Головные боли Мирона Яновича

Рутина, она… Затягивает. Не то, чтобы это было хорошо или плохо. Это просто есть: она нас настигает, а мы подчиняемся, проваливаемся в ее лапы, на плечах чувствуя крепкие объятия, сидим на месте — не рыпаемся. И так, пока ее пушистые загребущие лапы не превращаются в щупальца спрута — склизкие, мокрые и липкие, оплетающие все вокруг. Они — сплошь и рядом, и нам только и остается, что лавировать между, искать лазейки и обходные пути. Но однажды это все может настолько осточертеть, что… Мирону пока не надоело. То есть, не то, чтобы. Он просто привык не замечать некоторых вещей, стараясь не погружаться с головой в эту непролазную пучину, иначе — все, пиши пропало. Иной раз можно выпить, иной — закурить, выпуская сизый дым клубами облаков в морозный питерский воздух; когда будни заполнены выступлениями, а выходные — посиделками с друзьями, у человека вряд ли возникнут неправильные желания и лишние мысли в голове, выбивающие из колеи. Вздохнув тихо, он тряхнул головой и стряхнул пепел с сигареты, вздрагивая от резкого порыва ветра и вглядываясь вдаль. Там, на горизонте, бурлила жизнь — он точно мог сказать это, смотря на город с высоты восемнадцатого этажа новостройки. А здесь, на балконе, только он один и стоял, растерянный, с толку сбитый отклонением от графика и явно проспавший слишком долго. Мигрень преследовала его с самого раннего утра и до сих пор, хотя стрелки часов неумолимо бежали вперед, показывая около часа дня. Вчера Мирон был абсолютно трезв и лег рано, сегодня — встал в восемь, удивленный тем фактом, что на ближайшие сутки не запланировано абсолютно ничего. Полностью пустой и свободный день в календаре — идей никаких, и странное тревожное чувство догоняет уже на кухне, мешая мужчине нормально заваривать чай. Вообще, с сигаретами лучше шел кофе, но тут решающим фактором выступал не этот. Чтобы успокоить головную боль, стоило выпить что-то расслабляющее — без кофеина, желательно, а после — сдобрить это дозой таблеток из аптечки самых разных цветов и оттенков. На мобильнике — пара сообщений, на тарелке — слегка подгоревший омлет, в стакане — зеленый чай без сахара, а в голове — абсолютная тупая пустота, глухо — вакуум, шаром покати. Время создано Смертью, Мирон Янович, и тратить его на то, чтобы сидеть и непонимающим взглядом рассматривать блюдо из пяти букв, первая о, третья л — не самая лучшая идея. Завтрак-завтраком — чтобы желудок не урчал, а виски перестало так сильно тянуть, потому что, быть может, от голода голова болит? Не от голода. Попытки организовать досуг пошли крахом: друзья были заняты, а те, что являлись, по совместительству, коллегами по цеху, просто хотели отдохнуть от Мирона и друг от друга. Немудрено: такие туры катать — это терпения надо не перегрызть друг другу глотки на второй же вечер. К чужим желаниям он старался не относиться эгоистично хотя бы иногда, поэтому сейчас воспринял порыв разрозниться на некоторое время как никогда благосклонно. Кошку бы завести, что ли? Да нет — подохнет без должного ухода или сожрет его, пока он будет спать, потому что покормить забудет. Питер заливало дождем; ливень обрушивался на город шквалом поистине мощным, спрятаться от которого не выходило даже на балконе лестничной клетки, широком таком. Квартира не в центре, но и не на периферии, как считал Мирон — это роскошь: ты не отдален от жизни слишком сильно, но ты не бросаешься в омут с головой. Доехать до главных улиц тут — минут двадцать-тридцать от силы на метро, потому что метро — действительно удобнее другого общественного транспорта в условиях бесконечных пробок. Именно поэтому у Мирона нет машины — ему она и не нужна, по сути. Сигарета догорала — огонек, столкнувшись с фильтром, обронив оземь последний затлевший уголек, потух — нечего ему жрать уже было, табак закончился. Поморщившись, Мирон скинул остатки сигареты куда-то вниз, наблюдая за тем, как маленький белый фильтр стремительно летит вниз, быстро скрываясь от любопытных глаз. Стоило ли говорить, что интерес к пребыванию на холодном балконе у Мирона потух вместе с сигаретой? Юркнув обратно в подъезд, он поспешил вернуться в квартиру, и там завалился на диван, не забыв прикрыть дверь. Голова раскалывалась на части, кровь нещадно била по вискам, приливами и отливами боль настигала своевременно, не желая отпускать и давая слабину прежде, чем накатить с новой силой. Если бы даже он был мазохистом, такие выкрутасы собственного организма вряд ли доставляли бы ему блаженное удовольствие. Что он имел на данный момент? Абсолютное отсутствие каких-либо планов на ближайший день, обострившуюся мигрень, тупое одиночество, вдруг возникшее из-за невозможности найти компанию и остатки подгорелого омлета на сковороде. Последнее, впрочем, не особо его интересовало. Вздохнув, мужчина нашарил рукой плед и натянул на себя, стараясь согреться после балкона. Ноги нужно держать в тепле, голову — в холоде, но какая разница, если та в любом случае болеть будет — хоть ты ее согреешь, хоть застудишь? Телефон молчал, разве что старый диалог со Славой блестел иконкой нового сообщения. Не совсем старый, выходит — тот-то ему написал недавно, вот, получается. Жида. Мирон Янович, хорошая погода для пиздостраданий? Я в городе сейчас, ты тоже. Давай пересечемся наконец? У нас с тобой много нерешенных вопросов. Вопросов, Мирон, много. Ты обещал. Настырный какой, главное. Хорошее качество — пробиться в жизни помогает. Правда, в их случае — скорее, плохое, потому что вот эти вот домогательства повсеместные и правда раздражают. Хотя, Слава действительно не писал ему лично уже давно. Упоминал в твитах или что-то там вякал на своих концертах, а чтобы обратиться прямо — слишком сложная, видимо, задача. Но все, на самом деле, верно было сказано: они оба в городе, Мирону абсолютно нечего делать, Славе — видимо, тоже, либо он готов отменить все свои дела ради встречи. И погода на улице действительно… Такая себе, скажем, но сидеть дома весь день — затея крайне глупая. Раз есть вопросы — стоит разрешить их. Старые ли, новые ли, знает он о них или нет — Слава не отстанет наверняка, пока не получит желаемого, а Мирону, на секундочку, стало даже интересно, и противная скука, налипшая на него с самого утра, начала потихоньку исчезать. Машнов умеет появляться, когда надо, чтобы скрасить жизнь или усугубить и без того плачевные ситуации. Отличное умение, конечно, ничего не скажешь, но, по факту — плевать, пусть будет. Вопросы у тебя — значит, ты и приедешь. Не ко мне, не бойся. Встретимся, скажем… Там, где на нас не будут лишний раз коситься. Я скину адрес. Подъезжай часа через полтора. А самому до сих пор странно — согласился на такое дурацкое предложение. У Славы, может, никаких претензий к нему не было — просто так и написал, чтобы отвлечь от дел, спровоцировать на разговор, потроллить. Чем умеем — тем и берем, и в этом весь Слава. Но тот через некоторое время ответил согласием — написал, что подъедет в назначенное время туда, куда надо, если это «туда» — не слишком далеко и не за городом, потому что кто вас, Мирон Янович, знает. Дождь колошматил по стеклу нарочито-громко, оседая тяжелыми каплями на запотевающих от холода окнах. Ветер сходил с ума, свистел, выл надрывно, гнул деревья, но где-то там его обещал через полтора часа ждать Слава Карелин, а Мирон не хотел, вроде как, обманывать его, поэтому поднялся с диванчика нехотя и, медленно, заваливаясь на один бок — ногу отсидел, — побрел к шкафу с одеждой.