Cerca Trova

Секвойя, соизволивший одеться, залип в свой телефон, помешивал кофе и ел круассаны, которые притащил Роузи. Где была Грейнджер, и почему Роузи вернулся так рано, Малфой предпочёл не спрашивать. Все они, не сговариваясь, решили остаться в гостиной, и атмосфера, что было крайне парадоксально, не напрягала. Роузи засел за один из своих экранов, Секвойя, закончив с завтраком, писал что-то в своём блокноте, а Малфой читал книгу об особенностях разложения живых организмов. Роузи всегда снабжал его чем-то, что поначалу казалось скучным, но потом занимало. В какой момент Секвойя взбесился, Малфой так и не понял. — Что случилось? — удивлённо спросил Роузи, смотря, как психующий Секвойя выкидывал все стопки бумаг и сдирал улики с доски. — Идиот, — припечатал он. В этот момент он смотрел на Малфоя. — Как и Поппи. Два дебила. — За языком следи, — неодобрительно сказал Роузи. — Ты что себе позволяешь? Малфой вздохнул, встав с дивана, и Секвойя сразу же подобрался. — Ты больной, — посмотрев ему в глаза, раздельно произнёс Малфой. — Я не буду с тобой драться. — Не ты ли говорил Фрумеру, что можешь бить лучше? — Могу, относительно Фрумера, — кивнул Малфой. — Но на тебя я не полезу. Одно дело — драться с людьми, совсем другое — с бешеными собаками. Так сильно хочешь нарваться? Вали в паб и ищи идиотов, у которых похожее настроение. Секвойя по-прежнему стоял, готовый вот-вот наброситься. Малфой не двигался, не делал резких движений: просто замолчал. И на секунду прикрыл глаза, покачнувшись. Зимой тысяча девятьсот семьдесят восьмого зима была настолько холодной, что глаза было больно держать открытыми. Он был в команде с Поттером, Уизли, Блейзом, Пэнси и Люпином. Чем думал Кинглси, когда распределял отряды, Малфой не понимал до сих пор. Накануне Рождества информатор оповестил, что на штаб-квартиру стирателей памяти готовится нападение. Что же, информатор не соврал, но, видимо, умолчал об одном: на одну штаб-квартиру пришло больше дюжины Пожирателей. Когда всё закончилось, когда большинство были убиты, а другие же — пустились в бега, Люпин сказал, что им повезло. Что они легко отделались. Что потери «минимальны», «незначительны». Люпин стоял, говорил спокойно и слаженно, и даже, в какой-то момент, облегчённо улыбнулся. А потом сказал: «Нам нужно похоронить мисс Паркинсон». — Роузи? — послышался голос из прихожей. — Ты же сказал, что у тебя дела в городе? В любом случае, спасибо за наводку, потому что я действительно купила… да вы можете хотя бы один день провести без этого дерьма?! — Поппи! — Лейк! — Грей… лейк! — Что? — удивлённо спросила Грейнджер. — Вымоете мне язык с мылом? Не раньше, чем я дождусь объяснений, почему вы выглядите так, будто вот-вот наброситесь друг на друга с кулаками. Грейнджер раздражённо бросила пакет на диван. К нему полетела и кожаная куртка. — У меня действительно есть вопрос, — задумчиво сказала Грейнджер. — Почему именно Блисс негласно считается главной истеричкой и создателем конфликтов, когда в этом доме живёте ещё и вы? — За собой бы следила, — ответил ей Малфой. — Кажется, именно ты говоришь о ней больше всего. — Я говорю об этом тебе, — прищурилась Грейнджер. — Только тебе. И я думала, что если бы я сказала что-то, что было не правдой, ты бы меня поправил. А уж точно — не выносил что-то подобное на всеобщее обозрение. Это подло. — То есть, как говорить гадости за спиной — вполне нормально, а когда кто-то об этом узнаёт, так всё, конец света? — иронично спросил Роузи, рассматривая Грейнджер с откровенной неприязнью. — Может быть, тебе прислушаться к Малфою и следить за собой? — О, — сказала Грейнджер, потрясённо посмотрев на Малфоя. — Хорошо. Ладно. Пойду, прогуляюсь. Когда Грейнджер снова ушла, Секвойя, неодобрительно покачав головой, посмотрел почему-то именно на него, Малфоя: — Зря ты так. — Я не поспеваю за твоими перепадами настроения, — честно сказал Малфой. — И вообще, за всеми перепадами настроения в этом доме, поэтому вопрос: что я опять сделал не так? — Ты не думал, что у неё, кроме тебя, вообще никого нет? — спросил Секвойя. — Я буду на стороне Блисс, пока дышу, Роузи задумался бы, но, в конечном итоге, Блисс — его подруга, о выборе и речи не идёт. Но это не отменяет того факта, что… Поппи в этой ситуации только из-за своего существования. И доброты. А это, скажу я тебе, самое хреновое, что может случиться с человеком по определению. — То есть мне нужно вытереть ей слёзы и поговорить по душам? — Да, — странно на него посмотрев, сказал Секвойя. — Именно это тебе и нужно сделать. Если в тебе есть хоть какая-то человечность, потому что одно дело — быть не самой приятной личностью, но совсем другое — мразью, которая ни во что не ставит тех, перед кем несёт ответственность. — Чего? — изумлённо переспросил Малфой. — С каких пор я несу за неё ответственность? — Ладно, — пожал плечами Секвойя. — Разговор продолжать не буду. Но если ты действительно думаешь, что не несёшь за неё ответственность, то вот тебе совет: подкрути свой моральный компас. — Он прав, — шёпотом сказал Роузи, когда Секвойя ушёл на второй этаж. — А ты куда лезешь? — устало спросил Малфой. — Ты даже не в курсе ситуации. — Я знаю, что ты протащил девочку по нескольким странам, как итог, оказался с ней здесь и, как итог, сейчас у неё нет возможности выбраться, — пожал плечами Роузи. — Я знаю, что у неё есть проблемы, потому что психически стабильные люди никогда не смотрят затравленно по сторонам. Но, увы, она — не моя проблема. Моя проблема — это Блисс и Секвойя, за которых я несу ответственность, потому что с одним я работаю, а вторая, ко всему прочему, моя подруга. Поэтому… Секвойя прав. — Хватит ездить мне по ушам, — раздражённо сказал Малфой. — С меня довольно, потому что я не буду искать её по всему острову. Снова. Грейнджер нашлась спустя два часа. О том, что ей можно было просто написать, Малфой вспомнил лишь тогда, когда увидел её. Понял он ещё и одну вещь: за время, проведённое на Гернси, больше всего Грейнджер облюбовала небольшой ресторанчик на окраине Сент-Питер-Порта. Он видел её здесь раньше, когда прогуливался, трижды и сам присоединялся к ней на ланчах, да и вообще, «Кристи» со своими панорамными окнами, свежевыкрашенным белоснежным фасадом и цветущими деревьями прямо напротив террасы был едва ли не самым уютным местом всего Гернси. Грейнджер сидела напротив человека, который Малфою казался смутно знакомым. Она говорила с ним, недовольно поджимала губы и изредка качала головой. Иногда встряхивала волосами, всем своим видом демонстрируя неодобрение. На ней было платье терракотового цвета и белоснежное пальто. Откуда и в какой момент у неё появилось это пальто, Малфой не знал. Не знал он, когда, смотря на неё, всё больше понимал: она не была Поппи Лейк. Вообще, ни разу. Поппи никогда не стала бы носить такие вещи. У Поппи никогда не было такой живой мимики. Поппи вообще не была человеком, на которого можно было бы смотреть долго: при всей интересности, было в ней что-то, от чего мучительно хотелось отвернуться. — Одно хорошо, — услышал Малфой, когда подошёл ближе. — Хотя бы мои друзья убрались с острова. Я бы даже сказал, что, с учётом всей ситуации, это отлично. — Не пытайтесь выставить себя человеком, у которого есть нежные чувства к кому-то, — иронично сказала Грейнджер. — Никакой личной информации или материалов я вам не дам. — О, да бросьте, милочка! — воскликнул мужчина. — Вы… — Назовёте меня «милочкой» ещё раз — получите по губам, — предупредила его Грейнджер. — Прошу прощения, мисс Лейк, — покаялся мужчина. — Всё же, прошу вас, сердечно умоляю! Хоть какие-нибудь материалы. Да бросьте, я уверен, что все, кто общается с Бромлей, обязательно имеют к ней хоть какие-то претензии. Как можно быть настолько неприятной девицей? — Однако, — удивлённо сказала Грейнджер. — А вам она что сделала? — Уронила меня прямо на мою еду, — охотно поделился с ней мужчина. — Причём сделала это так, будто это я такой неловкий, а она — не при делах! — О, конечно же. Она просто шла и решила над вами подшутить. Всё так и было, да, Доминик? — Возможно, я… — Умолчали о том, что попытались сфотографировать её исподтишка, — любезно подсказала ему Грейнджер. — Поверьте, когда я увидела вас с камерой, направленной прямо на меня, я захотела вылить на вас всё масло этого ресторана. Малфой, ты… ты что делаешь?! Ничего такого, за что его могли бы посадить. В конце концов, когда ты каждый день контактируешь с федералами, полицейскими и медицинскими работниками, невольно начинаешь задумываться о законе и своей жизни - даром, что сам медик. Правда, раздумья о жизни всегда сводились к тому, что лучше было бы переехать: иногда голова попросту не выдерживала. Поэтому все его действия можно было оправдать заботой о своём моральном состоянии. — Немедленно верните мне флэшку! Малфой протянул Доминику флэшку. И, невольно дёрнув рукой, уронил её прямо в стакан с кофе. Доминик достал её почти сразу, конечно же. Обжёг пальцы. Но какая разница: флэшка была тонкой, её стоило лишь слегка сжать в ладони. — Изверги, — с отвращением сказал Доминик. — Журналистика — мой хлеб. — Флэшку я вам возмещу, — сказал Малфой, засунув деньги Доминику в карман пиджака. — Но зарабатывайте подальше от нас. Или где-то, где было бы больше материалов для вашей газеты. — Я — коренной островитянин! — А нам от этого какая печаль? — искренне поразилась Грейнджер. — Не лезьте в нашу личную жизнь. — Боже, — усмехнулся Доминик. — После такого мне нужна ударная доза пирожных. Ладно, не буду вам мешать. Но есть ещё один вопрос: эти двое спят друг с другом? — Свали, — хором с Грейнджер сказал Малфой. Доминик, мерзко ухмыльнувшись, отсалютовал им. Когда он вышел из ресторана, Малфой сел напротив Грейнджер, а та, прищурившись, сразу же спросила: — Ты как умудрился достать флэшку? — У Роузи более навороченные, — вздохнул Малфой. — И я его… смешу, когда чего-то не понимаю в технике. Так что иногда он меня просвещает. — Роузи — золото, — искренне сказала Грейнджер. — Нет, не говори ничего. Он не обязан… он мне вообще ничем не обязан. Я бы тоже себя так вела, будь здесь кто-то, кто был моим другом. — Даже если бы эти самые друзья были бы не правы? И выбрали бы не ту сторону? — Пока не умирают люди, в дружбе нет «той» или «не той» стороны, — категорично сказала Грейнджер. — Ты можешь быть со мной не согласен, но… — Да нет. Я с тобой более чем согласен. — О… тогда ладно. Хорошо. Наверное. Работать над моральным компасом было сложно. Да и не слишком-то и хотелось. Не дом, а сборище тотальных моралистов, с тоской подумал Малфой, смотря на Грейнджер, которая восторженно рассматривала уток в воде. Перед тем, как пойти в порт, они зашли в магазин и теперь Грейнджер, отрывая куски от хлеба, бросала их в воду. После порта они прошлись до нескольких лесов близ Сент-Питер-Порта, день близился к вечеру, Грейнджер, весело болтая о Хогвартсе, выглядела донельзя счастливой. Малфою было сложно и было в его эмоциях что-то, что возвращало его в дни школы. Тогда, весело болтая над ухом, или же спотыкаясь, или же смотря нежно, а подчас — настороженно и хмуро, тогда рядом была Блисс. Мерлин, его так тошнило. Было во всём это что-то нездоровое и ненормальное, было что-то пугающее во всём, что было связано с чувствами. Потому что чувства у него выходили не так, как надо было бы, крайне хреново выходили. Люди дружили. Люди заводили отношения. Потом — неизбежно расставались, если в дело не шли связи или же браки по расчёту. Ни у кого из его знакомых, ни у кого из его друзей не было вот так. — Остановись, — сказал Малфой, прерывая Грейнджер. — Просто… встань напротив меня. Она и остановилась. Её лицо можно было рассмотреть в свете первых фонарей. Она была загорелая, у неё была гладкая кожа, словно подёрнутая каким-то сиянием, едва заметные веснушки, больше всего — у носа, у неё был сначала непонимающий, потом — грустный, а после — какой-то потрясённый взгляд. Грейнджер смотрела на него с жалостью, но жалость эта, что было удивительно, не была обидной. Она просто подошла к нему и крепко обняла: всего на секунду. Но этого было достаточно, чтобы на миг коснуться её спины. — Ты не должен стыдиться того, что умеешь долго любить, — сказала Грейнджер, когда отошла от него. — Просто… представь, как тебе повезёт, когда ты найдёшь того самого человека. — Что, если опять будет вот так? — В таком случае, не позволь этому случиться, — строго сказала Грейнджер. — Ты однолюб, да. Но не лебедь. И жизнь не заканчивается на школьной любви. — Тебе-то откуда знать, Грейнджер? — А я и не знаю, — просто ответила она. — Но я… ладно, я скажу это вслух. Я знаю тебя. И я знаю, что, не смотря на любые первопричины, своё счастье тебе важнее. И когда ты найдёшь кого-то, кому захочешь отдавать, так, как это было в школе… тогда, думаю, всё у тебя будет замечательно. Это даже забавно. — Что именно? — То, как сильно тебя может поменять факт влюблённости в кого-то, — улыбнувшись, сказала Грейнджер. — Мерлин, я помню седьмой курс. Иногда мне хотелось протереть глаза. И… да? Что? Сколько времени?! Чёрт, спасибо, Роузи, уже бегу! Грейнджер схватила его за руку и потащила к автобусной остановке. Потом, снова чертыхнувшись, вызвала такси. — В семь вечера у меня… встреча, — объяснила она. Встреча, как же, мысленно усмехнулся Малфой. О том, что у Грейнджер и того полицейского свидание, знали все. Что же, это было даже интересно, в какой-то степени. Пусть девочка повеселиться. Хоть кто-то из них. *** — О, цветы! — радостно сказала Блисс, открывшая дверь. — Не стоило, Джеймс, я всего лишь подвезла тебя до работы. Но спасибо. Проходи. — Это не… — Подожди Поппи в гостиной, — сказала Блисс, махнув рукой. — Я поищу подходящую вазу. Роузи, у нас вообще есть вазы? — Есть мерные стаканы, — сказал Роузи. — Налью воду, давай сюда. Цветы, которые он принёс Поппи, перекочевали в мерный стакан и были установлены на подоконник. Доска с уликами, пестревшая разными заметками, была пугающе пустой. Джеймса передёрнуло. Блисс, вопреки своему странному желанию… поорать в поле, делать этого не стала. Она заперлась в архиве со своим ноутбуком, а когда вышла только под конец рабочего дня в пыли и клочках паутины, сказала, что будет убивать, если ей скажут хоть слово по поводу её внешнего вида. — Дерек, — позвонила она, когда они сели в машину. — У нас есть бумажный архив? Отлично. Мой тебе совет: не беси Ричарда. Никто не заслуживает сортировочной работы в архиве. Даже ты. О, не обольщайся, милый. Ты всё ещё гадюка. Как жена, дети? Поверь мне, у них всё плохо, передавай им мои соболезнования. Ну, они же живут с тобой. И я тебя ненавижу, пока-пока! — Полегчало? — спросил Джеймс, когда Блисс бросила телефон в бардачок. — О, да, — искренне ответила ему Блисс. — Неделя? Серьёзно, неделя? На это уйдёт три года. В лучшем из всего моря возможностей. Это твой дом? — Да, — сказал Джеймс. — Приеду к вам через час. — Осторожнее, — сказала Блисс. — Поппи — такая восприимчивая девочка. — Ты это о чём? — не понял Джеймс. Но Блисс уже уехала. И вот что понял Джеймс: когда она уезжала, то была трезвой. Чего нельзя было сказать о её состоянии сейчас. Джеймс подумал над тем, что Блисс нужно было посоветовать клуб анонимных алкоголиков на острове Джерси. Ей стоило приезжать туда каждый день. Зем мог бы посоветовать ей куратора: у него тоже был период. Правда, когда ему было далеко за сорок. — Я… принёс тебе цветы, — сказал Джеймс, когда Поппи спустилась. — О, — удивлённо ответила она. — Спасибо за… цветы. — Блисс решила, что это ей, так что цветы теперь у неё. Но, клянусь, они предназначаются именно тебе, — заверил её Джеймс. Только сейчас Джеймс понял, насколько же сильно он разучился… да всему разучился, на самом деле. Он не помнил, как говорить, что именно говорить, плохо представлял, как флиртовать, совершенно не знал, что делать с такой вот… ней. Но он смотрел на Поппи и понимал, почему решился. Она того стоила. Она выглядела особенно прекрасно: в своей одежде, которая удивительно ей шла и подчеркивала фигуру, с дымчатым макияжем, который делал её глаза прозрачными. Нужно было вспомнить, как именно вести себя с женщинами. И не напиться: иначе стоило ждать беды. — Нет, Блисс, нет, — ласково сказал Роузи, поднимая её и в одно мгновение усаживая на столешницу. — Тут Секвойя, а его колени — не стул. Блисс подмигнула Роузи, а Секвойя выглядел так, словно хотел от души пристукнуть Роузи мерным стаканом. — Я всё, — шёпотом сказала Поппи, утаскивая Джеймса к выходу. — Я всё и я их ненавижу. Даже мои родители не были такими неловкими, как вот это вот. — Разделяю твоё мнение, — кивнул Джеймс. — А я ещё с ними работаю. — Я с ними живу. Вопрос, который мучал Джеймса на протяжении долгого времени, он задал только после часа необременяющих разговоров и второй пинты пива. — Почему ты не переедешь? Дело в деньгах? — На самом деле, мне бы хватило на комнату до конца года, — задумчиво ответила Поппи. — Возможно, даже на небольшой пляжный домик. Но… тут всё сложно. — Я открыт для бесед и сложностей, — сказал Джеймс, обведя себя рукой. — А вот я не открыта для сложностей, своих хватает, — засмеялась Поппи. — Я думаю, дело в том, что… мы, я, Малфой, Блисс… школа, в которой мы учились — школа-интернат. — Вот как, — удивлённо сказал Джеймс. — Об этом я и не думал. Выходит, ты… отвыкла быть одна? Тебе не кажется это странным? Школа давно закончилась. Поппи странно на него посмотрела: как-то даже потрясённо, что ли. Она отодвинулась, всего на сантиметр, но и этого было достаточно. В пабе было достаточно людей, чтобы списать всю неловкость на большое количество народа. Но Джеймс не привык себя обманывать. — А ты? — быстро спросила Поппи. — В смысле, ты… я ничего о тебе не знаю. Даже твой возраст. Когда у тебя день рождения? — Мне двадцать восемь. В апреле, — перечислил Джеймс. — Я бы мог спросить и твой возраст, но слышал, что женщинам такие вопросы не нравятся. — А я слышала, что женщинам не нравятся такие вопросы до определённого возраста, — рассеяно откликнулась Поппи. — Но что я знаю о женщинах. Свой возраст она так и не озвучила, но разговор постепенно вернулся в какое-то лёгкое, приятное русло. Поппи смеялась над его попытками пошутить, красиво запрокидывала голову назад, выпила два бокала Шардоне и сквозь пальцы смотрела на пиво, которое даже пивом не было: Джеймс незаметно попросил бармена налить ему «ерша». Страшно было представить, что сказал бы Зем. Наверное, проехался бы по тому, что Джеймс разучился общаться с девушками, не прибегая к алкоголю. Сказал бы, в пятый раз за всё их знакомство, что Джеймсу нужно, необходимо пойти к психологу. Как же его достали эти люди. Люди, которые думали, что сотня фунтов каждую неделю и разговор по душам решил бы все его проблемы. Психология, черти бы её драли, не была медициной. И Зем сколько угодно мог говорить, что ему помогли. Это было лишь самовнушением. Плацебо. Зем был старым, пустоголовым дураком, который доживал свои года, имел кошмарные проблемы со здоровьем и был настолько сильно поглощён своей персоной, что это было жалко. И в сильнейшей степени мерзко. — Джеймс, — осторожно сказала Поппи. — Мне… не очень комфортно, когда люди вот так, просто потому что «захотелось», становятся злыми. У тебя из глаз скоро искры полетят. — Прости. Джеймс потряс головой и моргнул: реальность плыла. Он знал, что выглядел трезвым: то была его своеобразная суперспособность. Он никогда не шатался, не распускал руки, не делал лишних телодвижений. Даже говорил слаженно. Но желудок так мерзко скручивало. Джеймс постарался подавить рвотные позывы: только не на свидании, первом за шесть лет. — Ничего, — ласково ответила Поппи. — Я… о! Помнишь наш разговор в рыбном ресторанчике? Нас ещё прервали. Давай его продолжим? Поппи смешливо посмотрела по сторонам, хитро прищурившись. — Кто знает, может быть, тут есть твоя бывшая, с которой вы когда-то расстались? — Я не расставался со своей бывшей, — почувствовав, как его долбануло гневом, ответил Джеймс. — У меня была жена. Её убили. Конец истории. Поппи вскочила со своего места так стремительно, что едва не опрокинула стул. Джеймс встал, попытался схватить её за руку: но перед глазами резко потемнело. Мушки скопились где-то в уголках глаз, но ближе — к вискам. Они давили, давили, давили; дарили, ко всему прочему, полную беспомощность и неспособность сделать нормально хотя бы шаг. Джеймс плюхнулся на стул, протерев глаза. Когда мир снова стал цельным, он встал со стула. Координация снова вернулась в норму: подводила она лишь в такие моменты. Джеймс почувствовал жгучий стыд: за мысли о Земе, за просранный вечер, за то, что вновь допустил мысли о жене, более того, сказал о ней вслух. Боже, Поппи… Поппи была прекрасной. Поппи не заслужила подобного. И Джеймс бы хотел, чтобы вечер не закончился вот так. Искренне надеясь, что застанет её дома, Джеймс побрёл к своему пикапу. *** Сначала Малфой думал, что у Блисс обезвоживание: поэтому она с таким энтузиазмом прикладывалась к воде со льдом. Когда за третьим стаканом пошёл четвёртый, а после почти закончился и он, Малфой подошёл к ней ближе. Зачем — он и сам не знал. Может быть, хотел подлить ей воды. Или что-то сказать. Он остановился где-то рядом с ней: от Блисс слишком сильно пахло спиртом. — Это что? — спросил Малфой, прекрасно понимая, насколько глуп его вопрос. — Текила, — лихорадочно ответила Блисс, печатая с космической скоростью. — Будешь? — Ты пьёшь текилу… стаканами? — решил уточнить Малфой. — Это же та штука, от которой Роузи после нескольких шотов унесло? — Роузи не такой слабый, как тебе кажется, — по-прежнему лихорадочно ответила Блисс, убирая волосы за уши. — Просто с текилой у него всё сложно. О мой бог, как же тут жарко! — Ты влила в себя четыре стакана текилы, конечно, тебе жарко, — стараясь скрыть отвращение в голосе, ответил Малфой. — Может быть, вызвать скорую? — Расслабься, мамочка, — недовольно сказала Блисс. — Я не пью дешёвый алкоголь. Я не мешаю, если только это не газировка или сок. А тут… Блисс достала из-под стола прозрачную бутылку с такой же прозрачной жидкостью. — Сок с алоэ-вера, — сказала она. — Больше сока, чем текилы, и, пожалуйста, за несколько часов ты будешь в состоянии прикончить бутылку. — Блисс, тебе лечиться надо. И я сейчас даже не оскорбляю. — Полечусь лет через сто. Или двести, — неожиданно зло ответила Блисс. — Пойду гулять. Где моё пальто? А, какая разница. Я сейчас умру от жары. Последнее, что Малфой услышал, был стук её каблуков. А через десять минут, когда он решил пойти спать, хотя сна не было ни в одном глазу, вернулась Грейнджер. Выглядела она так, словно за ней гнались кентавры, дышала громко, с каким-то присвистом, а глаза у неё были лихорадочные, безумные почти. Грейнджер скинула куртку и, посмотрев на Малфоя, потрясённо произнесла: — Я ничего не понимаю в женщинах. — Мерлин, — невольно вырвалось у Малфоя. — Что, свидание прошло настолько плохо? Серьёзно, настолько? — Гарри был прав! — В том, что ты ничего не понимаешь в женщинах? — осторожно спросил Малфой. — Ну, хорошо. Я кое-что понимаю. Где тебе нужны подсказки и кто тебе нравится? Только, пожалуйста, пусть это будет не моя бывшая. — Что… да нет же! — махнула рукой Грейнджер. — Гарри как-то сказал Рону, что убивать драконов проще, чем пригласить девушку на свидание. Рон потом мне проговорился, и… это так не важно. Нет, это важно, просто… я никогда не думала, что когда-нибудь пойму это. Но даже не так, как надо. — Грейнджер, сейчас ничего не понимаю я. Ответь мне на вопрос: зачем тебе понадобилось приглашать какую-то мифическую девушку на свидание? — Да в том-то и дело, что мне не понадобилось! — заорала на него Грейнджер. — Я не хочу приглашать никого на свидание, я не хочу ходить на свидание с мужиком, которому почти тридцать и у которого была жена! — Получается, ты хочешь убить дракона? — Нет, я хочу, чтобы меня обняла мама! Грейнджер расплакалась. Села на пол, даже не потрудившись скинуть туфли, и заревела так надрывно и громко, что Малфою пришлось опуститься рядом с ней. И укачивать, как ребёнка. Грейнджер прорывало: она только и делала, что говорила, говорила, шептала что-то совсем бессвязное. Говорила, что она хотела сдать экзамены. Говорила о том, что больше всего на свете желала, чтобы её друзья были в безопасности. Она так отчаянно хотела, чтобы Гарри мог спать спокойно. В какой-то момент она хотела помочь Блисс: хотела, чтобы та разобралась со своими проблемами. Она хотела пойти в мракоборцы. И, возможно, когда мир был бы в безопасности, когда людей перестали бы убивать за лишь факт их крови, тогда, возможно, она могла бы подумать о свиданиях. — Почему, — захлёбываясь слезами, сказала Грейнджер. — Почему они все умирают? Почему я в этом теле, почему она тоже мертва? Почему я нахожусь в теле мёртвой девушки, а кто-то считает, что может насиловать детей? Почему всё не может быть по-другому? — Ох, Грейнджер, — невольно вырвалось у Малфоя. Он притянул её ближе к себе, обхватил руками плотнее, так, чтобы зафиксировать руки и положить подбородок на её макушку. Она по-прежнему не могла прекратить трястись: мелко и часто. Её ладони ходили ходуном, и в какой-то момент Малфою пришлось сжать их с силой. Она не успокаивалась долго, так долго, что Малфой почти начал отсчитывать секунды. В какой момент рядом с ними оказался Фрумер, Малфой так и не понял. — Вставайте с пола, — сказал он, нечитаемым взглядом смотря на Грейнджер. — Простудитесь. Ладно, понял. Давай, Поппи, вот так, молодец. — Да не дёргай ты её, — устало сказал Малфой. Грейнджер всё ещё держалась за его рубашку, и Фрумер, попросив прощения, положил два пальца на её шею. И надавил. — По-хорошему, — сказал Фрумер, когда Малфой отнёс отключившуюся Грейнджер в комнату. — Нужно было влить в неё виски. — По-хорошему, у нас уже есть человек, который заливает свои проблемы. Фрумер согласно хмыкнул что-то. И привалился к стене, стекая по ней как-то быстро и враз. — Вас я обнимать не буду, — сразу предупредил Малфой. — Надеюсь, иначе мне придётся сломать тебе руку, — хмыкнул Фрумер. — Знаешь, в чём проблема? — Нет. Но что-то мне подсказывает, что вы мне об этом скажете. — Люди очень сильно привязываются к другим людям. Потом они творят беды. А потом — отдуваются перед людьми, к которым привязались. И что делать? Что делать, если в какой-то момент ты поехал крышей? Как за это расплачиваться? И надо ли? — Фрумер, — подумав, сказал Малфой. — На вас сил у меня нет. И желания разбираться с вашими проблемами — тем более. *** Блисс перехватила его машину прямо перед домом. Перехватила она её практически своим телом: просто встала перед лобовым стеклом. Да, Джеймс тормозил и почти остановился, вероятность, что Блисс пострадает, была ничтожна. Но как же сильно она его напугала. Блисс открыла дверь и посветила ему в глаза фонарём. — Бромлей, ты умалишённая дура! — Это синонимы, — сказала Блисс, вытаскивая его за шкирку. — А ты не можешь водить. Садись в мою машину, я довезу нас до дома одного журналиста. — Я чувствую, как от тебя несёт водкой. — Проверь свой нос, это текила, — сказала она, открывая дверь и заталкивая его на пассажирское сидение. — Пристегнись. И, мой тебе совет: не умеешь водить пьяным - не садись за руль. — Никто не умеет водить пьяным! — Не ори на меня, — сказала Блисс, заводя машину. — Тьерри уже на месте и он уверен, что это — самоубийство. Знаешь, что я думаю? Чёрта с два этот пройдоха Доминик стал бы себя убивать. Не тот тип личности. — Ты шутишь?! Доминик Абрамс мёртв? — Да, Джеймс, я шучу. Со смеха помереть можно, правда? Один, видимо, уже, — щёлкнула языком Блисс. Абрамс жил на Пор-Гра: окраине Гернси, прямо рядом с водой. Дорога от центра занимала сорок минут, от полицейского участка — весь час, если не было пробок. Блисс доехала за двадцать пять: гнала так, что Джеймс несколько раз успел попрощаться с жизнью. Когда она припарковалась рядом с домом Абрамса, так, что ещё немного — и машина могла бы упасть в воду, только тогда Джеймс выдохнул. И снова назвал Блисс дурой. Блисс церемониться не стала: просто взяла его за голову и приложила о бардачок. — Не зли, — спокойно предупредила она. — Твои проблемы меня не волнуют. То, что я спускаю Зему, к тебе отношения не имеет. Привет, Тьерри. Что у нас тут? Тьерри, протянув ей фотографии тела Доминика, молча стоял какое-то время, пока Блисс быстро их просматривала. — Вы разобрались, откуда растяжение на лодыжке? — сказала Блисс, ткнув в фотографию. — Криминальный эксперт считает, что, застрелившись, Доминик неудачно упал со стула. Как итог. Блисс лишь подняла брови, ничего не ответив, молча забрала отчёт и бумаги для подписей. Подглядев за её спину, Тьерри заметил, что она написала Роузи. Когда она разобралась с бумагами и как-то быстро, облегчённо выдохнула, то рассеяно сказала: — Самоубийство, да? — Точно, — уверенно ответил Тьерри, отдавая Блисс отчёт. — Почерк — его, криминальный эксперт проверил траекторию пули. — Руки проверили? — Стрелял правой. И, да, он правша. — Камеры? Ноутбук? — Ноутбук и стационарный, даже взламывать не пришлось. На камерах мелочёвка: ты, Джеймс, Зем, Секвойя. Ваши сожители — тоже. — Что в компьютерах? В телефоне? — Проще сказать, чего там нет, — усмехнулся Тьерри. — Все заметки, черновики, полноразмерные статьи, личные дневники за последние десять лет, огромная папка с порнухой. Лёгкое БДСМ, если тебе интересно. Но всё легально. — Уверен? — напряжённо спросила Блисс, быстро пересекая прихожую. — Всё просмотрели? — Там больше сотни видеороликов, конечно, мы не всё просмотрели, — ужаснулся Тьерри. — Ты что делаешь? Блисс села за компьютер, и, открыв папку «для релаксации», грустно вздохнула, качая головой. — А на что это похоже? Собираюсь смотреть порно. На ноутбуке оно есть? — Есть, около двадцати. — Если что-то не просмотрел — то сейчас самое время. Тьерри, не веди себя, как ребёнок. Мне сходить в аптеку и купить брома? — Нет, обойдусь, — сказал Тьерри, открыв ноутбук. — Буду надеяться, что у меня не встанет. — Если что — запрись в ванной, — махнула рукой Блисс. — Никогда не думал, что задам такой вопрос, но… на что смотреть-то? — На грудь, гениталии, лица и обстановку, — сказала Блисс, молниеносно проматывая первый ролик и сразу же переходя ко второму. — Если увидишь что-то, что меньше всего похоже на половозрелые отношения — свистни. Джеймс, сидя на кухне убитого Доминика, пил чай. Он смотрел в окно, на тёмное море, больше похожее на пропасть и думал о том, что его жизнь никогда не тянула на мемуары. Но если бы он, всё же, решился их написать, то там обязательно было бы что-то наподобие «пока я сидел на кухне, мои коллеги смотрели порно в соседней комнате. Самое забавное, что я видел порно, которое начиналось точно так же». — Ничего, — сказала Блисс, как только вошла на кухню. Она поставила чайник, порылась в ящиках и выудила банку с кофе. — Лёгкое БДМС, как и сказал Тьерри, и что-то в стиле «в конце они поженились». Самая молоденькая тянет на двадцать три. Почти все груди — силикон минимум третьего размера. — То есть, ты только что посмотрела сотню видеороликов, а теперь пришла на кухню, чтобы рассказать мне об этом? — на всякий случай решил уточнить Джеймс. — Вы, федералы, часто с таким работаете? — Мы, федералы, можем раскрыть преступления, просто посмотрев такие вот папки, — откликнулась Блисс, заливая воду в чашку. — Но речь не об этом. — Тогда о чём? — умоляюще сказал Тьерри. — У меня в глазах уже мельтешит от сисек, писек и жоп разных мастей. Надеюсь, что я забуду об этой обстановке, а то быть мне импотентом до конца жизни. — Он не педофил. — Так это и с самого начала было известно! — воскликнул Тьерри. — Сам же написал, что самоубился именно потому, что не мог больше выносить подобного. Блисс, я знаю, ты скептична к Доминику, но ты его даже не знаешь… ты его не знала. Он — наш человек. Он никогда не доставлял неприятности местным, старался обходить стороной острые углы, связанные с правительством нашего острова, а если ему становилось скучно, писал разгромные статьи о людях с Джерси. Нас он не трогал. В прошлом году мы проводили вместе День благодарения, он искренне любит своих друзей, он… проклятье. Мне нужно было вмешаться. — А что ты мог сделать? — устало спросил Джеймс. — Сегодня… я был в «Кристи», видел Доминика. Он подсел к твоим сожителям, разговаривал с ними, — зло усмехнулся Тьерри. — Видимо, не следил за языком. Парня это так взбесило, что он сломал и утопил его флэшку. Блисс подняла руку, жестом заставляя Тьерри замолкнуть: отправила кому-то сообщение. И сразу же позвонила. — Малфой, не разбудила? Мне жаль, но есть вопрос: можешь вспомнить обо всём, что сказал вам Доминик Абрамс? Тот мужчина, с которым вы с Поппи говорили в «Кристи». Потом расскажу. Так. Так. Так. Было что-то ещё? Хорошо. Спокойной ночи. Блисс допила кофе одним глотком, снова возвращаясь к переписке. — Скарлетт проверяет камеры наблюдения близ кафе, ресторанов и кондитерских, — сказала она. — Когда Доминик уходил от Малфоя и Поппи, то сказал, что ему нужны пирожные. Блисс снова проверила телефон. — Поехали в участок, — сказала она. — Мне нужно посмотреть на видео с камер наблюдения. Тут остались люди? Пусть всё опечатают. Тьерри, сядь за руль. В участке их ждал свет ламп, сильно сушащий глаза, безлюдные коридоры и администратор, сонно щурящий глаза. Секвойя обнаружился в комнате наблюдения. Выглядел он восковым, бледным и почти на грани обморока. Блисс оттеснила его в сторону, перехватила управление и защёлкала мышкой. Джеймс смотрел через её плечо, смотрел на Доминика Абрамса. Первая камера зафиксировала его именно там, где и сказал Тьерри: рядом с «Кристи». Он сидел на террасе, потом, увидев Поппи, подсел с ней и долго с ней говорил. Потом к ним присоединился Малфой, но прежде — он просто стоял, так, чтобы они не сразу его заметили. — Блисс, — начал он. — Ты не знаешь, Поппи и Малфой, они… — Поппи и Малфой, в чём я почти уверена, умеют разделять личное и работу, — сказала Блисс, переключаясь на камеры. — И ты научись. — Ты же всё равно ничем серьёзным не занимаешься, могла бы и… — Ты когда-нибудь заткнёшься? — спросил Секвойя, сразу же отвлекаясь на камеры. — Вот, я об этом писал. — Да ну, — сказала Блисс, выводя на экран четыре камеры. — Какой-то бред. Он сходил в «Кристи». Он сел на автобус, доехал до кондитерской. Постоял рядом с кондитерской, подскочил и унёсся… куда? Пробовал проследить дальше? — Пробовал, — ответил Секвойя, выводя на экран видео с камеры от трёх часов дня. — Он доехал до порта, с этой камеры угол обзора обрывается. На тех трёх, что фиксируют порт, его уже не видно. — Кто-нибудь знает, у него была лодка? Катер? — Нет, насколько я знаю, не было, — неуверенно ответил Тьерри. — Может быть, хотел съездить на Джерси? Или Сарк? — Точно нет, — вздохнул Джеймс. — С тех пор, как построили подвесной мост, даже Зем перестал пользоваться катером для поездок на Сарк. А Джерси? Что ему там делать? Блисс нахмурилась, выведя на экран все четыре картинки с порта. Она прокрутила изображения, проверила их в реальном времени, и несколько записей: утро, день, вечер, ночь. День она проматывала больше всего. — Вот тут, — сказала Блисс, ткнув пальцем в экран. — Если идти от начала порта, то минут через пять будет мост, ведь так? А напротив этого моста — жилые дома, и, если я ничего не путаю, камеры там всего две? — Да, камеры там две, но порт — самое безопасное место острова Гернси, — ответил Джеймс. — И самая слепая зона, — сказала Блисс, вставая. — Поехали. Если мои догадки верны, то нам может повезти. Ну, невесело подумал Джеймс, кажется, все отходили. Секвойя прислонился лбом к холодному окну, Блисс, достав свою спортивную бутылку с водой, пила мелкими глотками, Тьерри настроился на волну Гернси, а ди-джей крутил что-то унылое и тягучее, такое же, как ночная погода за окном: туманная и промозглая. Утро было другим: солнечным и приятным. Воздух был тёплым, а Джеймсу казалось, что его эфемерное тепло всё ещё сохранялось на его лице. Кажется, это было не несколько часов - вечность назад. Но хорошее же было чувство: мир казался по колено. — Так я и думала, — сказала Блисс, когда они подошли к мосту. Она свесилась через перила, включив фонарик на своём телефоне. — У кого-нибудь есть нормальный фонарь? — Ролан всегда с собой носит, — апатично напомнил Секвойя. — Кстати, о птичках. Где черти носят Ролана? — раздражённо спросил Джеймс. — Мы его игнорируем, — объяснила Блисс, всматриваясь в катер. — С ума сошли? — зло спросил Джеймс, мысленно себя коря: Ролан, наверняка, звонил ему. Джеймс отправил его в чёрный список две недели назад, когда Ролан, ужравшийся до состояния свиньи, названивал больше шести раз за ночь. — Нас и так не много, Ролан мог бы… В этот раз его перебил Тьерри, и Джеймс едва не набросился на него с кулаками. Это что, новый квест у всех какой-то: заткни Джеймса столько раз, сколько тебе будет угодно? Тьерри, однако, только сильнее сжал его плечо и отвёл в сторону. — Джеймс, — похлопав его по щеке, тихо сказал Тьерри. — У меня и в мыслях нет тебя оскорбить, но прямо сейчас у одного из нас хлещет кровь из пизды. — С каких пор ты ведёшь календарь Блисс? — А причём тут Блисс? — посмотрев ему в глаза, спросил Тьерри. И мягко сжал его руку, так, что он даже не успел занести руку для удара. — Вот. Только Ролана нам здесь не хватало. Сделай одолжение: справься со своими месячными. Спасибо. Эй, что у вас там? — Вселенские вопросы, на которых нет ответа, — весело крикнула Блисс. — Что общего между вороном и письменным столиком? Мечтают ли андроиды об электроовцах? Зачем Доминик Абрамс, которому захотелось пирожных, сорвался с места и прыгнул с моста? — Он же выстрелил себе в голову, — непонимающе сказал Джеймс. — Он прыгнул на одну из лодок, да? — сказал Тьерри, неодобрительно посмотрев на Джеймса. Подойдя к мосту, он свесил голову вниз. — В принципе, если правильно сгруппироваться или же сильно расслабиться, то можно приземлиться без повреждений. Но в нём было двадцать килограмм лишнего веса… его нога. — Теперь мы знаем, что растяжение случилось не из-за неудачного падения со стула, — сказал Секвойя и, схватившись за перила одной рукой, быстро перемахнул на выступ моста. — Ты взяла отмычки из машины? — Да, — ответила Блисс, снимая свои туфли и перебираясь к Секвойе. — Так. Какова вероятность, что это — лодка преступника, на которой есть сигнализация? Если так, то именно она и сдала Доминика. — Это не объясняет всего остального, — сказал Джеймс. — Ты имеешь в виду то, что если Доминик был убит здесь, то каким образом он оказался у себя дома? — догадливо спросила Блисс. — На самом деле, очень легко: на катере можно доплыть до Пор-Гра за пятнадцать минут. За десять — если разогнаться очень сильно. Если ехать параллельно моста, а потом — по краям близ скал, камеры не засекут. Единственная камера близ дома Доминика находится на остановке, до которой десять минут ходу. Можно было не убивать его прямо на лодке: можно было его оглушить, но я осмотрела его голову: помимо пули, ударов на его голове не обнаружилось. Значит, есть вариант с хлороформом. Возможно. Но Роузи начал обследовать тело Доминика в тот момент, когда мы приехали в полицейский участок. Если бы в его дыхательных путях или же на слизистой что-то обнаружилось — он бы написал. — Вы что, какие-то телепаты? — не удержался Джеймс. — Нет, мы умеем пользоваться мобильными и эффективно выполнять свою работу, — ответил ему Секвойя. — До лаборатории прилично ехать… боже, — потрясённо сказал Тьерри. — Только не говори, что Роузи работает с трупами… у вас дома. — Ну, у него там личная лаборатория. Какие ещё варианты? — пожала плечами Блисс. — То, что у Доминика нет родственников, значительно упрощает дело. Всегда бы так. Ладно… нужно прыгать. — Где твой пистолет? — спросил Джеймс. — У Скарлетт есть, мой где-то в машине, — отмахнулась Блисс. — Тебе по уставу запрещено соваться на предполагаемые места преступления без огнестрела, Бромлей! — Да кто-нибудь, дайте ему таблеток и шоколада, — снисходительно сказал Секвойя. — Короче: прыгаю, прыгаешь, ловлю. Поехали? Блисс кивнула, а всё остальное у Джеймса смешалось: он даже не успел удивиться, до того всё произошло быстро, молниеносно почти. Секвойя приземлился, сгруппировавшись на одно колено, и в тот момент, когда он только начал вставать, прыгнула Блисс. Тот подхватил её почти в метре от пола и быстро поставил по правую сторону от себя. Они постояли несколько секунд. После чего Секвойя топнул ногой по древесному покрытию катера. — Теперь вы, — сказала Блисс, подняв голову. — Возможно, сигнализация сработает, когда мы взломаем дверь, но сейчас тихо. Тьерри, захвати мои туфли. Тьерри приземлился без происшествий, просто расслабив тело в прыжке, пружинисто приземлившись на обе ноги. В другое время Джеймс мог бы сделать так же: но хреновое настроение всегда сказывалось. К счастью, с ногой всё было нормально, но локоть он ушиб так, что синяка точно было не миновать. — Туфли, — сказал Тьерри, протягивая их Блисс. — Слушай, Скарлетт… — У нас не та ситуация, где я хотел бы слышать комплименты своему заду, — прямо сказал Секвойя, присаживаясь рядом с замком. — Его можно вытолкнуть из паза, он хлипкий. — Давай поступим как цивилизованные люди, — строго сказала Блисс, подсвечивая замок фонарём и протягивая отмычки. — Ещё один вселенский вопрос, на который нет ответа, — толкнув локтём Джеймса, сказал Тьерри. — Можно ли цивилизованно взламывать чужую собственность? — И… да, мы только что это сделали, — сказал Секвойя, открывая дверь и держа оружие наготове. Секвойя прошёл вперёд и, удостоверившись, что на катере никого не было, включил свет. И сразу же принялся разбирать сигнализацию: аккуратно открутил панель и, поймав кусачки, которые кинула Блисс, быстро перерезал несколько проводов. Блисс, взяв у него панель, повертела её в руках, рассматривая кнопки. — Два четыре семь один? Или один четыре два семь? Или семь… — Не успели бы, форы секунд двадцать было, — сказал Секвойя, снова забирая панель себе. — Почему семь? Пятёрка протёрта больше всех. — Она не протёрта, её намеренно иссекли наждачкой, — сказала Блисс, постучав ногтём по панели. — Но, какая разница, действительно не успели бы. Можем поискать что-нибудь, но вряд ли здесь есть хоть что-то. — Здесь же полно ящиков, — сказал Джеймс, наугад заглядывая в каждый. — Что-то, да должно быть. Хотя бы те же отпечатки пальцев. — Нет, не найдём, — сказала Блисс, и в голосе её больше не было веселья: только беспробудная тоска. — Во-первых, владелец лодки законченный параноик: он иссёк одну из цифр на панели, так, чтобы те, кто попытался бы взломать сигнализацию, обязательно тыкали в пятёрку. А во-вторых… во-вторых… — И на этом, я так понимаю, все гениальные идеи заканчиваются? — Твою мать, Джеймс! — хором крикнули Секвойя, Блисс и Тьерри. — Серьёзно, доебал, — извиняющимся голосом сказал Тьерри, примирительно поднимая руки. — Ладно, — сказала Блисс, выуживая из одного из ящиков дополнительный комплект ключей. — Хоть сам катер взламывать не придётся. Поехали к причалу. Тьерри, кому принадлежала кондитерская, в которую решил пойти Доминик? — Нейту Галбрейту. Ты уже встречалась с его дочерью, да? С Линдли. — Точно, — сказала Блисс, выходя на свежий воздух. — Джеймс, прекрати копошиться, там ничего нет. — Мы действительно собираемся угнать катер? — Нет, конечно же, мы собираемся заказать водное такси, — закатил глаза Секвойя. — Или вернуться на мост с помощью левитации. Или же попрыгать по лодкам до причала. Есть ещё вариант, где мы вернёмся на сушу вплавь. — Да прекратите! — заорал Джеймс. — Хватит! Это было самоубийство, понятно вам?! Доминик действительно был в кондитерской и, да, он действительно дошёл до этого места, но, знаете, что? Потом он просто вернулся домой, взял пистолет и пустил пулю себе в лоб. А даже если это не так — давайте снимем отпечатки! Тут должны быть грёбаные отпечатки, потому что это — сраный катер! Возьмём их, прогоним по базе данных, сверим с запиской Доминика и… Блисс снова сделала это: стремительно подскочила. Но вместо того, чтобы врезать, просто повисла на шее, так же, как и на Малфое. Джеймс стоял, поражённый, дезориентированный и чувствовал, как неприятно пощипывало в носу, чувствовал, как ком распирает горло. — Тише, тише, всё хорошо, — успокаивающе сказала Блисс, ласково поглаживая его по голове. — Ничего страшного. Правда, Джеймс, всё хорошо. Ты молодец, просто у тебя был трудный день. Прости меня, мне нужно быть более сдержанной. Давай мы поедем по домам, ладно? Мы можем заехать ко мне, я заварю чая, а потом — закажу такси до твоего дома. Давай, пошли на свежий воздух. Катер вёл Секвойя, Тьерри, отойдя в другой конец катера, закурил, и сигаретный дым, смешиваясь с запахом морской соли, сильно щекотал ноздри. Когда Джеймс опустился на пол, Блисс села рядом с ним. — Смотри, — сказала Блисс, достав из кармана блокнот. — Если хочешь — полистай. — Я видел, что ты там пишешь, — усмехнулся Джеймс. — Белиберда какая-то, почти то же самое, что ты написала на доске Каннинга. У тебя на одну страницу или от силы четыре слова, или же какие-то рисунки и каракули. — Ага, — просто кивнула Блисс. — Так и есть. Вот, допустим, я бы хотела покончить жить самоубийством. У меня, разумеется, есть блокнот. Документы, на которых я ставлю подписи. У Доминика был блокнот? — Нет. Как раз по подписям сверили. И? Дальше что? — Ну, как же, — пожала плечами Блисс. — Я бы написала записку. Вы бы сверили мой подчерк. Поняли бы, что почерк — мой. Ты бы задался вопросом? — Каким вопросом? — Зачем человеку, у которого вся жизнь — в компьютере, который только и делает, что постоянно печатает, у которого все материалы — на терабайтах и жёстких дисках, писать какую-то записку? Особенно дома, где есть стационарный и ноутбук. Особенно, когда можно открыть файл, написать текст и оставить его на весь экран. Даже на два. И только потом — застрелиться. — Честно? У меня бы возникли вопросы, если бы я увидел такое, — признался Джеймс. — К записке вопросов нет. — Стенли считал почти так же, — сказала Блисс. — Видишь ли, у вас, на Гернси, есть два сексшопа. В его домике обнаружилось два потёртых, старых журнала, но в момент, когда симплекс-шизофрения обострилась, этого оказалось мало. У меня есть вопрос: ты бы пошёл в какой-нибудь сексшоп на Гернси? — Я хожу, — сказал вернувшийся Тьерри. — Есть вип-карта, могу поделиться. — Да к тебе вопросов вообще не возникает, — улыбнулась ему Блисс. — А ты, Джеймс? Джеймс мучительно пытался сформулировать ответ: так, чтобы не показаться трусом. Или человеком, которого слишком уж сильно волнует мнение других. — Не ходил. И не пошёл бы, — сказала Блисс, когда молчание затянулось. — Тут все друг друга знают, а большая часть населения живёт сплетнями, возможностью переворошить грязное бельё или залезть в трусы. Стенли, конечно же, это знал. Поэтому научился пользоваться интернетом, но делал это неважно. За два месяца он кое-как освоил один сайт, а на третий смог разобраться с доставкой. Угадай, чего. — Журналов? — Бинго, — потрепала его по коленке Блисс. — К несчастью, доставка вернётся в магазин, Стенли любил ручки и бумагу, а Доминик Абрамс, реши он покончить жизнь самоубийством, никогда не стал бы писать записку. А даже если бы и стал: в его доме только одна ручка. Новая. С почти неиспользованными чернилами. — Хотел бы я сказать, что он купил ручку специально, но… — Звучит бредово, да. — Так, что? Куда теперь? Спать? — О, я бы не отказалась, но у меня ещё есть дела, — вздохнула Блисс. — Почти приехали. Поднимаемся? Блисс встала, протягивая ему руку. Джеймс, ухватившись, поднялся на ноги. И спросил: — Почему ты решила работать в правоохранительных? — Ну, хорошие люди хотят помогать другим людям, — дёрнувшись, ответила Блисс. — Я не исключение. Прежде, чем он задал другие вопросы, Блисс быстро, дурашливо спросила: — А ты? Надеюсь, за этим не кроется какая-то трагедия, день и так не самый весёлый. — Нет, — подумав, ответил Джеймс. — Никаких трагедий. Он смотрел на причал. На жёлтые фонари, сырые улицы и блёклый туман. Дождь всё ещё моросил. К запаху морской соли примешался мокрый асфальт, который Джеймс, почему-то, захотел назвать мёртвым. Ноздри забивало, раздирало изнутри, и Джеймс подумал, что это был его дом. И что никогда, никогда в своей жизни он не чувствовал себя так неуютно. Не чувствовал себя чужим. — Никаких трагедий, — повторил Джеймс. — Мне просто не повезло по жизни.