба не хватает и ему, и тебе? Только ловчее ему надо быть… Так ему и скажи. Но не говори, что я его видела. На прощание она дала Дени корзину с булочками и две книжки – «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр». Дени вернула жемчуг Визерису, и на вырученные деньги они могли безбедно существовать какое-то время. Вся их жизнь была подобна жемчужине - кусок какой-то дряни, покрытый болезнетворными выделениями умирающего моллюска.* Она перевела взгляд на спящего Визериса, и другая Дени, словно отделившись от тела, подошла к кровати и смотрела на него – белые волосы разметались по подушке, во сне он казался таким беззащитным. Соседняя подушка выглядела соблазнительно: ей захотелось взять её и… Но это было только на короткий миг. Такой короткий, что она даже не могла его уловить, не могла от него отказаться. Она выпихнула свою странную, дикую влюблённость в брата из уютного кресла, разлив кофе и разбив чашку, и посадила в клетку, откуда она скалила зубы и кричала: «Ты ненормальная!» Вдруг, эта влюблённость преобразилась, и она увидела, что из клетки на неё смотрит Визерис. Тогда прутья растворились, и клетка исчезла. Её посетила мысль, что она была бы не против держать его в клетке. Открыв тяжёлые веки она поняла, что задремала. Она поднялась и встала возле кровати, посмотрела на Визериса, уже не помня, что ей снилось. На кухне она устало размешивала ложкой сахар в кофе, как вдруг её привлекла картина, которую она увидела в окне: лисица снова несла голубя. Она подошла к окну, лиса подбежала к Арианне и прыгнула ей на руки, та улыбалась. Она заметила Дейнерис. - Это мой лис, - сказала она, попивая кофе вместе с Дени. – Мой талисман, так бы сказать. Хочешь и себе такого зверя? Дени поёжилась. - Я научу тебя. - Чему научишь? - Как делать так, чтобы животные тебя слушались. Ты что, не спала? - У меня бессонница. - Это хорошо. Ляжешь спать днём. А ночью мы пойдём в лес колдовать. * * * Дейнерис не устояла. Всё тайное, мистическое манило её. В полночь она уже стояла возле комнаты Арианны. Она и не заметила, как та открыла дверь, и мимо неё взметнулись рыжие волосы, заплетенные в косы – так же, как и у Дейнерис. Они спустились тихо по ступенькам и вышли во двор, открыли ворота – ворон, сидевший на них, каркнул, Арианна прижала палец к губам, и он замолчал. В темноте ничего не было видно, но Арианна знала дорогу. Дени держалась за её руку, чтобы не упасть. Они вошли в сосновый лес, их обдало прохладой и запахом хвои. Арианна разложила на ковре из иголок свои принадлежности: свечи, книги, смеси, бутылочки и фолианты. Она зажгла свечу. Рядом стоял рыжий лис и посверкивал золотисто-зелёными глазами. Оказалось, что это он – мальчик. Дени и не заметила, как он пришёл. Арианна хлопнула по колену и засвистела. Дени увидела какую-то белую точку, она мчалась на них, увеличиваясь в размерах. Это тоже оказался лис. Белый лис. - Он будет твоим. Дашь ему имя. Только никому его не говори. Лис смотрел на Дейнерис. Имени своего лиса Арианна не сказала. Истинное имя должен знать только зверь и его хозяин. Они взяли лисов на руки. Руки Дени утопали в пушистой белой шерсти, она почувствовала, как лис тычется мордой ей в шею. - Но сначала нам надо посвятить тебя в ведьмы. Дени торжественно закивала. Они распустили волосы и разулись. Арианна зажгла ещё свечи, насыпала одним движением в воздух какой-то смеси, и вскоре по лесной чаще разлился диковинный аромат магии, смешиваясь с запахом хвои. Дени накрыло дурманом. Звуки стали осязаемыми, запахи – зримыми. Она словно оторвалась от земли, при этом глядя на свои ноги и чётко осознавая, где она, но не понимая, какого она размера и из какого вещества состоит. Она видела рыжего лиса и его золотые глаза. Он плакал, и золото капало с них. Её белый лис смотрел грустно, но не пролил ни слезинки. По воздуху поплыли золотые нити, но лис уже не плакал. Он блестел золотыми глазами и улыбался, выставив хищные зубы напоказ. По хвойному ковру покатился жемчуг, горы жемчуга, он заполонил всё, и Дени показалось, что она задыхается. Вдруг, всё пропало, видение исчезло, и она стала быстро и часто дышать. Белый лис смотрел грустно. Арианна смеялась. - Вот, теперь ты стала ведьмой, - погладила она её по плечу. – Посвящённой ведьмой. Теперь ты сможешь стать моей подружкой невесты.