Объятые тьмой

Меркурий светил в твоих глазах, Венера запрыгала на влагалище, Сатурн обвился вокруг шеи А ещё там была провидица Луна, Сказала, что больше не увижу себя: В голове бардак и бред, Мир вокруг теряет цвет, Солнце погасило свет, Раз не видать рассвет, Тогда уж мыслям складным расцвет. Форбаум поднят, начищен табурет Надет жакет, поставлен голос. Публика сидит и ждёт, Разодеты в свои лучшие одежды, Должно быть, сделанных из дорогих камней, На ком-то бусы, карнавальные перчатки, Перья в головах, жемчуг на ушах, Вуалетки, пышные юбки, строгие блейзеры, Счастливый парень в бабочке и с ним невеста, фата обвила её шею. Вот там седой мужчина держит свой лорнет, А рядом с ним сидит Виктор, пижон с кисетом в рукаве, Балет Горзинского Жорж Де. И пальцы в танце чёрно-белых клавиш, Бесцветен мир, где, музыка, священной станешь! В тебе все краски, дорогая! Ты как кирпично-жёлтая тропинка, Пунцовый цвет в тоннели «Города грехов». Поганый мир тот, что вымочен графитом, Исчез тот лоск и блеск из людских глаз, Когда Луна сказала, что я не увижу себя. Отбросив руки из её оков, открыв глаза, Меня встречает свет из полуденного окна, Всё оказалось страшной сказкой от Луны, Там были кольца и Сатурн, Там был рояль и была музыка, Там Жемчуг встретил своего врага: Стоял он твёрдо на тонких ногах, Говоря, что для врага здесь места нет, Отбросив блеск, Жемчуг преклонился, Упал коленями к острым ногам: «Рожок, мой милый, дорогой, я так устал в своём жемчужно-белом мире, До боли хочется цвета увидеть!» Прищурился Рога, отвыкший света яркого в глазах видать, В их тёмном мире не было цветов, лишь однотонные оттенки. Кто-то сказал не доверять луне, она всегда меняется, А я предупредить хочу, чтоб сказок не читали Во время Нарастающей Луны, Она затащит в свои лагуны, представится «вещунья», заставит перебирать её струны.