Как написать необычный и завораживающий роман

***       Осень наступила для меня пожалуй даже слишком быстро. Летние деньки с тёплыми ливнями и шумными грозами, изумрудной сверкающей листвой, жарким солнцем, а также бесконечной ленью и полной эйфорией от осознания того, что можно три месяца подряд пинать хуи, пролетели незаметно быстро. Нельзя сказать, что я провела лето однообразно: было и скучно, было и весело, было и откровенно говоря опасно, но...       Наступил тот день. Да-да именно тот о котором с некоторой ностальгией вспоминают ребята постарше, и тот о котором с некоторой неприязнью думают все школьники.       Первое сентября. Первое сентября, конкретно в моей школе прошло относительно спокойно: новые ученики, линейка, учебники, директриса и бла-бла-бла... В общем ничего криминального. Скучно, но не смертельно.       Зато на следующий день жизнь моя не то, что переменилась, но стала очень стремительно-неожиданно-резко набирать обороты, грозясь сорвать и унести не только мою крышу, но и крыши окружающих меня людей вдаль прямо в розовый закат. Но обо всём по порядку.       Началось всё с малого. Со слухов о новых учителях. Химии, биологии, физики... В общем нам обещали инопланетян, что полностью заменят старпёрский коллектив нашей школы. Кто-то говорил, что новая химичка больше Мерилина Мэнсона чем человека напоминает (до сих пор ведутся споры о его принадлежности к людям), ряд личностей утверждал, что физику преподавать нам будет один из конструкторов Чернобыльской АЭС, а биологичку тётю Клаву, наконец-то, заменят "неважно на кого"...       Я сразу сказала, что всё это - брехня. И так и оказалось. Но когда к нам в класс, второго сентября, зашёл Келлин Куинн и с неким подобием улыбки заявил, что он - наш новый учитель литературы, а по совместительству и классный руководитель, я мгновенно осознала, что мне - не классу (хотя и классу тоже) - что именно мне - пиздец. Хотя думаю, что год обещает стать охуительно весёлым и по-своему ебануто незабываемым. ***       Келлин невзлюбил наш класс с первого взгляда. Как же? - спросите вы. Очень просто. Урок литературы был у нас второго сентября третьим. Илан - мой лучший друг нехорошо пошутил надо мной до этого и теперь весь класс притаился ожидая расплаты с моей стороны. Моей страшной мести.       Вообще несмотря на то, что училась я хорошо, это нисколько не умоляло факта моей ебанутости, поэтому вся школа во главе с нашей старой нервной директрисой (очень похожей на крысу), с потаённым страхом ждала очередной нашей с Иланом выходки. И вообще несмотря на то, что училась я довольно хорошо, это нисколько не мешало мне дружить с троечником и главным шутом школы, Иланом Картером. А приколистами и шутниками мы были ещё теми.       Так вот, на перемене, когда мы и не знали ещё о мистере Куинне и его должности надзирателя-тюремщика над нашим классом, я, ведомая непередаваемым чувством предстоящей мести, повесила на лампу весьма объёмную водяную бомбочку. Физиком я была неплохим: бомбочка крепилась ниткой к небольшому кубику льда, установленному между металлическими пластинами сверху электрической лампы и стремительно таявшему от тепла этой самой лампы. Как только кубик растаял бы полностью, нитка выпала бы и бомбочка, более ничем не удерживаемая, рухнула бы прямиком на голову незадачливого шутника, Илана Картера, окатив того водой с головы до ног. Причём именно в той последовательности, в которой я и описала сей процесс.       В общем и целом, я была довольна собой дальше некуда, ведь в первые минуты урока всё проходило строго по установленному плану: ничего не подозревающий Картер сидел и играл в телефон; класс беспалевно хихикал, предвкушая зрелище; я изо всех сил старалась не лыбиться как Чеширский кот. Проблема, наверное, заключалась в том, что в моём плане было слишком много "бы".       Ну или в Куинне. Он стоял у доски и с невозмутимым лицом распинался о... в общем-то обо всём том, что я прослушала: о школе, об учителях, о правилах, о себе...       И всё это сопровождалось умиротворённым спокойным взглядом, который скользил с одного обдолбанного и несосредоточенного лица на другое. И к тому моменту, когда блестящие голубые глаза Куинна встретились с моими карими, я уже успела тихо возликовать. По моим подсчётам кубику льда, что был положен между пластин, оставалось таять не больше пяти минут.       Келлин, впрочем, ничего об этом, конечно же, не знал. Его внимательный взгляд на секунду заставил меня задуматься о том, что в нём скрывается некая сила, которую нельзя увидеть с первого взгляда: был он весь какой-то неказистый и забавный - как и десятки других учителей нашей большой школы. Мистер Куинн был невысок ростом, немного худоват, стройно сложен и, в общем-то, был довольно приятным мужчиной, если бы не одно "но". Вернее несколько "но".       Он носил свои замочаленные чёрные волосы в мерзкого вида хвостике, завязывая его так, что убранные от лица пряди превращали его голову в гладкий зализанный шар.       Крупные очки в роговой оправе, что нелепо увеличивали овал его лица и делали и без того большие глаза буквально выпученными.       И третьим "но" была немного шутливая, но весьма строгая манера речи, что начала невероятно бесить меня в первую же секунду его монолога. Оставалось четыре минуты.       Впрочем, сидели мы, относительно галдя и постоянно хихикая, что мистером Куинном не замечено не было. – Последняя парта, – обратился он к Илану, неторопливо подходя и вставая рядом с Картером, – Отдай мне телефон и иди на первую парту сейчас же. – и на жалобный вымученный стон ученика, твёрдо добавил: – Быстро.       Илан, послушно схватив рюкзак, лениво прошествовал мимо разочарованной и разозлённой меня, и приземлил свою пятую точку на стул прямо перед учительским столом. Оставалось три минуты.       Я очень шумно выдохнула, выражая данным действием всё своё разочарование относительно провала моей мести, и постучала ручкой по учебнику.       Класс вокруг меня предательски притих, и волна лёгкой обиды накрыла и окружающих меня одноклассников. Как-никак, а всё же мистер Куинн испортил и мне, и им малину.       Оставалось две минуты и казалось, что ничего уже не могло быть хуже. Но нет. Могло. – Достаём листочки и выписываем все средства выразительности речи, которые вы знаете, – мистер Куинн окинул класс взглядом и поправил большие очки, а затем... сел на тот самый стул, на котором буквально только что находился Картер.       Класс непривычно тихо и послушно достал листочки, предвкушая неожиданный поворот событий, что грозились стать самым масштабным шоу в моей короткой жизни, ибо я в ту же секунду подумала, что большего пиздеца в моей жизни пока что, не наблюдалось и не случалось точно.       Все в классе, задержав дыхание, направили свои взгляды за последнюю парту, где удобно расположился ни о чём не подозревающий мистер Куинн, который что-то усердно записывал в журнале и своей тетради, и чуть ли кажется, песенку только не напевал. Оставалось минута.       Во мне яро боролись две стороны, противоречиво сталкиваясь, но конфликт, впрочем, ни одна из них решить была не в силах: первый голос в моей голове покрывал матами мою безалаберность, безответственность и распущенность, крича о том, что после этого меня ждёт отчисление из школы, всемирный позор и эшафот; второй голос хохотал как сумасшедший, говоря, что мистера Куинна хоть и жалко, но видит небо: само провидение уготовило мне участь сделать самый дикий, бесшабашный, сногсшибательный и совершенно головокружительный пранк. Оставалось меньше минуты.       И именно в этот момент началось движение безжалостного рока, то есть гравитации, над главой безмятежного мистера Куинна: водяная бомбочка, объёмная и весьма внушительная, неловко качнулась, плавно дёрнулась вниз и с её синего круглого низа, словно в замедленной съёмке, упала капля холодной воды, которая незамедлительно оставила влажный след на щеке мистера Куинна.       Учитель литературы недоумённо коснулся пальцами щеки и, увидев на них холодную влагу, видно успел что-то сообразить, так как мгновенно вскочил, но было уже поздно: в момент, когда Келлин резво встал на ноги за партой, вскидывая подбородок и глядя вверх, водяная бомбочка с лёгким "плюмс-хлюмпс" мгновенно опустилась прямиком на его лицо.       Вода хлынула во все стороны, безнадёжно забрызгивая тетради, ручки и журнал Келлина, а также парту и пол вокруг него.       Все мгновенно обернулись и почти сразу же отвернулись, не рискуя усугублять и без того SOS-ситуацию, и создавая вид усиленной умственной деятельности на палящих всё и вся физиономиях.       На лице у мистера Куинна светилось с десяток различных эмоций и их кардинальная смена от одной к другой на протяжении нескольких секунд, их яркая выразительность и эмоциональность, меня поразили. Вначале это было неподдельное удивление, затем раздражение, злость и, наконец, тихая тщательно подавляемая ярость.       Класс стал совсем уж зловеще бесшумным. А затем одновременно взорвался самым громким смехом из всех тех, что я когда-либо слышала. Даже Келлина это позабавило: он улыбнулся. Мистер Куинн окинул нас всех долгим внимательным взглядом, и я практически спиной ощутила, будто он сейчас крикнет: "АВЕРМАН!!!". Но он не крикнул.       Зато, по короткому взгляду вбок я поняла, что в глазах мистера Куинна буквально и ясно написано, что и как он будет делать с тем, кто придумал этот розыгрыш, когда найдёт его. У меня в голове мелькнуло, что, быть может, есть шанс объясниться и как-то загладить свою вину, но я тут же поняла, что номер этот тухлый и определённо обречённый сокрушительное фиаско. – Кто это придумал? – задал всё-таки резонный вопрос мистер Куинн, когда первый шок у него прошёл, и тут же, не дожидаясь ответа, подошёл к Илану Картеру. – Это твоих рук дело? – Нет. – честно признался мой товарищ и мне стало его почти жалко: так жалобно звучал его голос по сравнению с грозным голосом самого мистера Куинна. – Но ты знаешь, кто это сделал, верно?       Илан промолчал, думая сдавать ли меня с потрохами на яростный и жестокий суд Келлина Куинна. Он раздумывал, кажется, пару секунд, а я – и того меньше. – Это сделала я. – я встала, по возможности, решительно глядя в глаза Келлину Куинну.       Несколько мгновений мы смотрели друг на друга так, как бы смотрели друг на друга провинившаяся ученица и строгий учитель. В тишине громко прозвенел звонок.       Все вокруг засобирались и закопошились, унося ноги прочь из кабинета и выбегая на улицу. На свободу.       Мы остались одни. Вдвоём. Он – чтобы вершить суд, а я – чтобы добровольно понести заслуженное наказание, с мыслью, что мой бунтарский дух всё-таки неукротим и непобедим. Мистер Куинн это, видимо, понял, так как очень тяжко вздохнул и жестом указал мне на первую парту.       Разговор предстоял не из лёгких, как подумала я, садясь на указанное место. Он сидел в метре от меня и холодная вода, почти испарившаяся с его головы, превратила его волосы в объёмную гриву, что придавала ему весьма странный и забавный вид: сказать, что у Келлина Куинна на голове было гнездо, а не причёска, означало бы ничего не сказать или, по меньшей мере, оскорбить гнездо.       Так я подумала в тот момент, но ничего не сказала вслух. А учебный год тем временем только начинался…