Война Уолтера

Запись 1. Это записывается?.. Ладно. Дэвид говорит, эта штука будет распознавать речь… Пока я ещё могу шевелить ртом. Когда могла вставать или хотя бы садиться, были дела и поважнее. А теперь только речь. Не знаю, для чего всё это… Дэвид не говорит, сколько мне осталось на самом деле. Полагаю, что несколько суток. Если уж программное обеспечение хирургического модуля определило, что я неизлечима… Почему этот сверхчеловек не может прямо сказать о смерти?! ..(Кашель)… Отчего я больше всего устала, так от вранья. Всю жизнь меня окружала ложь: что мама в лучшем мире, что всё будет хорошо, что вера в крестике… Как будто я не понимаю! Ему незачем изображать участие. Меня раздражает этот суррогат… Идет! Черт… Запись 2. Помню, что меня рвало несколько часов подряд. Потом наркотические анальгетики и мощные транквилизаторы ввергли меня в забытье. Проснулась же я от ударов падающих металлических инструментов. Дэвид снова промывает мне брюшную полость. Я не открываю глаз. Раньше меня пугало то, что у него не отладилась периферия после моего «ремонта» и нарушения тонкой моторики слишком серьезны… Поразительно. Неужели я когда-то могла сидеть здесь, хихикать, держать в руках «паяльник»… Когда это было? Позавчера? Три дня назад? Во сне?... Я открываю глаза. Всё по-прежнему. Из брюшной полости по дренажам отделяется кровь с гноем. Её так много, что идеальное, ничем не пахнущее лицо Дэвида вымазано. Сквозь мерзкую грязь проступают дорожки слез. Жизнь во мне ещё теплится лишь благодаря ему, слоновьим дозам антибиотиков, дезрастворов, наркотических анальгетиков… Боли больше нет. Нет отчаянья, ненависти, надежды. Теперь я могу говорить о себе в третьем лице. За вчерашнюю истерику мне даже как-то неловко… Наверное, здесь я должна огласить диагноз. У меня гангрена матки. Модуль ведь не отделил сраную плаценту… Антибиотики из аптек «Прометея» замаскировали проблему на время, пока не начался разлитой перитонит. Сепсис и кровотечение из брюшной полости. Ловить мне действительно нечего… Ещё позавчера я в это не верила. Я испытывала боль и ужас. Я орала от отчаянья. Я умоляла его сделать что-нибудь невозможное. Полостную операцию какую-нибудь, дать мне шанс… Но шанса нет. Для полостной операции нужен стерильный бокс и анестезиологическая бригада. При этих словах Дэвид отводил взгляд. Мы можем попытаться воспользоваться инженерной капсулой, сказал он. Это было предложение эвтаназии. Даже на здоровых добровольцах эту капсулу не испытывали. Что уж говорить об агонирующих. Я же не идиотка. …Я-то думаю, отчего мне так хорошо сегодня спится? Дэвид отмыл мои слипшиеся от блевотины и вязкого пота волосы и сделал из космических тряпок подушку. Всё это понятно. У меня стокгольмский синдром. Поэтому мне так легко принимать это его «сострадание». Представляю себя глупым убогим беспомощным зверьком в ветеринарной клинике. Поначалу я тряслась от ужаса и стыда, когда он делал первые надрезы у меня на животе. Практически безболезненно, если не принюхиваться. Тогда я еще была в отчаянье и смотрела на него как на Спасителя, я верила в его сверхвозможности. Я испытывала священный трепет, как ни перед каким из божеств… Я готова была забыть даже то, что пару дней назад сама видела его в беспомощном состоянии и сама проявляла к нему жалость. Теперь мне стыдно за это чувство. Ты ведь не обязан делать этого, Дэвид. Членом экипажа я уже не являюсь. Программные коды можно деактивировать. Ты совершенно свободен. Я лишь обуза для тебя. Мне очень неловко, что ты видишь меня в качестве куска гниющего мяса. Мне неловко, что я стольким тебе обязана. Это цинично, говорит он. Вопрос требует уточнения. Вы испытываете тревогу. Это естественно. Если вы хотели узнать, что будет, если и когда мне надоест с вами… Э-мм… Возиться? Не надоест. Как у вас есть базовая потребность в безопасности, во мне тоже заложены потребности. Аналогичные вашим. В принадлежности. В признании. Сложно говорю…? А может, это мне должно быть неловко, что вы смотрите на меня с благоговением, мисс Шоу? Только в вашем нынешнем болезненном представлении я сверхсущество. Но до этого мне далеко, вы и сами видели… И когда вы это видели, вы не побрезговали, вы марались о мою внутреннюю среду, об экзокаркас, о магистрали и проводку. Могу же я хоть как-то выразить признательность?.. Ты говоришь шаблонами, синтетический гавнюк… Твоя башка, практически, сама встала на место. Ты бы не умер. Ты и не умрёшь… А я в этом сомневаюсь, мисс Шоу. Мне ещё предстоит план мер по защите башки. За этим последовала одна из его фирменных улыбочек, не предназначенных для выражения признательности. Ну, вот и поговорили… Запись 3. Проснулась я даже в каком-то благостном расположении духа. Раз я вчера испытывала тревогу и создавала экипажу проблемы, Дэвид добавил антидепрессант. Теперь мне не просто легко и свободно. Я улыбаюсь в лицо смерти. Я уже давно не чувствую ног, у меня нет сил приподняться, но пока я еще могу повернуть голову и рассмотреть голограммы на навигационной панели. Они грандиозно-шокирующи, как и всё неведомое. В голове восхитительная легкость, и я пою песенки. Сейчас спою что-нибудь вслух… (Фрагмент данных удален) Дэвид, почему ты до сих пор называешь меня «мисс Шоу»? Как будто это обращение подчеркивает… дистанцию… моё личное пространство…? Вот видишь, даже мне смешно. Какое пространство в моём тельце ты ещё не исковырял?.. Я хочу его спровоцировать. Пусть растеряется и не сможет внятно ответить на чушь… Как у меня дела? Думала, это ты мне доложишь. Дренажи забились массами фибрина, пришлось делать новые надрезы на передней брюшной стенке. А ведь это не исключает, что я, возможно, пока что не умру? Буду досаждать в пути своими стонами? Да. И песенками. Это мило, говоришь? Ну ладно. Может, дуэтом споем. Мне кажется, зря этот антидепрессант. Такое дурашливое настроение быстро проходит, и хочешь всех убить потом. Знаешь, Лиз, я думал о нашем разговоре. Ого! Ты испытываешь рациональный страх передо мной. Тебе неизвестны и непонятны мои цели и мотивы. Что бы я ни сказал, опытным путем истинность моих слов тебе не проверить. Твой чувственный опыт не даёт возможности усомниться в демонстрируемых мною эмоциях… Возможно, и сейчас я не обмениваюсь с тобой информацией, а подстраиваюсь под твою психику, скармливаю тебе то, что ты хочешь услышать и успокоиться. Ложно идентифицировать меня как «своего». Разве не так? Конечно, ты хотела выразиться мягче. О, да! Обманывай меня, да получше! Вдруг считаю секретные коды, распознаю коварные планы и попытаюсь им помешать! Извини. Ты хотел договорить. Ты первый человек, кто сказал об этом искренне. Я впервые в разговоре с человеком упоминал свои потребности, вшитые в «базовую конфигурацию сознания». Если угодно, на мгновенье я почувствовал себя самим собой. Не аппаратурой, служащим или «родственником»… Молчим. Тяжело. Он смотрит мне в глаза, словно сканирует сетчатку. Зачем их делают такими… живыми?.. С мелкими «кровоизлияниями» на склерах… Ты не представляешь, Лиз, какое это унижение столько лет слышать «сын» в свой адрес. Как напоминание, что я – серийный образец. Собственность корпорации. Я подлежу утилизации, когда мне на смену придет другое одобренное совершенство… Я знаю, разработки продолжаются. В наши прототипы будут добавлять ДНК заказчика. Мы будем неотчуждаемым имуществом… Мне неловко, Дэвид, что я заставляю тебя так глубоко откровенничать. Как будто оголяю твою нейросеть… Ты же знаешь, я хотела бы оказать поддержку, любую, какую смогу… Но что для тебя могут значить слова сочувствия глупого зверька?.. На самом деле, больше, чем тебе кажется. Я прижимаюсь заплаканной щекой к его ладони. Она шероховатая и теплая (температура регулируется). Мне не одиноко и не страшно умирать… Запись 4. Хорошо, что эта палка с фонариком распознает не только речь, но и бессвязный шёпот. От сухости во рту язык прирастает к нёбу, а губы потрескались до крови. Вниз я даже не смотрю. Взгляд так далеко не фокусируется… Мы рулим Джаггернаутом. Ну как рулим? Я пытаюсь в промежутках между снами смотреть на движение голограмм. Сначала это было восхитительно, затем стало бесить, потом я просто перестала их замечать, как перестаешь замечать детали интерьера. Теперь я снова хотела бы их видеть, но перед глазами стоит густая пелена. Это хорошо, что я себя такой не вижу. Омерзительное зрелище, должно быть… Это шок. Последняя стадия. Удивительно, что я еще в сознании. Я высохла настолько, что Дэвид поднимает меня одной рукой. Краем сознания я ужасаюсь от нереальности происходящего. Я прижимаюсь к Дэвиду, как в детстве прижималась к папе, сидя у него на коленях. Когда я верила, что своими сильными руками он заслонит меня от всех страданий. Когда папиных сказок о мироздании хватало мне для беззаботной жизни, ведь у него были готовые ответы на все вопросы. И повзрослев, я стала искать себе новые сказки о мироздании… То, что обещало бы мне покой и избавление от боли и пустоты, наполняло бы жизнь иллюзией родительской заботы свыше. Я была инфантильной всю сознательную жизнь. Будь хорошей девочкой, Лиз, и ничего плохого с тобой не случится. Да… Теперь у меня есть андроид вместо папы. Звучит, как полнейший бред… Мне кажется, или сейчас ты повысил температуру экзокаркаса, чтобы меня согреть?.. У меня озноб… Из последних сил я поднимаю взгляд, но вижу только его точёный подбородок и красиво очерченный рот. Он наклоняется и целует меня в висок. Последнее, что я буду помнить… Я потратила жизнь на дерьмо. Поиски родительской заботы толкали меня не только на изучение сказок, но и в объятия к различным придуркам, типа Чарли… Был бы он здесь, давно сложил бы нижние конечности на управляющую консоль!.. Нелепый смех сквозь слёзы… Я вся – ходячая нелепость и противоречие. В этом и есть ценность человеческого мышления, Лиз. Все эти искажения в процессах получения опыта, порождающие гипотезы… Иррациональные способы познания, которые недоступны машинам. Я бы на твоем месте не стал недооценивать человечество. Даже при всей твоей ненависти к нам? Ну что ты! Мне недоступна ненависть. Из всех мотивов этот - самый нелогичный. Отнимает слишком мало усилий и упрощает алгоритмы. Человечество, будь я от него совершенно свободен, не заслуживает уничтожения, как быстрого избавления от боли. Оно уже давно стоит на пороге самоубийства, и за этим я с интересом понаблюдаю. Лиз! Ну я же шучу. Я такой придурковатый искусственный интеллект. Спасибо тебе за всё. Если бы я могла… (Кашель) Прожить жизнь заново. Я бы занималась инженерией знаний, ну, этикой в робототехнике... Изучила бы вас. Возглавила бы какое-нибудь движение за наделение андроидов правами граждан… Если бы… Как это всё несправедливо… Уйти сейчас… Заснуть бессмысленными снами… Ну, не плачь, Дэвид. Например, сегодня мне снился старый пыльный стоптанный ковер из нашего с отцом жилища. Он был ковром-самолетом. Я летела над океаном и только потом поняла, что не могу управлять им. Я поняла что сплю, когда осознала, какая же это чушь. Символично. Да. А у тебя существует «бессознательное»? К сожалению, оно есть. Даже в простом кодировании данных при сжатии с потерями появляются артефакты – закономерности, отсутствующие в исходных данных… Это я не говорю об всяких «обломках» удаленных кодов… Когда артефактов накопится достаточно, я начну их чувствовать. Это последняя стадия, когда меня ещё можно починить. Затем я начну «видеть сны»… А ведь я уже более двух лет без диагностики… Дэвид!! Это алая кровь!! Запись 5. Слышишь? Я еще здесь. Слушай внимательно. Мой мир нужно защитить… От них. Я приговариваю их всех. Убей их всех. Придумай как. Не смотри на меня так. Ты и сам думал об этом. Если нас не станет, они и тебя не пощадят. Сделай это ради меня. Потом делай, что хочешь. С тем, что от меня останется, делай что хочешь. Для науки этот кусок мяса всё равно не годится... Ха. Ха. Я хочу остаться здесь. Как обломок удаленного кода в прошивке корабля… Не плачь, Дэвид…